Психология бессознательного 22 страница

ибо мы привыкли сваливать все внеевропейское, экзотическое в од­ну кучу, и я сам тоже должен был на минуту призадуматься, преж­де чем установить» что гремучая змея встречается только в Новом Свете*

Дальнейшие подтверждения мы встречаем при продолжении ана­лиза. Моя пациентка всего лишь накануне осмотрела выставленную недалеко от ее квартиры скульптуру Штрассера «Антоний». Это был второй повод для ее сновидения (первый — лекция о змеиных укусах)» Далее во сне она укачивала на руках ребенка, и по поводу этой сцены ей вспомнилась Маргарита из «Фауста». Далее у нее возникли воспоминания об «Арриасе и Мессалине». Это обилие имен из драматических произведений заставляет предполагать, что пациентка в прежние годы тайно мечтала об артистической карьере* И начало сновидения, будто ребенок решил покончить с собой по­средством укуса змеи, поистине должно означать: ребенком она собиралась стать знаменитой актрисой* Наконец, от имени Мессали* ны ответвляется ход мыслей, ведущий к основному содержанию сно­видения. Некоторые происшествия последнего времени породили в ней беспокойство, что ее единственный брат вступит в неподходя­щий для него брак с неарийкой, т. е* допустит mesalliance (мезальянс),

к) Хочу привести здесь совершенно невинный — или, быть мо­жет, недостаточно выясненный в своих мотивах— пример, обнару­живающий весьма прозрачный механизм.

Путешествующий по Италии немец нуждается в ремне, чтобы обвязать сломавшийся чемодан. Из словаря он узнает, что ремень по-итальянски с о г г е g i а« «Это слово нетрудно запомнить,— ду­мает он,— стоит мне подумать о художнике Корреджио», Он идет в лавку и просит una ribera.

По-видимому, ему не удалось заместить в своей памяти немец* кое слово итальянским, но все же старания его не были совершен­но безуспешны. Он знал, что надо иметь в виду имя художника, но вспомнилось ему не то имя, с которым связано искомое италь­янское слово, а то, которое приближается к немецкому слову Riemen (ремень). Этот пример может быть, конечно, отнесен в той же мере к категории забывания имен, как и к обмолвкам.

Собирая материал об обмолвках для первого издания этой книги, я придерживался правила подвергать анализу все случаи, какие только приходилось наблюдать, даже и менее выразительные. С тех пор занимательную работу собирания и анализа обмолвок взяли на себя другие, и я могу теперь черпать из более богатого материала.

л) Молодой человек говорит своей сестре: «С семейством Д, я окончательно рассорился; я уже не раскланиваюсь с ними»* Она отвечает: «Oberhaupt eine saubere L i р р schaft» — вместо S i p p-schaft (вообще «чистенькая семейка»); в ошибке этой выражены две вещи: во-первых, брат ее когда-то начал флирт с одной девицей из этой семьи, во-вторых, про эту девицу рассказывали, что в по-

следнее время она завела серьезную и непозволительную любов­ную связь (L i e b schaft)..

м) Целый ряд примеров я заимствую у моего коллеги д-ра В. Штекеля из статьи в «Berliner Tageblatt» от 4 января 1904 года под заглавием «UnbewuBte Gestandnjsse» {«Бессознательные приз­нания»)*

«Неприятную шутку, которую сыграли со мной мои бессознатель­ные мысли, раскрывает следующий пример. Должен предупредить, что в качестве врача я никогда не руковожусь соображениями за­работка и — что разумеется само собой — имею всегда в виду лишь интересы больного, Я пользую больную, которая пережила тяжелую болезнь и ныне выздоравливает. Мы провели ряд тяжелых дней и ночей. Я рад, что ей лучше^ рисую ей прелести предстоящего пре­бывания в Аббации и прибавляю: «Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели». Причина этой обмолвки, очевидно, эго* истический бессознательный мотив — желание дольше лечить эту богатую больную, желание, которое совершенно чуждо моему со­знанию и которое я отверг бы с негодованием».

