Глава I. Учение о преступлении 3 страница

Мы нарочно привели много цитат из Наказа касательно наказания, чтобы показать, как несходны и как мало точек соприкосновения имеют воззрения Наказа на этот институт уголовного права с воззрениями прежнего законодательства. Так, по Уложению и Воинскому уставу, смотрящих на наказание как на средство возмездия, устрашения и т.п., оно должно быть по возможности сурово и жестоко. Око за око и зуб за зуб и "наказати его нещадно, чтоб смотря на то, и другим неповадно было так делати" - вот два принципа, которые провозглашаются Уложением в области уголовного права. Воинский устав в этом отношении еще более суров, чем Уложение. Каждая строка его, можно сказать, дышит страшной жестокостью и ненавистью по отношению к преступнику. Между этими двумя памятниками и Наказом целая бездна. Смотря на наказание как на средство исправления преступника или изолирования его от окружающего его общества, Наказ отвергает жестокость как необходимый признак наказания, считая влияние ее на общество в высшей степени деморализующим. Не жестокость наказания, а сознание его неизбежности должно воздерживать преступника от совершения преступления, вот новая мысль, которую старается популяризировать Наказ. Одна из главных функций законодательства должна состоять в предупреждении преступлений - вот другая, также совершенно новая мысль, высказанная у нас впервые в Наказе. Отношение последнего к преступнику в полном смысле слова гуманное: он старается избавить его от излишнего мучения, вследствие чего настаивает на скорости наказания. Кроме того, ему не следует иметь характера насилия, в силу чего оно должно вполне соответствовать преступлению.

Отличительными свойствами наказания в изучаемую эпоху были: во-первых, отсутствие индивидуальности наказания, в силу чего нередко карались не только одни преступники, но и близкие к ним лица, напр., жена, дети и др. Так, в сенатском указе 1713 г. о неявившихся купецких людях в Ригу, читаем: "а жен их и детей, и людей их держать за караулом, а пожитки их, запечатав, поставить караул, пока они (купцы) явятся в Ригу". "Буде нетчики и беглецы, - гласит указ 1699 г. о штрафе с нетчиков, - учнут от взятья тех денег из домов своих избегать и укрываться в иные села и деревни, и у тех велеть имать жен и детей их, и свойственников, которые с ними живут в одних домах, и держать в тюрьме и за караулы, покамест те деньги на них направлены будут". Об отсутствии индивидуальности наказания свидетельствует также указ 1698 г. о воронежских солдатах. "Кто из них, - читаем в указе, - ныне, по высылке, к тому делу не пойдут, учинено будет жестокое наказание на козле, и в проводку будут биты кнутом и с женами, с детьми сосланы будут на вечное житье в Азов". Принцип индивидуальности наказания впервые провозглашается в Уставе благочиния 1782 г., признавшем невозможность ответственности родителей за детей. Наконец, тот же принцип исключительно личной ответственности окончательно устанавливается в нашем законодательстве указом 4 ноября 1803 г.

Во-вторых, наказание отличалось крайней неопределенностью своей законодательной формулировки, в силу чего часто не определялся не только вид, но и самый род наказания. Такими терминами, как, напр., "под опасением жестокого наказания", "под опасением государева гнева и жестокого истязания", "быть в казни", "по суду наказан быть имеет" (Воинск. уст. Арт. 75) и т.п., буквально испещрены указы первой половины XVIII ст. Иногда определяется род, но не определяется вид наказания, напр., "бить кнутом нещадно" (ничего не сказано о количестве ударов), "положены будут великие денежные штрафы", "за первую вину будут биты кошками, а за вторую кнутами", или по Воинскому уставу: "штрафу, несколько денег на шпиталь дать" (арт. 17), "жестоко шпицрутенами наказан будет" (арт. 58), "наказанием денежным и сносным заключением наказан будет" (арт. 152), "на теле имеет быть наказан" (арт. 200 и т.п.).

