ГЛАВА 10 КОНТРОЛЬНО-ИЗМЕРИТЕЛЬНЫЕ ПРИСПОСОБЛЕНИЯ КАК СРЕДСТВО УПРАВЛЕНИЯ КАЧЕСТВОМ ПРОДУКЦИИ 19 страница

[...] Логическое толкование предполагает уже выполненной работу грамматического толкова­ния. Сущность его заключается в выяснении мысли закона на основании выясненного значения слов, которыми она выражена. Это логическое, или иначе называемое реальное, толкование стремится вывести содержание закона или из его собственного текста, или из сопоставления его текста с тек­стом других законов. [... ]

[...] Историческое толкование есть уяснение содержания данного закона по сопоставлению его с другим, ранее существовавшим. Психологическое основание для такого приема заключается в том, что законодатель, повелевая или запрещая что-либо, имеет в своем представлении то, что в этот мо­мент запрещалось или дозволялось. Его мысль идет от существующего к долженствующему, и, сле­дуя за ним по этому пути, мы в состоянии уловить его мысль, которая, может быть, не дается сама по себе. [...]

[...] Систематическое толкование есть уяснение содержания данного закона по сопоставлению его с другими, одновременно существующими в той системе права. [...]

АНАЛОГИЯ

[...] Возможен случай, когда применяющий право к данному фактическому составу, установив малую посылку, тщетно ищет соответствующей нормы. Среди имеющихся норм ни одна не совпада­ет всеми своими элементами с теми, какие получились в малой посылке. Требуемого сочетания эле­ментов или вовсе нет, или дается сочетание, только отчасти совпадающее. Чем более отстало право от жизни, чем более казуистично построено законодательство, тем вероятнее такие случаи пробелов.

Но существует взгляд, отрицающий самую возможность пробелов в праве, — в праве пробелов нет и не может быть.

Оценка этого мнения требует предварительного соглашения в постановке вопроса. Дело идет не о том, что в праве данной страны могут быть пробелы, которые желательно восполнить законом. Напр., в этом смысле можно сказать, что в России ощущается пробел по организации администра­тивной юстиции. Вопрос ставится не с точки зрения законодательной политики, а с точки зрения действующего права. Выставляя положение, что в праве нет пробелов, утверждают, что в действую­щем праве имеется всегда ответ (большая посылка) на каждый возникший юридический вопрос. Ко­нечно, при этом имеется в виду только положительное право, но зато во всех его формах, а не только в форме закона. [...]

[...] Поэтому следует считать более правильным взгляд тех, кто признает как факт во всяком действующем праве наличность пробелов, т. е. отсутствие правовых ответов на вопросы, подлежа­щие судебному разрешению. Какой же выход из создавшегося затруднения? Что должен делать су­дья, когда представленный на его обсуждение конкретный случай не разрешается правом вовсе или вполне? На это могут быть даны различные ответы.

Закон может вменить суду в обязанность приостановить разрешение дела и представить вопрос на рассмотрение законодательной власти. Это отказ в судебном решении ввиду неполноты или не­достатка норм права. [...]

[...] Закон может вменить суду в обязанность разрешить конкретный случай на основании спра­ведливости, применительно к конкретным обстоятельствам данного дела.

Закон может вменить суду в обязанность разрешить конкретный случай по сходству с сущест­вующими нормами права (аналогия). Судья, не находя закона, в содержание которого полностью укладывался бы данный случай, должен применить к нему закон наиболее сходный или создать ad hoc норму в духе действующего законодательства. При этом судья обязан, следовательно, встать на точку зрения данного законодателя, предугадать его решение вопроса.

Закон может вменить суду в обязанность разрешить данный случай на основании нормы права, создаваемой самим судом, т. е. призвать суд к законодательному творчеству за пределами действующих норм. [...]

[...] Аналогия закона недопустима в отношении уголовных законов, а также исключительных законов.

