Психология бессознательного 4 страница

2 3. ФрсАд 38

ности, об амбивалентности, -об инстинкте разрушения и проч. поставлено в прямую связь с мыслями, развитыми в предлагаемой книге.

Но еще большие возможности сулит смелая гипотеза Фрейда для общебиологических выводов. Она расстается нацело и оконча­тельно со всякой телеологией в области психики и биологии. Вся­кое влечение причинно обусловлено предшествующим состоянием, ко­торое оно стремится восстановить. Всякое влечение имеет консер­вативный характер, оно влечет назад, а не вперед. Таким образом перебрасывается мост (гипотетический) от учения о происхождении и развитии органической жизни к наукам о неорганической материи» Органическое впервые в этой гипотезе вводится так тесно в общий контекст мира,

Фрейд готов допустить, что «в каждом кусочке живой субстан­ции», в каждой клетке действуют оба рода влечений, смешанные в неравной дозе. И только соединение простейших одноклеточных орга­низмов в многоклеточные живые существа дает возможность «ней­трализовать влечение к смерти отдельной клеточки н*„ отвлечь раз* рушительные побуждения на внешний мир». Из этой мысли раскрыва­ются огромные возможности для учения о социальной субстанции этих влечений к смерти. «Многоклеточный» социальный организм создает грандиозные» неисчислимые возможности для нейтрализова-ни я влечений к смерти и сублимации их, т. е, превращения в твор­ческие импульсы социального человека.

По всем этим высказанным здесь соображениям мы полагаем, что новая книга Фрейда будет встречена и в научных кругах, и ши­роким читателем с тем вниманием и интересом, на какие ей дают право ее необычайная смелость н оригинальность мысли. Интерес этот не стоит ни в какой зависимости от того» насколько положения» высказанные в книге, получат оправдание и фактическое подтвер­ждение в ходе дальнейших исследований и критической провер­ки* Уже самое открытие новой Америки — страны по ту сторону принципа удовольствия — составляет Колумбову заслугу Фрейда» хотя бы ему и не удалось составить точную географическую карту новой земли и колонизовать ее. Искание истины» в конце концов, увлекательнее, поучительнее» плодотворнее и нужнее, чем найден­ная и готовая истина.

II

Еще до выхода русского перевода этой книги в русских науч­ных кругах началась оживленная дискуссия по задетым в ней вопросам.

Высказывали мнение, что Фрейд отступил в ней от своих исход­ных положений, что он вступил здесь на путь, далеко не совпадаю* щий с путем современного материализма.

Нам кажется — более глубокий подход к этой книге не оправдает этих подозрений. В «Jenseits des Lustprinzips* Фрейд развивает глубже и шире мысли, уже давно положенные им в основу психо-

анализа, он только вводит нас в лабораторию своей мысли. Ведь в этой книге, в сущности, все логически вытекает из мыслей, изложен­ных Фрейдом уже раньше, и однако — как ново, как подчас странно и оригинально звучат для нас страницы этой книги.

Автор не настаивает в ней на абсолютной правильности своих построений: он еще сам не уверен в них и, давая волю своим построениям, он хочет лишь сделать широкие биологические выводы из изученных им прежде фактов психической жизни. К чему же они ведут нас? Какие общеметодологические тенденции скрыты под этими подчас непонятными нам построениями?