В-третьих, отсутствие равенства всех перед законом в отношении наказания, что объяснялось сословным духом эпохи. Вот что гласит, напр., указ 1711 г.: "тем вышних чинов дворянам быть в его великого государя гневе, а нижним в жестоком истязании". В другом указе того же года читаем: "с вышних и нижних чинов людей взят будет штраф, смотря по персонам". На основании указа 1700 г. было предписано с гостей брать "пени большие", а остальных купцов подвергать телесному наказанию. В указах об утайке душ в ревизских сказках со стороны помещиков и их приказчиков и старост правительство предписало подвергать виновных следующему наказанию; с помещиков брать вдвое людей против утаенного, а приказчиков и старост карать смертью*(672). Точно так же и Воинский устав определяет далеко не одинаковый род наказания для офицеров и солдат, причем первые иногда наказываются строже, чем последние*(673), наконец, нередко встречаются такие выражения в уставе: "наказать, смотря по состоянию особ", или "смотря по чину особ". Неравенство наказаний и соотношение их с общественным положением преступника значительно увеличилось и развилось при Екатерине Второй, когда дворяне, купцы двух первых гильдий и именитые граждане получили разные льготы в области уголовного права*(674). При Александре I некоторые из них, например освобождение от телесного наказания, получило и духовенство.

Наконец, в-четвертых, мучительность наказаний, значительно увеличившаяся с изданием Воинского устава. Только Наказ признал, что "наказание должно быть непреложно и неизбежно" и что "самое надежнейшее обуздание от преступлений есть не строгость наказания, но когда люди подлинно знают, что преступающий законы непременно будет наказан".

Переходим к рассмотрению видов наказаний. Самым тяжким наказанием считалась смертная казнь, но несмотря на это, она полагалась в огромном количестве случаев, как в сепаратных указах, так и в Воинском уставе (устав определяет ее в 122 случаях, причем в 62 - с обозначением вида и в 60 без обозначения). Однако на практике смертная казнь применялась далеко не всегда и нередко заменялась другими наказаниями. Вот что гласит, например, указ 19 ноября 1703 года: "на Москве во всех приказах приводных всяких чинов людей, которые явятся по розыскным делам в его государевых делах, в измене и бунте, и в смертных умышленных убийствах, или кто кого каким питием или отравой уморит, и тех людей за те их вины казнить смертью". Иначе говоря, этим указом, несмотря на существование Уложения, новоуказных статей и сепаратных указов, в изобилии расточающих смертную казнь за массу всевозможных преступлений и проступков, на практике применение ее ограничивается всего несколькими случаями, точно указанными в указе 1703 года. И, действительно, из последующих указов мы видим, что смертная казнь постоянно заменялась другими наказаниями и если применялась, то только за более важные преступления. "Воров и разбойников, - читаем, например, в указе 1704 года, - которые в убивстве, в прямом воровстве, измене и бунте, казнить, а которые, кроме вышеописанных вин, а по закону достойны смерти, тех бить кнутом и, запятнав новыми пятнами, послать вечно в каторгу". "Разбойников за второй разбой, - гласит указ 1714 года, - вместо смерти, послать на вечную каторгу". Указ 1721 года предписывает "освобождать от смерти убийц, которые явятся сами и в том (убийстве) вину принесут добровольно" и т.д.

Виды смертной казни были следующие: обыкновенные и квалифицированные. К первым относились: 1) отсечение головы (по Воинскому уставу, в 8 случаях), производившееся с Петра при помощи меча ("царь, - говорит Корб, - пожелал казнить преступников новым, еще неизвестным его народу, способом - не топором, а мечом"); точно так же Воинский устав говорит о мече как орудии казни: "наказания смертные чинятся застрелением, мечом, виселицей" и т.п.; см. III часть "Оглавление приговоров"); 2) повешение, применявшееся, по Воинскому уставу, в 33 случаях, причем в 7 случаях оно принимало коллективный характер, когда, кроме начальников, подвергался виселице десятый из солдат; 3) аркебузирование или расстреляние, впервые получившее законодательную санкцию в Воинском уставе (7 случаев). Квалифицированные виды были следующие: 1) четвертование, т.е. отсечение топором сперва рук и ног, а затем головы, иногда сопровождавшееся рванием тела клещами (впрочем, четвертование иногда производилось после казни над трупом преступника); 2) окопание в землю вместе с руками по плечо с целью оставления без пищи и питья до наступления смерти, причем в последний раз эта казнь была применена в 1740 году; 3) залитие горла металлом, смягченная указом 1723 года, предписавшим, "буде такие заливающие горло скоро не умрут, то отсекать для скорой смерти голову"; 4) колесование, т.е. раздробление тела колесом, причем тело преступника после казни оставлялось на некоторое время на колесе; 5) сожжение, иногда выражавшееся в форме копчения, т.е. сожжения на медленном огне, причем преступник, по словам шведа Штраленберга, в течение нескольких часов обкуривался каким-то едким составом, так что у него вылезали все волосы на теле; 6) повешание за ребро на крюке, вонзавшемся осужденному в бок между ребрами и продевавшемся под одним из них, впервые введенное инструкцией для искоренения разбойников 24 декабря 1719 года, "для вящих воров и разбойников и особливо тех, кои чинили смертные убивства и мучения", и имевшее место в последний раз при усмирении Пугачевского бунта*(675).

