ГРАМОТНОСТЬ И ПИСЬМЕННОСТЬ

Хотя масса населения крепостной страны продолжала оста­ваться неграмотной, тем не менее количество грамотных людей в XVII в. значительно возросло, особенно в среде посадских людей. Развитие городской жизни, а также системы государствен­ного управления вызывало большую потребность в грамотных людях. По подсчетам А. И. Соболевского, сделанным им на основе изученных, но далеко не исчерпывающих материалов, в XVII в. в России среди помещиков было 65% грамотных, купечества — 96%, посадских людей — около 40%, крестьян — 15%, стрельцов, пушкарей, казаков — 1%. Эти средние и весьма приблизительные подсчеты по стране не отражают, конечно, динамики грамот­ности на протяжении века. Можно полагать, что во второй полови­не столетия процент грамотных в различных слоях русского общества был выше, нежели в первой половине. Помимо того что грамотность была необходима для торговых и других заня­тий, грамотные люди могли вступить на службу в государствен­ные учреждения, приказы и тем самым освободиться от тягла. К концу XVII в. в московских приказах работало 178 дьяков и 1450 подьячих. Кроме того, в городах были еще так называемые «площадные подьячие», которые за плату составляли всякие челобитные и другие документы. Грамотными были земские и церковные дьячки, ведшие текущее делопроизводство. В некоторых феодальных вотчинах существовала письменная хозяйственная отчетность, но достаточно грамотных людей иногда здесь не хватало – столник А. И. Безобразов ругал своего приказчика: «а пишешь ты грамотки тарабарским яыыком, здесь и прочесть не умеют…»

Помимо значительно расширившейся деловой письменности, все большее распространение получали и рукописные книги. Несмотря на развитие кнгопечатания, рукописные книги ползовались все возраставшимм спрсоом. Расширялось производство книг на продажу наряду с изготовлением книг на заказ. Расширялся круг потребителей книг. Не только феодальная знать и духовенство, но и многие посадские люди хранили книги. Большое распространение получали рукописные сборники, в которых содержались различные материалы — и духовного, и свет­ского содержания, отрывки из летописей, повести, сказания и т. п. В монастырях были специальные книгохранилища во главе с книгохранителями. Часть книг принадлежала монахам и хра­нилась в кельях («келейные книги»).

Значительно выросло письменное делопроизводство государ­ственных учреждений — московских приказов, приказных изб в городах и т. п.

С 1621 г. для царя стали изготовляться рукописные «Ку­ранты» — своеобразные газеты, состоящие из переводных ино­странных известий.

Потребность в массовом и быстром изготовлении разного рода рукописей обусловила окончательное установление скорописи. В середине века вновь были предприняты попытки организации производства бумаги в России. Известно, что в 60—70-х гг. в Мос­кве действовали две «бумажные мельницы», отданные прави­тельством, на оброк голландским предпринимателям. Бумаги сво­его производства, однако, не хватало, и в Россию по-прежнему привозили бумагу из-за границы — из Франции и Голландии.

Кроме того, в XVII в. писали также и на бересте — сохра­нились берестяные грамоты и даже целые книги сбора ясака в Сибири.

Как и прежде, писали специально приготовленными чернила­ми, присыпая написанный текст песком для просушки. В москов­ские приказы возили песок целыми возами. Особенно ценился чистый и сухой песок с Воробьевых гор.

Книги «одевали» в деревянные, обитые кожей доски. На коже выделывались различные узоры, накладывались различные ме­таллические украшения. В виде украшений выполнялись и обыч­но массивные застежки к книге. Нередко переплеты покрыва­лись дорогими тканями — бархатом, атласом и пр. Искусство изготовления рукописных книг в XVII в. достигло наивысшего расцвета.

Большим совершенством отмечена книжная миниатюра XVII в. Так называемый растительный «травный орнамент» по­лучил в этот период широкое распространение наряду со старо­печатным орнаментом.