В основе всех построений этой книги лежит одна тенденция: построить общую биологию психической жизни. Те психические прин­ципы» которые» по мнению психоанализа, регулируют все поведение человека — например, «принцип удовольствия»,— не удовлетворяют Фрейда всецело; он ищет более глубокую, более общезначимую биологическую закономерность и находит ее в общем принципе сохранения равновесия — общем тяготении к сохранению равно разлитого напряжения энергии, которое мы замечаем в неоргани­ческом мире. Стабильность и возврат к неорганическому — вот основные тенденции чистой биологии, отзвуки которой мы находим в глубинах человеческой психики («навязчивое воспроизведение прежних состояний»). Эти странные процессы в психической жизни не являются, однако, особыми качествами «духа» — они говорят нам лишь о существовании более широких законов, охватывающих как деятельность психики, так и более фундаментальные биологи­ческие процессы. Психика вводится здесь в круг общебиологи­ческих явлений; в ней отражается та же тенденция, которая играет свою роль и в мире неорганическом. Так чуждо звучащее для нас понятие «влечение к смерти» (Todestrieb) мы должны понимать лишь как констатирование отзвука более глубоких закономерностей биологического порядка, как попытку отойти от чисто психологичес­кого понятия «влечение», вскрыть в нем его глубоко биологическую сторону.

От чисто психологического подхода к принципам психической жизни и влечениям — к биологическому подходу к ним — вот путь этой книги, углубляющей прежние построения Фрейда.

Однако, если в глубоких слоях психической жизни скрыта био­логическая консервативность тенденции сохранения неорганическо­го равновесия,— чем же объяснить развитие человечества от низ­ших форм к высшим? Где искать корень бурно развивающегося исто­рического процесса? Фрейд дает нам на это в высокой степени ин­тересный и глубоко материалистический ответ: если в человеке в глубинах его психики еще остались консервативные тенденции древ­ней биологии — если в конечном счете к ним сводим даже эрос, то единственными силами, выводящими нас из состояния биологической консервативности, понуждающими к прогрессу, к деятельности, яв­ляются внешние силы — мы скажем — внешние условия мате­риальной среды, в которой существует инднвнд. Именно они являются

2» 35

настоящей основой прогресса, именно они и формируют реальную личность, заставляя ее приспособляться к себе, вырабатывать новые формы психической жизни, наконец, именно они оттесняют вглубь и переделывают остатки старой консервативной биологии, В этом отно­шении психология Фрейда по своим тенденциям насквозь социо­логична, и лишь задачей других психологов-материалистов, находя­щихся в лучших условиях* чем Фрейд, остается раскрыть и до конца аргументировать материалистические основы этого учения.

Итак, история человеческой психики складывается, по Фрейду, из даух тенденций: консервативной — биологической и прогрессив­ной — социологической. Именно из этнх моментов складывается вся диалектика организма, и именно они ведут к своеобраз­ному «спиральному» развитию человека. Эта книга — шаг вперед, а не назад по пути к построению цельной монистической системы, и диалектик, прочитавший эту книгу, поймет, какие огромные воз* можности монистического понимания мира вытекают из нее.

Вовсе не надо быть согласным с каждым из многочисленных ут­верждений Фрейда, вовсе не нужно разделять все его гипотезы, важ­но лишь суметь за частными (быть может, и различными по цен­ности) построениями вскрыть одну общую тенденцию и суметь ис­пользовать ее для целей материалистического объяснения мира.

Одно здесь сделано безусловно: психика окончательно потеряла здесь сюю мистическую специфичность, в ней вскрыты те общебиоло­гические законы, которые господствуют во всем мире, она оконча­тельно развенчана как носительница некоей «высшей» сущности: «мы можем исправить много наших ошибок, когда мы заместим наши пси­хологические термины — физиологическими и химическими*.

Буржуазная наука рождает материализм; роды эти часто бывают тяжелыми и затяжными; но — надо только найти, где зреет в ее нед­рах материализм»— найти, чтобы охранить и использовать эти ростки,

