Возвышение Москвы и начало объединения русских земель

Феодальная раздробленность на Руси в середине и второй поло­вине XIII в. достигла крайних пределов. Титул великого князя Владимирского превратился во многом в простую формальность, почти как когда-то титул великого князя Киевского. Вместе с упад­ком городов в результате монголо-татарского нашествия это при­вело к тому, что каждое из княжеств северо-восточной Руси имело в своем составе всего от одного до трех городов (кроме Новгород­ской и Псковской земель). В 70-е годы XIII в., когда политическое положение после Батыева нашествия стало несколько стабильнее, восемь княжеств имели по одному городу, три княжества — по два города, два княжества — по три, одно — великое княжество Влади­мирское — четыре города.

Преобладание княжеств, имевших в своем составе лишь по од­ному городу, ясно показывает, что в это время города в северо-восточной Руси являлись прежде всего центрами княжеской власти, а не ремесла и торговли.

При достижении крайних пределов раздробленности центро­бежные процессы сначала замедляются, а потом возникают цент­ростремительные силы, появляется тяга к объединению, к ликви­дации барьеров между княжествами с различной степенью самостоятельности. Это явление характерно для всех государств и всех народов в условиях феодального строя. Процесс дробления в самом начале является закономерным и порождается ростом мате­риального и культурного богатства отдельных регионов в условиях господства натурального хозяйства. Но по мере усиления раздроб­ленности, появления все более мелких государств и полугосударств усиливаются, а в конце концов и начинают преобладать отрица­тельные последствия этого процесса. Отрицательными последст­виями феодальной раздробленности являются междоусобицы фео­далов, что часто приводит к поражениям от внешних врагов и к страданиям населения от бесконечных войн, стычек, грабежей. Рано или поздно начинает преобладать стремление к порядку, покою. К этому добавляется экономический фактор — по мере развития хозяйства складывается внутреннее разделение труда, зарож­дается и растет внутренняя торговля, усиливаются экономические связи между обособившимися частями прежде единого государст­ва. В случае иноземного нашествия, как на Руси, мощным факто­ром объединения становится также тяга к восстановлению свобо­ды и независимости. Выбор же объединяющего центра зачастую случаен, зависит от множества объективных и субъективных при­чин.

В северо-восточной Руси на роль таких объединительных цент­ров в конце XIII — начале XIV вв. претендовали в основном два княжества — Тверское и Московское. Вначале преимущество было у Твери. Тверское княжество, которое обособилось в 1247 г., нахо­дилось на значительном удалении от плодородного Владимиро-Суздальского ополья, постоянно подвергавшегося татарским набе­гам. Это приводило к бегству населения с окраинных земель во внутренние и росту населения в последних, в том числе и в Твер­ской. Находясь на Волге, Тверь была связана развитой системой торговых путей с другими городами. Важное значение имело и то, что через Тверь шла торговля северо-западной Руси (прежде всего Новгорода) со Средним и Нижним Поволжьем. В начале 1250-х годов тверской князь Ярослав Ярославович сближается с антиордынской группировкой своего брата Андрея Суздальского и Дани­ила Галицкого. После изгнания Андрея Суздальского после неудач­ного восстания против татаро-монгол в 1252 г. их старшим братом Александром Невским Ярослав III смог удержаться на политической арене и после смерти Александра Невского (1263 г.) получил великое княжение, которое сохранял до самой смерти в 1272 г. С кончиной Ярослава Тверское княжество на некоторое время по­теряло свою особую роль. Но вместе с тем в это время здесь идет накопление внутренних сил, которое готовит почву для активной политической деятельности тверских князей в конце XIII — начале XIV вв. В 1281 г. татары, приведенные Андреем Александровичем (сыном Невского), опустошили окрестности Твери, что говорит о неучастии тверского князя в проордынской коалиции. На какое-то время намечается союз Твери с Москвой для совместной борьбы с натиском Литвы. Вместе с тем Тверское княжество налаживает определенные контакты с западнорусскими землями и с литовски­ми князьями, необходимые для проведения независимой полити­ки, для сопротивления монголо-татарам. Положение Твери на­столько окрепло, что в 1288 г. великий князь Владимирский Дмитрий Александрович (сын Невского), столкнувшись с отказом тверского князя подчиниться его воле, был вынужден организо­вать поход на Тверь большого союзного войска, в состав которого кроме великокняжеского войска входили отряды Андрея Городец­кого, Даниила Московского, Дмитрия Ростовского и Великого Новгорода. В результате похода, без битвы, был заключен мир, о содержании которого неизвестно, но это выступление Твери зада­ло тон ее дальнейшей политике. Уже в 1293 г. Тверь выступила как общерусский центр сопротивления «Дюденевой рати», восприня­той как повторение Батыева нашествия.