н) Другой пример (д-р В. Штекель). «Моя жена нанимает на послеобеденное время француженку и, столковавшись с ней об усло­виях, хочет сохранить у себя ее рекомендации. Француженка просит оставить их у нее и мотивирует это так: «Je cherche encore pour les apres-midi, pardon, les avants-midi*1. Очевидно, у нее есть намерение посмотреть еще, не найдет ли она место на лучших условиях,— намерение, которое она действительно выполнила».

о) (Д-р Штекель), «Я читаю одной даме вслух книгу Левит, и муж ее, по просьбе которого я это делаю, стоит за дверью и слушает. По окончании моей проповеди, которая произвела заметное впечатление, я говорю: «До свидания, месье». Посвященный человек мог бы узнать отсюда, что мои слова были обращены к мужу и что говорил я ради него».

п) Д-р Штекель рассказывает о себе самом: одно время он имел двух пациентов из Триеста, и, здороваясь с ними, он постоянно путал их фамилии. «Здравствуйте, г-н Пелони»,— говорил он, обра­щаясь к Асколи, и наоборот. На первых порах он не был склонен приписывать этой ошибке более глубокую мотивировку и объяснял ее рядом общих черт, имевшихся у обоих пациентов. Он легко убе­дился, однако, что перепутывание имен объяснялось здесь своего рода хвастовством, желанием показать каждому из этих двух италь­янцев, что не один лишь он приехал к нему из Триеста за медицинской помощью.

р) Сам д-р Штекель говорит в бурном собрании: „Wir s t r e i t e n (schreiten) nun zu Punkt 4 der Tagesordnung" («Мы спорим (вместо «переходим») к 4 пункту повестки дня#).

с) Некий профессор говорит на вступительной лекции: „Idi bin

1 «Я ищу еще место на послеобеденное, пардон, на дообеденное время».

nicht geneigf (geeignet), die Verdienste meines sehr geschatzen Vorgangers zu schiTdern" («Я не склонен (вместо «не считаю себя способным») говорить о заслугах моего уважаемого предшест­венника»),

т) Д-р Штекель говорит даме, у которой предполагает базедову болезнь: „Sie sind um etnen К г о p f (Kopf) grofier als ihre Schwester" («Вы зобом (вместо «головой») выше вашей сестры»). При психо­терапевтических приемах, которыми я пользуюсь для разрешения и устранения невротических симптомов, очень часто встает задача: про­следить в случайных на первый взгляд речах и словах пациента тот круг мыслей, который стремится скрыть себя, но все же нечаянно, самыми различными путями выдает себя. При этом обмолвки служат зачастую весьма ценную службу, как я мог бы показать на самых убедительных и вместе с тем причудливых примерах* Пациентка говорит, например, о своей тетке и неуклонно называет ее, не заме­чая своей обмолвки, #моя мать» или своего мужа * мой брат*. Этим она обращает мое внимание на то, что она отождествила этих лиц, поместила их в один ряд, означающий для ее эмоциональной жизни повторение того же типа. Или: молодой человек 20 лет представляет­ся мне на приеме следующим образом: «я отец NN, которого вы лечили — простите, я хотел сказать: брат; он на четыре года старше меня», Я понимаю, что этой своей обмолвкой он хочет сказать, что он* так же как и его брат, заболел по вине отца, как и брат, нуждается в лечении, но что нужнее всего лечение — отцу. Иной раз достаточно непривычно звучащего словосочетания, некоторой натянутости выра­жения, чтобы обнаружить участие вытесненной мысли в иначе моти­вированной речи пациента.