. С Выготский, Ал. Лурия

психошюиз

ДЕТСКИХ НЕВРОЗОВ

АНАЛИЗ ФОБИИ ПЯТИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА

ВВЕДЕНИЕ

Болезнь и излечение весьма юного пациента, о которых я буду говорить ниже, строго говоря, наблюдались не мной. Хотя в общем я и руководил лечением и даже раз лично принимал участие в разговоре с мальчиком, но само лечение проводилось отцом ребен­ка, которому я и приношу свою благодарность за заметки, пере-данные им мне для опубликования. Заслуга отца идет еще даль­ше; я думаю, что другому лицу вообще не удалось бы побудить ребенка к таким признаниям; без знаний, благодаря которым отец мог истолковывать показания своего пятилетнего сына, нельзя бы* ло бы никак обойтись, и технические трудности психоанализа в столь юном возрасте остались бы непреодолимыми. Только совме­щение в одном лице родительского и врачебного авторитета, совпа­дение нежных чувств с научным интересом сделало здесь возмож­ным использовать метод* который в подобных случаях вообще вряд ли мог бы быть применим* Но особенное значение этого наблюдения заключается в следующем. Врач, занимающийся психоанализом взрослого невротика, раскрывающий слой за слоем психические образования, приходит, наконец» к известным предположениям о детской сексуальности, в компонентах которой он виднт движущую силу для всех невротических симптомов последующей жизни* Я изложил эти предположения в опубликованных мною в 1905 году «Трех очерках по теории сексуальности*. И я знаю, что для незнако­мого с психоанализом они покажутся настолько же чуждыми, на­сколько для психоаналитика неопровержимыми. Но и психоанали­тик должен сознаться в своем желании получить более прямым и коротким путем доказательства этих основных положений. Разве невозможно изучить у ребенка» во всей свежести, те его сексуаль­ные побуждения и желания, которые мы у взрослого с таким тру­дом должны извлекать из-под многочисленных наслоений? Тем более

что» по нашему убеждению, они составляют конституциональное достояние всех людей и только у невротика оказываются усилен-» ными или искаженными.

С этой целью я уже давно побуждаю своих друзей и учеников собирать наблюдения над половой жизнью детей, которая обыкно­венно по тем или другим причинам остается незамеченной или скры­той. Среди материала, который, благодаря моему предложению» попадал в мои руки, сведения о маленьком Гансе заняли выдающее­ся место. Его родители, оба мои ближайшие приверженцы, решили воспитать своего первенца с минимальным принуждением, какое безусловно требуется для сохранения добрых нравов. И так как дитя развилось в веселого, славного и бойкого мальчишку, попыт­ки воспитать его без строгостей> дать ему возможность свободно расти и проявлять себя привели к хорошим результатам. Я здесь воспроизвожу записки отца о маленьком Гансе» и, конечно, я вся­чески воздержусь от искажения наивности и искренности, столь обычных для детской, не соблюдая ненужные условности.

Первые сведения о Гансе относятся ко времени, когда ему еще не было полных трех лет. Уже тогда его различные разговоры и вопросы обнаруживали особенно живой интерес к той части свое­го тела, которую он на своем языке обычно называл Wiwimacher Так, однажды он задал своей матери вопрос:

Ганс: «Мама, у тебя есть Wiwimacher?»

Мать: «Само собой разумеется. ПочеМу ты спрашиваешь?»

Ганс: «Я только подумала.

В этом же возрасте он входит в коровник и видит, как доят коро­ву. «Смотри,— говорит он,— из Wiwimacher'a течет молоко».

Уже эти первые наблюдения позволяют ожидать, что многое, если не большая часть из того, что проявляет маленький Ганс, ока­жется типичным для сексуального развития ребенка, Я уже однаж­ды указывал*, что не нужно приходить в ужас, когда находишь у женщины представление о сосанин полового члена. Это непристой­ное побуждение довольно безобидно по своему происхождению, так как представление о сосании связано в нем с материнской грудью, причем вымя коровы выступает здесь опосредствующим звеном, ибо по природе это — грудная железа, а по виду и положению свое­му — пенис. Открытие маленького Ганса подтверждает последнюю часть моего предположения,

В то же время его интерес к Wiwimacher'y не исключительно теоретический, Как можно предполагать, у него также имеется стремление прикасаться к своему половому органу, В возрасте З1/? года мать застала его держащим руку на пеннее. Мать гро­зит ему: «Если ты это будешь делать, я позову д-ра А., и он отрежет тебе твой Wiwimacher, Чем же ты тогда будешь делать wiwi?»