Подъем политической активности Твери во второй половине 1280-х годов проходил в условиях некоторой стабильности полити­ческой обстановки и временного подчинения всех северо-восточ­ных князей великому князю Дмитрию Александровичу. Великий князь и Михаил Тверской занимали относительно независимую позицию по отношению к Орде. Однако, если для великого князя была в первую очередь необходима покорность Твери, то для Ми­хаила Тверского на этом этапе главной целью была самостоятель­ность его княжества.

Показателем высокого экономического и политического потен­циала Твери служит строительство в 1285—1290 гг. белокаменного Спасо-Преображенского собора. Если верить летописям, это был первый каменный храм, построенный в северо-восточной Руси после Батыя. Даже в Новгороде, не пострадавшем от монгольского ига, каменное строительство возобновилось позднее. Выбор посвя­щения собора Спасу диктовался политической программой твер­ского князя. Культ Спаса наряду с культом Богородицы был важ­нейшим княжеским, «официальным» культом северо-восточной Руси. Сам характер этого религиозного образа соединялся с идеей могущества верховной власти. Он вполне соответствовал незави­симому политическому курсу тверского князя Михаила Ярославовича.

Утвердив в своей столице культ Спаса, тверские князья и епи­скопы тем самым содействовали притоку населения из соседних земель. Известно, что мировоззрение средневекового человека было проникнуто религиозной символикой. Своего рода символа­ми местного патриотизма становились образы «святой Софии», «святого Спаса златоверхого» и т.д. В условиях широкого пересе­ленческого движения из «окраинных» княжеств, регулярно разоря­емых ордынцами, в более безопасные «серединные» — Тверское и Московское, дублирование здесь традиционных, привычных для переселенцев религиозных образов и символов было выигрышным политическим ходом.

В 1305 г. тверской князь Михаил Ярославович стал великим князем Владимирским. Его в это время поддерживал митрополит Максим, который в 1299 г. перенес свою кафедру из Киева во Вла­димир, и, казалось бы, перед Тверью открывались большие воз­можности к установлению господства над всеми русскими княже­ствами. Но некоторые обстоятельства оказались для тверских князей роковыми. Во-первых, чересчур независимое поведение по отношению к Орде. Антиордынские настроения в Твери породили недоверие к тверским князьям и способствовали успехам москов­ских князей в их интригах. В 1318г. Михаил Ярославович был каз­нен в Орде в результате происков Юрия Даниловича. В 1325 г. сын Михаила Дмитрий Грозные Очи, встретив Юрия в Орде, убил его. Вскоре он сам был казнен за самосуд. В 1325 г. в Твери вспыхнуло восстание против татар, был перебит отряд баскака Шевкала, дво­юродного брата хана Узбека. Сам баскак погиб. После этого, в 1328г., Узбек вручил ярлык на великое княжение Ивану Калите (и он уже не уходил из рода московских князей) и поручил москов­скому князю наказать Тверь. В том же году Иван Калита с боль­шим войском (в которое входили и татары) пошел на Тверь и под­верг ее опустошительному разгрому. После этого разгрома Тверь по существу так и не оправилась, и хотя еще долго сохраняла самосто­ятельность, но претендовать на великое княжение и на роль глав­ного объединительного центра русских земель уже не могла.

