Роль церкви и религии

При оценке роли церкви в объединении русских земель необхо­димо различать политику митрополитов и поведение церковных деятелей более низкого ранга. Митрополиты назначались констан­тинопольским патриархом из греков и болгар, за исключением Алексия, выходца из московского боярства. Русская (или киевская, как она называлась до XIV в.) митрополия охватывала не только северо-восточную Русь, но и южную и юго-западную, где находи­лось около половины епархий (церковных округов во главе с епи­скопами). После переезда митрополита Максима в 1299 г. из под­вергавшегося набегам татар и литовцев-язычников Киева во Владимир, уже в 1303 г. шесть епархий Галицко-Волынской Руси образовали независимую митрополию. Борьба за западные русские земли между растущей Москвой и Польско-Литовским государст­вом также приводила к стремлению литовцев и поляков использо­вать церковный фактор и подорвать влияние владимирских митро­политов на этих землях. Все это заставляло митрополитов занимать двойственную, выжидательную политику. С одной стороны, при­ходилось поддерживать московских князей, без помощи которых церковь могла потерять влияние и на северо-востоке, с другой — явная ориентация на Москву могла привести к утрате западных епархий. Даже митрополит Алексий в первые годы своего митрополитства проводил крайне осторожную политику, ездил в Киев, где попал в плен к местному князьку и около трех лет просидел в заточении. И только смерть Ивана II Красного и малолетство Дмитрия заставили Алексия сделать выбор, решительно поддер­жать объединительную линию Москвы, стать фактическим ее пра­вителем в годы юности великого князя. Положение изменилось только после 1448 г., когда русские митрополиты стали избираться на соборе русских епископов.

С этого момента русская церковь становится полностью автоке­фальной, т. е. независимой от ближневосточных патриархов, и окончательно связывает свои интересы с северо-восточной Русью.

Несколько по-другому вели себя епископы и ведущие игумены-настоятели (руководители) крупнейших монастырей. Они назначались на должности митрополитом из русских людей и при учас­тии, а то и под диктовку русских князей. Они были тесно связаны с русскими князьями, с Русской землей, с ее интересами, а интересы Константинополя были им далеки. Но здесь возникает другая проблема — епископы были связаны с местными князьями и не всегда поддерживали объединительную политику московских кня­зей. Гораздо последовательнее поддерживала Москву монастырская верхушка (старцы). Наиболее авторитетные и богатые монастыри (Троицкий, созданный Сергием Радонежским, Чудов и Симонов в Москве, Кирилло-Белозерский и некоторые другие) или находи­лись в Московском княжестве, или были основаны выходцами из московских монастырей. Поэтому монастыри, как правило, были проводниками московской политики в других княжествах и зем­лях. Со временем почти все высшие иерархи, вплоть до митропо­литов, стали избираться из руководителей ведущих московских монастырей, что отражало силу московского князя и давало ему дополнительные возможности.

Другим важным обстоятельством, влиявшим на политику церк­ви во время монголо-татарского ига, были ее отношения с Ордой. Русская церковь пережила Батыево нашествие сравнительно легко, без особых потерь. Более того, установление ига привело к укреп­лению позиций церкви. Золотоордынские ханы стремились исполь­зовать авторитет церкви и силу религии для усиления своего гос­подства в завоеванных землях. Они освободили русскую церковь от уплаты ордынского «выхода» и выполнения других повиннос­тей, установили неприкосновенность церковных владений. Взамен русская церковь возносила молитвы «за здравие» ордынских пра­вителей, проповедовала покаяние, смирение и покорность русско­го населения. Татарское нашествие изображалось церковью как «божья кара» за грехи русских людей. Но вместе с тем русская цер­ковь, пожалуй, чрезмерно культивировала эти представления и чересчур старательно призывала людей к покорности.