Смертная казнь сравнительно широко применялась до вступления на престол Елизаветы Петровны, питавшей глубокое отвращение к этому виду наказания*(676). Этим отвращением объясняется появление указа 1744 года, фактически приостановившего действие смертной казни в России*(677). "Усмотрено в правительственном Сенате, - гласит этот указ, - что в губерниях и в провинциях, и в городах, також и в войске, и в прочих местах империи смертные казни чинят не по надлежащим винам, а другим и безвинно". Ввиду этого указ предписал: "для лучшего рассмотрения" присылать в Сенат "обстоятельные перечневые выписки", т.е. экстракты из всех дел, по которым состоялись смертные приговоры, и до получения из Сената соответственных указов не приводить в исполнение этих приговоров, руководствуясь тем же правилом и на будущее время. 29 марта 1753 года Сенат вошел к государыне с докладом, в котором ходатайствовал об определении в законодательном порядке наказания, долженствовавшего быть применяемым к лицам, до сих пор присуждавшимся к смертной казни, причем предложил подвергать их наказанию кнутом и, вырезав у них ноздри, а также заклеймив и заклепав их в ножные кандалы, ссылать в вечную каторжную работу. Елизавета Петровна утвердила названный доклад. Однако уже 25 мая 1753 года появляется новый сенатский указ, которым опять предписывается присылать в Сенат экстракты из дел со смертными приговорами, приостанавливая исполнение этих последних*(678). Результатом упомянутых указов было, с одной стороны, накопление в Сенате массы подобных приговоров, остававшихся, по повелению императрицы, без рассмотрения, а с другой стороны, переполнение тюрем присужденными к казни преступниками, ожидавшими дальнейшего сенатского указа. Вот почему 30 сентября 1754 года появился, наконец, сенатский указ, в котором еще раз было подтверждено, чтобы "приговоренным к смертной казни смертной экзекуции до рассмотрения и точного о них указа не чинить; а дабы оные, за долговременым рассматриванием присылаемых об них экстрактов, не избывали наказания и из ссылки побегов чинить и, за непостановлением на них законов, укрываясь, в такие же воровства вступать не дерзали", предписывается ссылать их в Рогервик (Балтийский порт) и в другие места, подвергать жестокому наказанию кнутом, рванью ноздрей и клеймению словом - вор". Елизавета Петровна, хотя только приостановила действие смертной казни, но бесспорно желала и совершенной ее отмены, о чем свидетельствует ее словесный указ, данный в 1761 году законодательной комиссии, которым она "высочайше повелеть соизволила в новосочиняемом Уложении за подлежащие вины смертной казни не писать" (см. мои "Законодательные комиссии в России в XVIII ст.").

Точно так же и Екатерина II, хотя, в принципе, и не отрицала смертной казни, но в необходимости ее далеко была не уверена, что и выразилось в крайней неопределенности статей Наказа касательно этого вида наказания. Так, в статье 79 говорится, что "гражданин бывает достоин смерти, когда он нарушил безопасность даже до того, что отнял у кого жизнь или предпринял отнять". В этом отношении смертная казнь есть "некоторое лекарство больного общества". Таким образом, в названной статье высказывается мысль, что убийство должно наказываться смертью. Напротив, в статье 210 смертная казнь допускается только тогда, когда общество находится в анархическом состоянии и когда преступник может быть освобожден из тюрьмы. При нормальном же течении дел в государстве, когда хорошее устройство тюрем вполне может гарантировать общество от бегства преступников, смертная казнь излишня, потому что "ни чрезмерная жестокость и разрушение бытия человеческого производят великое действие в сердцах граждан, но непрерывное продолжение наказания". Ввиду противоречия этих двух статей друг другу ясно, что императрица не выработала себе определенной точки зрения на разрешение вопроса о смертной казни. На практике же в ее царствование все оставалось по-прежнему, т.е. смертная казнь не применялась, хотя продолжала существовать в законе (преступников подвергали смерти только в исключительных случаях).

