Американский театр после Войны - Теннесси Уильямс.

Лекция 4

Американская литература после Второй мировой войны

Вторая мировая война повлияла на США сильнее, чем первая: больше ветеранов и жертв, но больше и разбогатевших людей. После разрушения Европы США уверенно претендует на экономическое и политическое лидерство. Культурное лидерство – эмиграция в США бежавших от фашизма Б. Брехта, Э. Ремарка, многих ученых. Создание потребительского общества, в котором все принадлежат к среднему классу, нет социальных проблем и конфликтов. 50-ые гг. – пик иллюзии конформной американской жизни, «самодовольное десятилетие», интерес литературы к психоанализу и Фрейду (вопросы морали и пола).

Война – смена поколений в литературе США – писатели старшего поколения уходят из жизни (Драйзер, Андерсон, Фицджеральд) или превращаются в живых классиков, чей творческий поиск завершен (Фолкнер, ОНил, Хемингуэй).

Американский театр после Войны - Теннесси Уильямс.

«Над пропастью во ржи» - Известно, что первый вариант повести, которая и принесет ему славу, был готов у Сэлинджера к концу 1945-го, даже отправлен в издательство, но затем изъят автором и коренным образом переработан. Повесть издана лишь в 1951. «Над пропастью во ржи» воспринимается как прорыв в другое литературное измерение. Это больше чем литература, скорее манифест, декларация, исповедание веры целого поколения, во всяком случае, художественный документ, увековечивший и свое время, и некий тип сознания.

В оригинале «Ловец во ржи» - строчка Р. Бернса «Пробираясь до калитки» - простая естественная жизнь. Повесть о том, как мучительно становится взрослым (как Питер Пэн, герой не хочет взрослеть). Новая тема для ХХ века, до этого дети стремились вырасти, чтобы стать полноправными членами общества. О том, как трудна происходящая при этом смена ценностей, какие она влечет за собой травмы и потери, какое отчаянное, хотя и безнадежное сопротивление вызывает сама неизбежность такого шага. Сопротивление взрослости, принимающее формы и трогательные, и драматичные, и смешные. Неприятие секса - Для Холдена секс олицетворяет взрослость, а значит, отказ от неведения, от неподдельности переживания мира - двух самых главных ценностей, которым привержен он (сексуальная близость мыслится Холденом как эмоциональная прежде всего). Цивилизация как символ взросления, подлинность – естественная жизнь в лесу, музей, где остановлено время. Цивилизация делает человека несвободным, цивилизация накладывает ограничения и заставляет лгать. С годами обостряется сознание, что никто не свободен ни от функции, ни от роли, заменившей собой естество. Но для большинства тут лишь банальное правило игры. Его, надо усвоить и существовать, не замечая печального несовпадения личности с самой собой, когда в дело вступают нормы, принятые социумом. А герои Сэлинджера воспринимают порядок, считающийся нормой, как аномалию. Не могут сжиться с тем, что им тоже приходится каким-то образом приспосабливаться к таким установлениям, во всяком случае, с ними считаться. Юношеский максимализм.

Словечко «липа», ставшее одним из самых ходовых в лексиконе нескольких поколений, найдет Холден Колфилд, и он же первым заговорит о том, что «липовое» все вокруг - сплошное лицемерие, нескончаемая фальшь, нагромождения поддельных ценностей, выдаваемых за истинные этические понятия. Герой вовсе не протестует. Он всего лишь стремится не участвовать в той человеческой комедии, которая развертывается вокруг. Как уберечь детей от падения в убожество взрослых? Жажда невзросления обворачивается экзистенциальной драмой. Это доминирующий сэлинджеровский сюжет.

Роман стал и продолжает оставаться культовым для подростков. Новый перевод Максима Немцова на русский язык «Ловец на хлебном поле» (2008).

