Психология бессознательного 2 страница

Как уже говорилось, Брейер и Фрейд пришли в клинику после нескольких лет работы в физиологической лаборатории. Оба были естествоиспытателями до мозга костей и, прежде чем занялись меди­циной, уже приобрели известность своими открытиями в области физиологии нервной системы. Поэтому и в своей медицинской практике они, в отличие от обычных врачей-эмпириков, руководство­вались теоретическими идеями передовой физиологии. В то время нервная система рассматривалась как энергетическая машина. Брейер и Фрейд мыслили в терминах нервной энергии. Они пред­полагали, что ее баланс в организме нарушается при неврозе (истерии), возвращаясь к нормальному уровню благодаря разряду этой энергии, каким является катарсис, Будучи блестящим знатоком строения нервной системы, ее клеток и волокон, которые годами изучал с помощью скальпеля и микроскопа, Фрейд предпринял отважную попытку набросать теоретическую схему процессов, про­исходящих в нервной системе, когда ее энергия не находит нор­мального выхода, а разряжается на путях, ведущих к наруше­нию работы органов зрения, слуха* мышечного аппарата и другим симптомам болезни. Сохранились записи с изложением этой схемы, получившей уже в наше время высокую оценку физиологов. Но Фрейд испытывал крайнюю неудовлетворенность своим проектом (он извес­тен как «Проект научной психологии»), Фрейд вскоре расстался и с ним, и с физиологией, которой отдал годы напряженного труда. Это вовсе не означало, что о.н с тех пор считал обращение к фи­зиологии бессмысленным. Напротив, Фрейд полагал, что со временем знания о нервной системе шагнут столь далеко, что для его пси­хоаналитических представлений будет найден достойный физиологи­ческий эквивалент. Но на современную ему физиологию, как показа­ли его мучительные раздумья над «Проектом научной психологии>, рассчитывать не приходилось. Он не предполагал* что через два де­сятилетия Павлов откроет в лабораторном эксперименте простей­ший физиологический механизм невротической реакции* Один опи­санный Фрейдом случай привлек внимание И. П. Павлова и дал им­пульс к разработке весьма продуктивной главы его учения о высшей нервной деятельности — концепции экспериментальных неврозов. О возникновении этой концепции Павлов рассказал на одной из своих

знаменитых «сред»1. Цитирую по протоколу: «Иван Петрович сооб­щает о том, что именно натолкнуло его на мысль производить неврозы сшибками, В одной из своих ранних работ Фрейд опи­сал случай невроза у девушки, которая много лет перед тем должна была ухаживать за больным отцом, обреченным на смерть, кото­рого она очень любила и старалась поэтому казаться веселой, скры­вая от него опасность болезни. Психоанализом Фрейд установил, что это легло в основу позже развившегося невроза. Рассматривая это как трудную встречу процессов возбуждения и торможения, Иван Петрович как раз и положил в основу метода вызывания экспериментальных неврозов на собаках это трудное столкновение двух противоположных процессов» (Павловские среды.— М.; JL, 1949.— Т 1.— С 112).

Через много лет Фрейд случайно узнал о том, что Павлов, со­здавая свое учение об экспериментальных неврозах, отталкивался от его пионерской работы* Об этом ему сообщил выдающийся нейро­физиолог Ральф Джерард* который в своей публикации свидетель­ствует; *Я посетил Павлова незадолго до его кончины, и он сказал мне, что его эксперименты по изучению условнорефлекторно вызы­ваемых неврозов были стимулированы чтением одной работы Фрейда. Через неделю я выехал из Ленинграда в Вену, где сообщил об этом Фрейду. Сердито фыркнув, он воскликнул: «Это могло бы мне чрез­вычайно помочь, если бы он сказал это несколькими десятиле­тиями раньше» (W о г d e n Fi\, Swazey L, Adelman George (eds.). The Neurosciences: Path of Discovery,— Cambridge and Lon­don, 1975.— P, 469), Возможно, что он вспомнил при этом о не­удаче, постигшей его в попытках физиологически объяснить невроз. Вместе с тем, оставаясь в пределах этого объяснения, он не смог бы создать принесший ему всемирную славу психоанализ. В понятиях, которыми оперировал Павлов, отражалась динамика нервных физио­логических процессов — возбуждения и торможения. Они образуют ту канву, без которой не мог бы возникнуть психологический «узор». Но сам этот «узор» жизнь создает по особым законам. Поиском этих законов занята психология* В течение многих столетий она считалась служанкой философии. Однако в середине прошлого века картина из­менилась* Психология обрела самостоятельность» прочно заняв собственное место среди других наук.