Как в грубых, так и в более тонких погрешностях речи, которые еще можно отнести к ряду обмолвок, фактором, обусловливающим возникновение ошибки и достаточно объясняющим ее, я считаю не взаимодействие приходящих в контакт звуков, а влияние мыслей, лежащих за пределами речевого намерения. Сами по себе законы, в силу которых звуки видоизменяют друг друга, не подвергаются мной сомнению; мне только кажется, что их действия недостаточно для того, чтобы нарушить правильное течение речи. В тех случаях, ко* торые я тщательно изучил и понял, они представляют собой лишь готовый механизм, которым с удобством пользуется более отдален­ный психический мотив, не ограничивая себя, однако, пределами его влияния. В целом ряде замещений эти звуковые законы не играют при обмолвках никакой роли. В этом мои взгляды вполне совпадают с мнением Вундта, который также предполагает, что условия, определяющие обмолвки, сложны и вы­ходят далеко за пределы простого взаимодействия звукоа.

Считая прочно установленными эти, по выражению Вундта, «от­даленные психические влияния», я, с другой стороны, не вижу осно­вания отрицать, что при ускорении речи и некотором отклонении внимания условия обмолвок могут легко вписаться в те границы которые установлены Мерингером и Майером, Но, конечно, в некото-

рой части собранных этими авторами примеров более сложное объяс­нение скорее соответствует истине.

Возьму хотя бы приведенный уже случай; „Es war mir auf der Schwes t» Brust so schwe r'\

Так ли просто обстоит здесь дело* что schwe вытесняет здесь равно интенсивный слог В г и путем «предвосхищения»? Вряд ли можно отрицать, что звуки schwe оказались способны к этому «вы­ступлению* еще и благодаря особой связи. Такой связью могла быть только одна ассоциация: Schwester — Bruder (сестра — брат), или разве еще: Brust der Schwester (грудь сестры), ассоциация, веду­щая к другим кругам мыслей. Этот невидимый, находящийся за сценой пособник и сообщает невинному schwe ту силу, успешное действие которой и проявляется в обмолвке.

При иных обмолвках приходится допустить, что собственно по­мехой является в них созвучие с неприличными словами в вещами. Преднамеренное искажение и коверкание слов и выражений, столь излюбленное дурно воспитанными людьми, имеет целью не что другое» как, пользуясь невинным предлогом, напомнить о предосудительных вещах, и эта манера забавляться встречается так часто, что не удивительно, если она прокладывает себе дорогу бессознательно и против воли* К этой категории можно отнести целый рэд примеров: Eischeifiweibchen вместо Eiweifischeibchen («гнусная бабенка» вместо «белковая пластинка»); Apopos вместо Apropos («по заду» вместо «кстати»), Lokuskapital вместо Lotuskapitai («капитель в виде клозе­та* вместо «капитель & виде лотоса»), быть можег> также Alabaster-bachse (Alabasterbikhse) («алебюстовые Бахусы» вместо «алеба­стровая кружка») святой Магдалины1. „Ich fordere Sie auf, auf das Wohl unseres Chefs aufzustoflen'1 — вместо anzustoflen («Предлагаю вам отрыгнуть за здоровье нашего шефа» вместо «чокнуться») — вряд ли что-нибудь иное, как ненамеренная пародия, возникшая как отзвук намеренной.

На месте того шефа, в честь которого был сказан этот тост, я подумал бы о том, как умно поступали римляне, позволяя солдатам триумфатора громко, в шуточных песнях выражать свой внутренний протест против чествуемого. Мерингер рассказывает, как он сам обратился раз к старшему & обществе лицу, которое называли обык­новенно фамильярным прозвищем Senexl или alter SenexL со словами „Prost2, Senex altesir* Он сам испугался этой ошибки. Быть может, нам станет понятен его аффект, если мы вспомним, как близко слово altesl к ругательству alter Esel («старый осел»). Неуважение к старо­сти {в детстве — неуважение к отцу) влечет за собой суровую внут­реннюю кару.

Я надеюсь, что читатели не упустят из виду различия в значи­мости этих ничем не доказуемых объяснений и тех примеров, которые

1 У одной из моих пациенток симптоматические обмолвки продолжались до тех пор, пока их не удалось свести к детской шутке: замене rulnleren словом urinieren (вместо «разорять*— «испускать мочу*).