Ханские грамоты устанавливали самый полный иммунитет рус­ской церкви, каким только она пользовалась в средние века где бы то ни было в Европе. Именно поэтому церковь поддерживала про-ордынскую политику первых московских князей, но насторожен­но отнеслась к перемене курса в отношении Орды Дмитрием Дон­ским, опасаясь, что поражение в открытой борьбе с татарами отрицательно скажется и на положении церкви. Даже митрополит Алексий, вероятно, отнесся к политике Дмитрия без особого одо­брения, и отношения учителя и ученика в конце жизни митропо­лита явно охладились. И только такие подвижники, стремившиеся к развитию русского народа, подъему народного самосознания и народного духа, как Сергий Радонежский, поддержали переход к активной борьбе с татарами.

Иноземное нашествие, бесконечные усобицы русских князей имели неизбежным следствием снижение нравственного уровня среди всех слоев населения, особенно высших. Разложение про­никло и в церковную среду, куда устремились многие знатные люди, привлекаемые привилегиями церкви в условиях татарского господства. Корыстолюбие, жестокость, лицемерие, вероломство, пресмыкательство и страх перед татарами, пьянство и прочие гре­хи распространялись среди мирян и служителей церкви. Таяло со­знание единства, общности всех русских людей. В такой обстанов­ке большую роль играли подвижники — монахи, стремившиеся претворить в жизнь евангельские заветы любви к ближнему, трудо­любия, бескорыстия, честности и духовности. Среди таких подвиж­ников в XIV в. особенно выделяется Сергий Радонежский. Сын ростовского боярина, Варфоломей (в монашестве Сергий) с детст­ва выбрал путь служения Богу, практического осуществления уче­ния Христа. Став взрослым, Варфоломей (Сергий) ушел в лес, где построил себе келью-избушку. Он прожил в ней несколько лет, все делал своими руками, питался скудно, часто голодал и проводил долгие часы в молитвах. Постепенно слава о молодом отшельнике распространилась по округе, и около Сергия собралось несколько его сподвижников. Из этого небольшого поселения в дальнейшее образовался знаменитый Троице-Сергиев монастырь. Сергий Ра­донежский был одним из реформаторов монастырской жизни, вве­дя в своем монастыре суровый общежительный устав: в монастыре не было места имущественному неравенству, безделью, пьянству, нарушениям правил церковной службы. Сергий был и религиоз­ным политиком, духовником Дмитрия Донского, выполнял важ­ные поручения митрополита Алексия. Но огромная слава и извест­ность Сергия связаны прежде всего с его подвижничеством, безукоризненным следованием нравственным принципам. Для людей своего времени он был нравственным идеалом, к которому тянулись все здоровые силы русского народа, вокруг которого скла­дывалось национальное самосознание, чувство единства всего пра­вославного русского народа, и не случайно Сергий Радонежский является одним из самых почитаемых русских святых вплоть до настоящего времени.

Серьезнейшим образом изменилось положение русских митро­политов после 1448 г., когда они стали избираться на соборе рус­ских епископов. Теперь они могли надеяться на возврат западных епархий только с помощью сильного Великорусского государства, способного включить их в свой состав. Но и после этого отноше­ния церкви и государства складывались не так уж безоблачно.

Уже в 1458 г. польский король и великий князь Литовский Ка­зимир порвал отношения с русским митрополитом и принял при­сланного из Рима митрополита-униата Григория. Больше уже ни­когда московский митрополит не получал признания в Польско-Литовских землях. Эти события отрицательно сказались на авторитете московского митрополита, но пока еще великокня­жеская власть нуждалась в церковной поддержке в борьбе с внут­ренними врагами. Поэтому первый избранный митрополит Иона был скорее равноправным партнером Василия II Темного, чем его «послушным орудием».

После смерти Ионы в 1461 г. и прихода к власти Ивана III в 1462 г. положение начинает меняться. Первоочередной задачей великокняжеской власти становится искоренение «алексиевской», теократической тенденции, т.е. стремления церковной власти к равенству и даже превосходству над светской. Эти тенденции за­метно проявились в деятельности Ионы, но история его преемни­ков стала прежде всего историей постепенной, но неотвратимой утраты митрополитами своей политической самостоятельности. Конечная цель Ивана III вырисовывалась по мере нарастания его военно-политических успехов. Эта цель — превращение митропо­личьей кафедры в составную часть аппарата управления Москов­ской Руси, во главе которого стоял великий князь. Монастыри также должны были превратиться в заурядные «богомолья», не имеющие общественно-политического значения. К концу XV в. Иван III, по существу, достиг своей цели. Он вмешивался даже в догматические, обрядовые дела церкви. Так, в 1480 г. вспыхнул конфликт между Иваном III и властным митрополитом Геронтием по вопросу о крестном ходе.

