Св. Иоанн Кронштадтский и его значение для Русской Православной Церкви.

Протоиерей Иоанн Ильич Сергиев. Отец Иоанн родился в 1829 г. в семье сельского причетника в Архангельской епархии. Свое образование он завершил в Петербургской Духовной Академии. В 1855 г. его рукоположили в сан пресвитера и назначили священником Свято-Андреевского собора в Кронштадте, где он служил беспрерывно более полувека, до своей кончины. Известен он стал не сразу, несмотря на то, что был выдающимся молитвенником и вел особенно аскетическую жизнь (будучи женатым, он сохранял строгое девство). Сначала он обратил на себя внимание особой организацией благотворительности. С 1882 года отец Иоанн развернул необычайно широкую благотворительную деятельность. Он устроил рабочий дом, детский приют, школу для бедных детей. Он заботился о том, чтобы все неимущие в Кронштадте были накормлены и чтобы им были созданы условия для жизни, а не только о формальной помощи им. Он организовал дом трудолюбия, ему удалось привлечь средства для этого. Вместе с тем любопытно, что просто лукавых попрошаек о. Иоанн не любил и говорил, что всем, кто может трудиться, мы поможем, а тех, кто трудиться не желает, мы попросим долой из Кронштадта. С небывалом успехом ему удавалось вести борьбу с пьянством, распространенным среди портовых рабочих и моряков Кронштадта. Он ежедневно совершал Божественную Литургию. Богослужения о. Иоанна в Андреевском соборе были явлением исключительным в церковной жизни. Его дерзновенная вера, чуждая и тени сомнений, подобная вере первых христиан, захватывала молящихся и многих перерождала духовно. За такими Богослужениями открывались необычайные проявления милости Божией.

Не могли укрыться от людей его другие благодатные дарования. Русский народ чтил его еще при жизни как чудотворца. По его молитвам совершались многочисленные чудеса исцелений и явления Божией помощи многим людям. Слухи об этих явлениях разносились по России, и к о. Иоанну стекалось все больше народа. Постепенно наплыв посетителей стал таким, что всех желающих исповедаться и причаститься он уже не мог принять, поэтому, не без смотрения Божьего, он стал устраивать общую исповедь. Он обладал особым даром прозорливости, и часто человек, прослушавший общую исповедь и не сказавший сам ни слова о.Иоанну шел к причастию, он его останавливал и не допускал к Чаше как человека, который подлинно не покаялся в своих грехах. Постепенно желающих получить помощь от о.Иоанна стало так много, что он сам стал выезжать в другие города России. Его почитатели построили для него специальный пароход. В таких разъездах совершалось много исцелений. Но бывали они и заочными: когда святому сообщали о чьих-то просьбах, он молился, и по его молитвам Бог даровал Свою благодать и милость. Вместе с тем, у него было очень много всяких неприятностей и искушений, как у всякого святого. Одно – безусловно бесовского характера: некоторые его почитатели, а особенно почитательницы были одержимы бесом и впали в страшную ересь, открыто заявляя о почитании о. Иоанна чуть ли не как Бога Отца, причем как он ни старался их обличать и даже анафематствовать, ничего не помогало. Часто о.Иоанна изображали неким черносотенцем, который проповедует враждебность к людям разных национальностей, объявляли его антисемитом и на этой почве разжигали неприязнь к нему. Это совершеннейшая ложь, потому что по его молитвам исцелялись не только православные, но и инославные христиане и даже нехристиане.

Великий молитвенник, замечательный проповедник, в устах которого глаголы вечной жизни звучали с такой покоряющей силой, что они преображали сердца людей, пастырь-благотворитель, отец Иоанн Кронштадтский был еще и глубоким богословом. Его книги «Моя жизнь во Христе» и «Христианская философия» принадлежат к самому великому и подлинному в русском богословском наследии XIX века. В своих творениях Кронштадтский пастырь не рассуждает о догматах, а свидетельствует их истину, опираясь на святоотеческий и на свой жизненный духовный опыт. Его дневник под названием «Моя жизнь во Христе» содержит не размышления о Боге и не мечтания о Нем, а свидетельство о подлинный встрече с Ним и свидетельство о тайне Церкви как едином Теле, которое живет в Святой Евхаристии. Евхаристия, по учению отца Иоанна, средоточие христианского бытия. Духовная жизнь и Таинства – вот единственный надежный путь к встрече со Христом. Для отца Иоанна Кронштадтского христианство было не отвлеченным учением, не системой нравственности, а новой жизнью, непохожей на жизнь ветхого человека, порабощенного грехом.