Со второй половины столетия стал заметен переход к новому стилю книжной миниатюры — так называемому «русскому ба­рокко», характерной чертой которого было сочетание изображе­ния растительного мира с геометрическими фигурами — эллип­сами и спиралями.

Особенно богато украшались орнаментами, заставками, ини­циалами царские грамоты, писавшиеся на пергамене.

Наряду с рукописными книгами и грамотами всё более рас­пространялись печатные книги. Московский Печатный двор пред­ставлял собой в середине XVII в. крупное предприятие, на кото­ром работало 165 человек. В первой половине столетия было издано около 200 названий книг. В 1648—1649 гг. на складе Печатного двора хранилось одиннадцать с половиной тысяч экземпляров отпечатанных книг. Половину из них составляли церков­ные книги, другую половину — разные официальные издания («Соборное уложение», «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей»), учебники.

Распространение книг приобрело значительно более широкие масштабы, чем в предшествующее время. В больших количествах распространялась переводная литература. Стали составляться об­ширные библиотеки. Большие собрания книг на русском, латинском, польском, греческом языках были у патриарха Никона (около 400 книг), князя В. В. Голицына, А. Л. Ордина-Нащокина, А. С. Матвеева. Большая библиотека была в царском дворце. Немалые собрания книг были у духовенства и посадских людей.

Дальнейшее распространение рукописной и печатной литера­туры выдвигало потребность более организованного обучения грамоте и письму. Обычно дети и подростки обучались грамоте у духовных лиц, подьячих или у родителей, причем женщины, как правило, даже в семьях знати оставались неграмотными. Возможность печатного издания учебных пособий значительно улучшала условия обучения грамоте. Характерно, что печатав­шиеся в Москве дешевые (по 1 копейке) буквари пользовались широким спросом. Изданные в 1651 г. 2400 экземпляров «Аз­буки» патриаршего дьякона Василия Бурцева (первое издание относится к 1634 г.) были распроданы за один день. Во второй половине XVII в. Печатный двор выпустил более 300 тысяч букварей, около 150 тысяч учебных «Псалтырей» и «Часосло­вов». В 1648 г. была напечатана «Грамматика» Мелетия Смотрицкого, в 1682 г. — таблица умножения. С 70-х гг. стали распро­страняться издания украинских типографий. В 1672 г. откры­лась первая книжная лавка в Москве.

Вопросы распространения грамотности и организации обуче­ния стали предметом оживленных споров. На протяжении XVII в. в Москве обосновалось немало выходцев из украинских и бело­русских земель. Среди них было много образованных людей, которые и вели обучение латинскому и польскому языкам, необ­ходимым для государственной службы иностранных дел, пере­водили иностранные книги, следили за исправностью текста вы­пускаемых Печатным двором книг. Заинтересованной в исполь­зовании знаний выходцев с Украины оказалась и часть высшего духовенства. Когда Никон решил провести исправление богослу­жебных книг, то правительство обратилось к киевскому митро­политу Петру Могиле с просьбой о присылке в Москву ученых монахов из Киева. Тогда, в частности, и прибыл в Москву Епифа-ний Славинецкий, а в 1664 г. приехал из Белоруссии крупный ученый и поэт Самуил Емельянович Петровский-Ситнианович (Симеон Полоцкий).

Но другая часть высшего духовенства и знати («грекофилы») отрицательно отнеслась к распространению «латинства», видя во всяком отступлении от древних традиций большую опас­ность. Уже в 20-х гг. московские церковные власти стали запре­щать распространение «литовских» книг (т. е. напечатанных в Белоруссии и на Украине), как склонных к «латинству». Эти споры были отражением большой идейно-пдлитической борьбы сторонников поворота к государственным преобразованиям и ревнителей «старины», борьбы, особенно обострившейся к концу XVII в. Противоречия в вопросе о путях развития просвещения и сопротивление консервативно настроенной знати сказались во вре­мя организации первых школ в Москве.