В ту пору, когда к ней обратился Фрейд, психология считалась наукой о сознании. Под ним понималось прямое знание субъекта о том, что происходит в его собственной душе. Именно это знание принималось эа незыблемый краеугольный камень психологии. Фрейд, опираясь на свой клинический опыт, его подорвал. Ведь его больные страдали именно от того, что не знали о своих вле* ченнях, о том, что некогда вызвало душевную боль. Лишь подавив

1 Еженедельно по сред аи он собирал сотрудников своей лаборатории, чтобы обсудить ход текущих опытов, рассмотреть новые планы, поделиться соображениями по общенаучным вопросам.

контроль сознания (в частности, применив гипноз)» удавалось найти следы некогда травмировавших личность событий. В смелом втор­жении в дебри бессознательной психики и заключался пионерский шаг Фрейда.

Попытка вывести психику из работы «нервной машины* Фрейду не удалась. Но и добытые в ту эпоху психологические представле­ния были бессильны пролить свет на патологическое поведение людей, лечением которых был повседневно занят Фрейд, ибо эти представления охватывали лишь то, что подвластно сознанию. Фрейд открыл третью альтернативу* Ключ к тайнам душевной жизни он стал искать не в физиологии и не в психологии сознания, а в психологии бессознательного. Мы увидим, что, вступив в эту область, он сделал немало ошибочных шагов, предложил немало решений, не выдержавших испытания научными средствами. Но эти заблужде­ния не должны дать повод пренебречь его новаторскими исканиями.

Работа в клинике требовала применения методических средств, позволяющих проникнуть в скрытые от сознания психические пласты. На первых порах главным и единственным орудием, как мы знаем, был гипноз, Фрейд не владел им столь мастерски, как Брейер. Неудовлетворенность гипнозом побудила его искать другие средства.

На одно из них Фрейда натолкнул феномен, приобретший в даль­нейшем в психоанализе особое значение под именем «трансфера» (перенесения). Общение врача с пациентом приобретало особую эмоциональную окраску, когда этот пациент переносил свои неизжи­тые бессознательные желания, сохранявшиеся с детских лет, на лич­ность самого врача* Фрейд установил этот факт, наблюдая за одной на пациенток доктора Брейер а, которая стала выражать по отноше­нию к последнему чувства страха, любви и другие, некогда испыты­ваемые по отношению к родителям. Брейера это привело в смятение, и он отказался от дальнейшей терапии, Фрейд же, подвергнув это яв­ление изучению, увидел в нем способ разъяснить больному истинные причины его невроза. Установив перенос бессознательных детских влечений с тех лиц, которые некогда их вызывали, на терапевта, пос­ледний мог обнажить смысл этих переживаний, довести их до созна­ния больного, помочь тем самым их изжить, освободиться от них (благодаря тому, что стал понимать, что же его мучает)*

Трансфер, вслед за гипнозом, выступил как еще один способ про­никновения в область подавленных, вытесненных влечений. Но глав­ным терапевтическим средством, изобретенным Фрейдом и ставшим на многие годы «основой основ» его психоанализа, стали так называ­емые «свободные ассоциации». Понятие «ассоциации»— одно из древнейших в психологии. Его можно встретить (как и понятие о катарсисе) у Платона и Аристотеля. Подобно тому, как ствол де­рева, развиваясь, обрастает новыми кольцами, эти понятия» переда­вая от эпохи к эпохе мудрость веков, обогащались новым содержа­нием. Закон образования ассоциаций веками считался главным за­коном психологии. Он гласил, что если какие-либо объекты воспри-