Аналогия права выступает тогда, когда данный случай не укладывается в содержание какого-либо закона и предполагает, что в действующем законодательстве нет ни одной нормы, элементы которой хотя бы частично соответствовали элементам казуса. Применяющий право, установив малую посылку, напрасно ищет большой посылки, не только тождественной, но хотя бы сходной. Тогда ему приходится создавать норму из ряда законов, разрешающих вопросы из того же фактического соста­ва. Установленная норма будет раскрытием общей идеи, которая лежит в основе нескольких законов, той точки зрения, часто даже не сознаваемой, с которой законодатель смотрел на жизненные отноше­ния, когда подчинял их правовой нормировке. Это будет нахождение юридического принципа, предна­значенного играть роль большой посылки.

Логический процесс при аналогии права представляется в следующем виде. Подвергается ана­лизу ряд законов, выделяется из них определенный элемент, общий им всем, и создается юридиче­ский принцип, к которому приурочивается юридическое последствие. [...]

Текст печатается по изд.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Вып. IV.— С. 716—720. 723—724. 725—726, 733—734, 736—737, 738, 742—747, 752—753.

РАЗДЕЛ Х. ПРАВООТНОШЕНИЯ И ПРАВОПОРЯДОК

П. Г. ВИНОГРАДОВ

ЮРИДИЧЕСКИЕ ФАКТЫ И АКТЫ

[...] Целая сеть юридических норм раскинута над социальной жизнью события, которая то и дело пересекается линиями юридических прав и обязанностей: обстоятельства, сколько-нибудь важные, большею частью имеют известную юридическую сторону. Таким образом, наряду с различными фактами и актами деловых отношений, духовного общения и социальных отношений, возникает ряд
юридических фактов и актов, от которых зависит изменение и развитие прав. Вряд ли нужно отмечать, что эти юридические факты и акты являются не только простым отражением соответствующих им явлений обыденной жизни, но и имеют особые, свойственные им атрибуты, которые часто чувствует на себе обыватель.

Начнем с исследования юридических фактов. Слово факт в противоположение праву иногда употребляется юристами по отношению к обстоятельствам, оказывающим влияние на решение юридического вопроса. При представлении и разборе доказательств в судебных процессах дело идет о фактах в этом именно смысле. Здесь каждая малейшая подробность, относящаяся к вещи, лицу или обстоятельству, может оказаться ценной — например, следы ног или пальцев руки могут иметь величайшую важность для распознания преступника. С другой стороны, ясно, что сыщик или поверенный, собирающий доказательства с целью установления вины, не должен примешивать обстоятельств, которые не имеют значения для дела и только запутали бы вопрос. В самом деле, при допросе свидетелей судья может не допускать не относящихся к делу вопросов и предъявления ненужного материала. Однако в этом случае, хотя и сказывается влияние определенных юридических форм, целью производства является разрешение вопросов факта, а не вопросов права. Было ли совершено убийство или нет? Было ли это умышленное убийство? Была ли это драка, приведшая к нанесению смертельной раны? Совершил ли преступление именно данный человек, обвиняемый? Сделал ли он это по собственному побуждению или по наущению другого? Вот вопросы, на которые приходится отвечать. Расследование вращается вокруг обстоятельств повседневной жизни, а потому и решение всех этих вопросов обычно представляется присяжным, взятым из среды обывателей, для которых
подлежащие их разрешению вопросы должны быть ясно и тщательно формулированы судом. Поло­жим, что эти вопросы так или иначе разрешены, что присяжные, например, вынесли вердикт: А был убит в ссоре своим товарищем, который был в это время пьян. Раз это установлено, мы имеем дело с юридическими фактами. Факт случайной смерти, последовавшей от непредумышленного нападения, и тот факт, что виновный был пьян, имеют определенное юридическое значение. Судом будет поста­новлен приговор, который определит эти последствия для данного случая сообразно известным снабженным санкцией юридическим нормам. Для судебного решения вся история ссоры, с ее мелочными инцидентами и деталями, исчезнет из поля зрения и в качестве своего единственного результата оставит за собой вердикт. Через посредство этого вердикта, применение судом норм и субъективных прав будет все же зависеть от фактов; но это будут «юридические факты», так сказать скелет события, из которого удалены все несущественные обстоятельства. Убийца, быть может, был хотя и вспыльчивым, но симпатичным человеком, убитый, напротив, не внушал ничего, кроме неприязни и презрения. Все эти черты, однако, исчезнут из юридического факта как несущественные, ибо закон не может проводить подобных различий и право совсем негодного человека на охрану его жизни и тела столь же священно, как и право самого благородного из граждан. Подобно тому как факт при­ обретает схематические очертания, так же точно и личность убитого делается просто человеком вообще, так сказать человеком правовой абстракции, лишенным всех атрибутов, кроме одного существенного качества, — именно, что он имеет полное право на защиту его жизни государством. В свою очередь, с юридической точки зрения опьянение само по себе может быть важным фактом. Однако к
делу нисколько не относится, было ли выпитое вино дурного качества или становился ли преступник раздражительным и склонным к насилию, когда он находился под влиянием опьянения. Судьи, при­нимая в соображение данный факт как важное условие при установлении юридических последствий, сосредоточат свое внимание только на одной особенности опьянения — именно на том существен ном с юридической точки зрения обстоятельстве, что алкоголь влияет на сознание преступника, и на вытекающем отсюда усилении или уменьшении его ответственности.