Во-вторых, Михаил Ярославович поссорился с новым русским митрополитом Петром. После смерти митрополита Максима твер­ской князь попытался сделать митрополитом своего ставленника игумена Геронтия. А когда это не удалось, то обвинил Петра, грека, бывшего игуменом в монастыре около Львова, в симонии — поставлении в священники за взятки. Петр на собрании епископов в 1311 г. смог оправдаться, получив поддержку Москвы, и разрыв с митрополитом дорого обошелся Твери — в своих притязаниях на лидерство она лишилась поддержки церкви.

В самостоятельное княжество Москва выделилась только в 70-е годы XII в., когда в ней стал княжить младший сын Алексан­дра Невского Даниил. О нем известно сравнительно мало. Это был не воинственный князь, он много занимался хозяйственными де­лами своего княжества, заботился о привлечении переселенцев и т.д. Московское княжество тогда было очень маленьким, намно­го меньше нынешней Московской области. Что касается геогра­фического положения Москвы, то оно было ничем не лучше, чем у Твери, и даже хуже, так как Тверь располагалась на действитель­но большой торговой артерии — Волге. Да и торговые пути, проходившие через Москву, не были в руках московских князей. Советский историк А.А. Зимин указывал на отсутствие в окрестностях Москвы залежей полезных ископаемых — соли, железной руды, а также бедность промыслов (пушные звери были рано выбиты, строевой лес вырублен, было мало рыбных мест). Впрочем, он недо­оценивал одно обстоятельство. Географическое положение Москвы способствовало сравнительно ранней и плотной населенности края. Как уже говорилось, Москва возникла на рубеже между юго-западной, днепровской, и северо-восточной, волжской, Русью. Это был первый край, в который попадали юго-западные переселенцы, перевалив за реку Угру. Здесь они и оседали сразу же и в большом количестве. А относительно высокая плотность населения уже на ранней стадии развития Московской земли способствовала более быстрому освоению ресурсов края, развитию земледелия, что дава­ло первым московским князьям значительные материальные бо­гатства за счет налогов и других сборов с населения. Опираясь на богатство и пользуясь тяжелым положением многих землевладель­цев, московские князья начали скупать села и деревни у церкви, других князей, частных феодалов. Иван Калита, например, купил целых три удельных города с уездами: Белозерск, Галич и Углич. Его преемники продолжили эту политику. Так, Василий I Дмитрие­вич купил у хана Муром, Тарусу и целое Нижегородское княжество.

Тверское княжество также было одним из главных притягатель­ных центров переселений, и географическое положение у него было лучше. Однако московские князья распорядились своими богатст­вами и возможностями намного лучше, чем тверские, которые уже в начале XV в. пытались открыто бороться с татарами, а не поку­пать их расположение.

Московские князья были представителями одной из младших линий потомков Всеволода Большое Гнездо и не могли надеяться дожить до старшинства и занять великокняжеский престол по пра­ву, поэтому должны были искать другие способы для обеспечения своего положения. Об одном таком способе уже говорилось. Это скупка сел, городов и княжеств. Были и другие: например, получе­ние целых княжеств по завещанию. Так, Даниил Александрович, сын Александра Невского, получил таким образом Переяславское княжество от своего бездетного племянника Ивана Дмитриевича, притом помимо старших родичей.