а За ваше здоровье.

я сам собрал и подверг анализу* Но если я все же в глубине души продолжаю ожидать, что даже простые на вид случаи обмолвок можно будет свести к расстраивающему воздействию полуподавлен­ной идеи, лежащей вне предназначенной для высказывания связи, то к этому побуждает меня одно весьма ценное замечание Мерннгера. Этот автор говорит: замечательно, что никто не хочет признать^ что он обмолвился. Встречаются весьма разумные и честные люди, которые обижаются, если сказать им, что они обмолвились. Я не решился бы выразить это утверждение в такой общей форме, как Мерингер («никто,»»). Но тот след аффекта,.который остается при обнаружении обмолвки и по своей природе, очевидно, аналогичен стыду, не лишен значения. Его можно поставить на одну доску с тем чувством досады, которое мы испытываем, когда нам не удается вспомнить забытое имя, или с тем удивлением, с каким мы встре­чаем сохранившееся у нас в памяти несущественное на первый взгляд воспоминание; аффект этот каждый раз свидетельствует о том, что в возникновении расстройства ту или иную роль сыграл какой-либо мотив*

Когда искажение имен проделывается нарочно, оно равносильно некоторого рода пренебрежению: то же значение оно имеет, надо думать, и в целом ряде случаев, когда оно выступает в виде нена­меренной обмолвки. Лицо, которое, по словам Майера, сказало раз F г е u d e г вместо Freud в силу того, что за этим следовало имя В г е и е г, а другой раз заговорило о Freuer-Breu сРовском методе (S. 381), наверное, принадлежало к числу коллег по профес­сии и, надо полагать, было не особенно восхищено этим методом. Другой случай искажения имен, наверное, не поддающийся иному объяснению, я приведу ниже в главе об описках1. В этих случаях в качестве расстраивающего момента врывается критика, которую говорящему приходится опустить, так как в данную именно минуту она не отвечает его намерениям.

В других случаях—гораздо более значительных — к обмолвке и даже к замене задуманного слова прямой его противоположностью вынуждает самокритика, внутренний протест против собственных слов, В таких случаях с удивлением замечаешь, как измененный таким образом текст какого-либо уверения парализует его силу и ошибка в речи вскрывает неискренность сказанного2. Обмолвка ста-новится здесь мимическим орудием выражения — нередко, правда, таким орудием, которым выражаешь то, чего не хотелось сказать» которым выдаешь самого себя. Когда, например, человек, который в своих отношениях к женщине не питает склонности к так называемым нормальным сношениям, вмешивается в разговор о девушке, извест­ной своим кокетством, со словами: „Im Umgang mit mir wurde sie

1 Можно заметить таюке^ что как раз аристократы особенно часто путают имена врачей, к которым они обращались; отсюда можно заключить, что, несмотря на обычно проявляемую ими вежливость, они относятся к врачам пренебрежительно,

3 При помощи такого рода обмолвки клеймит, например! Анцекгрубер в своем «Черве совести» лицемера, домогающегося наследства.

sich das Koettieren schon abgewohnen" (вместо Kokettieren — «со мной она бы уже отвыкла от кокетства») > то несомненно, что только влиянию слова koitieren (от coitus) и можно приписать такое изменение предполагаемого Kokettteren.

Случайно складывающиеся удачные комбинации слов дают при­меры обмолвок» играющие роль прямо-таки убийственных разоблаче­ний, а иной раз производящие прямо-таки комический эффект*

Таков, например, случай, наблюдавшийся и сообщенный докто­ром Рейтлером. Одна дама говорит другой восхищенным тоном: „Diesen neuen reizenden Hut ha ben Sie wohl sich selbst aufgepatzt?" («Эту прелестную новую шляпу вы, вероятно, сами обделали (вместо «отделали» — aufgeputzt)?») Задуманную похвалу пришлось пре­рвать, ибо тайная критическая мысль о том, что ^украшение шляпы» (Hutaufputz) — просто нашлепка (Patzerei), выразилась в досадной обмолвке слишком ясно* чтобы приличествующее случаю выражение восторга могло еще быть принято всерьез.