В царствование Александра I этот вопрос снова был поднят. Дело в том, что в 1813 году законодательная комиссия составила проект уголовного уложения и внесла его на рассмотрение в Государственный Совет. Проект, хотя допустил применение смертной казни, но, во-первых, ограничил виды ее, признав только два вида: повешение или казнь первой степени, и отсечение головы или казнь второй степени, и, во-вторых, значительно сузил самую сферу применения смертной казни, постановив вдобавок, что ни один смертный приговор не может быть приведен в исполнение без утверждения его государем. Тем не менее, допущение в проекте рассматриваемого вида наказания вызвало в Государственном Совете серьезные протесты. Ярым противником смертной казни выступил известный адмирал, граф Мордвинов. "Когда благодетельными самодержцами России, - говорил Мордвинов в своем письменном мнении, - отменена смертная казнь, то восстановление ее в новоизданном уставе при царствовании Александра I невольно приводит меня в трепет и смущение. Знаменитейшие по уголовной части писатели признали и доказали ненадобность и бесполезность смертной казни, приводя всем другим народам в изящный пример тому Россию". "Имеет ли человек, - читаем далее, - право отнять у подобного себе то, чего, раскаявшись впоследствии, он не в силах ему возвратить? Судья, постановляющий смертный приговор, невольно чувствует душевное содрогание, не есть ли это напоминание ему совестью о том, что он принимает на себя ему не принадлежащее? Нравственный и всеобщий закон, воспрещающий убивать безоружного, должен ли измениться в своей правости в применении к обществу, а окованный, лишенный свободы, предаваемый смерти, по невозможности его быть далее вредным, не есть ли жертва бесполезная и невинная? Облечь кроткого и человеколюбивого императора Александра I в звание возобновителя в России смертной казни, самое благоговение мое, никогда в сердце моем к особе Его Величества неумолчное, меня не допускает"*(679). Однако и в это царствование вопрос о смертной казни не был разрешен, и только уже с изданием Свода Законов и Уложения о наказаниях 1845 года вышел, наконец, из своего крайне неопределенного положения*(680).

Вторым по тяжести наказанием были телесные наказания, разделявшиеся на членовредительные и болезненные. К первым относились: урезание языка, заключавшееся в том, что палач, вытянув у преступника язык особыми клещами, отрезал часть его, обыкновенно половину (в последний раз это наказание было применено в 1743 г. в отношении к Лопухиной и Бестужевой); прожжение языка раскаленным железом, введенное Воинским уставом, как наказание за богохульство (арт. 3); отсечение суставов, руки и пальцев, причем рука в большинстве случаев отсекалась по запястье, а пальцы (по Воинскому уставу (арт. 196) - два), за исключением некоторых случаев, отсекались на левой руке; прибитие гвоздем или ножом руки к виселице на один час (Воинск. устав. Арт. 143 - за драку с оружием в руках), отсечение носа и ушей (Воинск. уст. Арт. 188 и 189; последний раз отсечение ушей было применено в 1774 г., при подавлении Пугачевского бунта); рванье ноздрей и клеймение. Последние два вида наказания преследовали не только карательные, но и полицейские цели. Так, по словам указа 1757 г., "ноздри вырезать и знаки ставить положено в том рассуждении, чтобы они из ссылки... побегов чинить и, непоставлением на них знаков, укрываясь, в такие воровства вступать не дерзали". Еще раньше указ 1746 г., говоря о клеймении, мотивировал его необходимость тем, чтобы преступники "от прочих добрых людей были отличены, и когда... учинят утечку... таковых к поимке чрез то клеймение удобный способ быть может". Наличностью этих полицейских целей объясняется предписание указа 1724 г. "ноздри вынуть до кости" у тех преступников, у которых они уже были вынуты, но "мало знатно". Рванье ноздрей производилось особыми щипцами, одна половина которых, представлявшая собой железный стержень, вкладывалась в ноздрю, другая - острая и вогнутая - приходилась с наружной стороны носа - щипцами этими действовали как ножницами*(681). Что касается до клеймения, то оно состояло в наложении на тело преступника (обыкновенно на лицо, т.е. на лоб и щеки, а иногда и на руки или на спину) раскаленным железом особых знаков, форма которых нередко менялась. Так, при Петре I клеймо было с изображением орла (отсюда выражение "заорление" вместо: клеймение), а затем (с 1705 г.) с буквой "В" (вор). При Екатерине II появляются и другие буквы, напр., "У" (убийца), "Л" (лжец) и т.п. Иногда употреблялись клеимы с несколькими буквами, напр., "В. О. Р.". Уложение 1845 г. предписало употреблять только следующие клейма: для каторжников - "К. А. Т.", для беглых и бродяг - "Б", для ссыльнокаторжных - "С. К." и для ссыльнопоселенцев - "С. П.". Клейма старательно охранялись от исчезновения, почему в 1705 г. было предписано натирать их порохом "многажды накрепко, чтобы они (преступники) тех пятен ничем не вытравливали и не живили, и чтоб те пятна на них были знатны по смерть их".