Конфликт был столь серьезным, что новые церкви, в том числе и церковь Иоанна Златоуста на посаде, любимое детище Ивана III, долгое время стояли неосвященными.

Покончив с политической независимостью церкви, Иван III попытался подорвать и ее экономическую мощь, отобрав церков­ные земли, которые в конце XV в. составляли треть всех обрабаты­ваемых земель в стране. Накоплению земли в руках церкви помо­гали неотчуждаемость и неделимость церковных владений, наделенных широким судебным и податным иммунитетом.

Первые изъятия церковных земель вместе с боярскими Иван III произвел в Новгороде в 1479 г. и передал их помещикам. По мере развития поместной системы требовалось все больше обработанных населенных земель для.их раздачи, и взоры светских феодалов во главе с великим князем все чаще обращались к церковным и монастырским владениям. Первая попытка проведения секуляри­зации этих владений была предпринята в самом начале XVI в. на соборах 1503—1504 гг.

В самой церкви не было единства в отношении накопления церковью материальных богатств. Группа церковных деятелей во главе с Нилом Сорским выступила против излишнего обогащения церкви, против стяжания богатств, отсюда и их название — нестяжатели. Нестяжатели выступали за то, чтобы монахи и священни­ки заботились о своем главном назначении — о спасении своей души и душ верующих, выступали против многочисленных прегре­шений священнослужителей, за нравственное очищение и внут­реннее духовное развитие личности в первую очередь. Материаль­ное богатство, роскошная жизнь, особенно церковной верхушки, по их мнению, препятствовали праведной жизни, вели к увлече­нию мирской суетой. Нил Сорский и его сторонники стремились к возрождению правил монастырской жизни, когда-то установлен­ных Сергием Радонежским, выступали за секуляризацию церков­ных земель. Их позиция вначале нашла поддержку у Ивана III и его сына Василия III, но в конечном счете нестяжатели потерпели поражение. Дело в том, что, отказываясь от материальных богатств, нестяжатели не собирались во всем поддерживать светскую власть. Наоборот, высокие нравственные требования, требования соблю­дения религиозных норм и правил нестяжатели распространяли на всех, включая великого князя. Так, они не соглашались признавать божественную природу государственной власти, ее право творить произвол и отстаивали духовную независимость человека от власти.

Другую группировку церковных деятелей возглавлял основатель Иосифо-Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий (Иван Са­нин). Возглавляемая им группа получила название иосифлян. Ио­сиф Волоцкий делил монахов на три категории в зависимости от их происхождения, состояния и положения в монастыре, всемерно поддерживал государственную власть, подчеркивал ее божествен­ное происхождение и т.д., но категорически выступал против секу­ляризации земель и религиозного аскетизма. В вопросе о втором браке Василия III иосифляне безоговорочно поддержали великого князя и это предопределило спор нестяжателей и иосифлян в поль­зу вторых. В данном случае стремление великокняжеской власти к всестороннему контролю государства над всеми сферами жизни, в том числе и над духовной, стремление обеспечить безоговорочную идеологическую поддержку со стороны церкви в борьбе за едино­державие, в борьбе с любыми проявлениями самостоятельности и независимости кого-либо в экономической, политической, куль­турной и духовной сферах оказалось для государства важнее, чем материальная выгода от секуляризации церковных земель.

Знаменательно, что усиление позиций иосифлян и их оконча­тельная победа сопровождались усилением гонений на еретиков и их казнями, чего раньше на Руси почти не было. Нестяжатели, не соглашаясь с еретиками в догматических вопросах, были против казней, полагая, что несогласных надо переубеждать, а не убивать. Еретические движения возникают на Руси рано, уже в начале XIV в. Их центрами были Новгород, Псков и Тверь, а в конце XV в. — и Москва.