Ганс: «Моим роро».

Тут он отвечает еще без сознания вины, но приобретает при этом

* BruchstQck einer Hysteric*Analyse» 1905.

«кастрационный комплекс», который так часто можно найти при анализе невротиков* в то время как они все протестуют против это­го, О значении этого элемента в истории развития ребенка можно было бы сказать много весьма существенного* Кассационный комп­лекс оставил заметные следы в мифологии (и не только в греческой), Я уже говорил о роли его в «Толковании сновидений» и в других работах.

Почти в том же возрасте (З1/* года) он возбужденно и с радо­стью кричит: «Я видел у льва Wiwimacher*,

Большую часть значения, которое имеют животные в мифах и сказках, нужно, вероятно, приписать той откровенности, с которой они показывают любознательному младенцу свои половые органы и их сексуальные функции. Сексуальное любопытство нашего Ганса не знает сомнений, но оно делает его исследователем и дает ему возможность правильного познания!]

В 33Д года он видит на вокзале, как из локомотива выпускает* ся вода, с Локомотив делает wiwL А где его Wiwimacher?*

Через минутку он глубокомысленно прибавляет: «У собаки, у лошади есть Wiwimacher, а у стола и стула — нет>> Таким обра­зом, он установил существенный признак для различия одушевлен­ного и неодушевленного*

Любознательность и сексуальное любопытство, по-видимому, тес­но связаны между собой. Любопытство Ганса направлено преиму­щественно на родителей.

Ганс, 33/4 года: «Папа, и у тебя есть Wiwimacher?»

Отец; «Да, конечно»,

Ганс: «Но я его никогда не видел, когда ты раздевался».

В другой раз он напряженно смотрят на мать, когда та разде­вается на ночь. Она спрашивает: «Чего ты так смотришь?»

Ганс: «Я смотрю только, есть ли у тебя Wiwimacher?»

Мать: «Конечно, Разве ты этого не знал?»

Ганс: «Нет, я думал, что так как ты большая, то и Wiwimacher у тебя как у лошади».

Заметим себе это ожидание маленького Ганса. Позже оно по­лучит свое значение.

Большое событие в жизни Ганса — рождение его маленькой сестры Анны — имело место, когда Гансу было как раз 31/г года (апрель 1903 — октябрь 1906 г.). Его поведение при этом непо­средственно отмечено отцом: «В 5 ч утра, при начале родовых болей, постель Ганса переносят в соседнюю комнату. Здесь он в 7 ч просы­пается, слышит стоны жены и спрашивает: «Чего это мама кашля­ет?» — И после паузы; «Сегодня, наверно, придет аист*.

Конечно же, ему в последние дни часто говорили, что аист при­несет мальчика или девочку, и он совершенно правильно ассоции­рует необычные стоны с приходом аиста.

Позже его приводят на кухню. В передней он видит сумку вра­ча и спрашивает: «Что это такое?* Ему отвечают: «Сумка». Тогда «н убежденно заявляет: «Сегодня придет аист*. После родов аку-

4*

шерка входит на кухню и заказывает чай. Ганс обращает на это внимание и говорит: «Ага, когда мамочка кашляет» она получает чай», Затем его зовут в комнату, но он смотрит не на мать, а на сосуды с окрашенной кровью водой и с некоторым смущением гово­рит: «А у меня из Wiwimacher'a никогда кровь не течет».

Все его замечания показывают, что он приводит в связь необычное в окружающей обстановке с приходом аиста. На все он смотрит с усиленным вниманием и с гримасой недоверия. Без сомне­ния, в нем прочно засело первое недоверие по отношению к аисту.