Или следующий случай, который наблюдал доктор Макс Граф:

«В общем собрании общества журналистов «Конкордия» молодой член общества, постоянно нуждающийся в деньгах* держит резко оппозиционную речь н в возбуждении говорит: ,,Die Herren Vor-

schufimitgl ieder** (вместо Vorstands- или AusschuBmitglie-der — члены правления; VorschuS — ссуда)* Члены правления уполномочены выдавать ссуды, и от молодого оратора уже по­ступило прошение о ссуде».

Курьезное впечатление производит обмолвка в том случае, когда она подтверждает что-либо, что пациент оспаривает и что было бы желательно установить врачу в его психоаналитической работе. У одного из моих пациентов мне случилось раз заняться истолкова­нием сновидения, в котором встречалось имя Jauner, Пациент знал лицо, носящее такое имя, но почему оно оказалось в связи данного сновидения, невозможно было найти, и я решился на предположе­ние, не было ли это вызвано сходством данного имени с бранным словом Gauner (мошенник). Пациент поспешно и энергично запро­тестовал, но при этом опять обмолвился и этой обмолвкой только подтвердил мое предположение, так как произвел вторично ту же самую замену звуков. Его ответ гласил: „Das erscheint mir doch zu jewagt" — вместо gewagt («Мне кажется это слишком риско­ванным*). Когда я обратил его внимание на эту обмолвку, он согласился с моим толкованием.

Когда такого рода обмолвка, превращающая задуманное в его прямую противоположность, случается в серьезном споре, это тотчас же понижает шансы спорящего, и противник редко упускает случай использовать улучшившуюся для него ситуацию.

Прекрасный пример обмолвки, имеющей целью не столько выдать самого говорящего, сколько послужить ориентиром для постороннего слушателя, мы находим в шиллеровском «Валленштейне» («Пик-коломини*, действие 1, явление 5); она показывает нам, что поэт, употребивший это средство» хорошо знал механизм и смысл обмол-

вок. Макс Пикколомини в предыдущей сцене горячо выступает в защиту герцога и восторженно говорит о благах мира, раскрывшихся перед ним, когда он сопровождал дочь Валленштейна в лагерь. Он оставляет своего отца и посланника двора Квестенберга в полном недоумении. И затем 5 явление продолжается так:

Квестенберг, О горе нам! Вот до чего дошло!

Друг, неужели в этом заблужденье Дадим ему уйти, не позовем Сейчас назад, и здесь же не откроем Ему глаза? О к т а в н о (возвращаясь из глубокой задумчивости).

Мне он открыл глаза* И то, что я увидел,— не отрадно* Квестенберг. Что ж это, друг? О кт а в и о. Будь проклята поездка, Квестенберг* Как? Почему? О к т а в и о. Идемте! Должен я

Немедленно ход злополучный дела Сам проследить, увидеть сам... Идемте!

(Хочет его цвести*)

Квестенберг* Зачем? Куда? Да объясните! О к т а в и о (поспешно). К ней! Квестенберг, К ней? О к т а в и о (поправляется). К герцогу! Идем1.

Эта маленькая обмолвка «к ней» вместо оск нему» должна по­казать нам, что отец прозрел мотив пристрастности сына, в то время как придворный жалуется, что «он говорит с ним сплошь загадками».

Изложенный здесь взгляд на обмолвки выдерживает испытание даже на мельчайших примерах* Я неоднократно имел возможность показать» что самые незначительные и самые естественные случаи обмолвок имеют свое основание и допускают ту же разгадку, что и другие, более бьющие в глаза примеры. Пациентка, которая вопреки моему желанию, упорствуя в своем намерении, решается предпри­нять кратковременную поездку в Будапешт, оправдывается передо мной тем, что ведь она едет всего на три дня; но оговаривается и говорит; всего на три недели* Отсюда ясно, что она предпочла бы назло мне остаться вместо трех дней на три недели в обществе, которое я считаю для нее неподходящим.