ни маются одновременно или в непосредственной близости, то впос­ледствии появление одного из них влечет за собой осознание другого. Так* взглянув на какую-либо вещь, человек вспоминает ее отсут­ствующего владельца, поскольку прежде эти два объекта восприни­мались одновременно, в силу чего между их следами в мозгу упро­чилась связь-ассоциация. Различным видам ассоциации было пос­вящено множество психологических трактатов* Когда психология превратилась в науку, ассоциации стали изучать экспериментально, чтобы определить законы памяти, воображения и других умствен­ных процессов. Выяснялось, с какими представлениями ассоции­руются у испытуемых различные слова, сколько раз нужно повторить список слов, чтобы между ними возникли связи, позволяющие его целиком либо частично запомнить и т. п. Во всех случаях ставилась задача изучить работу сознания. Фрейд же использовал материал ассоциаций в других целях. Он искал в этом материале путь в об­ласть неосознаваемых побуждений, намеки на то» что происходит в «кипящем котле» аффектов, влечений. Для этого, полагал онР ассо­циации следует вывести из-под контроля сознания. Они должны стать свободными. Так родилась главная процедура психоанализа, его основной технический прием* Пациенту предлагалось, находясь в расслабленном состоянии (обычно лежа на кушетке), непринужден­но говорить обо всем, что ему приходит в голову, «выплескивать» свои ассоциации, какими бы странными возникающие мысли ни ка­зались. В тех случаях, когда пациент испытывал замешательство, начинал запинаться, повторял несколько раз одно н то же слово, жа­ловался на то, что не в состоянии припомнить что-либо, Фрейд оста­навливал на этих реакциях свое внимание, предполагая, что в данном случае его больной, сам того не подозревая, сопротивляется некото­рым своим тайным мыслям, притом сопротивляется не умышленно, как бывает в тех случаях, когда человек стремится намеренно что-ли­бо утаить, а неосознанно. Для этого, конечно, должны быть какие-то причины особой, «тормозящей» активности психики. Еще раз под­черкнем, что такая особая, обладающая большой энергией сопро­тивляемость, открытая Фрейдом в его медицинском опыте, в кро­потливом анализе реакций его пациентов, явилась принципиально важным новым словом в понимании устройства человеческой пси­хики. Выявилась удивительная сложность этого устройства, присут­ствие в его работе особого внутреннего «цензора», о котором самому человеку не известно, И тем не менее этот незримый, неосознаваемый самим субъектом цензор бдительно следит за тем, что происходит в сознании, пропуская в него или не пропуская различные мысли и представления. Необычность такого подхода, утвердившегося в пси­хологической науке после Фрейда, очевидна. Вера в то, что поведе­ние человека находится под надежным контролем сознания, веками считалась неоспоримой. «Находиться под контролем сознания» зна­чило не что иное, как отдавать себе ясный отчет о своих желаниях, побуждениях, стимулах к действию. Осознание целей, наличие при­думанного плана, который регулирует действия, направленные на

достижение этой цели, действительно является той решающей осо­бенностью человеческих поступков, которая отличает их от действий остальных живых существ. Из этого, однако, не следует прямоли­нейный взгляд на человеческую личность как свободную от противо­речий между желаемым и должным, между порой несовместимыми влечениями к объектам, имеющим различную привлекательность, и т. п. Обыденная человеческая жизнь полна конфликтов различной степени напряженности» достигающей порой истинного драматизма. Наше сознание — не простой созерцатель этой драмы, безучастный к ее исходу. Оно ее активное «действующее» лицо, которое вынуж­дено выбирать н накладывать вето, защищать от влечений и мыслей, способных (как, например» при тяжелом заболевании или душевном конфликте) сделать жизнь несносной и даже погубить личность. Именно личность как особую психическую целостность, даже при сохранении ее физического существования. Это дает право прийти к важному для понимания учения Фрейда заключению*