Битники –общественное и культурное движение середины 1950 – начала 1960-х гг. в США. Первоначально “beat generation”, что в дословном переводе на русский язык обозначает «разбитое поколение». Согласно самой распространенной версии о происхождении термина, он был введен Джеком Керуаком в 1948 году для описания собственного социального круга. Однако, если быть более точным, первоначально слово “beat” было введено Хербертом Ханком, и означало «пресыщенный», «истощенный», «разоренный», «беспомощный». Но Керуак внес свой, отчасти парадоксальный, скрытый смысл в данное слово, и оно стало употребляться в значении «оптимистичный», «блаженный», «превосходящий». Кроме того, он вложил в слово и музыкальный подтекст («барабанный бой»). Впоследствии был введен производный от “beat generation” и в некоторой степени уничижительный термин “Beatnik”, автор которого, Херб Кайен, представил его как аллюзию на русскоязычный вариант. Согласно его мнению, к битникам относились все нетрадиционные и прокоммунистические элементы общества.

Как утверждают многие очевидцы, «разбитое поколение» увидело свет после духовного сближения трех «закадычных» друзей – Уильяма Берроуза, Аллена Гинзберга и Джека Керуака. "Все началось очень просто, - в одном из бесчисленных интервью вспоминал Ален Гинзберг, - Битничество возникло где-то в 1944-45 годах, когда мы встретились, Берроуз тогда уже писал, Керуак уже был поэтом и писателем, автором нескольких книг, мы были молоды. В течение нескольких последующих лет мы экспериментировали с такими понятиями как "дружба", "чувство общности", "новое видение", "новое сознание". Родиной «разбитого поколения» стала демократичная и психоделичная Калифорния (свобода и пространство) и Нью-Йорк, где жили идеологи битников. Со временем количество представителей «разбитого поколения» возросло и стало измеряться тысячами. Оформились четкие принципы битников, которые сводились к провозглашению бродяжничества, отрешенности от социальных проблем, борьбе с традиционными ценностями, воспеванию гедонизма, а также увлечению дзэн-буддизмом.

Дзен - течение в буддизме, провозглашающее идею о том, что просветлению нельзя научить, его можно передать только на уровне эмоции. Будда во время проповеди поднимает над головой цветок и улыбается, только один из его учеников понял Будду и сделал тоже самое, достижение просветления путем отказа от знания, передача от сердце к сердцу. Просветления можно достичь путем медитации (медитация – все, чему ты отдаешься целиком – наркотики, секс, алкоголь творчество). Дзэн — это состояние человека ничего не объясняющего ни себе, ни другому. А действующего — «просто так». Поэтому полного хозяина самому себе.

Демонстративный отказ от устроенной жизни (случайные заработки, бытовая неустроенность) – стремление к свободе и отсутствию социальных обязательств. Ко всему прочему, битники стали зачинщиками сексуального бунта, выступали против общепринятой морали и стали особо пропагандировать «нетрадиционную» сексуальную ориентацию. Гомосексуализм стал не просто популярным, но и крайне модным в интеллектуальных кругах.

Наркомания - основатели «разбитого поколения» Гинзберг, Керуак, Берроуз изначально были активными приверженцами марихуаны. Со временем все битники, так или иначе, стали употреблять наркотики. Общественное негодование росло, негативная реакция была понятна и предсказуема. Однако не стоит забывать, что в условиях «холодной войны», гнетущей социальной атмосферы и страха перед вездесущим "коммунизмом", основной целью «разбитого поколения» являлся побег от буржуазного «искусственного» благополучия, от «мертвой» общественной морали, от цивилизации потребления, в конце концов. Эту мысль точно и красиво выразил один из героев Керуака: «Я люблю сумасшедших, таких, которые бешено хотят жить, бешено хотят говорить, бешено хотят спастись, которые хотят иметь все сразу, которые никогда не говорят пошлостей, а всегда горят, горят, горят».