Юрий Данилович пытался вооруженным путем бороться за ли­дерство с тверским князем Михаилом Ярославовичем, но потерпел поражение. И уже начиная с Юрия прослеживается четкая ориен­тация московских князей на Орду, на использование тесных связей с ханами и татарскими вельможами для усиления своих позиций на Руси и укрепления своего княжества. Сам Юрий годами жил в ставке хана, женился на сестре хана Узбека. В 1318 г. Юрий, полу­чив помощь татар под предлогом, что тверичи предались врагам татар — литовцам, заключив союз с Новгородом, двинулся на Тверь, но потерпел жестокое поражение. В плену оказалась его жена. Юрию пришлось пойти на унизительный мир, но в Твери скоропостижно скончалась его жена. В ее смерти Юрий обвинил Михаила Ярославовича. Вызванный в Орду, Михаил был казнен. Ярлык на великое княжение был вручен Юрию с правом учета и доставки в Орду ханского серебра. Но он не оправдал надежд хана и не обеспечил бесперебойного поступления дани с Руси и в 1322 г. лишился ярлыка. Великим князем стал тверской князь Дмитрий Грозные Очи. Однако после убийства им Юрия в 1325 г. и тверско­го восстания в 1327 г. ярлык переходит к Ивану Калите. Иван Ка­лита действовал успешнее своего брата, используя методы жесто­кие и нередко коварные. Так, для того чтобы уплатить ордынский «выход» и отдать плату за ярлык, Иван подверг настоящему разгро­му Ростов, где княжил его зять Константин, муж любимой дочери Марии. В то же время Иван Калита был рачительным и домовитым хозяином, всячески заботился об устройстве своего княжества, пре­доставлял ссуды и налоговые льготы переселенцам на московские земли. За 12 лет его великого княжения на Руси не было ни одного ордынского набега.

Еще одним важным фактором, который способствовал победе московских князей, была их забота об идеологическом обеспече­нии своей деятельности по собиранию русских земель и своего лидерства среди других русских князей.

Так, в 1311 г. московские князья поддержали митрополита Пет­ра, когда его обвинили во взяточничестве. Нельзя сказать, что Петр после этого безоговорочно поддерживал московских князей. Дале­ко не так. Резиденция митрополитов и при Петре оставалась во Владимире, но умер он в Москве в 1326 г. в то время, когда там началось строительство главного храма Московского Кремля — Успенского, посвященного Богородице. Возможно, что само стро­ительство этого храма началось по инициативе Петра и велось при помощи денег церкви. Петр был похоронен в недостроенном храме и с тех пор этот собор является усыпальницей митрополитов. Иван Калита ловко воспользовался этим обстоятельством и сразу же позаботился о регистрации чудотворений нового святого — нача­лись исцеления у гроба: один из иноверцев видел, как Петр встал из гроба во время похоронной процессии и благословил народ. Так была подготовлена почва для общерусской канонизации Петра. А это был очень важный момент. В то время во многих княжествах

существовали свои культовые пантеоны. Москва же сразу постави­ла вопрос о создании общерусского пантеона, что соответствовало масштабности политических притязаний московских князей.

Иван Калита также по достоинству оценил силу традиций, идей и мнений. Он понимал необходимость борьбы с нараставшим не­довольством московской политикой со стороны княжеских динас­тий. И борьба эта велась прежде всего противопоставлением враж­дебной молве связанных с Москвой общезначимых идей и ценностей, московских религиозно-политических теорий. Именно в этом русле надо рассматривать и общерусскую канонизацию ми­трополита Петра. Иван Калита добился того, чтобы преемник Пе­тра митрополит Феогност постоянно жил в Москве. Хотя митро­полит пользовался полной свободой и явно не поддерживал Калиту, но сам факт проживания в Москве главы русской церкви высоко поднимал престиж Москвы в глазах всех русских людей независи­мо от того, в каком княжестве они жили. Москва постепенно ста­новилась центром религиозной и духовной жизни Руси. Этому спо­собствовало также строительство каменных храмов, начатое Иваном Калитой. После Успенского собора были построены цер­ковь Иоанна Лествичника, придел Поклонения веригам апостола Петра к Успенскому собору, Спасская церковь, Архангельский со­бор. При этом даже даты закладки храмов, их освящения выбира­лись не случайно: например, закладка и освящение храма Иоанна Лествичника были приурочены к дням святых, в честь которых были названы сыновья Калиты — Семен и Иван.

