СКУЛЬПТУРНЫЙ ПОРТРЕТ 8 страница

простота позы, постановки фигуры в этом менее совершенном, нежели ста­туя Августа из Прима Порта, республиканском памятнике. У ног воина показан снятый с тела панцирь, с этой же стороны свешивается и край плаща — мотив, использованный и мастером статуи из Прима Порта.

Хранящаяся в Музее Терм статуя с Лабиканской улицы, изображаю­щая Августа в виде тогатуса, приносящего жертву богам,— также одно из значительных произведений портретной пластики ранней им­перии. Как памятнику из Прима Порта предшествовал образ полководца из Тиволи, так изваяние Августа-жреца предвосхищала позднереспубли­канская статуя тогатуса из музеев Ватикана. Скульптор статуи Августа-жреца использовал то, что было достигнуто мастерами поздней рес­публики.

Тип статуи тогатуса, не знакомый эллинистическим грекам, был в пластическом отношении более римским, нежели тип полководца, во многом ориентированный на эллинистические образцы. Август в образе жреца, закутанного в тогу, с наброшенным на голову ее краем, показан в состоянии глубокого единения с божеством, которому он приносит жертву. В правой руке его, как и у тогатуса из Ватикана, по-видимому, была чаша с жертвенной влагой, посвящавшейся богу. Не исключено, что и левая несохранившаяся кисть руки изображалась в том же жесте, как и у римлянина-жреца и в позднереспубликанском памятнике.

Пластика ран неимперского образа существенно отличается от поздне-республиканского. В позе Августа-жреца — в постановке ног, наклоне головы, легком многозначительном и почтительном движении торса чуть назад — звучит изысканность внешних пластических форм ис­кусства ранней империи. Рядом с ними формы тогатуса кажутся тяже­ловесными, хотя и исполненными особой выразительности. Замкнутость образа в статуе республиканского тогатуса выражена пластически в плотных и громоздких драпировках тканей. В статуе Августа-тогатуса одежды выполнены иначе: испещренные многочисленными мелкими складками, они дают возможность почувствовать скрытую за ними фигуру. Заметнее ощущаются объемы плеч, яснее выступает обрисован­ное материей тоги колено правой ноги.

И в лице Августа-тогатуса скульптор стремился передать отделенность от мира общающегося с божеством жреца. В чертах, трактован­ных с большой эмоциональностью и выразительностью, воплощена не замкнутость, а глубокая сосредоточенность и духовное просветление, особенно заметные при созерцании статуи справа, а также напряжен­ное осознание почти мистического чувства значительности момента, видное спереди. Рядом с этим образом Августа лицо жреца позднереспубликанской статуи может показаться однозначным, несмотря на исключительную одухотворенность, усиленную обращенным к небу взглядом и спокойной поверхностью высокого лба. В портретных бюс­тах и статуях Августа — полководца или божества — влияние класси­цизма отчетливее, нежели в жреческих, очевидно, заботливее ограж­давшихся от проникновения неримских элементов. Изваяния Августа, изображающие его великим главным жрецом (понтификом) и верхов­ным главнокомандующим, завершают линию развития таких статуй поздней республики, как тогатус и полководец, и в то же время

намечают новые пластические возмож­ности и перспективы портретного искусства империи.

Как и памятник из Прима Пор­та, статуя Августа-жреца сохра­нила некоторые следы краски. Как и в других мраморных изваяниях ранней империи, голова и набро­шенная на нее тога исполнялись в статуе Августа-жреца отдельно от туловища. Открытая часть шеи со­ставляла с головой единое целое. Шея же вставлялась в углубление в верхней части плеч, и швы тща­тельно маскировались. Составной была и левая рука. Мрамор, в го­ды Августа только начинавший входить в обиход римских скульп­торов и, по-видимому, высоко це­нившийся, экономили. Техника со­ставной скульптуры облегчала к тому же и труд ваятеля, которому иначе приходилось бы стесывать много лишнего камня.

Статуи Августа — полководца и жреца — свидетельствуют, что, хо­тя портретисты того времени осва­ивали под руководством эллини­стических скульпторов, приезжавших из Греции в Рим, достижения греческой пластики, все же в своем творчестве они продолжали во многом придерживаться сюжетов и типов, возникших в годы респуб­лики.

Статуя Августа из Кум из собрания Государственного Эрмитажа не имеет таких аналогичных предшественников в искусстве Римской рес­публики, как раннеимператорские изваяния Августа из Прима Порта и Августа-жреца.

Скульптор использует здесь греческие классические образцы и в самом сюжете и в пластических методах, ориентируясь на прославленное произведение Фидия — Зевс Олимпийский. Греки, жители Кум, где была найдена эрмитажная статуя, в стремлении угодить все­сильному правителю империи несомненно старались уподобить его бо­жественному вседержителю Зевсу. Мрамор статуи Августа из Кум белоснежный, италийский, слегка покрытый темноватой патиной¹. Руки не античные, возможно, добавлены при реставрации.

В композициях классицизма господствует собранность, а не раско­ванность. Непринужденность позы, возникшая затем в пластических па­мятниках поздних Юлиев — Клавдиев и Флавиев, в годы ранней империи встречаются редко.

¹ Патина — тончайшая пленка различных оттенков, образующаяся на поверхности мрамора с течением времени под влиянием влажности воздуха.

.