Как уже сказано, его учение прославилось прежде всего тем, что проникло в тайники бессознательного, или, как иногда говорил Фрейд, «преисподнюю» психики. Однако если ограничиться этой оценкой, то можно упустить из виду другой важный аспект; откры­тие Фрейдом сложных, конфликтных отношений между сознанием и неосознаваемыми психическими процессами, бурлящими за по­верхностью сознания, по которой скользит при самонаблюдении взор субъекта. Сам человек, полагал Фрейд, не имеет перед собой прозрачной, ясной картины сложного устройства собственного внут­реннего мира со всеми его подводными течениями, бурями, взрыва­ми, И здесь на помощь призван прийти психоанализ с его методом «свободных ассоциаций». Этот метод позволяет субъекту при помо­щи психотерапевта осознать свои влечения, хотя и подавленные, но продолжающие «взрывать» поведение, влиять на его ход. На поня­тии о влечении (потребности, мотиве, побуждении) как моторе и «го­рючем» всех действий, мыслей, переживаний человека н сосредоточи­лась напряженная творческая работа Фрейда на протяжении десяти­летий. Напомним еще раз, что он прошел естественнонаучную школу, что он воспитывался на трудах великого Гельмгольца, от­крывшего закон сохранения и превращения энергии, и великого Дар­вина, открывшего закон эволюции животного царства. Напомним также, что его пионерский шаг заключался в переходе из области фи­зики и биологии в область психологии. Перейдя к изучению челове­ческой души, он опирался на созданное науками о природе. Он ис­пользовал и понятие об энергии, сложившееся в недрах физики, н понятие об инстинкте» разработанное Дарвином, Однако оба понятия были им радикально преобразованы. Этого требовал тот новый мир явлений, в изучение которого он теперь погрузился. Фрейд придает термину «энергия» значение психологического «заряда», служащего источником влечения. Этот «заряд» изначально заложен в организме и в этом смысле подобен инстинкту. Следуя биологическому стилю мышления, Фрейд выделял два инстинкта, движущие поведением,—

инстинкт самосохранения, без которого живая система рухнула бы, н сексуальный инстинкт, обеспечивающей сохранение не индивида, а всего вида. Именно этот второй инстинкт был возведен Фрейдом в его теперь уже не биологической» а психологической теории на цар­ственное место и окрашен именем либидо, ставшим своего рода паро­лем всего психоанализа. Бессознательное трактовалось как сфера, насыщенная энергией либидо, слепого инстинкта, не знающего ни­чего» кроме принципа удовольствия, которое человек испытывает» когда эта энергия разряжается. Поскольку же сознание» в силу зап­ретов, налагаемых обществом, готово препятствовать этому, энер­гия либидо ищет обходные пути, прорываясь в умственных и телесных реакциях — порой безобидных, а порой патологических, приобретаю­щих характер психоневроза, в частности истерия. Подавленное, вы-тесненное сексуальное влечение и расшифровывалось Фрейдом по свободным от контроля сознания ассоциациям его пациентов. Такую расшифровку он и назвал психоанализом. При этом из свободных ассоциаций невротиков Фрейд извлек материал» истолкованный в том смысле, что онн в детстве были совращены взрослыми. Затем он пришел к выводу, что реального совращения не было и речь долж­на идти о детских фантазиях на сексуальные темы. Тем не менее по-прежнему осью, вокруг которой вращался изобретенный им психоана­лиз, оставался принцип редукции (сведения) всего реального драма­тизма отношений между сознанием и бессознательной психикой к сексуальному влечению — его энергии и динамике. Именно этот принцип придал всем построениям Фрейда специфическую окраску, породив и ныне не утихающие споры о правоте и степени научности этих построений. Эти споры обострились, когда Фрейд присоединил к общей идее о всемогуществе сексуальности новые» еще более сомнительные темы, где эта идея конкретизировалась в ряде мифов, о которых речь пойдет дальше.

Открыв роль глубинных, неосознаваемых мотивов в регуляции человеческого поведения, утвердив тем самым новую ориентацию в психотерапии неврозов, Фрейд представил свое открытие ученому миру в категориях и схемах, легко уязвимых для критики, которая вместе с плевелами повыбрасывала н зерна, проросшие впослед­ствии в ряд продуктивных гипотез и представлений. Но твердая убежденность Фрейда (до 20-х годов) в том, что главным объяс­нительным принципом всех побуждений, страстей и бед человечес­ких следует считать лнбидо, восстановила против него подавляю* щее большинство тех, с кем он вел исследования бессознательной психики, начиная от Брейера, решительно рассорившегося со своим вчерашним соавтором. Порвав с Брейером, Фрейд, наряду с тремя испытанными им методами лечения истерии (гипнозом, анализом трансфера и свободных ассоциаций), решил испытать психоанализ с целью выявить причины собственных душевных конфликтов и нев­ротических состояний. Конечно, ни один из прежних методов для это­го не был пригоден. И тогда он обратился к изучению собственных сновидений, результаты которого изложил в уже упоминавшейся

книге «Толкование сновидении» (1900 г.). Ее он неизменно считал св*нм главным трудом, хотя того пансексуализма, с которым обычно связывается имя Фрейда, в ней нет.