Екатерина II хотя и высказала в Наказе, что "все наказания, которыми тело человеческое изуродовать можно, должно отменить", однако этого не сделала, и честь отмены членовредительных наказаний (кроме клеймения) принадлежит Александру I. Впрочем, последний отменил в 1817 году только рванье ноздрей, так как остальные наказания к этому времени вышли уже на практике из употребления. Клеймение же было отменено в 1863 г.*(682)

Среди болезненных наказаний самым тяжким был кнут, унаследованный еще от времен Московского государства. Так, в указе 1846 г. 10 ударов кнута считались равными 30 ударам плети и 120 ударам розог, так как 10 ударов плетей, в свою очередь, приравнивались к 40 ударам розог. Кнут состоял из толстой деревянной рукоятки, 5 5/8 вершков длиной и 5/8 вершка в диаметре. К ней прикреплялась плетеная часть, представлявшая собой упругий столбец из ременного плетива, обнимавшего твердый стержень из плотно сложенного куска кожи. По середине столбца стержень прерывался на вершок, и оставалось одно плетиво, вследствие чего в этом месте образовывался перегиб. В длину плетеная часть имела 14 1/2 вершка, в толщину у рукоятки около 2 вершков, а в конце 1 вершок. Тонкий конец заключался железным кольцом около вершка в диаметре, к которому привязывался хвост из ремня, длиной в 13 вершков и шириной в 6/8 вершка, твердый, как кость и загнутый с обеих сторон в виде желобка. Весь кнут с рукояткой имел в длину 2 аршина и 2 вершка*(683). В 1840 г. Министерство внутренних дел изготовило образцовый кнут и предписало по разосланным образцам его приготовить "хозяйственным способом" новые кнуты взамен старых, подлежавших уничтожению.

Как известно, по Уложению 1649 г. наказание кнутом упоминается в 140 статьях*(684). Напротив, в XVIII ст., ввиду введения новых телесных наказаний (плетей и шпицрутенов), сфера применения кнута постепенно суживается. Наконец, по Своду Законов 1832 г. о нем упоминается уже в 50 статьях*(685). Наказание кнутом разделялось на простое и нещадное, причем разница между ними зависела от количества ударов. Нещадное наказание очень часто являлось замаскированной смертной казнью. Закон не определял числа ударов, и практика на этот счет была крайне разнообразна. Minimum наказания, конечно, равнялся одному удару. Что касается до maximum'а, то он достигал невероятных размеров, а именно, как свидетельствуют многие источники, 300 ударов. Судя по некоторым данным, простое наказание выражалось в числе ударов, не превышавшем 50, больше же 50 ударов составляло уже нещадное наказание. Указы 1802 и 1808 гг. запретили употреблять в судебных приговорах (как военных, так и гражданских судов) выражения "наказать жестоко" или "нещадно", а в 1812 г. было предписано в каждом судебном приговоре точно означать число ударов, которым должен был подвергнуться преступник, причем самые приговоры должны были представляться на утверждение губернаторов; при неутверждении же их со стороны последних они поступали на рассмотрение Сената. Наконец, только в 1830 г. нещадное наказание было уничтожено, так как в этом году состоялось запрещение назначать более 50 ударов.