Подведя итоги, мы должны Признать две совершенно различные категории фактов, существую­щих не только в юридической теории, но и в действительных определениях положительного права.

Согласно этому в учении о судебных доказательствах, мы имеем, с одной стороны, «факты, ко­торые доказывают», т. е. материалы, которые помогают установить «подлежащий рассмотрению факт», а с другой — «факты, которые следует доказать», т. е. все то, что становится определенным юридическим фактом, как только оно установлено путем доказательств.

Любопытный пример юридических проблем, возникающих в связи с этим, можно заимствовать из одного американского дела «штата Айовы против Белла». Ночью в комнате одного дома был об­наружен живший по соседству человек, забравшийся туда тайком. Это было бы явным покушением на грабеж, если бы не было доказано, к счастью для обвиняемого, что в это время он был пьян. Со­гласно предложению судьи, принятому и присяжными, отсюда был сделан вывод, что обвиняемый в то время не сознавал, что он направился в чужой дом. Однако в случае умышленного или неосто­рожного убийства вряд ли можно было бы ссылаться перед английским или американским судом на опьянение как на смягчающее вину обстоятельство. Наоборот, судьи много раз подчеркивали, что факт опьянения сам по себе не влечет непременно более мягкого отношения к преступнику.

Такие же вопросы факта возникают и при оценке степени морального давления, которому было подвергнуто лицо, совершившее завещание или заключившее договор, при установлении степени заботливости или, наоборот, небрежности, выказанной лицом, присмотру которого было поручено имущество другого. Иногда суду приходится очень глубоко входить в социальные и моральные по­нятия, свойственные определенной эпохе или определенной социальной среде, для того, чтобы выде­лить юридические факты, от которых зависят юридические следствия в виде определенных прав и обязанностей. Вообще, в любом случае необходимо критически рассматривать взятые из реальной жизни доказательства, чтобы получить сравнительно небольшое количество юридических фактов.

Следует также заметить, что праву иногда приходится основываться в своих суждениях отно­сительно субъективных прав и обязанностей не на реальных, хотя и избранных фактах, а на фактах, существование которых должно быть предположено в силу официально признанной правом точки зрения. Старое учение о доказательствах изобиловало искусственными правилами в этом отношении. Бентам энергично протестовал против фантомов, порождаемых таким искусственным способом рас­смотрения доказательств, и против карикатуры на право, которую часто влекло за собой подобное рассмотрение. Его филиппики не остались бесплодными, и с его времени достигнуто много упроще­ний и улучшений. Однако даже и теперь наше право не вполне свободно от искусственных правил, которые иногда могут затруднить справедливое решение дела. Мои читатели, конечно, помнят дело убийцы Криппена. Особенно тяжелым доказательством против обвиняемого являлось то, что под полом дома, где были скрыты останки его жертвы, была найдена часть его фланелевой рубашки. Но этот факт сначала не был представлен обвинением и был выдвинут только впоследствии, для того чтобы опровергнуть некоторые утверждения обвиняемого. Предъявление этого доказательства в са­мом конце дела дало защитнику Криппена основание для того, чтобы просить апелляционный суд об отмене вердикта. «Для опровержения утверждений обвиняемого нельзя представлять доказа­тельств, — указывалось в апелляционной жалобе, — которые можно было включить в материал, представленный обвинением сначала, и таким образом усиливать позицию обвинения после того, как предъявление доказательств обеими сторонами закончено».