В 40-х гг. XVII в. один из видных правительственных деятелей — Ф. М. Ртищев пригласил из Киева около 30 ученых монахов для организации школ в Андреевском монастыре. Мо­лодые дворяне и сам Ртищев стали обучаться греческому и ла­тинскому языкам, риторике, философии. Многие представители знати косо смотрели на школу Ртищева. Считалось, что в самой латинской грамоте уже заключено «еретичество». Тем не менее частные школы все же существовали и возникали вновь. Епифаний Славинецкий возглавил греко-латинскую школу в Чудовом монастыре. В 60-х гг. священник Иван Фомин на свои средства построил школу в Барашах при Введенской церкви. В 1665 г. открылась школа в Заиконоспасском монастыре, во главе кото­рой стал Симеон Полоцкий. В этой школе обучали подьячих русской грамматике и латинскому языку. Спустя два года от­крылся «гимнасион» (приходская школа) при церкви Иоанна Богослова в Китай-городе. В 1680 г. была основана школа при Печатном дворе. Монах Тимофей учил в этой школе греческому языку 30 учеников, набранных при ее открытии.

Первые частные школы в Москве подготовили основание в 1687 г. Славяно-греко-латинского училища (академии) во главе с учеными греками Иоанникием и Софронием Лихудами. Это было первое учебное заведение, ставившее своей целью широкое образование. Славяно-греко-латинская академия открывалась для людей «всякого чина, сана и возраста» и предназначалась для подготовки высшего духовенства и чиновников грсударственной службы. Академия сыграла большую роль в развитии русского просвещения в конце XVII и первой половине XVIII в.

Распространение грамотности и просвещения в России подры­вало вековое господство религии и церкви в просвещении. Все более расходилась по рукам светская литература, все более пе­реводных иностранных сочинений проникало к русским людям. XVII в. занял важное место в истории русского просвещения.

НАУЧНЫЕ ЗНАНИЯ

Начавшееся ослабление позиции церкви, развитие ремеслен­ного производства и торговли, рост связей с зарубежными стра­нами создали предпосылки для дальнейшего накопления науч­ных знаний в XVII в. Конечно, и в это время продолжала распро­страняться старая литература о природе с ее богословско-мистическим истолкованием различных явлений. Но наряду с этим появлялся интерес к научной литературе западноевропейского Возрождения с ее рационалистическим подходом к явлениям природы. Именно в это время в России появляются переводы целого ряда произведений, оказавших существенное влияние на формирование и распространение научных взглядов. Сами усло­вия жизни Российского государства в XVII в. требовали пере­хода к более конкретному и реалистичному изучению природы, отказа от богословско-символического и мистического ее истолко­вания. При этом развивалась чисто практическая сторона науч­ных знаний, в то время как ее теоретическая сторона оставалась в совершенно неразвитом состоянии. Это в значительной мере объяснялось позицией церкви, враждебной научному знанию. Церковники заявляли, что «богомерзостен всяк любяй (любящий) геометрию», что, «кто по латыни учился, тот с прямого пути со­вратился».

Так, например, в XVII в. умели решать многие практические задачи по математике, но теоретический уровень математиче­ских познаний был еще весьма невысок. Математические задачи выдвигались практикой описания земель, торговой деятельности, а также военного дела; умели измерять площади (например, по указаниям в «Книге сошному письму», 1628—1629 гг.), извле­кать квадратные и кубические корни, хотя и чисто арифмети-ескими действиями. Решали уравнения с несколькими неизвест­ными. Например: «Найти ми 4 перечни. Как их сочтешь вместе без первого перечня, ино станет числом в трех перечнях 100 руб-лев. А без другого перечня в тех трех перечнях станет 90 руб­лей. А без третьего перечня в тех трех перечнях станет 80 руб-лев. А без четвертого перечня в тех трех перечнях станет 70 руб-лев. Ино, сколько в котором перечню денег было, сочти ми». В рукописях XVII в. встречаются также сведения о практиче­ском измерении некоторых простейших объемов.