Корыстолюбие, алчность, пьянство, разврат и невежество духо­венства вызывали недовольство прихожан. Критика духовенства перерастала в отрицание необходимости церкви вообще. Первым из еретических движений было движение стригольников (на голове принимаемого в монахи выстригались крестообразно волосы). Ересь стригольников прямо выросла из антицерковных настрое­ний и действий мирян конца XIII — первой половины XIV в.

Идеи стригольников содержат в зародыше идеи Реформации: критика церкви, отрицание церковной иерархии, знание Библии всеми верующими, право проповеди и т.д. Эти же идеи развивали и еретики конца XV — начала XVI в. в Новгороде и Москве. Ересь распространялась в основном в среде низшего, «белого», духовен­ства, а в конце XV в. — и среди московской дьяческой админист­рации. В кружок вольнодумцев входили дьяки братья Курицыны, книгописец Иван Черный и др. И это не случайно (лидер Рефор­мации в Европе Лютер также был священником), как не случайно распространение ересей в XIV—XV вв. в Новгороде, Пскове, Тве­ри, а затем и в Москве, т.е. в основных торгово-ремесленных цен­трах тогдашней Руси, где было много смелых, предприимчивых, с широким кругозором и грамотных людей. Возникновение и разви­тие еретических учений реформаторского толка вполне соответст­вовало духу того времени. Конец XV — начало XVI вв. — это время таких же учений в Западной Европе, только более сильных и имев­ших намного большее распространение, опору в среде горожан и добившихся больших успехов.

На Руси же в начале XVI в. еретическое движение реформатор­ского толка не получило широкого развития, оставшись уделом небольших групп людей, и после их разгрома пришло в упадок. Причины этого явления обусловлены слабостью русских городов как торгово-ремесленных центров, небольшой численностью их населения. Поэтому города не могли оказать князю существенной помощи в борьбе с удельными князьями, не смогли стать серьез­ной политической и экономической силой в период складывания и укрепления единого централизованного государства, предотвра­тить чрезмерное усиление центральной власти. Закономерно, что центрами русских ересей были наиболее богатые торгово-ремес-ленные города — Новгород, Псков и Тверь. Кроме того, эти горо­да, особенно Новгород, были основной мишенью растущего цент­рализованного государства. Традиции независимости, вольнодум­ства, уважения личности, характерные для этих городов, оказались несовместимыми с крепнувшими традициями всевластия возник­шего и усиливающегося бюрократического аппарата, и поражение этих городов, хотя и после длительной борьбы, имело трагические последствия как для развития русского вольномыслия, так и для экономической и политической сфер жизни общества.

. И здесь мы вправе задать вопрос: сильное государство — это благо или зло? Создание единого централизованного государства, первый этап складывания которого завершился в эпоху Ивана III, всегда считалось безусловным благом для России, главной заслу­гой Ивана III. Да, единое государство сыграло существенную роль в избавлении Руси от татарского господства, но Орда во второй половине XV в. сама разваливалась, слабела, несла значительный урон не только от Руси, но и от Литвы. К тому же и после 1480 г. продолжился процесс усиления государства, его централизованный бюрократический аппарат складывается в основном к концу XV в. Необходимо рассмотреть проблему и с другой стороны, задав во­прос: какой ценой было достигнуто величие державы, какие по­следствия имело его создание не только для самого государства, но и для всего общества, для всех русских людей, для развития лич­ности?

Государство — это часть общества, имеющая определенные функции по поддержанию внутреннего порядка, по соблюдению всеми правил поведения, законов общества и по защите от внеш­ней опасности. Соотношение государства и общества изменчиво, противоречиво. Ослабление государства часто ведет к внутренней смуте, к росту внешней опасности, к поражениям на международ­ной арене. Но чрезмерное усиление государства в ущерб обществу ведет к подавлению личности, к преобладанию интересов государ­ства над интересами общества, что неизбежно приводит к замедле­нию социально-экономического, культурного и, в конечном счете, политического развития. Образуется гипертрофированный мощ­ный государственный аппарат (армия, полиция, суд, чиновничест­во), ничего не производящий, но много потребляющий, обескров­ливающий все общество. Усиление централизации сопровождается упрощением общественной структуры, что, в конечном итоге, ли­шает само государство надежной опоры в обществе и всегда ведет к его внутренней неустойчивости, чреватой угрозой его ослабле­ния и распада.