Основание для этих ограничений видеть нетрудно: закон стремится к тому, чтобы обвинение не удерживало при себе существенных аргументов до самых последних стадий судебного разбира­тельства, чтобы предъявить их в неожиданный момент, когда защита не приготовлена к ответу на них. Ясно, однако, что строгое применение этого правила в деле Криппена могло бы иметь нежела­тельные результаты, ибо оно могло бы изъять из сферы рассмотрения присяжных вопрос о годе, ко­гда была сделана рубашка, — вопрос, весьма существенный для решения дела. К счастью, суд мог в данном случае поступить по своему усмотрению. Бывает, однако, много дел, в которых приходится оставлять без рассмотрения по чисто формальным основаниям доказательства, весьма ценные по существу.

Кроме этих правил, относящихся к учению о системе доказательств, суды иногда обязаны при­нимать известные установленные юридические презумпции и искусственные юридические факты вместо фактов действительных и реально доказуемых. Например, по установленному правилу пред­полагается, что дети, рожденные в законном браке, являются законным потомством отца, хотя бы возможно было доказать, что в момент зачатия мать сожительствовала с другим лицом. Цель этого правила в том, чтобы помешать попыткам подымать сложные вопросы, связанные с незаконнорожденностью, если нет налицо неоспоримых данных; в то же время очевидно, однако, что это может часто вести к сокрытию истины. В подобных вопросах судам приходится довольствоваться не действительными фактами, а фактами презумированными. Таким образом, юридические нормы, хотя обычно они и служат той или иной разумной цели, в некоторых случаях могут затемнить истинные обстоятельства данного дела. Впрочем, такой результат, быть может, неизбежен: право приноровлено к обычным условиям и потому может оказаться бессильным разобраться в исключительных явлениях.

Здесь, как во многих других случаях, очевидно, что методы права имеют в виду только приближение к истине. А раз так, то должно иметься налицо много важных элементов, которые не могут быть отчетливо выделены судами. Например, нередко оказывается трудным удовлетворить при помощи юридических средств наше естественное стремление к моральному возмездию, и довольно часто бывает, что отношение права к проблемам индивидуальной ответственности, с точки зрения наших моральных чувств, кажется несостоятельным. Однако эта недостаточность метода объясняется не бесчувственностью судов, а тем, что психологические ситуации не поддаются оценке посредст­вом чисто юридических критериев. Возьмите, например, отношение английского права к соблазнению. Согласно строгой юридической теории, если соблазнена девушка свыше 16 лет от роду, то от соблазнителя можно требовать возмещения убытков лишь за ущерб, понесенный ее родителями или хозяином благодаря потере ее услуг. Однако же присяжные, оценивая убытки, нередко руководятся также и тем моральным негодованием, которое вызывает в них поведение ответчика, причем такое отношение не встречает возражений со стороны судей. Лорд канцлер Эльдон однажды заметил: «Хотя с чисто формальной точки зрения вчинение иска за соблазнение имеет в виду лишь вознаграждение за потерю услуг, мы не можем игнорировать того факта, что это иск, вчиненный матерью за нанесенный ее дочери вред, а потому присяжные могут принять во внимание и все те чувства, которые вызывает в матери сам характер ее потери. Они могут видеть в ней родителя, теряющего не только

услуги своей дочери, но и доставляемое ею утешение, ибо в добродетели этой последней она не может: уже находить его; не следует также забывать, что она является родительницей других детей, нравственность которых может быть испорчена дурным примером».