Для записи денежных сумм, а также мер сыпучих тел и мер веса в рукописях XVII в. нередко применялось особое графи­ческое изображение. Для этого чертилась специальная сетка, в которую вписывались буквенные обозначения соответствующих денежных или иных единиц. В центральном делении этой сетки писались сверху алтыны, внизу — рубли, справа шли меньшие, а слева — большие величины. Так, например[56]:

Потребности артиллерийского дела выдвинули необходи­мость определения расстояний. Эти задачи решались с помощью теоремы Пифагора, но без анализа ее теоретического основа­ния.

Крупным памятником научных знаний XVII в. является «Ус­тав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки», составленный Онисимом Михайловым (Радышевским) в 1621 г. Первоначально, еще в 1606 г., М. Юрьев и И. Фомин перевели на русский язык часть труда Л. Фронспергера «Воен­ная книга», изданного на немецком языке во Франкфурте-на-Майне в середине XVI в. Позднее О. Михайлов переработал перевод, изменив структуру изложения и дополнив его рядом дру­гих материалов. «Устав» содержит сведения об организации вой­ска, употреблении артиллерии и ее устройстве, о приемах веде­ния боевых действий. В нем много практических сведений из различных областей знания — геометрии, механики, физики, химии. «Устав» проникнут идеей строго конкретного, опытного, рационалистического подхода к изучению различных явлений. На первый план выдвигается требование конкретного опыта: «который к тому делу не извык, а такой в пушкари не пригодится, хотя будет в нем всего света мудрость».

В «Уставе» содержится ряд сведений из математики, в основ­ном связанных с измерением расстояний и размеров объектов для артиллерийской стрельбы. Дана в «Уставе» также таблица мер. Немалое место уделено практике ведения огня и в этой связи — вопросам динамики. В «Уставе» излагается мысль о том, что су­ществовавшее раньше мнение о прямой зависимости между дли­ной пушки и ее дальнобойностью — неверно, но что существует зато прямая связь дальнобойности с калибром орудия. Специаль­но рассматривается вопрос о допустимом угле возвышения пушки, причем описан угломерный прибор — «четверогранец», употреб­лявшийся тогда пушкарями.

«Устав» содержит также некоторые наблюдения над разни­цей удельного веса металлов — железа и свинца, хотя само по­нятие еще не сформулировано. Интересны и наблюдения над сос­тавом строительного материала крепостных сооружений по внеш­нему виду поднимаемой ударами ядер пыли, а также о влиянии различных веществ на разрывание ядер. Имеются интересные, указания о способах уловления звука для обнаружения ведущихся противником подкопов.

Русские пушкари в XVII в. умели пользоваться компасом, описание которого имеется в «Уставе». Компас — это «часы с матошником и указом магнитовым», «которого нрав от прироже-ния подает противу полунощные страны». Таким образом, при­рода магнетизма оставалась еще неизвестной, указывалось лишь на «прирожденное» свойство вещи.

Весьма подробно изложены в «Уставе» практические сведения в области химии, необходимой для изготовления и употребления взрывчатых веществ. Здесь описаны рецепты варки селитры и изготовления пороха, а также различные «снасти», т. е. приборы, для осуществления химических реакций. Как и в других облас­тях знания, сведения «Устава» в области химии носят сугубо практический, прикладной характер, без познания каких-либо общих закономерностей. Правда, «Устав» обнаруживает знаком­ство с более широким кругом веществ (около 50) и с более разно­образными способами их обработки, чем это имело место в XV—XVI вв.

Помимо «Устава», многие руководства в области практиче­ской химии содержались также в распространенных в XVII в. пособиях для изготовления красок, левкаса, чернил.

Медицинские знания носили также преимущественно узко­практический характер и в немалой степени основывались на многовековом народном опыте лечения болезней. Однако про­должали сохраняться наряду с этим и всякого рода суеверия. Правительственные органы и церковь всерьез преследовали «кол­дунов», «ворожей», «ведьм», якобы приносящих «порчу» людям. В 1632 г. царь приказывал псковскому воеводе, чтобы не поку­пали хмеля в Литве, потому что «в литовских краях баба-веду­нья наговаривает на хмель, который из Литвы возят в наши городы, чтоб хмелем в наших городех навести моровое повет­рие». В 1649 г. по царскому указу в качестве меры борьбы с эпидемией был послан из Москвы «животворный крест госпо­день». Но вместе с тем принимались и вполне реальные, прак­тические меры борьбы с эпидемиями, как прекращение общения здоровых и больных людей, сжигание одежды больных.