Прямые и наглядные явления святости со стороны старца Амвросия и святого праведного Иоанна Кронштадтского для тех людей, которые способны были задуматься над тем, что видели духовным взором способствовали обращению. Если творчество Достоевского и Соловьева располагало к вере, то окончательно утверждали возникшую в людях веру. Для большей же части русского народа жизнь о. Иоанна и его молитва были совершенно ясны и оказали глубочайшее влияние. В его дневниках Отец Иоанн неоднократно говорил о своих предчувствиях: в наказание за духовную слепоту, за увеличивающийся грех на Россию надвигается тяжелое духовное бедствие. Он предвидел то, что и совершилось в результате революции.

33. Взгляды на судьбы Церкви и России в русском обществе во второй половине XIX в. «Младшие» славянофилы. К. Н. Леонтьев (в постриге Климент). Н. Я. Данилевский. Ф. М. Достоевский. В.С. Соловьев.

В общественной жизни в первое десятилетие царствования Александра II происходит взрыв нигилизма, а затем, наоборот, возникает противодействие, и этот нигилизм приостанавливается. И снова значительные слои русского общества поворачиваются к Церкви. Преодолению нигилистического кризиса способствовала деятельность младших славянофилов: Ф.М.Достоевского, философа Владимира Сергеевича Соловьева, публицистов Каткова, Данилевского и др. Они состояли в общении с прославленными святыми современниками. В особенности известна связь Достоевского с Оптиной пустынью.

О творчестве Достоевскогоговорят, что многие его мысли не вполне православны. Иногда даже говорят о «новом христианстве» (Мережковский), связанным с именем Достоевского. Здесь содержится глубокое недоразумение, потому что Достоевскому, как и Хомякову, можно адресовать со всей справедливость упрек в том, что они не были богословски глубоко образованными, поэтому некоторые высказывания, шедшие вразрез с учением Церкви, можно у него найти. Однако, один из главных мотивов творчества Достоевского – это призыв к смирению, в т.ч. и в принятии церковного учения. Для него очень типично унаследованное с детства глубокое чувство любви к Господу Иисусу Христу, которое даже в период его идейных шатаний не могло поколебаться. В своих сочинениях он раскрыл религиозный характер глубокого кризиса русской жизни. По словам протоиерея Г.Флоровского «история открывалась ему как непрерывный Апокалипсис и в ней решался вопрос о Христе. В истории вновь строится Вавилонская башня». Достоевский видел, как вновь Христос встречается с Апостолами. Его вдохновляла истина о Богочеловеке с мечтой о человекобоге.

Очень рано Достоевскому открылась таинственная антиномия человеческой свободы. Весь смысл и радость жизни для человека именно в его свободе, в волевой свободе, в этом «своеволии» человека. Даже смирение и покорность возможны лишь через «своеволие», через самоотречение. Свобода праведна только через любовь, но и любовь возможна только в свободе, – через любовь к свободе ближнего. В этом ключ Достоевского к его синтезу. В своем творчестве Достоевский исходил из проблематики раннего французского социализма. Фурье и Жорж Занд больше других открыли ему роковую проблематику социальной жизни. И, прежде всего, – бесплодие и опасность свободы и равенства без братства. Но и в период своих социал-утопических увлечений Достоевский оставался и чувствовал себя христианином. С Белинским он так резко порвал тогда всего больше, за то, что тот «ругал ему Христа». От гуманистической мечты о братстве Достоевский переходит к «органическим» теориям общества, передумывает славянофильские и романтические темы. Очень скоро Достоевский понял, что одной цельности переживаний для единения общества еще очень и очень недостаточно. И нужно вернуться не столько к цельности чувств, но именно к вере. Именно об этом и написаны главные романы Достоевского. Но органического соблазна Достоевский до конца так и не преодолел. Он остается утопистом, продолжает верить в историческое разрешение жизненных противоречий. Он надеется и пророчит, что «государство» обратится в Церковь, – в этом Достоевский оставался мечтателем. Достоевский веровал от любви, не от страха. В этом он так не похож ни на Гоголя, ни на Конст. Леонтьева, одинаково стесненных в их духовном опыте каким-то испугом, почти отчаянием. В историю русской философии Достоевский входит не потому, что он построил философскую систему, но потому, что он широко раздвинул и углубил сам метафизический опыт. С исключительной силой показана вся глубина религиозной темы и проблематики во всей жизни человека. Его темы было продолжены и в западноевропейском экзистенциализме.