Ясно, что метод строгого права не способен охватить все существенные элементы данного случая; быть может, возможно утверждать, что против соблазна должны быть приняты более строгие меры. Легко, однако, видеть, насколько велики были бы затруднения, если бы к подобным вопросам закон пытался применять точные методы.

Выражение «факт» в английском юридическом словоупотреблении распространяется иногда на все вопросы, которые исследуются и решаются судами не на основании установленных правовых норм.

Может случиться, что не имеется нормы, предусматривающей вопрос, возникший по делу, однако же суд должен так или иначе разрешить стоящую перед ним проблему. Такие вопросы именуются иногда вопросами факта, хотя разрешение такого вопроса по данному делу создаст на будущее время некоторый юридический базис, после чего он уже перейдет из области фактов в область права.

Так, в тех случаях, когда оспаривается значение терминов закона, которым до сих пор не было дано авторитетного истолкования, суд истолкует его согласно обстоятельствам данного дела и вынесет решение относительно этих обстоятельств, на которое в последующих случаях будут ссылаться как на действующее право. В одном недавнем деле (Даллимор против Вильямса) истец нанял несколько музыкантов для концерта за определенное вознаграждение: ответчики, которые были должностными лицами Соединенного Союза Музыкантов, протестовали против оговоренной платы и посредством циркулярных писем, выставления пикетов и угроз побудили некоторых музыкантов нарушить их контракт с истцом. При обыкновенных обстоятельствах вызывать подобными средствами нарушение контракта является правонарушением, за которое можно требовать возмещения убытков:

но согласно акту о промышленных конфликтах (1906) тред-юнион, побуждающий к нарушению контракта вследствие промышленного конфликта, избавлен от ответственности. Поэтому возник вопрос, являлось ли данное дело с точки зрения закона «промышленным конфликтом»; в случае утвердительного ответа должностные лица юниона не подлежали ответственности. При судебном разбира­тельстве судья указал присяжным, что под «промышленным конфликтом» понимается либо спор между хозяином и его служащими, либо между самими служащими. Решение было вынесено в пользу истца, и ответчики подати апелляционную жалобу. Апелляционный суд высказался, что судья слишком узко истолковал термин «промышленный конфликт» и что термин этот может равным образом относиться и к спору между предпринимателем и тред-юнионом, как и обстояло дело в данном случае. Вынося это решение, суд пояснил, что при решении он не руководился каким-либо опреде­ленным авторитетом относительно истолкования вышеуказанного термина, ибо главное деля, на ко­торое ссылался истец (Конвей против Вэда, 1909), по мнению суда, было решено по другим основа­ниям, и поэтому вынесенное тогда решение не обязательно для данного случая. Таким образом, суд в сущности решал вопрос факта, который, однако, во всех будущих делах, затрагивающих то же са­мый вопрос, будет рассматриваться в силу этого решения как вопрос права.

Впрочем, я должен сказать, что, с точки зрения теории права, это своеобразное употребление термина «факт « может быть подвергнуто критике. Если неудобно говорить о праве, когда нет налицо никакой юридической нормы, приложимой к данному делу, то еще менее уместно говорить о факте, когда спорный вопрос не касается ни обстоятельств разбираемого дела, ни тех фактических условий, от которых зависит применение юридической нормы. Можно было бы отнести подобные случаи в категорию вопросов, требующих судебного решения или истолкования, или юридического рассмот­рения и решения. С более широкой точки зрения, они, конечно, относились бы к праву, поскольку они затрагивают ту совокупность принципов, от которых зависит общественный порядок.