Широкое распространение получили переводы иностранных лечебников и «травников». Среди них — подвергшийся на протя­жении столетия дополнениям и переработке «Благопрохладный цветник», который содержал описания лечебных трав и их упот­ребление, переведенный в 1672 г. подьячим Андреем Никифоро­вым с немецкого языка «Прохладный вертоград» и др. При пе­реводах вырабатывалась русская терминология. Аптекарский приказ в Москве сосредоточил искусных мастеров, умевших изго­тавливать лекарства и обладавших широкими для того времени познаниями в области химии, ботаники и фармакопеи. Таковы были Тихон Ананьин, Иван Венедиктов, Василий Шилов и др. В том же приказе производилось обучение новых мастеров по изготовлению медикаментов, а также врачей. В 1654 г. в при­казе обучались 30 стрельцов, отправленных затем в полки «для лечбы» ратных людей.

Наряду с практическими знаниями в области медицины на протяжении XVII в. развивался интерес и к общим вопросам биологии. Так, в переводной книге «Проблемата, сиречь гадания или совопрошения различные от книг великого философа Аристо­теля...» (в действительности Аристотелю не принадлежавшей) в форме вопросов и ответов изложены средневековые представ­ления о взаимной связи различных органов человека и внешних признаков его внутреннего состояния.

Появились также переводы книг о коннозаводстве («О строе­нии конскому дому») и псовой охоте.

В Россию проникли и первые сочинения по вопросам агротех­ники. С польского языка была переведена книга «Сокровище известных тайн економии земской», посвященная вопросам земледелия и животноводства, а также сочинение о сортах зла­ков, условиях их выращивания и употребления.

В целом освещение общих вопросов биологии в литературе XVII в. оставалось по-прежнему богословско-символическим. Например, в переводной «Великой науке» давалась характеристи­ка девяти видов «живых существ», среди которых были бог, ангелы, небо, человек, «мыслительные животные», «чювствительные животные», растительность, «стихийное естество» и «орудителное существо» (искусственные орудия). Таков был уровень общих представлений о природе и в XVII в.

Но наряду с такого рода литературой внимание русских людей стало обращаться и к богатым конкретным материалом сочи­нениям в области зоологии и анатомии. Среди них — знамени­тый труд основоположника научной анатомии, крупнейшего ученого эпохи Возрождения Андрея Везалия «О строении чело­веческого тела». Труд Андрея Везалия был переведен на рус­ский язык Бпифанием Славинецким в 1658 г., но перевод этот не сохранился.

Астрономические знания в XVII в. также получили свое раз­витие, так как потребность вычисления праздников и различные хозяйственные нужды требовали более или менее точного зна­ния времени смены фаз Луны, времени года и т. п. Деления суток на 24 часа тогда не применяли, велся отдельный счет днев­ным и ночным часам, соответственно от восхода и захода Солнца. Распространенные тогда переводные или компилятивные сочине­ния покоились в основном на древнем представлении о Земле как центре вселенной. Таков, например, известный в XVII в. сборник «Из астрономии, с немецких переводов». В этом сбор­нике указаны некоторые сведения, например продолжитель­ность года определена в 365 дней 5 часов 50 минут с долями (фактическое время — 365 дней 5 часов 48 минут 46 секунд). Содержались там и практические сведения о положении звезд, важные для мореходства. Приводимые в сборниках приемы рас­четов были очень просты и не выходили за пределы правил арифметики.

В середине XVII в. в Россию стали проникать сочинения, знакомившие с гелиоцентрической системой Коперника. Среди них была книга данцигского астронома Гевелия «Селеногра­фия», которая помимо подробного описания Луны, содержала также изложение ряда общих вопросов астрономии с позиций учения Коперника. Гевелий пытался также определить время обращения планет вокруг Солнца и их расстояния от него.