Литература битников: Уже в 1953 году здесь начинает издаваться журнал начинающего поэта Лоуренса Ферлингетти под названием “City Lights”. А через два года на центральной улице Сан-Франциско открывается одноименный книжный магазин, где впервые стали продаваться книги битников. Самыми известными произведениями стали: книга короля битников Джека Керуака «На дороге», поэма Аллена Гинзберга «Вопль» и «Голый завтрак» Уильяма Берроуза. Художественный стиль битников отличался бессюжетностью, шокирующей лексикой, свободным стихосложением, крайней метафоричностью и неприкрытым натурализмом.

«На дороге» (1957) - Дорога - это бесконечный и бессмысленный побег от благополучия буржуазного быта, от пуританства и ханжества "общественной морали", от традиций цивилизации потребления, побег куда угодно, в никуда. "Нужно, чтобы мир заполнили странники с рюкзаками, отказывающиеся подчиняться всеобщему требованию потребления продукции, по которому люди должны работать ради привилегии потреблять все это барахло, которое им на самом деле вовсе ни к чему... Передо мной встает грандиозное видение рюкзачной революции, тысячи и даже миллионы молодых американцев путешествуют с рюкзаками за спиной, взбираются в горы, пишут стихи, которые приходят им в голову, потому что они добры и, совершая странные поступки, они поддерживают ощущение вечной свободы у каждого, у всех живых существ...".

Автобиографизм и герои романа – рассказ о собственных путешествиях по Америке с Нилом Кэссиди, архибитником, человеком воплотившем идеи в собственном жизни. Путешествие по американскому Западу и Мексике рассказчика, молодого писателя Сала Парадайза и Дина Мориарти, своеобразных Тома Сойера и Гека Финна ХХ века. Дин Мориарти (Нил Кэссиди) имеет в своей родословной дюжину героев Дикого Запада. Этот современный городской ковбой безумен, но не настолько, чтобы оставаться непонятым. Он странен, но это лучше, чем быть средним американцем. Главное — он свободен и умеет жить, по-настоящему наслаждаясь тем, что имеет, будь то красивая женщина, хорошая музыка или стакан холодного пива. Конечно, Джек идеализирует своего героя, но не меняет его суть: Дин остается человеком дороги, она влечет и поглощает его. «На дороге» можно назвать лирическим романом странствия, в котором присутствует элемент анархического гедонизма, проявляющийся ярче всего в поступках Дина Мориарти, героя и антигероя одновременно. Самые «правильные» друзья Сала не желают находиться в обществе этого безумца, у которого на уме одна лишь дорога. Обстоятельства бурной жизни Дина и его стремление жить не останавливаясь и успеть при этом всё сразу заставляют Мориарти, не испытывающего, впрочем, ни малейшего чувства вины, бросить больного Сала в Мехико. Сал Парадайз (Керуак) понимает, что для него жизнь — это не только дорога, но и что-то еще; роман заканчивается размышлением Сала о Дине Мориарти, в котором различимы едва скрываемая грусть и особое романтическое отношение повествователя к герою: «Поэтому в Америке, когда заходит солнце, а я сижу на старом, поломанном речном пирсе и смотрю на долгие, долгие небеса над Нью-Джерси, и ощущаю всю эту грубую землю, что перекатывается одним невероятно громадным горбом до самого Западного Побережья, и всю ту дорогу, что уводит туда, всех людей, которые видят сны в ее невообразимой огромности, и знаю, что в Айове теперь, должно быть, плачут детишки, в той земле, где детям позволяют плакать, и сегодня ночью на небе высыпят звезды, и разве вы не знали, что Господь Бог — это плюшевый медвежонок Винни-Пух? вечерняя звезда наверняка уже клонится книзу и льет свою мерцающую дымку на прерии, что как раз ждут прихода полной ночи, которая благословляет землю, затемняет все реки, венчает вершины и обертывает последний берег, и никто, никто не знает, что со всеми случится, если не считать позабытого тряпья старости, я думаю о Дине Мориарти, я даже думаю о Старом Дине Мориарти, об отце, которого мы так никогда и не нашли, я думаю о Дине Мориарти».