Ганс относится весьма ревниво к новому пришельцу, и, когда последнего хвалят, находят красивым и т, д., он тут же презритель­но замечает: «А у нее зато нет зубов**. Дело в том, что, когда он ее в первый раз увидел, он был поражен, что она не говорит, н объяснил это тем, что у нее нет зубов. Само собой разумеется, что а первые дни на него меньше обращали внимания, и он заболел ангиной. В лихорадочном бреду он говорил: «А я не хочу никакой сестрички!»

Приблизительно через полгода ревность его прошла и он стал нежным, но уверенным в своем превосходстве братом**.

«Несколько позже (через неделю) Ганс смотрит, как купают его сестрицу, н замечает: «A Wiwimacher у нее еще мал»,— и как бы утешительно прибавляет: «Ну, когда она вырастет — он станет больше»***.

* Опять типичное поведение. Другой брат, старше всего на 2 года, при анало­гичных обстоятельствах выкрикивал со слезами: «Слишком нала, слишком мала»*

** Другой мальчик, постарше, при появлении на свет братца говорит: «Пусть его

аист назад заберет». Сравняй это с тем, что я говорил в * Толковании сновидения» о являющейся в сновидениях смерти дорогих родных.

*** К подобному же умозаключены» в тех же выражениях пришли другие два мальчика, когда с любопытством в первый раз разглядывали живот своей маленькой сестрички. Можно было бы прийти & ужас л* поводу этой ранней испорченности детского интеллекта. Почему эти юные исследователи не констатируют того, что ви­дя т, а именно: никакого Wiwimacher'a нет? Для нашего маленького Ганса это понят* но. Мы знаем, как при помощи тщательной индукция ос установил для себя общее положение, что живое отличается от неживого наличностью Wiwimacher'a; мать под­держала его в этом убеждения, давая ему утвердительные ответы относительно лиц, уклонившихся от его наблюдения. И теперь он совершенно неспособен отказать­ся от своего приобретения после наблюдения над маленькой сестрой. Он приходит к заключении*, что Wiwimacher имеется и здесь и он слишком мал, н* он будет расти, пока не станет столь же большим, как у л«шадн.

Для реабилитации нашего маленького Ганса мы сделаем еще больше. Собствен­но говоря, он поступает не хуже философа Бундтовской школы, который считает сознание никогда не отсутствующим признаком психической жизни, как Ганс счи­тает Wiwimacher неотъемлемым признаком всего живого Когда философ наталки­вается на психические явления, в которых сознание совершенно не участвует, он называет их не бессознательными, а смутно сознаваемыми. Wiwimacher еще очень мал! И при этом сравнении преимущество все-таки на стороне нашего малень­кого Ганса» потому что, как это часто бывает при сексуальных исследованиях детей, за их заблуждениями всегда кроется частица правды. Ведь у маленькой девочки все-таки есть маленький Wtwlmadier, который мы называем клнторэд но который не растет, а остается недоразвитым. Ср. мою небольшую работу: Uber infantile Se-xualtheorien // Sexualprobleme, 1903.

В этом же возрасте (З3/* года) Ганс в первый раз рассказы­вает свой сон; «Сегодня, когда я спал, я думал, что я в Гмундене с Мариной».

Марина — это 13-летняя дочь домохозяина, которая часто игра­ла с ним».

Когда отец в его присутствии рассказывает про этот сон мате­ри* Ганс поправляет его: «Не с Марнкой, а совсем один с Мариной».

Здесь нужно отметить следующее: «Летом 1906 г, Ганс находил­ся в Гмундене» где он целые дни возился с детьми домохозяина. Когда мы уехали из Гмундена, мы думали, что для Ганса прощанье и переезд в город окажутся тяжелыми. К удивлению, ничего подобного не было. Он, по-видимому, радовался перемене и несколько недель о Гмундене говорил очень мало. Только через несколько недель у него начали появляться довольно живые воспоминания о времени, проведенном в Гмундене, Уже 4 недели как он эти воспоминания перерабатывает в фантазии. В своих фантазиях он играет с детьми Олей, Бертой и Фрицем, разговаривает с ними, как будто они тут же находятся, и способен развлекаться таким образом целые часы. Теперь, когда у него появилась сестра, его, по-видимому, занимает проблема появления на свет детей; он называет Берту и Ольгу «свои­ми детьми» и один раз заявляет; «И моих детей Берту и Олю принес аист». Теперешний сон его после 6-месячного отсутствия из Гмунде-на нужно, по-видимому, понимать как выражение желания поехать в Гмунден».