Таким образом, отдавая должное сильному Великорусскому го­сударству, избавившему страну от татарского ига и успешно отра­жавшему набеги кочевников и притязания западных соседей и тем самым создававшему предпосылки для успешного развития всего общества в будущем, необходимо обратить внимание и на проявив­шиеся уже тогда отрицательные тенденции. Это — стремление к дальнейшей централизации, ликвидации центров независимости и самостоятельности, отсутствие сильных социальных слоев в лице земельной аристократии и торгово-ремесленного населения горо­дов, способных прекратить чрезмерное усиление самодержавства московских государей, их стремление к всеобщему контролю над обществом и его унификации, что не могло не иметь отрицатель­ных последствий в будущем. В эпоху Ивана III закладывались пред­посылки не только для стремительного расширения пределов Рос­сийского государства при его внуке Иване Грозном, но и к зарождению великой смуты в конце XVI — начале XVII вв.

ЛЕКЦИЯ VII

СТАНОВЛЕНИЕ РОССИЙСКОГО САМОДЕРЖАВИЯ

Великорусское государство в середине XVI в. Иван IV — первый русский царь. Реформы Избранной рады. Внешняя политика России во второй половине XVI в. Опричнина и утверждение самодержавного правления

Установление самодержавного правления в России было подготовлено всем ходом истории. Но победа самодержавия над мощ­ными кланами родовой аристократии была не из легких. Борьба феодальной знати и единовластной монархии поражали воображе­ние современников. Факты показывают, что развернувшийся оп­ричный террор не сводился лишь к столкновению монархии и титулованной аристократии. Вся Россия цепенела от страха, переживая процесс перераспределения власти. В исторической науке нет единства взглядов по этой проблеме — даже время установле­ния самодержавной монархии не определено. Одни исследователи относят установление самодержавия к концу XV в., другие — к началу XVI в., а третьи — и вовсе ко второй половине XVII в.

Наиболее сложными и спорными суждениями в историографии являются проблемы опричного террора. Нет единства мнений о замыслах Ивана Грозного при учреждении опричнины, ее сроках, о месте и роли в установлении единодержавия. Н.М. Карамзин, В.О. Ключевский оценивали опричнину как бессмысленный тер­рор, приведший Россию к разрухе, а в дальнейшем к великой смуте. В.Н. Татищев, С.Ф. Платонов усматривали в опричнине кон­фликт царя со своими слугами. В итоге этого конфликта самодержцу удалось ликвидировать вотчинное землевладение и окончательно подорвать могущество феодальной аристократии. Марксистский подход ориентировал советских историков на по­иск классовых противоречий в отечественной истории, в том числе и в становлении самодержавного правления. С. Б. Веселовский, Р.Г. Скрынников, С.О. Шмидт, Д.Н. Альшиц', А.А. Зимин и другие исследователи создали серию трудов, в которых емко и основательно реконструирована история становления российского самодержавия. Спорным остается вопрос об этапах развития самодер­жавия. Если принять во внимание тот факт, что Россия до сере­дины XVII столетия оставалась сословно-представительной монархией, с действовавшей Боярской думой, то опричный террор трудно оценивать иначе, как аномалию.

В целом история становления российского самодержавия написана. Всесторонне проанализированы имеющиеся источники и материалы. По определению Д.Н. Альшица, современные исследо­вания, хотя и осуществляются с новых позиций, во многом сбли­жаются с традиционными представлениями о начале самодержа­вия в России.

' См.: Скрынников Р.Г. Борис Годунов.. М., 1978; Альшиц Д.Н. Начало самодержавия в России. Л., 1988 и др