Использование стиля спонтанной прозы (как у сюрреалистов) – роман написан на рулоне бумаги, вставленном в пишущую машинку, практически без знаков препинания. В «Основах спонтанной прозы» Джек объясняет свой метод так: «Никаких точек, разделяющих предложения, и без того произвольно пронизанные ложными двоеточиями и робкими, к тому же бесполезными запятыми — лишь энергичные тире, отделяющие риторическое дыхание». Для Джека было важно, чтобы пауза была естественной, чтобы она не заставляла фразу замолчать на середине, а давала ей передохнуть. Точки и запятые только тормозят речевой поток. Они — всего лишь условные значки, обманывающие глаз. Продолговатые черточки-тире, наоборот, удлиняют фразу, позволяя ей плавно перетечь в следующую. Пунктуация играет важную роль в романах Керуака, знаки препинания здесь несут определенную смысловую нагрузку. Сам писатель называл тире «знаком высвобождения», своим «фирменным» знаком.

«Вопль» (1955) – скандальная поэма, ставшая причиной судебного разбирательства по обвинению в непристойности, но процесс автор выиграл. А. Гинзберга с юности посещают видения (мать была больна психическим расстройством), усугубляемые приемом наркотиков. После исключения из университета, жил в Нью-Йорке с Нилом Кэссиди. Они вместе искали приработки, выпутывались из историй с полицией. Гомосексуализм и тяга к эксгибиционизму (снимался с себя одежду, читая стихи). Гомосексуализм как протест против общества. Эстетизация мужского, мужественного, брутального характера и облика наиболее ярко выделяется в ранней поэзии Гинзберга:

Молодой подручный съел бутерброд,
отбросил грязный пакет и праздно
сидит еще несколько долгих минут.

На нем брюки из саржи, он голый
до пояса, на голове у него
желтые волосы и засаленная,
но все же яркая красная кепка.

Он лениво сидит на лестнице,
прислоненной к вершине кладки,
он широко расставил колени...

В 1949 году, чтобы избежать тюрьмы, куда его могли отправить за мелкое хулиганство, Ален ложится психиатрическую клинику на несколько месяцев. Там он встречает Карла Соломона, "святого лунатика", которому он и посвятил свой первый поэтический эпос - "Вопль". Написал его под влиянием наркотических средств и на одном дыхании. Следование традициям У. Уитмена в организации стиха (длинные строки, верлибр, анафора):

Я видел лучшие умы моего поколения разрушенные безумием, умирающие от голода истерически обнажённые,

волочащие свои тела по улицам чёрным кварталов ищущие болезненную дозу на рассвете,

ангелоголовые хиппи сгорающие для древнего божественного совокупления со звёздным динамо в механизмах ночи,

кто беден и одет в лохмотья со впалыми глазами бодрствовал курил в призрачной темноте холодноводных квартир плывущих по небу через городские купола в созерцании живой энергии джаза,

кто распахнул свой разум для Рая под Луной и видел мусульманских ангелов колеблющимися на светящейся крыше обители,

кто прошёл свои университеты с дерзким сиянием в глазах галлюцинируя о трагедии Арканзаса и знаменитости Блейка среди знатоков войны,

кто был изгнан из академий за безумие и начертание грязных од в глазницах черепа,

Образ Молоха – Америки, которая противостоит личности как система. Молох – верховное божество у семитских народов, ему приносили в жертву первенцев.

Кто он сфинкс из бетона и алюминия расколовший их черепа и выевший их мозг и воображение?

Молох! Одиночество! Отбросы! Уродство! Глубинные бомбы и недоступные доллары! Дети кричащие под лестницами! Мальчики задыхающиеся от слёз в армиях! Старики причитающие в парках!

Молох! Молох! Ночной кошмар Молоха! Ненависть Молоха! Молох в мыслях! Молох жестокий судья человечества!