Раз вечером я хочу оправдать себя в том» что не зашел за женой в театр, и говорю: я был 10 минут 11-го (10 minuten n а с h 10 Uhr) у театра, Менц поправляют: ты хочешь сказать — без десяти десять (10 minuten v о г 10 Uhr), Разумеется, я хотел сказать: без десяти десять. Ибо 10 минут 11-го — это уже не было бы оправданием. Мне сказали» что на афише было обозначено: окончание в исходе

Русский перевод А+ Толстого,

10-го часа. Когда я подошел к театру, в вестибюле было уже темно, театр — пуст. Спектакль* очевидно, кончился раньше, и жена не жда­ла меня. Когда я посмотрел на часы, было без пяти десять* Я решил, однако, изобразить дома дело в более благоприятном виде и сказать» что было без десяти десять. Обмолвка испортила все дело и вскрыла мою неискренность: она заставила меня признать больше, чем это даже требовалось*

Мы подходим здесь к тем видам нарушений речи, которые уже нельзя отнести к обмолвкам» так как они искажают не отдельное слово, а общий ритм и изложение; таково бормотание и заикание от смущения. Но и здесь в нарушении речи сказывается внутренний конфликт, Я положительно не верю, чтобы кто-нибудь мог обмолвить* ся на аудиенции у государя, или при серьезном объяснении в любви» или в защитительной речи перед судом присяжных, когда дело идет о чести и добром имени,— словом, во всех тех случаях, когда, по мет­кому немецкому выражению, человек «весь присутствуете Даже при оценке стиля писателя мы имеем все основания — и привыкли к это­му — руководствоваться тем же принципом, без которого мы не можем обойтись при выяснении отдельных погрешностей речи* Ясная и недвусмысленная манера писать показывает нам» что и мысль автора здесь ясна и уверенна, и там, где мы встречаем вымученные, вычурные выражения» пытающиеся сказать несколько вещей сразу» мы можем заметить влияние недостаточно продуманной, осложняю­щей мысли или же заглушённый голос самокритики.

VI

очитки и описки

■

Что по отношению к ошибкам в чтении и письме имеют силу те же точки зрения и те же замечания, что и по отношению к погреш­ностям речи,— не удивительно, если принять в соображение близкое родство этих функций. Я ограничусь здесь сообщением нескольких тщательно проанализированных примеров и воздержусь от попытки охватить эти явления в целом.

А. Очитки

а) Я перелистываю в кафе номер «Leipziger Illustrierte», держа его косо перед собой, и читаю название картины, занимающей страни­цу: „Eine Hochzeitfeier in der Odyssee4' («Свадебное празд­нество в Одиссее»). Обращаю на это внимание, в изумлении при­двигаю к себе газету и читаю на этот раз правильно: ^Свадебное празднество an der Ostsee» (на берегу Балтийского моря). Каким образом приключилась со мной бессмысленная ошибка? Мои мысли обращаются тотчас же к книге Рутса ,,Experimentaluntersu-cfaungen uber Musikphantome"*, сильно занимавшей меня в последнее

Darmstadt, 1898, изд-во Н, L, Schlepp.

время, так как ома близко затрагивает разрабатываемые мною психологические проблемы* Автор обещает издать в ближайшем будущем работу под названием «Анализ и основные законы фено­менов сна». Непосредственно перед этим я опубликовал свое «Толко­вание сновидений», и не удивительно поэтому, что я ожидаю этой книги с величайшим нетерпением, В книге Рутса о музыкальных фантомах я нашел в начале, в оглавлении указание на имеющееся в тексте подробное индуктивное доказательство того, что древне-эллинские мифы и сказания коренятся главным образом в дремот* ных и музыкальных фантомах и в феноменах сновидения и также горячки, Я тотчас же обратился тогда к соответствующему месту в тексте, чтобы узнать, знаком ли он с тем, как известная сцена, когда Одиссей является Навзикае, сводится к обычному «сновидению о наготе». Один из моих друзей обратил мое внимание на прекрасное место в «Зеленом Генрихе» Г. Келлера, где он объясняет этот эпизод Одиссеи как объективацию сновидения странствующего далеко от родины мореплавателя; и я с своей стороны привел его в связь с «эксгибиционистским> сновидением. У Рутса я не нашел об этом ничего. Очевидно, в данном случае меня озабочивала мысль о приоритете.