Впрочем, уже до этого труда Фрейд напал на мысль о том, что «сценарий» сновидений при его кажущейся нелепости — не что иное, как код потаенных желаний, которые удовлетворяются в образах* символах этой формы ночной жизни. Это предположение настолько поразило Фрейда» что он запомнил» при каких обстоятельствах оно пришло ему на ум. Это было в четверг вечером 24 июля 1895 г. в се­веро-восточном углу террасы одного из венских ресторанов* По этому поводу Фрейд иронически заметил» что на этом месте следова­ло бы прибить табличку: «Здесь доктором Фрейдом была открыта тайна сновидений». Естественно поэтому, что и собственные сны Фрейд рассматривал после пробуждения, исходя из сложившейся уже у него гипотезы о символике образов. В книге описывались приемы построения этих образов: их сгущение в некий причудливый комплекс, замена целого частью, олицетворение и т. п. При этом полагалось» что существуют символы (полета, падения, видения во­ды, острых предметов, выпавшего зуба и т. и,)-» имеющие универсаль­ный смысл для всех людей. Проверка данного положения независи­мыми авторами не подтвердила этот вывод.

Фрейд объяснял образы сновидений как разряды аффектов. По его мнению, говоря словами одного советского психолога, «сновиде­ние, подобно луне, светит отраженным светом». Источник энергии скрыт в бессознательном, в аффектах страха, влечениях и других переживаниях, вытесненных из дневной жизни. Они говорят о себе на особом символическом языке» словарь и способ построения кото­рого Фрейд попытался восстановить. Он предполагал, что сновиде­ния относятся к тому же разряду явлений, с которыми приходится иметь дело врачу, лечащему симптомы истерии. Поскольку образы сновидений посещают здоровых людей, то обращение к механизму порождения этих образов (тщательно разобранному Фрейдом) представилось «царством бессознательного»» как древний, архаи­ческий слой психической жизни, скрытый за сеткой сознания совре­менного индивида.

Идея о том, что на наше повседневное поведение влияют неосозна­ваемые мотивы, была блестяще продемонстрирована Фрейдом в книге «Психопатология обыденной жизни» (1901 г,)* Различные ошибочные действия, забывание имен, оговорки, описки обычно принято считать случайными, объяснять их слабостью памяти. По Фрейду же в них прорываются скрытые мотивы. Если, например, открывая заседание, председатель объявляет его закрытым, то это не простая оговорка, а выражение его нежелания обсуждать на этом заседании неприятный для него вопрос. Заменяя в беседе слово «организм» на слово «оргазм», субъект выражает потаенную мысль. Подобные примеры читатель найдет в работе Фрейда, согласно ко­торой ничего случайного в психических реакциях человека нет. Все причинно обусловлено. Причины н здесь, подобно тому, как об этом

говорят свободные ассоциации и сновидения, скрыты от сознания субъекта. Их следует искать в исходящих из глубин его психики напряженных импульсах, влечениях, позывах, которые получают выражение в явлениях, имеющих при видимой бессмысленности личностный смысл симптома или символа.

В другой работе — «Остроумие и его отношение к бессознатель­ному* (1905 г.) шутки или каламбуры интерпретируются Фрейдом как разрядка напряжения, созданного теми ограничениями, которые накладывают на сознание индивида различные социальные нормы. Конечно, среди этих норм имеются обусловленные исторически скла­дывающимися типами семейно-брачных отношений, характером сексуальных связей или запретов. Реальны и конфликтные ситуации, создаваемые столкновением интересов индивида и общества» свое­образием принятых в этом обществе моральных санкций. Поэтому среди вытесненных влечений могут оказаться также и имеющие сек* суалькую направленность. Но это вовсе не означает, что они моно­польно царят над всеми движущими поведением человека потреб* ностями, как это со все большей настойчивостью утверждал Фрейд,