Кизи Кен «Пролетая над гнездом кукушки» (1962) –учась вуниверситете штата Орегон, подрабатывает помощником психиатра в госпитале и участвуют добровольно в экспериментах с психоделиками. Программа вскоре была закрыта правительством, но Кизи еще на полгода остался в психиатрической больнице в качестве санитара и ночного сторожа. Становится пропагандистом ЛСД. Кизи организовал сумасшедшую акцию-путешествие по дорогам Америки и Мексики на стареньком «психоделическом» автобусе, водителем которого стал Нил Кэссиди. Единомышленники Кена Кизи называли себя «Веселыми проказниками» и ратовали за свободный образ жизни, пропагандировали ЛСД и так называемый «кислотный рок». Это путешествие по Америке виднейший публицист и историк ХХ века Жан Бодрийяр назвал «самым странным путешествием всю историю человечества после похода аргонавтов за золотым руном и сорокалетнего странствия Моисея по пустыне». Опыт «проказников» представлял собой потрясающий материал для романа, который, однако, написал не Кизи, а Том Вулф также принимавший участие в акции. События, связанные с этим путешествием, легли в основу сюжета его книги «Электропрохладительный кислотный тест».

«Над кукушкиным гнездом» - Достоинства книги невозможно объяснить никакими свойствами творческой индивидуальности автора (Кизи, всегда склонный к эпатажу утверждал, что роман целиком был "продиктован" ему, когда он находился в наркотическом трансе).
Действие разворачивается в психиатрическом отделении одной из больниц Среднего Запада, и персонажи книги - пациенты "психушки". Выясняется, однако, что они вовсе не сумасшедшие. Просто эти люди по разным причинам не могут приспособиться к жизни в обществе. Один из них (Билли Биббит) заика и болезненно застенчив, другой (Хардинг) мучается чувством неполноценности из-за измен своей жены и т.д. Все они "кролики" и не могут постоять за себя, а этот мир "создан для волков", как объясняет новичку Макмерфи "главный псих" отделения Хардинг.

Психиатрическая клиника, описанная в романе, очень современная, с мягкими креслами, с телевидением, радио, с вежливым персоналом и самоуправлением совета больных - это маленькая модель общества потребления, Америки вообще. Не случайно состав пациентов и персонала пестр в этническом и социальном отношении. Здесь и индеец, и американцы шведского, ирландского, шотландского происхождения, негры-санитары и одна из медсестер - японка. Среди пациентов есть и старики, и молодые, люди с университетским дипломом (Хардинг) и вообще без образования. Все они пользуются одинаковыми правами: их прекрасно кормят, водят на прогулки и содержат в чистоте. Многие из них отдают себе отчет в том, что их "свободный выбор" - лишь иллюзия свободы, что их "самоуправление" - фикция, что их жизнь - подобие жизни. Но это плата за комфорт и отсутствие забот. Чтобы нивелировать человека, нужно сначала унизить, растоптать его, чему и подчинено все в отделении - железный распорядок дня, вечно грохочущее радио, неусыпный надзор за больными и групповые "терапевтические" обсуждения интимных сторон жизни каждого из пациентов. Наконец, этому служит сама угроза применения радикальных средств "вправления мозгов" - электрошока и лоботомии. Их применяют только к тем, кто не поддается нивелировке и продолжает "выламываться из системы", таким, как главный герой романа Макмерфи. Всего этого достаточно, чтобы держать людей в "кроличьем" состоянии. Они становятся стандартными и легкоуправляемыми. Вот какова она, Америка начала 60-х, - утверждает автор, - взгляните, американцы, и замрите от ужаса!
Однако, относительная простота романа обманчива. Это постмодернистский текст, и он буквально насыщен евангельскими, трансценденталистскими, фрейдистскими мотивами и литературными ассоциациями, которые, за редкими исключениями, нигде не выходят на поверхность, но придают книге многомерность. Так, Макмерфи, знавший о своей участи и принявший смертные муки за других людей, явственно ассоциируется с Сыном Божьим Иисусом Христом (евангельский план подтекста ощутим в целом ряде сцен романа). В основе поступков героя лежит эмерсоновский принцип "доверия к себе", важнейший в трансцендентальной этике, и доктрина "гражданского неповиновения" Торо.