б) Каким образом случилось, что я прочел однажды в газете; «В бочке (im F а в) по Европе» вместо «Пешком (z u Fu8)»? Этот анализ долгое время затруднял меня. Правда, прежде мне пришло в голову: вероятно, я имел в виду Диогена, и недавно еще я читал в истории искусства что-то об искусстве времен Александра.

Отсюда было уже недалеко и до известных слов Александра: «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном». Была у меня также и смутная мысль о некоем Германе Цейтунге, который отправился в путешествие, упакованный в ящике. Но даль­нейшие связи мне установить не удавалось; не удавалось мне также найти и ту страницу в истории искусства, где мне бросилось в глаза это замечание. Лишь спустя несколько месяцев мне внезапно вспом­нилась опять эта загадка, уже было заброшенная, и на этот раз вместе с ней мне пришла в голову и разгадка, Я вспомнил замеча­ние в какой-то газетной статье о том, какие странные способы передвижения (Beforderung) изобретают люди, чтобы попасть в Париж на всемирную выставку; там же, помнится, в шут­ку сообщалось, что какой-то господин собирается отправиться в Па­риж в бочке, которую покатит другой господин. Разумеется, един­ственным мотивом этих людей, писала газета, было желание произ­вести своими глупостями сенсацию* Человек, который подал первый пример такого необычайного передвижения, назывался действитель­но Герман Цейтунг, Затем мне вспомнилось, что я однажды лечил пациента, обнаружившего болезненный страх перед газетой (Z e i t u n g), страх, который, как это выяснилось при анализе, был реакцией на болезненное честолюбие (Ehrgeiz) — желание увидеть свое имя в печати и встретить в газете упоминание о себе, как о знаменитости. Александр Македонский был, несомненно, один из

самых честолюбивых людей, какие только жили на свете. Недаром он жаловался, что не может найти второго Гфмера, который воспел бы его деяния. Но как мне не пришло в голову, что ближе ко мне другой Александр, что таково имя моего младшего брата1 Тогда я тотчас же нашел предосудительную и требовавшую вытесне­ния мысль, имевшую отношение к этому Александру, как и непосред­ственный повод к ней, Мой брат — специалист в делах тарифных и транспортных и должен был к известному времени за свою педагогическую деятельность в высшей коммерческой школе по­лучить звание профессора, К такому же повышению (В е f о г -d e r u n g) я был представлен в университете уже много лет назад, но еще не получил его. Наша мать выразила тогда свое недовольство по поводу того, что ее младшему сыну предстояло раньше получить профессорское звание, чем старшему. Таково было положение дел в то время, когда я не мог найти разгадки для моей ошибки в чтении. После этого мой брат также натолкнулся на трудности: его шансы на профессуру упали еще ниже моих* И тогда мне сразу стал ясен смысл этой очитки, словно понижение шансов моего брата устранило какое-то препятствие. Мое поведение было таково, как будто я читаю в газете о назначении моего брата и говорю сам себе при этом: удивительно, что благодаря таким глупостям (какими он занимается по профессии) можно попасть в газету (т. е, получить профессорское звание). Место в книге о греческом искусстве эпохи Александра я нашел тогда без труда и убедился, к моему изумлению, что во время своих прежних поисков я неоднократно просматривал эту же страницу и как бы под влиянием какой-то отрицательной галлюцинации каждый раз пропускал это место. Впрочем, оно не заключало ничего такого, из чего я мог бы понять, что, собственно* должно было быть позабыто* Я думаю, что симптом ненахождения в книге был создан только для того, чтобы сбить меня с пути. Нужно было, чтобы я искал продолжение серии мыслей именно там, где мое исследование натолкнулось на препятствие, стало быть, в какой-нибудь мысли об Александре Македонском, и чтобы мое внимание таким образом было тем надежнее отвлечено от другого Александ­ра — моего брата, И это действительно удалось вполне: я направил все свои усилия на то, чтобы вновь найти потерянное место из истории искусств.