Август в статуе из Кум уподоблен богу Юпитеру. Он легко и почти изящно держит императорские знаки — в правой руке сферу с богиней Победы — Викторией, в левой жезл. Принцепс полуобнажен, ткань ле­жит на коленях и левом плече, ноги босы. Поза сидящего Августа спо­койна, она не так эффектна, как в несколько более поздней известной статуе императора Нервы. Кажется, что за его напряженно выпрямлен ной спиной находится жесткая спинка трона, и расположился он на его краешке, готовый в любое мгновение к быстрому действию. Внут­ренняя динамичность форм сохранилась в классицизме, и в частности в этой статуе, от пластических образов республики.

Обращает внимание в статуе из Кум трактовка деталей: правая нога придвинута к трону и пятка ее чуть оторвана от земли. Подобная постановка на пальцы лишает статую простоты, чувствовавшейся в пер­сонажах республики, где в изваяниях стоящего на полных ступнях но­биля не было и намека на такую «вольность». В статуе же принципса дает о себе знать внутренняя, скрытая динамика образа.

Скульптор, возможно греческий, работавший по римскому заказу, использует здесь (подобно Поликлету в его классическом Дорифоре) так называемый хиазм — уверенно поставленной опорной левой ноге соответствует правая рука с тяжелой сферой, чуть облегченной правой ноге — легкий, почти невесомый скипетр слева. Это снимает со спокойно сидящей фигуры ощущение статичности.

Формы скульптуры продуманны и гармоничны. Однако гармония воспринимается несколько нарочито. Отсюда некоторая холодность, рассудочность слишком безупречных художественных элементов.

Черты лица Августа также подчинены принципам классицистиче­ского порядка. Придавая особое значение прическе, скульптор показал волосы почти параллельными прядями, плотно прилегающими к голове и создающими красивый узор. При взгляде на статую анфас можно за­метить легкое укрупнение форм кверху: ноги раздвинуты в коленях и сдвинуты в ступнях, акцентировано расширение торса в плечах, не­сколько утяжелен и увеличен объем головы. Зато линии рук кверху сужаются.

Скульптор уравновешивал пластические элементы при взгляде спе­реди с помощью принципа двух пересекающихся композиционных треугольников, имеющих вершины вверху и внизу.

Статуя Августа из Кум — произведение крупных форм, но в ее худо­жественной структуре, как и в других статуях классицизма, много графичности, плоскостности и, главное, упорядоченности в пластике, строгого подчинения частей целому. Эта художественная система, воз­никшая в годы, когда на смену кровавому веку позднереспубликанских войн, хаосу и смутам пришла имперская субординация, возможно, и не могла быть иной и соответствовала порядкам ранней Римской импе­рии.

При изображении человеческого тела художник подчинял его стро­гим законам геометрических схем, ограничивал образ определенны­ми заранее рамками, регламентируя все, в том числе движения фигур.

Позднее, при Юлиях-Клавдиях и Флавиях, эта резкая упорядоченность сгладится и почти исчезнет из искусства.

Пластическая выразительность, пронизывавшая греческие изваяния, в римских скульптурных памятниках приобретала характер ясно чи­таемый, но не глубокий. Действительно, в статуе Августа из Прима Порта находила выражение идея военной доблести, в изваянии Августа из Кум — божественная величавость, в образе Августа-жреца из Музея Терм — молитвенная сосредоточенность. Сущность образа раскрывалась в них сюжетно-повествовательными, а не пластическими средствами. Большее, нежели раньше, внимание мастера уделяли деталям памятни­ков, стараясь облегчить зрителю понимание смысла произведения. Они уже работали не для себя и не для божества, но прежде всего для зри­теля, низкий, по сравнению с эллинским, художественный уровень ко­торого они, очевидно, сознавали.

Однако не только эллинистические художественные формы влияли на римских мастеров, но и римские на эллинистические, когда в про­винциях создавались статуи императора и многочисленных магистра­тов, консулов, прокураторов, наместников. Обратное воздействие — римских черт на греческие — ощущается в статуе Августа-тогатуса, найденной в Коринфе и исполненной, по-видимому, местными грече­скими мастерами. Как и в рассмотренной выше статуе Августа-тогату­са с виа Лабикана, из Музея Терм: император представлен в тоге, с на­брошенным на голову ее краем, в момент жертвоприношения. И все же отличие греческой статуи от римской немалое. Фигура в римском из­ваянии скрыта за множеством дробных складок, чувствуется сильный графический эффект при восприятии памятников. Драпировки тоги в коринфской статуе Августа в меру сдержанны и прежде всего выявляют объем фигуры.

Идеализация Августа в греческой статуе проступает в отвлеченности образа, в несколько холодноватой компоновке отдельных его элементов. При общем классицистическом решении лицо Августа в римском порт­рете, однако, сильнее передает настроения жреца во время священно­действия. В греческом изваянии больше выражены энергия и волевые качества императора.

Создавая портреты, греческие да и малоазийские мастера придержи­вались иных правил, нежели римские. Они основывались на эллинском искусстве с его традициями поэтической метафоры. В облике Августа из Киме в музее Стамбула заметно сглаживание индивидуальности в чертах принцепса. Точность в ее передаче — веризм, свойственный исполнителям республиканских портретов, не был забыт в пластических образах ранней империи. Напротив, он играл большую роль, порой, правда, несколько заглушаясь классицистическими формами. Традиции веризма служили своего рода противовесом иноземным влияниям, вы­зывавшим протесты многих римлян.

Юноша в мраморном портрете немного похож на Августа из Санкт-Петербурга (Эрмитаж, А 229). По характеру прически, такой же, как на портретах Августа (Октавиана), можно было бы предположить, что это юный принцепс. Но напомним, что тогда, следуя моде, скульпторы часто в портретах изображали мальчиков похожими на молодого императора.

Портрет Августа из Киме. Мрамор,

Стамбул, Археологический музей