По способу исполнения наказание кнутом разделялось на три вида; обыкновенное, в проводку и на козле. Первое состояло в том, что преступника, предварительно раздев до пояса, помещали на спине одного из палачей, державшего его за руки, причем ноги преступника связывались. Удары наносились по спине. Битье в проводку отличалось от обыкновенного битья тем, что преступника водили под руки по улицам, причем палач шел сзади и бил. Оба названные способа были отменены при Александре I. Битье на козле или, как еще говорилось, на кобыле происходило следующим образом. Кобыла, по описанию современников, представляла собой крестообразный станок, приспособленный так, что преступник, обнаженный до пояса, привязывался к нему руками и ногами и находился в полустоячем положении. Руки его прикреплялись ремнями отдельно к каждой стороне креста, ноги также привязывались, равно как и шея, притягивавшаяся ремнями к середине креста*(686). Удары при этом способе наносились по спине. Битье на козле просуществовало вплоть до отмены кнута в 1845 г., причем в 1840 г. Министерством внутренних дел были даже изготовлены образцовые пристяжные ремни для кобылы. В целях устрашения наказание кнутом происходило публично на эшафоте и с соблюдением известных обрядностей, а именно: преступника, одетого в особый кафтан с прикрепленной на груди доской, на которой писалось название совершенного им преступления, и посаженного спиной к лошадям, привозили на место совершения наказания, сперва (в XVIII ст.) в особой телеге, а после (в XIX ст.) на позорной колеснице. Затем иногда ставили на некоторое время к позорному столбу и уже затем подвергали наказанию.

Вопрос об уничтожении кнута возбуждался несколько раз в первой половине XIX ст. Так, уже в 1817 г. был учрежден особый комитет для разрешения этого вопроса, причем членам его было передано личное мнение Александра I, в котором кнут назывался "бесчеловечной жестокостью, каковой нет примеров ни в одном европейском государстве", и "что жестокость сия, будучи, так сказать, отдана на произвол палача, не токмо не удовлетворяет цели правосудия, но, по большей части, находится с ней в противоположности". Однако комитет, высказавшись в принципе против кнута, не уничтожил его, почему в 1824 г. вопрос о дальнейшем существовании его снова был поднят и обсуждался в Государственном Совете, причем известный противник смертной казни, адмирал Мордвинов представил письменное мнение в пользу уничтожения этого вида наказания. "С того знаменитого для правосудия и человечества времени, - писал, между прочим, Мордвинов, - когда европейские народы отменили пытку и истребили орудия ее, одна Россия сохранила у себя кнут, коего одно наименование поражает ужасом народ российский и дает повод иностранцам заключать, что Россия находится еще в диком состоянии. Кнут есть орудие, которое раздирает человеческое тело, отрывает мясо от костей, мечет по воздуху кровавые брызги и потоками крови обливает тело человеческое - мучение лютейшее всех, других известных. При кровавом зрелище такого мучения зрители приводимы бывают в исступленное состояние, многие из них плачут, многие дают наказанному милостыню, трепещут, негодуют на жестокость мучения. До тех пор, пока будет существовать кнут в России, втуне мы заниматься будем уголовным уставом; с кнутом в употреблении напрасны будут уголовные законы, судейские приговоры и точность в определении наказаний: действие закона и мера наказания останутся всегда в руках и воле палача, который стами ударов может сделать наказание легким, десятью жестоким и увечным, если не смертельным"*(687). Государственный Совет почти единогласно высказался за уничтожение кнута и за замену его плетьми, но это постановление не получило законодательной санкции из опасения, как бы народ не счел отмену кнута за отмену всяких наказаний вообще. И только с изданием Уложения о наказаниях 1845 г. кнут был уничтожен и заменен плетьми, причем эта замена мотивировалась тем, что "наказание кнутом, завися от произвола палача, может быть орудием смерти или же, особливо при малом числе ударов, сделаться слишком слабым, и что сие бывает довольно часто вследствие подкупов".

Другим болезненным наказанием были батоги, т.е. прутья толщиной в мизинец, которыми били по спине преступника, предварительно положив его на землю, лицом вниз. Это наказание также делилось на простое и нещадное, причем число ударов не было определено. По способу исполнения битье батогами могло быть в рубашке и без нее. Со второй половины XVIII ст. батоги постепенно выходят из употребления (так, проект уголовного уложения 1754 г. упоминает о них только в трех случаях, см. гл. 48, 49 и 50), а в XIX ст. они заменяются палками (Свод Законов 1832 г. и Уложение 1845 г., напр., ст. 635 и др.).