Так пишет отец; я тут же отмечу, что Ганс своим последним заявлением о «своих детях», которых ему как будто бы принес аист, громко противоречит скрытому в нем сомнению.

К счастью» отец отметил здесь кое-что, оказавшееся в будущем необыкновенно значимым.

*Я рисую Гансу, который в последнее время часто бывал в Шён-брунне, жирафа. Он говорит мне: «Нарисуй же и Wiwimacher». Я: «Пририсуй его сам». Тогда он пририсовывает посредине живота маленькую палочку, которую сейчас же удлиняет, замечая: «Wiwi-macher длиннее».

Я прохожу с Гансом мимо лошади, которая уринирует. Он за­мечает: «У лошади Wiwimacher внизу, как и у меня*.

Он смотрит, как купается его 3-месячная сестра, и сожалеюще говорит: «У нее совсем, совсем маленький Wiwimacher».

Он раздевает куклу, которую ему подарили, внимательно осмат­ривает ее и говорит: «А у этой совсем маленький Wiwimacher».

Мы уже знаем» что благодаря этой формуле ему удается под­держать правильность своего открытия.

Всякий исследователь рискует иной раз впасть в ошибку. Уте­шением ему послужит то обстоятельство, что в ее основе может лежать смешение понятий, имеющееся в разговорном языке. Такого же оправдания заслуживает и Ганс. Так, он видит в своей

книжке обезьяну, показывает на ее закрученный кверху хвост и говорит: «Смотри, папа, Wiwimacher*».

Из-за своего интереса к Wiwimacher'y он выдумал себе совершен­но своеобразную игру- В передней помещается клозет и кладовая. С некоторого времени Ганс ходит в эту кладовую и говорит: «Я иду в мой клозет». Однажды я заглядываю туда, чтобы посмотреть, что он там делает. Оказывается, он обнажает свой пенис и гово­рит: «Я делаю wiwi»,— это означает, что он играет в клозет. Харак­тер игры виден не только в том, что он на самом деле не уриннру-ет, но и в том, что вместо того, чтобы идти в клозет, он предпочи­тает кладовую, которую он называет «своим клозетом».

Мы будем несправедливы к Гансу, если проследим только ауто-эротические черты его сексуальной жизни. Его отец может нам со­общить свои подробные наблюдения над его любовными отношения­ми с другими детьми, в которых можно констатировать «выбор объекта», как у взрослого. И здесь мы имеем дело с весьма замеча­тельной подвижностью и полигамическими склонностями.

«Зимой (33Д года) я беру с собой Ганса на каток и знаком­лю его там с двумя дочурками моего коллеги в возрасте приблизи­тельно около 10 лет. Ганс присаживается к ним. Они, в сознании своего зрелого возраста, смотрят с презрением на малыша. А он глядит на них с обожанием во взгляде, и, хотя это не производит на них никакого впечатления, он называет их уже «своими девочка­ми»: «Где же мои девочки? Когда же придут мои девочки?» А дома несколько недель он пристает ко мне с вопросом: «А когда я опять пойду на каток к моим девочкам?»

5-летний куэен находится в гостях у Ганса (которому теперь 4 года). Ганс много раз обнимает его и однажды при таком нежном объятии говорит: «Как я тебя люблк».

Это первая, но не последняя черта гомосексуальности, с кото­рой мы встретимся у Ганса. Наш маленький Ганс начинает казать­ся образцом испорченности.