Именно этот подход он отстаивал в «Трех очерках по теории сексуальности» (1905 г.), где весь анализ психоневрозов вращался вокруг подавленного сексуального влечения как главной причины страхов, неврастении и других болезненных состояний. Здесь же предлагалась схема психосексуального развития личности — от младенческого возраста до стадии, на которой возникает естествен * ное половое влечение к лицу противоположного пола. Одной из из­любленных версий Фрейда становится Эдипов комплекс как извеч­ная формула отношений мальчика к родителям. В греческом мифе о царе Эдипе, убившем своего отца и женившемся на матери, скрыт, по мнению Фрейда, ключ к тяготеющему над каждым мужчиной сек­суальному комплексу: мальчик испытывает влечение к матери, вос­принимая отца (с коим он себя идентифицирует) как соперника, который вызывает и ненависть, и страх. Под этот древнегреческий миф Фрейд стремился подвести как можно большее количество кли­нических случаев н фактов истории культуры.

Продолжая практику психотерапевта, Фрейд обратился от ин­дивидуального поведения к социальному. В памятниках культуры (мифах, обычаях, искусстве, литературе и т. д.) он искал выражение все тех же комплексов, все тех же сексуальных инстинктов и из­вращенных способов их удовлетворения. Следуя тенденциям биоло-гизации человеческой психики, Фрейд распространил на объяснение ее развития так называемый биогенетический закон. Согласно этому закону, индивидуальное развитие организма (онтогенез) в краткой и сжатой форме повторяет основные стадии развития всего вида (филогенез). Применительно к ребенку это означало, что, переходя от одного возраста к другому, он следует за теми основными этапа­ми, которые прошел человеческий род & своей истории. Руковод­ствуясь этой версией, Фрейд утверждал, что ядро бессознательной психики современного ребенка образовано из древнего наследия

человечества. В фантазиях ребенка и его влечениях воспроизво­дятся необузданные инстинкты наших диких предков. Никакими объективными данными, говорящими в пользу этой схемы, Фрейд не располагал. Она носила чисто умозрительный, спекулятивный характер. Современная детская психология, располагая огромным экспериментально проверенным материалом об эволюции поведения ребенка, полностью отвергает эту схему. Против нее однозначно го­ворит и тщательно проведенное сравнение культур многих народов. Оно не обнаружило тех комплексов, которые» согласно Фрейду» как проклятие висят над всем человеческим родом и обрекают на невроз каждого смертного. Фрейд надеялся, что, черпая сведения о сек­суальных комплексах не в реакциях своих пациентов, а в памят­никах культуры, он придаст своим схемам универсальность и вящую убедительность. В действительности же его экскурсы в область ис­тории лишь укрепили в научных кругах недоверие к притязаниям психоанализа. Его обращение к данным, касающийся психики «первобытных людей», «дикарей* (Фрейд опирался на литературу по антропологии), ставило целью доказать сходство между их мыш­лением и поведением и симптомами неврозов. Об этом говорилось в его работе «Тотем и табу» (1913 г,)*

С тех пор Фрейд стал на путь приложения понятий своего психо­анализа к коренным вопросам религии, морали, истории общества* Это был путь, оказавшийся тупиковым. Не от сексуальных комп­лексов, не от либидо и его превращений зависят социальные отно­шения людей, а именно характер и строй этих отношений определяют в конечном счете психическую жизнь личности, в том числе и мотивы ее поведения.

Не эти культурно-исторические изыскания Фрейда, а его идеи, касающиеся роли неосознаваемых влечений как при неврозах, так и в обыденной жизни, его ориентация на глубинную психотерапию стали центром объединения вокруг Фрейда большого сообщества врачей, психиатров, психотерапевтов. Прошло то время, когда его книги не вызывали никакого интереса. Так, потребовалось 8 лет, что­бы была раскуплена книга «Толкование сновидений», отпечатанная тиражом в 600 экземпляров* В наши дни на Западе столько же эк­земпляров продается ежемесячно» К Фрейду приходит международ­ная слава. В 1909 г. он приглашен в США, его лекции прослушали многие ученые, в том числе патриарх американской психологии

Вильям Джемс. Обняв Фрейда; он сказал; «За вами будущее*. В 1910 г. в Нюрнберге собрался Первый международный конгресс по психоанализу. Правда, вскоре среди этого сообщества, которое объявило психоанализ особой наукой, отличной от психологии, на­чались распри, приведшие к его распаду* Многие вчерашние ближай­шие сподвижники Фрейда порвали с ним и создали собственные школы и направления. Среди них были такие, в частности, ставшие крупными психологами исследователи, как Альфред Адлер и Карл Юнг, Большинство рассталось с Фрейдом из-за его приверженности принципу всемогущества сексуального инстинкта* Против этого дог-

мата говорили как факты психотерапии, так и их теоретическое осмысление.