Из вышеприведенных замечаний с очевидностью вытекает, что главное значение установления юридических фактов заключается в создании необходимых связующих звеньев между обстоятельст­вами и событиями повседневной жизни и юридическими нормами. Для того чтобы обнаружить юри­дические нормы в конкретных случаях, следует установить, в каких именно пунктах данного дела применимы юридические нормы; в этих именно пунктах и помещаются юридические факты. Факты эти имеют двойственный вид: с одной стороны, они извлекаются из действительности, с другой —
служат условиями для применения норм и создания или видоизменения прав или обязанностей. По­ясним это несколькими примерами. Положим, я подбираю на морском берегу раковину. Это мое дей­ствие составляет юридический факт: оно создает для меня право собственности на раковину и вызывает применение той нормы, согласно которой вещь, никому в особенности не принадлежащая, при­надлежит первому присвоившему ее лицу. Если бы какой-либо прохожий выхватил раковину из моих рук, возник бы второй юридический факт: это составляло бы с его стороны нарушение права собст­венности, и он стал бы субъектом обязанности, заключающейся в возвращении мне раковины или ее стоимости, а также, быть может, в уплате штрафа за нарушение порядка. Я же, в свою очередь, мог бы предъявить против него иск, ссылаясь, с одной стороны, на мои собственные права, с другой сто­роны — на неправомерность его поступка. Возьмем другой случай. А. является собственником дома или мебели или известной суммы денег в банке. Он умирает, не оставив завещания. Смерть его будет юридическим фактом, вызывающим к действию юридические нормы относительно наследования без завещания. Его поверенный публикует в газетах объявление с целью разыскать наследников. Являет­ся какой-нибудь дальний родственник и предъявляет права на наследство. Кроме юридического фак­та (т.е. смерти А.), который открыл наследство, претендующее на наследство лицо должно будет предоставить другие юридические факты — засвидетельствованную родословную, при известных условиях показания свидетелей, установляющих его собственное происхождение, или, быть может, смерть или юридическое исчезновение других родственников и т. д. Можно, таким образом, сказать, что среди бесчисленных фактов действительной жизни некоторым из них придается особое значение как звеньям при образовании, видоизменении или утверждение, прав. Эти-то факты и суть юридиче­ские факты.

Другая группа юридических соответствий событиям реальной жизни состоит в юридических актах. Юридический акт носит неизбежно личный характер, ибо для своего совершения требует субъекта. Сущность его — это проявление воли. Он требует также и объекта, ибо всякий акт лично­сти направляется к той или иной определенной цели. Объекты эти весьма разнообразны, но у всех их имеется одно общее качество; все они являются разновидностями субъективного права. Фраза, вы­ражающая юридический акт, может быть выражена в следующей типической форме: я (субъект) соз­даю, видоизменяю, уничтожаю или переношу (сказуемое, предикат) то или другое право (объект). Различие от обыкновенного действия в данном случае очевидно. Обыкновенные действия допускают всевозможные виды сказуемых, одни из которых влекут за собой юридические последствия, дру­гие— нет (например, я ем пирожное, я пишу письмо, я пишу книгу); напротив, сказуемые в сужде­ниях, выражающих юридические акты, непременно обозначают или установление, или уничтожение, или перенесение, или видоизменение права. Поэтому фраза «я еду на моем велосипеде» — не отно­сится к юридическому акту, хотя она, несомненно, означает осуществление права. Фраза же «я отдаю вам мой велосипед» относится к юридическому акту, именно к перенесению моего права на другое лицо. И, наконец, имеется также разница между объектами действия, ибо объекты юридических ак­тов — права, между тем как объекты повседневных актов настолько же разнообразны, насколько разнообразна наша материальная и духовная деятельность.

Юридический акт подобен акту законодательства. Последний выполняется обществом, между тем как первый выполняется членами общества; последний творит и отменяет нормы, первый творит и отменяет права — постольку, конечно, поскольку общество позволяет индивидуальным его членам создавать и отменять права.

До известной степени можно сказать, что представители самого общества, вроде, например, судей или должностных лиц, совершают юридический акт, когда их действие или указание заключа­ется в установлении затем или другим лицом конкретных прав. Судебное решение, подтверждающее за истцом право владения, которым несправедливо пользовался ответчик, можно назвать юридиче­ским актом. Деятельность мировых судей, выдающих торговое свидетельство владельцу трактира, есть тоже юридический акт. В известном смысле преступление и правонарушение являются тоже юридическими актами, поскольку они влекут за собой юридическое последствие и создают права и обязанности, относящиеся к возмещению потерь. Но в первом случае судьи и должностные лица дей­ствуют лишь как выразители воли государства, хотя, быть может, и не всегда легко проводить стро­гое различие между законодательными функциями с одной стороны, и между правительственными функциями и распределением конкретных прав с другой, ибо последняя категория функций вытекает из первой. Во втором случае принцип, в силу которого действие создает права, представляет прямую противоположность тому принципу, который воплощен в юридических актах, сообразующихся с установленными нормами. Субъект создает юридические последствия помимо своей собственной воли; права установляются лишь в результате реакции на имевшийся им в виду акт. Поэтому как ак­ты административного характера, так и деликты следовало бы скорее отнести в особые категории действий, создающих права.