^Мы переехали на новую квартиру (Гансу 4 года)* Из кухни дверь ведет на балкончик, с которого видна находящаяся напротив во дворе квартира. Здесь Ганс открыл девочку 7—8 лет* Теперь он, чтобы глядеть на нее, садится на ступеньку, ведущую к балкончику, и остается там часами. Особенно в 4 часа пополудни, когда девоч­ка приходит из школы, его нельзя удержать в комнатах или увести с его наблюдательного поста. Однажды, когда девочка в обычное время не показывается у окна, Ганс начинает волноваться и приста­вать ко всем с вопросами: «Когда придет девочка? Где девочка?» и т, д,т а затем, когда она появляется* Ганс счастлив и уже не отводит глаз от ее квартиры. Сила, с которой проявляется эта «любовь на расстоянии», объясняется тем, что у Ганса нет товарищей и подруг. Для нормального развития ребенка, по-видимому, необходимо посто­янное общение с другими детьми*

* На немецком (нелитературном) языке хвост и пенис носят одно название.— Примеч. перев.

Такое общение выпало на долю Ганса, когда мы на лето (41/г года) переехали в Гмунден. В нашем доме с ним играют дети домо­хозяина: Франц (12 лет), Фриц (8 лет), Ольга (7 лет) и Берта (5 лет) и, кроме того, дети соседей: Анна (10 лет) и еще две девочки 9 и 7 лет, имен которых я не знаю, Его любимец — Фриц, которого он часто обнимает и уверяет в своей любви. Однажды на вопрос» какая из девочек ему больше всего нравится, он отвечает: «Фриц». В тоже время он по отношению к девочкам очень агрессивен, держится муж­чиной, завоевателем, обнимает и целует их, что Берте, например, очень нравится. Вечером, когда Берта выходит из комнаты, Ганс обнимает ее н самым нежным тоном говорит; «Берта, и милая же ты!» Но это ему не мешает целовать и других девочек и уверять в своей любви* Ему нравится и Марика—14-летняя дочь домохозяина* которая с ним играет. Вечером» когда его укладывают в постель, он говорит; «Пусть Марика спит со мной»* Когда ему указывают, что это невозможно, он говорит; <Тогда пусть она спит с папой или с мамой». Когда ему возражают, что и это невозможно, так как она должна спать у своих родителей, завязывается следующий диалог;

Ганс: «Тогда я пойду вниз спать к Марике».

Мама: «Ты действительно хочешь уйти от мамы и спать внизу?»

Ганс: «Но я ведь утром к кофе опять приду наверх».

Мама: «Если ты действительно хочешь уйти от папы и мамы, забери свою куртку, штанишки и — с богом!»

Ганс забирает свои вещи и идет спать к Марнке, но его, конечно, возвращают обратно»,

(За желанием «пусть Марика спит у нас» скрыто иное: пусть Марика» в обществе которой он так охотно бывает, войдет в наш дом. Но несомненно и другое. Так как отец и мать Ганса, хотя и не часто, брали его к себе в кровать н при лежании с ними у не­го пробуждались эротические ощущения* то* вероятно, и желание спать с Марикой имеет свой эротический смысл. Для Ганса, как и для всех детей, лежать в постели с отцом или матерью есть источ­ник эротических возбуждений.)

Наш Ганс, несмотря на его гомосексуальные склонности, при расспросах матери ведет себя как настоящий мужчина.

И в нижеследующем случае Ганс говорит матери; «Слушай» я ужасно хотел бы один раз поспать с этой девочкой». Этот случай весьма забавляет нас, так как Ганс держится как взрослый влюб­ленный. В ресторан, где мы обедаем уже несколько дней, приходит хорошенькая 8-летняя девочка, в которую Ганс, конечно, сейчас же влюбляется. Он все время вертится на своем стуле, чтобы одним глазком поглядеть на нее; после обеда он становится около нее, чтобы пококетничать с ней, но жестоко краснеет, если замечает, что за ним наблюдают. Когда взгляд его встречается со взглядом девочки, он стыдливо отворачивается в противоположную сторо­ну. Его поведение, конечно, развлекает всех посетителей рестора­на. Каждый день, когда его ведут в ресторан, он спрашивает: «Как ты думаешь, девочка будет там сегодня?» Когда она, нако-