Третьим видом болезненного наказания были плети, появившиеся впервые в XVIII ст. на смену кнута, вследствие чего одновременно с сужением сферы применения последнего расширяется сфера применения первых, пока, наконец, Уложение 1845 г. окончательно не заменяет кнута плетьми. Плеть состояла из короткой деревянной рукоятки и плетива в палец толщиной, в конце которого прикреплялись сперва два, а затем три хвоста. Наказание плетьми производилось на кобыле, причем вплоть до Уложения 1845 г. число ударов не было определено. Последнее назначило количество ударов в пределах от 10 до 100. Особым видом плетей были так называемые кошки, введенные Морским уставом 1720 г. во флоте. Впрочем, на практике кошками наказывались и лица, совершенно не принадлежавшие к флоту.

Четвертым видом наказания являлись шпицрутены, введенные Петром I и получившие окончательно законодательную санкцию в Воинском уставе*(688). Под ними понимались длинные, гибкие прутья, употреблявшиеся при так называемом проведении преступника сквозь строй, т.е. по "шереножной улице", образованной из двух рядов солдат, вооруженных шпицрутенами и наносивших удары по оголенной спине преступника. Воинский устав говорит о прогнании сквозь строй или полк три, шесть и двенадцать раз (арт. 95, 141 и 189), не определяя, однако, числа солдат, а следовательно, и ударов. На основании некоторых данных мы имеем возможность судить, что maximum наказания определялся в XVIII и XIX ст. в 12 000 ударов, когда шпицрутены являлись замаскированной смертной казнью, да еще в квалифицированной форме. Что касается до minimum'a наказания, то он в XIX ст. был не ниже 250 ударов*(689).

Пятым видом наказания были розги, введенные Воинским уставом для воров младенцев, но на практике получившие большое распространение и в отношении взрослых, в особенности с издания Уложения 1845 г., определившего и количество ударов (от 50 и до 100).

Наконец, шестым видом наказания были линьки, т.е. куски каната с узлами, введенные Петром I для флота.

К категории болезненных же наказаний следует также отнести: ношение ружей и седел, хождение по деревянным кольям, сажание на деревянную лошадь, содержание на хлебе и воде, бритье половины головы и окование рук и ног в железо. Последнее наказание было введено Воинским уставом, но впоследствии стало рассматриваться как полицейская мера. При помощи оков целая партия преступников прикреплялась к железному пруту и таким образом направлялась в Сибирь. Мучительность прута обратила на себя внимание известного филантропа, доктора Гааза, и благодаря его вмешательству в 1832 г. прут был заменен особыми наручниками, изобретенными Гаазом и испытанными им на себе*(690).

Отмена телесных наказаний, а именно: плетей, шпицрутенов, кошек и отчасти розог состоялась на основании указов 17 апреля 1863 г.

Третьим наказанием являлась ссылка на каторжные и другие работы*(691). Каторги или галеры были особые суда, двигавшиеся веслами. Работа последними и была поручена каторжникам или "каторжным невольникам", как тогда говорилось. Вдоль борта галеры приделывались особые "банки", по 25 на каждой стороне, к которым приковывалось по 5 или 6 невольников, управлявших одним веслом. Точность гребли была такова, что 50 весел составляли как бы одно; впрочем, это было необходимо, потому что, если бы одно весло поднялось или опустилось скорее других, гребцы, им управлявшие, ударили бы в спину сидящих впереди и, в свою очередь, получили бы удар задних. Никакой свободный человек не мог бы грести подобным образом без отдыха более часа, между тем каторжники иногда должны были продолжать свою работу по десяти, а иногда и по двадцати часов сряду. Если кто из невольников падал в бессилии, на него сыпались удары плетей приставов до тех пор, пока в нем не исчезали признаки жизни; затем его бросали в море*(692). Работа на галерах вышла из употребления с заменой гребных судов парусными. Иногда вместо каторги преступники ссылались на другие работы, например, на постройку крепости, в порты, в рудники, на заводы, в прядильный двор (женщины) и т.п.*(693) И тот и другой вид ссылки мог быть временным или вечным*(694). Ссылка на галеры и на другие работы применялась в массе случаев. Правда, Воинский устав назначает ее только в десяти случаях*(695), но зато область применения ее крайне расширялась отдельными указами.