Технический термин «юридический акт», который в равнозначащих ему выражениях (negotium, Rechtgeschaft. acte juridique. юридическая сделка) чаще употребляется континентальными, чем анг­лийскими, юристами, относится прежде всего к тем действиям индивидуальных граждан, которые намеренно устанавливают или видоизменяют права. Здесь уместно, пожалуй, упомянуть о подразде­лении юридических актов на две категории — акты односторонние и двусторонние. Завещание или дар может служить примером одностороннего акта: существенным в нем является намерение одного лица — завещателя или дарителя (хотя, впрочем, акт осложняется требованием, чтобы лицо, в пользу которого совершено завещание или дарение, приняло завещанное или подаренное имущество). Дву­сторонние юридические акты требуют согласия двух или более воль, как можно ясно видеть в хоро­шо знакомых каждому случаях продажи, аренды или залога.

Когда я говорю о намеренном установлении или видоизменении прав, я не хочу этим сказать, что субъект юридического акта должен ясно и точно представлять себе все юридические последствия своего действия. Весьма часто обыватели осуществляют акты, не зная точно об их юридических по­следствиях. Так, например, когда студент нанимает комнату на университетский семестр, то он, ко­нечно, знает, что он входит в определенное соглашение, обязующее его платить условленную плату и не причинять вреда мебели и, с другой стороны, обязующее его квартирную хозяйку позволить ему жить в комнатах в течение восьми или больше недель. Я сомневаюсь, однако, дает ли себе отчет обыкновенный студент, когда он входит в такие соглашения, в том, в какой степени то или иное не­ожиданное событие, вроде, например, заразительной болезни в доме, может избавить его от исполне­ния принятых им на себя обязательств, равным образом вряд ли он знает, насколько хозяйка имеет право входить в его комнату против его воли или выселить его, если плата не будет уплачена в срок, Я полагаю, что даже студенты юридического факультета с трудом ответят на все вопросы относи­тельно возможных юридических последствий этого договора. И в то же время студент, нанимающий комнату, несомненно совершает юридический акт. Его общее намерение направлено на создание известных прав и обязательств, а потому и решение его занять комнату истолковывается как юриди­ческий акт, со всеми преднамеренными и непреднамеренными им юридическими последствиями. Равным образом человек, заказывающий портному костюм, совершает юридический акт, хотя, быть может, он и не знает в точности тех юридических норм, которые регулируют данную сделку. Иногда лицо может считать себя неспособным к совершению известных юридических актов и однако суд все же может признать, что он совершил их и юридически ответственен за них. Так, в деле Чепля против Купера собственник бюро похоронных процессий вчинил иск к вдове некоего Купера, требуя возмещения издержек за похороны ее мужа. В момент смерти ее мужа она была несовершеннолетней, и на этом основании она утверждала, что она не была связана договором. Однако, по английскому праву, хотя несовершеннолетний обычно не может совершать юридически действительных договоров, он может, однако, это делать, поскольку дело идет о предметах первой необходимости и вообще о таких вещах, которые явно клонятся к его выгоде. Вопрос поэтому сводился к тому, являлись ли похороны супруга «предметом первой необходимости» в том смысле, какой придает этому выражению юриди­ческая норма. Суд высказался в том смысле, что это «клонилось к личной выгоде и было разумно необходимо». В данном случае ясно, что госпожа Купер, входя в соглашение с собственником похо­ронного бюро, очевидно не соображала юридических последствий ее поступка; несмотря на это, суд признал, что из договора ее вытекали определенные последствия и что договор этот она обязана была выполнить.