Само появление в России сочинений, излагавших гелиоцент­рическую систему Коперника, весьма знаменательно для XVII в.

Известно, что на пути развития астрономических знаний серьез­нейшим тормозом была позиция церкви, резко враждебно от­носившейся и к Копернику, и вообще ко всяким попыткам иного объяснения мироздания, чем то, которое содержалось в «свя­щенном писании». Проникновение в Россию учения Коперника свидетельствует о том интересе, который возникал к этому уче­нию в XVII в. О прогрессирующем развитии астрономических знаний говорит также и то, что в XVII в. стали все более при­обретаться и использоваться в России различные астрономи­ческие приборы.

Большое развитие получили географические знания. Одно только продвижение русских землепроходцев в Сибирь, обсле­дование ими рек и морских побережий обогатило географию открытиями исключительного значения. Было составлено не­сколько карт; еще в начале XVII в. была сделана не сохранив­шаяся карта всего Русского государства. В 1627 г. в Разрядном приказе была составлена «Книга Большому чертежу». Состав­ление этой карты преследовало в первую очередь военные цели. Специальный чертеж отмечал особо опасные в то время дороги, по которым происходили вторжения крымских войск.

Помимо этой книги (сами чертежи ее не сохранились) в Раз­рядном приказе имелось также много чертежей различных объ­ектов, имевших военное значение. 'Много географических опи­саний содержалось в документах других приказов — писцовых книгах, материалах Поместного приказа и др.

Наиболее ранним из сохранившихся памятников политиче­ской географии является новгородский «Чертеж... городам рус­ским и шведским до Варяжского моря», присланный в Москву в 1656 г.

Важный географический материал был получен в ходе ос­воения Сибири (экспедиции-Стадухина, Реброва, Пояркова, Деж­нева, Хабарова, Атласова и др.). В их донесениях — «отписках», «распросных речах» и других документах — содержались мно­гочисленные географические описания. Возникли сводные гео­графические описания, как, например, «Роспись сибирским го­родам и острогам» (около 1640 г.), «Роспись» морского пути вдоль Охотского моря (конец 40—50 гг.), и др. В 1667 г. в Тобольске царским стольником и воеводой П. П. Годуновым был состав­лен чертеж сибирских земель с соответствующим описанием. Спустя пять лет был составлен новый чертеж Сибири.

После 1683 г. возникло «Описание новые земли, сиречь Си­бирского царства». Все это подготовило появившийся уже на ру­беже XVII и XVIII вв. труд С. У. Ремезова «Чертежная книга Сибири».

Значительно расширились сведения о географии зарубежных стран. Эти сведения обстоятельно собирались русскими посоль­ствами за границей и обобщались в «статейных списках». Боль­шое внимание привлекали тогда страны Дальнего Востока — Монголия и Китай. В 1618—1619 га. состоялась поездка каза-ков во главе с Иваном Петлиным из Томска в Пекин и обратно. Результатом поездки явилась «Роспись Китайскому государству и Лобинскому и иным государствам, жилым и кочевым, и улу­сам, и великой Оби, и рекам, и дорогам». Иван Петлин описал, в частности, китайские города, искусственные сады и посевы. Боль­шим фактическим материалом был насыщен рассказ Ф. И. Бай-кова, сына боярского, о поездке в Китай в 1654 г. Его описания очень точны и лаконичны, как, например, о городе Кокотане (Гуйхаучине): «Железа и меди у них много, а сено и дрова при­возят у них на телегах, а пашни у них по-русски, а хлеб родится у них просо, и пшеница, и ячмень, и овес, и конопли, а овощи чеснок, и моркови, и орехи грецкие, имасла семен­ного много, а лес всякой, дубняк и березник, и сосняк, кедроник, и липняк, и ельник, а снегу нет. Стоит тот город в низ­ком месте в долу: дол великий, а около его кругом все горы каменные, а речка под тем городом не велика, течет на запад, а около того города все пашни».