Необходимо уточнить представление о проордынской ориентации московских князей. Они действительно сделали ставку на под­держку со стороны татар в борьбе за гегемонию в русских землях, жестокими методами добивались сбора серебра для уплаты ордын­цам, покупая таким образом избавление от татарских набегов, пла­тили любую цену за великокняжеский ярлык, не раз приводили татар на земли противников — русских князей. Но Москва никогда не стала бы центром объединения русских земель, если бы ее кня­зья ограничились только этим. Они именно использовали татар, и если хан принимал решение, которое их не устраивало, то москов­ские князья все равно действовали по-своему. Так, после смерти Ивана Красного (сына Калиты) ярлык на великое княжение полу­чил суздальский князь Дмитрий Константинович, который 22 июня 1360 г. выехал во Владимир. Сыну Ивана II Красного Дмитрию было всего 10 лет. Но в 1362 г. он получил все же ярлык от одного из соперничавших ханов (в Орде был разгар «великой замятии» и ханов было несколько — можно было выбирать), и москвичи нача­ли борьбу с Дмитрием Константиновичем. Против Москвы образовалась целая коалиция: братья Дмитрия Константиновича, а так­же ростовский, галицкий и белозерский князья. Но москвичам удалось внести раскол в стан противников. Дважды (в 1362 и 1363 гг.) они изгоняли Дмитрия Суздальского из Владимира. А ког­да в 1364 г. брат суздальского князя Борис захватил у него Нижний Новгород, Дмитрий Суздальский спешно запросил мира. Он обе­щал москвичам навсегда отказаться от притязаний на великое кня­жение Владимирское, а взамен просил помощи в борьбе с млад­шим братом Борисом. Митрополит Алексий, фактический глава московского правительства в годы малолетства Дмитрия Донского, дал согласие. Когда к Борису прибыли сначала видные иерархи Павел и Герасим, а затем Сергий Радонежский, Борис капитулировал. Но характерно поведение москвичей — они не стали мстить поверженному Дмитрию Константиновичу, а, наоборот, женили Дмитрия Московского на его дочери и из врага получили союзника.

Уже внук Ивана Калиты Дмитрий начинает открытую борьбу против татарского ига и наносит татарам сильнейшее поражение в 1380 г. На Куликовом поле Дмитрию удалось объединить силы многих русских земель, а это свидетельствует о силе и авторитете Москвы, достигнутых за несколько десятилетий благодаря деятель­ности ее князей и их соратников.

И хотя после набега на Москву хана Тохтамыша в 1382 г. татар­ское иго сохранилось и еще в течение столетия Русь платила дань ордынцам, московские князья все чаще давали отпор татарским набегам.

После Дмитрия Донского великое княжение постепенно стано­вится наследственной отчиной московских князей, были еще схватки за престол, но только в роду Калиты. И более того, внук Дмитрия Донского Василий П Темный занял в 1425 г. престол без согласия хана. Малолетний князь отправился за ярлыком только в 1431 г. из-за претензий на великое княжение его дяди, сына Дми­трия Донского, Юрия.

Через некоторое время, после того как великое княжение твер­до закрепилось в роду Ивана Калиты, началась борьба двух прин­ципов наследования — родового, который господствовал на Руси с самого ее начала, и семейного. В первом случае престол переходил к старшему в роду, а в разросшемся родовом гнезде старший родич мог быть и чаще всего был из другой семьи. Во втором случае ве­ликое княжение переходит к старшему сыну умершего великого князя помимо его дядей. Второй принцип появляется исторически позднее и ведет к укреплению единодержавия, целостности госу­дарства и к прекращению междоусобиц, так как число законных наследников сводится к одному.