Особенно, однако, явственна фрейдистская подоплека романа. Так, Макмерфи интуитивно верно понимает истоки психологического садизма пятидесятилетней старой девы мисс Гнусен - это компенсация подавляемого сексуального инстинкта. Правда, герой не читал ни Фрейда, ни Юнга, или, как он говорит, "не знаком с юнгой Фредом", зато с ними прекрасно знаком автор.

В ряду литературных ассоциаций - Шекспир (тема мнимого безумия), Э. По (идея проницаемости границ между нормой и патологией), Мелвилл. Для понимания авторского замысла очень важны параллели с американским "суперроманом" "Моби Дик, или Белый кит" гениального писателя-романтика Г. Мелвилла. Сигнал к такому восприятию дается с первых же страниц романа, поначалу в комически-сниженном ключе. Целая стая белых китов резвится на подштанниках только что поступившего в больницу Макмерфи. Растиражированное изображение легендарного Моби Дика - это еще и примета времени, порождение современной массовой культуры. Так, мисс Гнусен, с ее полным бездушием, отсутствием человечности и неограниченными полномочиями, ассоциируется с самим чудовищным Моби Диком, воплощением непостижимых, неподвластных человеку сил. Недаром, постоянно подчеркивается невероятная белизна ее твердой от крахмала униформы, белое лицо, очень светлые глаза "без глубины". Эта белизна воспринимается не как чистота, а как отсутствие цвета, равнодушие, холод, мертвенность. Это белизна Моби Дика, к которой Кизи добавляет еще один аспект - стерильность. Как и Моби Дик, мисс Гнусен воплощает нечто надличное, хотя и более конкретное - воинствующий общественный порядок, идею полной нивелировки человеческой индивидуальности.

Для Макмерфи же она является средоточием мирового зла - как Белый кит для капитана Ахава. И отчаянная борьба между ними напоминает борьбу Ахава с Моби Диком: один из них должен быть уничтожен. Вместе с тем временами акценты смещаются, и уже аскет-фанатик мисс Гнусен начинает напоминать Ахава, а Макмерфи - Белого кита в ином его значении - стихийности, природности и масштабности. В роман же таким образом входит идея амбивалентности добра и зла.

Еще один момент очень важен для понимания авторского замысла. Этнически пестрый состав пациентов отделения явно ассоциируется с многонациональной командой "Пекода", корабля капитана Ахава, который, как мы помним, выступал у Мелвилла моделью США. Мелвилловские ассоциации как бы укрупняют масштаб происходящего. Во многом именно они заставляют воспринимать роман как размышление о судьбе нации и человечества, предупреждение о грозящей им опасности.

Книга К. Кизи органично вписалась в широко развернувшееся в 1960-е, наряду с другими многочисленными движениями этого бурного десятилетия, движение за "приобщение к корням". В "Кукушкином гнезде" данная проблема во всей ее современной сложности заявляет о себе в буквальном смысле: рассказ ведется от лица индейца-полукровки "вождя" Бромдена, контуженого ветерана Второй мировой, давнего пациента психиатрического отделения. Наряду с тяжелым этническим и военным опытом в Бромдене живет прапамять его предков, он выступает носителем фольклорной традиции коренных американцев, их мифопоэтического мышления, их гибкого и мудрого восприятия мира. Мифопоэтическое мышление коренных американцев признает реальностью существование дополнительного, духовного измерения, наличие иных миров наряду с миром предметным и материальным. Границы последнего представляются этому мышлению проницаемыми, что открывает возможность путешествия в "иные миры".
Такими путешествиями, по сути, являются и воспоминания Бромдена о его детстве и юности, которые переживаются им как реальность. Вождь прибегает к ним, когда ему становится невмоготу выносить больничные будни. Его же заперли в "психушку" и лечат, именно потому, что он не отделяет явь от своих "галлюцинаций". Получается, что его лечат от того, что он индеец, лечат от тысячелетней духовной культуры его древнего народа, желая подогнать его под стандарт современной американской цивилизации.