Крупное значение для развития географических знаний име­ла поездка служившего в Посольском приказе молдавского уче­ного Николая Спафария-Милеску в 1675 г. в Китай. Эта поездка была хорошо подготовлена и преследовала наряду с дипломатическими и специально научные цели. В экспедицию были взяты «инструменты различные астрономические и компасы, через ко­торые можно расстояние путей и прямой путь обыскать; живо­писец, который знает землемерие и чертежи писать; книга из Оптеки, в которой описано государство Китайское и лексикон Китайский», двое подьячих Н. Венюков и И. Фаворов «для письма», греки С. Евстафьев «для знания камения» и И. Юрьев «для лекарства» и другие сотрудники. Экспедиция Н. Спафария составила самое подробное и всестороннее описание Китая из всех существовавших к тому времени. После краткой истори­ческой справки следуют сведения о границах Китая, путях со­общения с ним. Далее содержится общая характеристика гео­графического положения Китая, описание его климатических условий и природы, после чего следуют материалы о вере, го­сударственном устройстве, характере и быте населения, лечебных средствах, пищевых продуктах, крепостях, дорогах, мостах, ре­ках и судоходстве, Великой Китайской стене, богдыхане, войске, вооружении, столице Китая — Пекине. Во второй части описа­ния содержатся сведения об отдельных провинциях Китая, осо­бые главы посвящены Корее и Японии, в которых посольство Спафария не бывало, но о которых также собрало сведения. Как и в других областях знания, в XVII в. важное место в развитии географических знаний в России принадлежало пе­реводной литературе. Около 1637 г. в Посольском приказе была переведена книга Г. Меркатора «Космография сиречь всего света описание», «в которой земле и государстве где что родится, и каковы люди чином и нравом, и о их храбрости, и о воинстве, и о городах, и о реках, и о озерах, и о лесах, и о всяких вещах».

Проник в Россию в середине столетия шеститомный атлас Виль­гельма и Иоганна Блеу — «Позорище всея Вселенныя или Ат­лас новый». Перевод его был осуществлен Епифанием Славинецким, Исайей и Арсением — монахами из окружения патриарха Никона. Как и в «Космографии» Меркатора, в атласе Блеу глав­ное внимание уделено политико-экономической характеристике различных стран, в то время как вопросы природоведения за­нимают подчиненное место. Следует заметить, что эти переводы западноевропейской литературы делались только для царя и патриарха и не получали сколько-нибудь широкого распростра­нения. Вынужденное пользоваться новейшими достижениями в различных областях знания того времени, феодальное государ­ство и церковь в то же время отрицательно относились к распро­странению этих знаний.

В развитии знаний о природе XVII в. занимает особое место как время явно определившегося кризиса средневекового миро­воззрения и подготовки крушения господствовавших безраздель­но на протяжении веков религиозно-провиденциалистских взгля­дов. В то же время совершенно отчетливо проявилась реакци­онная роль феодального государства и церкви, их тормозящее воздействие на развитие знаний.

О враждебном отношении церкви к знанию ярко свидетель­ствуют проповеди и поучения самих церковников, распростра­нявшиеся в XVII в. В школьных «прописях», по которым дети учились читать, встречаем такие поучения: «Не ищи, человече, мудрости, ищи кротости», «не тот мудр, кто много грамоте умеет, а тот мудр, кто много добра творит». Церковь учила: «Аще кто тя воспросит, веси (знаешь) ли всю философию, ты же ему противо того отвещай: учился буквам, еллинских (греческих) же борзостей не текох, риторских астрономов не читах, ни с муд­рыми философы в беседе не бывах, философию ни же очима видех, учуся книгам благодатного закона, аще бо можно моя грешная душа очистити от грех». Невежество возводилось в до­стоинство и противопоставлялось разумному знанию, которое объ­являлось греховным и несовместимым с приверженностью хрис­тианству. Но как ни пугала церковь стремившихся к знанию людей тем, что души этих людей обречены «на погибель», в XVII в. элементы научных знаний заметно окрепли.