В.С. Соловьев (1853-1900), философ и религиозный мыслитель, который пытался синтезировать христианство с неоплатонизмом римской теократии и искал единения христианского мира под духовной властью папы и светской властью русского царя, но, разочаровавшись в своих унитарных и экуменических надеждах, в «Повести об антихристе» проповедовал скорое наступление апокалиптической катастрофы. От В.С. Соловьева идет волновавшая богословскую мысль XX века софиологическая тема.

В целом, несмотря на его ошибки, он внес замечательный вклад в развитие русской религиозной философии и богословия, и нет ни одного сколько-нибудь крупного философа или богослова, который был бы непогрешим. Он слишком уж сочувствовал и проповедовал чисто мирскую направленность жизни Церкви и видел ее задачу в преобразовании жизни человеческого общества чуть ли не в социалистическом духе. С другой стороны – его увлечение тем, что сейчас можно было бы назвать экуменизмом, и его стремление сблизиться с католичеством. Эти тенденции проявлялись в разные периоды его жизни очень сильно. Он обладал замечательным полемическим даром и был прекрасным лектором. При нем в конце 70-х годов произошло замечательное явление. Если раньше общий нигилизм способствовал тому, что студенческая аудитория проявляла интерес к естественным наукам и сравнительно, вообще мало интересовалась гуманитарными вопросами (а уж завлечь их на лекцию по богословию или религиозной философии было невозможно), то талантливые лекции Соловьева, к общему изумлению, начали собирать полную аудиторию. Именно с ним связано пробуждение интереса к христианству.

К.И. Леонтьев (1831-1891), писатель, публицист, дипломат. «Сочиненному» (розовому), как он утверждал, христианству Достоевского Леонтьев противопоставлял монастырский быт, Афон. Он не был выразителем подлинного аскетического предания Православной Церкви. В его апологии аскетизма есть совсем не святоотеческий и едва ли христианский оттенок своеобразного эстетизма. Леонтьев только драпировался в аскетику. Аскетика, то были для Леонтьева именно заговорные слова, которыми он заговаривал свой испу г. И в эстетизме Леонтьева чувствуются скорее западные, латинские мотивы. У него была религиозная тема жизни, но вовсе не было религиозного мировоззрения. Он и не хотел его иметь. Леонтьев тревожился только о том, чтобы его языческий натурализм не был ему вменен или поставлен в вину и в грех. Странным образом, у этого притязаемого «византийца» была совсем протестантская проблематика спасения, почти без остатка вмещавшаяся в идею вменения или, скорее, невменения. Как уйти от кары или возмездия за грех? Леонтьев не верил в преображение мира, и верить не хотел. Он именно любовался этим непреображенным миром, этим разгулом первородных страстей и стихий, и не хотел расставаться с этой двусмысленной, языческой и нечистой, красотой: «Мир потускнеет и поблекнет, если весь обратится в христианство. Христианству мы должны помогать, даже и в ущерб любимой нами эстетике, из трансцендентного эгоизма, по страху загробного суда». («Какая ядовитая смесь от Ницше и от Кальвина сразу!» – Флоровский) Не часто говорил он и о самом Христе, т.к. не истины искал в христианстве и в вере, но только спасения. Христианство для Леонтьева есть только религия конца. Пророчество о конце, не тема для жизни, – нет в христианстве «благой вести» об истории и для истории. В истории Леонтьев не видел религиозного смысла, в истории он оставался эстетом и биологом, и тем вполне удовлетворялся. Ему свойственен гиперэсхатологизм (Флоровский).

В сочинениях поздних славянофилов религиозная и богословская проблематика отступает на второй план, в сравнении с вопросами историософского и национально-политического характера. Это относится и к идеям П.Я. Данилевского о разнородных типах культуры Православного Востока и Запада, изложенным в книге «Россия и Запад», и к его политической публицистике, главной темой которой было освобождение славян от турецкого ига. За освобождение славян также ратовал И.О. Аксаков и в статьях, и в своей общественной деятельности.

Н.Ф. Федоров (1828-1903) разрабатывал утопический фантастический проект: воскрешения «предков» творческой силой самих людей, осуществляемого научно-техническими средствами («Общее дело»).