Двусмысленность слова Beforderung («передвижение* и «повы­шение») создала в данном случае ассоциативный мост между двумя комплексами — несущественным, который был вызван чтением газетной заметки, и другим, более интересным, но зато и предосу­дительным, который мог здесь оказать свое действие в форме иска­жения прочитанного текста- Из этого примера видно, что не всегда бывает легко разъяснить эпизоды вроде такой ошибки. Иной раз бывает необходимо отложить разрешение загадки на более благо­приятное время. Но чем труднее оказывается разгадывание, тем с большей уверенностью можно ожидать, что, будучи^ наконец, вскры-

та* мешающая мысль будет воспринята нашим сознательным мышле­нием как нечто чуждое и противоположное,

в) Однажды я получаю письмо из окрестностей Вены, сообщаю­щее мне потрясающую новость. Зову тотчас же мою жену и делюсь с ней печальным известием о том, что бедная г-жа Вильгельм М. так тяжело больна, что врачи считают ее безнадежной. В тех сло­вах, в которых я выразил свое сожаление, что-то должно было звучать неправильно, потому что жена моя смотрит на меня с не­доверием, просит, чтобы я ей дал прочесть письмо, и выражает свою уверенность* что этого там не может быть, ибо никто не называет жену по имени мужа; к тому же автору письма прекрасно известно имя жены, Я упорно стою на своем и ссылаюсь на обычные визитные карточки, на которых жена сама обозначает себя по имени мужа. В конце концов приходится взять письмо и мы действительно читаем в нем: «бедный В, М,», более того — чего я совсем не заметил: «бед­ный д-р В* М*». Моя ошибка означала, таким образом, если можно так выразиться, судорожную попытку перенести печальное известие с мужа на жену* Находившееся между прилагательным и собствен­ным именем обозначение звания плохо вязалось с требованием, чтобы дело касалось жены, н потому при чтении было устранено. Мотивом этого искажения было, однако* не то, что жена была мне менее симпатична, чем муж, а то, что участь этого несчастного вызвала во мне беспокойство о другом, близком мне человеке, чья болезнь была в некотором отношении аналогична этой,

г) Досадна и смешна ошибка, которую я делаю очень часто, когда случается на каникулах гулять по улицам незнакомого города. На каждой вывеске, которая сколько-нибудь подходит для этого, я читаю: «антиквариат». В этом проявляется страсть коллекционера.

Б* Описки

а) На листке бумаги, содержащем краткие ежедневные замет­ки, преимущественно делового характера, я, к удивлению своему, нахожу среди правильных дат сентября месяца ошибочное обозна­чение «четверг, 20 октября». Нетрудно объяснить это предвосхище­ние как выражение пожелания. Несколькими днями раньше я вер­нулся из каникулярного путешествия и ощущаю готовность к усилен­ной врачебной деятельности; но число пациентов еще невелико. Приехав, я нашел письмо от одной больной, которая пишет, что будет у меня 20 октября, В тот момент, когда я собирался выставить ту же дату сентября месяца, я мог подумать: «Пускай бы X. была уже здесь; как жалко терять целый месяцb — и с этой мыслью передвинул вперед дату. Мысль, вызвавшая нарушение, вряд ли мог­ла бы в данном случае показаться предосудительной, но зато и вскрыть причины описки мне удалось тотчас же, как только я ее заметил. Совершенно аналогичная н подобным же образом мотиви­рованная описка повторилась затем осенью год спустя,