Правда, первые 100 лет после Ивана Калиты переход власти внутри его рода проходил без конфликтов. У самого Калиты было всего два сына — Семен и Иван. Сыновья Семена умерли от чумы раньше отца, и князь скончался также от чумы, не оставив наслед­ников. Великим князем стал его брат Иван. Иван умер рано, в 33 года, оставив 9-летнего сына Дмитрия, у которого не было дя­дей и который оказался старшим в роду. Так же спокойно власть перешла к Василию I Дмитриевичу, но после него разыгралась буря. У самого Дмитрия Донского было несколько сыновей, и к моменту смерти Василия Дмитриевича были живы его младшие братья. По родовому принципу власть должна была перейти к следующему по старшинству в роду брату Василия Юрию, а по семейному — к сыну Василия I, Василию П, позднее получившему прозвище Тем­ный. Василий II, 9-летний мальчик, был сразу же провозглашен великим князем. Но его дядя с этим не согласился, и развернулась последняя феодальная война в истории Руси, которая длилась поч­ти четверть века.

Князь Юрий Дмитриевич был одним из выдающихся политиче­ских деятелей того времени, покровителем искусства, и по своим личным достоинствам превосходил брата, да и племянника (когда тот подрос). Юрий понимал необходимость укрепления единодер­жавия, старался опереться на торговые и ремесленные города Верх­ней Волги и Севера, где находились его родовые (удельные) земли. Он также был продолжателем политики отца, Дмитрия Донского, направленной на противоборство с Ордой. Когда-то уступив стар­шему брату, Юрий не захотел уступать власть малолетнему племян­нику, за которым стояли старое московское боярство и московский служилый люд. Дважды Юрий брал Москву: первый раз его не поддержали москвичи, и он ушел сам; во второй раз он, казалось бы, сел на великое княжение прочно. Юрий начал заключать дого­воры с другими князьями, рязанский князь именовал его уже от­цом, а не старшим братом, осуществил монетную реформу, но в 1434 г. Юрий неожиданно умер. И все переменилось. Теперь, со­гласно родовому принципу, престол переходил к Василию Василь­евичу, но с этим не согласился старший сын Юрия — также Васи­лий по прозвищу Косой (его потом схватит и ослепит Василий Васильевич). Но Василия Юрьевича Косого не поддержали даже его младшие братья — Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный, и Василий Васильевич вновь стал великим князем. Вернув власть, Василий II щедро наградил обоих Дмитриев, выделив им в удел новые города. На некоторое время наступило затишье, но в 1440-х годах борьба разгорелось вновь, теперь уже между Василием II и Дмитрием Шемякой. В этой борьбе Василий II не раз тер­пел поражения, был схвачен Дмитрием и ослеплен в 1446 г., а го­дом раньше побывал в татарском плену и был выкуплен за огром­ные деньги. В конечном итоге победителем оказался Василий II Темный, и уже в 1447 г., еще до решительной победы над Дмитри­ем Шемякой, Василий II стал вносить в договоры с другими кня­зьями пункт о верности не только ему самому, великому князю, но и своим детям — Ивану, Юрию и Андрею. После его смерти семей­ный принцип стал господствующим — почти все старые уделы, принадлежавшие потомкам Калиты, были уничтожены; новые уде­лы были только у детей Василия II.