Вскоре и самому Фрейду пришлось вносить коррективы в свою схему. К этому вынудила жизнь. Грянула первая мировая война. Среди военных врачей имелись и знакомые с методами психоана­лиза. Пациенты, которые теперь у них появились, страдали от нев­розов, сопряженных не с сексуальными переживаниями, а с трав­мировавшими их испытаниями военного времени. С этими пациен­тами сталкивается и Фрейд. Его прежняя концепция сновидений невротика, возникшая под впечатлением лечения венских буржуа в конце XIX века* оказалась непригодной, чтобы истолковать психи­ческие травмы, возникшие в боевых условиях у вчерашних солдат и офицеров. Фиксация новых пациентов Фрейда на этих травмах, вызванных встречей со смертью, дала ему повод выдвинуть версию об особом влечении, столь же могучем, как сексуальное, и потому провоцирующем болезненную фиксацию на событиях, сопряженных со страхом, вызывающих тревогу и т. п. Этот особый инстинкт, ле­жащий, наряду с сексуальным, в фундаменте любых форм поведе­ния, Фрейд обозначил древнегреческим термином Танатос, как ан­типод Эросу — силе, обозначающей, согласно философии Платона, любовь в широком смысле слова, стало быть, не только половую лю­бовь1. Под именем Танатоса имелось в виду особое тяготение к смер­ти, к уничтожению либо других, либо себя. Тем самым агрессив­ность возводилась в ранг извечного, заложенного в самой природе человека биологического побуждения. Представление об исконной агрессивности человека еще раз обнажило антиисторизм концепции Фрейда, пронизанной неверием в возможность устранить причины, порождающие насилие. Вместе с тем* как отмечал Л. С. Выготский (см. его предисловие к работе Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия»), проблема смерти и сопряженных с ней испытаний требует как философского, так и естественнонаучного осмысления.

Наряду с социальными обстоятельствами (военные неврозы) у Фрейда имелись и личные мотивы обращения к этой проблеме. В начале 20-х годов на него обрушилась тяжелая болезнь, вызван­ная тем, что он был злостным курильщиком сигар*.Терпеливо перено­ся одну мучительную операцию за другой, он продолжал напряжен­но работать. В 1915—1917 гг он выступил в Венском университете с большим курсом, опубликованным под названием «Вводные лекции в психоанализ»- Курс требовал дополнений» их он опубликовал в виде 8 лекций в 1933 г. В этот же последний период творчества Фрейда у видел к свет его работы, запечатлевшие изменения, которые претерпели его взгляды на структуру человеческой личности (<Пси­хология масс и анализ #» (1921), «Я и Оно* (1923)2, Организация

1 Тем самым значение либидо расширялось до любояного влечения к окружаю­щим людям и любым предметам^ а также духовным ценностям.

2 Фрейд продолжал также публиковать сочинения по проблемам религии: «Буду­щее одной иллюзии» (1927), «Моисей и монотеизм» (1939). Остался незаконченным его «Очерк психологии», вышедший из печати в 1940 г.

психической жизни выступала теперь в виде модели, имеющей своими компонентами различные психические инстанции, обозна­ченные терминами: Оно (ид), Я (эго) и сверх-Я (супер-эго).

Под Оно (ид) понималась наиболее примитивная инстанция, ко­торая охватывает все прирожденное» генетически первичное, под­чиненное принципу удовольствия и ничего не знающее ни о реаль­ности, ни об обществе. Она изначально иррациональна и аморальна. Ее Требованиям должна удовлетворять инстанция Я (эго),

Эго следует принципу реальности, вырабатывая ряд механизмов, позволяющих адаптироваться к среде, справляться с ее требовани­ями. Эго — посредник между стимулами, идущими как из этой среды, так и из глубин организма, с одной стороны, и ответными двигательными реакциями — с другой. К функциям эго относится самосохранение организма, запечатленне опыта внешних воздей­ствий в памяти, избегание угрожающих влияний» контроль над требованиями инстинктов (исходящих от ид).