нец, приходит, он краснеет» как взрослый в той же ситуации. Однажды он приходит ко мне сияющий и шепчет мне на ухо: «Слу­шай, я уже знаю, где живет девочка. Я видел, где она подымалась по лестнице». В то время как у себя он агрессивен по отношению к девочкам, здесь он держится как платонически вздыхающий поклон­ник. Быть может, это связано и с тем, что девочки в доме — дере­венские дети, а это — культурная дама. Выше уже было упомяну* то, что он высказывал желание спать с этой девочкой.

Так как я не хочу оставить Ганса в том состоянии душевного напряжения, в котором он находится из-за любви к девочке, я зна­комлю его с ней и приглашаю ее прийти к нам в сад к тому време­ни, когда он выспится после обеда. Ганс так возбуждается ожи­данием прихода девочки» что он в первый раз не может после обе­да заснуть и беспокойно вертится в постели. Мать его спрашива­ет: * Почему ты не спишь? Быть может, ты думаешь о девочке?» На что Ганс, счастливый, отвечает: «Да». Кроме этого* когда он пришел домой, он всем рассказал: «Сегодня ко мне придет девоч­ка»*— и все время приставал к Марике: «Послушай, как ты думаешь, будет она со мной мила» поцелует она меня, когда я ее поцелую», и т. п.

После обеда шел дождь* и посещение не состоялось, а Ганс утешился с Бертой и Ольгой»,

Дальнейшие наблюдения все еще из периода пребывания в дерев­не заставляют думать, что у мальчика появляется и кое-что новое*

«Ганс (41Д года). Сегодня утром мать, как каждый день, купает Ганса и после купанья вытирает его и припудривает. Когда мать очень осторожно припудривает пенис, чтобы его не коснуться,

Ганс говорит; «Почему ты здесь не трогаешь пальцем?»

Мать: «Потому что это свинство»,

Ганс: «Что это значит — свинство? Почему?»

Маты «Потому что это неприлично»,

Ганс (смеясь): «Но приятн*»*.

Почти s то же время сновидение Ганса по содержанию своему резко отличается от той смелости, которую он проявил по отноше­нию к матери. Это первый искаженный до неузнаваемости сон мальчика. Только благодаря проницаемости отца удается истолко­вать его.

«Гансу 41/+ года. Сон. Сегодня утром Ганс просыпается и

рассказывает: «Слушай, сегодня ночью я думал: «Один г о в о* рит: кто хочет ко мне прийти? Тогда кто-то го­ворит: «Я*. Тогда он должен его заставить сде­лать w i w i».

* Про подобную же попытку совращения рассказывала иве одна страдающая неврозом мать, которая не хотела верить в возможность детсхой мастурбации. Ей пришлось сшить ее маленькой девочке З'/а гола панталоны; когда «ва примеряла их, то, чтобы узнать, не будут ли они ее беспокоить при ходьбе, она провела рукой по внутренней поверхности бедер. Тут девочка вдруг сразу прижала ногами руку и попросила: «Мама, оставь там руку — это так хорошо».

Из дальнейших вопросов становится ясно, что в этом сне зри­тельные впечатления отсутствуют и он принадлежит к чисто type auditif*. Несколько дней назад Ганс играл с детьми домохозяи­на, своими приятельницами Бертой (7 лет) и Ольгой (5 лет), в раз­ные игры и между прочим в фанты (А: «Чей фант в моей руке?» В: «Мой*. Тогда В назначают, что он должен сделать), Сон Ганса есть подражание игре в фанты» только Ганс хочет, чтобы тот, кому принадлежит фант, был присужден не к обычным поцелуям или по­щечинам, а к уриннрованию, или, точнее говоря, кто-то должен его (Ганса) заставить делать wiwL