Обращает на себя внимание следующее обстоятельство. Сын и внук Дмитрия Донского не отличались особыми талантами, сам Дмитрий Донской и его внук вступили в великое княжение, будучи малыми детьми, и тем не менее это мало отразилось на лидирую­щем положении Москвы. Она неизменно сохраняла великое кня­жение, расширяла территорию княжества, поглощая все новые села, города и целые княжества. В то же время в соперниках мос­ковских князей оказывались, как правило, люди с сильным харак­тером, хорошие военачальники, яркие личности — Дмитрий Суз­дальский, Юрий Дмитриевич и его сын Дмитрий Шемяка. Напротив, Василий II постоянно терпел поражения: в плен к тата­рам он попал потому, что, выйдя в поход против них, всю ночь пил со своими боярами, его схватил и ослепил удачливый соперник, но именно после этого события Василий II стал одерживать победы на поле боя, вернул великое княжение. Да, московские великие князья в большинстве своем были посредственностями, но вокруг них группировались служилые князья и бояре, среди которых было много талантливых военачальников, администраторов, дипломатов, которые имели возможность проявить себя, свои таланты. Они могли распределять между собой различные функции, специали­зироваться в соответствии со своими склонностями. Так, фактиче­ским правителем Москвы в годы малолетства Дмитрия Донского стал митрополит Алексий, выходец из старинного боярского рода Бяконтов. Алексий в своей деятельности опирался на поддержку старого московского боярства. При Дмитрии Донском смог про­явить свои таланты его двоюродный брат Владимир Андреевич, а при Василии II — Федор Басенок, и не он один. А более активные и сильные как личности соперники московских князей подминали окружение под себя, вели себя деспотически, оставаясь одинокими, без сильной поддержки, они проигрывали.

ЛЕКЦИЯ VI

ОБРАЗОВАНИЕ ВЕЛИКОРУССКОГО ГОСУДАРСТВА

Иван III — Государь всея Руси. Политический и социальный строй. Роль церкви и религии

Все крупнейшие историки до 1917 г. — М.М. Щербатов, Н.М. Карамзин и особенно принадлежавшие к государственной школе С.М. Соловьев, К.Д. Кавелин и др. — не сомневались в необходимости и благодетельности для народа мощного государства. Особенно последовательно эта точка зрения выражалась С.М. Со­ловьевым. Основным стержнем российской истории считалась борьба между монархами — строителями сильного государства и противостоявшими им силами. По мнению С.М. Соловьева, таки­ми силами были носители «родовых начал» — бояре, а позднее — казачество.

Лишь в начале XX в. историки стали ставить такие важные вопросы: почему Московское государство сложилось именно в XV в. и как это соотносится с образованием других централизованных государств в тот же период? Н.П. Павлов-Сильванский полагал, что к XVI в. на Руси, как и на Западе, на смену «политическому феодализму» пришла сословная, а затем абсолютная монархия.

Советские историки исходили из марксистской теории о первенствующем значении в истории экономического базиса и стара­лись найти в первую очередь экономические причины образова­ния Русского государства. Поэтому основными в их исследованиях были вопросы развития сельского хозяйства, ремесла, торговли, феодального землевладения.

Традиционные подходы давно стали вызывать у историков боль­шие сомнения. Найти признаки формирования единого рынка на Руси в XV в. никак не удавалось, не говоря уже о более раннем периоде. Поэтому причины образования единого государства преж­де всего, как и раньше, искали во внешнеполитических факторах (опасность нападения Золотой Орды и других соседей). Но обна­ружившиеся слабые стороны господствующей общей концепции истории образования Московского государства не привели к ее пересмотру и к новым объяснениям процессов, происходивших на Руси в XIV—XV вв. «Прогрессивность» самодержавного государства по-прежнему утверждалась и утверждается не только как исто­рическая закономерность, но и как некая положительность, абсо­лютное благо для страны (например, Ю. Алексеев. Государь всея Руси. Новосибирск, 1991).

Новые идеи высказал А.А. Зимин, который, пересматривая тра­диционные воззрения, показал, что в XV в. Русь как бы стояла на распутье. Возможность предбуржуазного развития была связана с Новгородом, Галичем и другими северными торговыми и промыс­ловыми городами. Победа центральных земель, мало связанных с торговлей и уступавших Северу по естественным богатствам, по мнению А.А. Зимина, предвещала победу крепостнических отно­шений и укрепление положения военно-служилых землевла­дельцев.