43 страница

Однако выполнение принятых решений сразу натолкнулось на энергичное сопротивление со стороны влиятельных американских кругов, и в первую очередь оккупационных властей во главе с генералом Макартуром. Уже 1 января 1946 г. в интервью, опубликованном в газете американских оккупационных войск «Старз эндстрайпс», генерал Макартур заявил: «Сообщение, в котором говорится, что я не возражал против плана контроля над Японией до его принятия на Московском совещании, является неправильным. 31 декабря я выразил свое окончательное несогласие в радиограмме, посланной начальнику штаба армии для передачи государственному секретарю, в ней сказано, что условия, «по моему мнению, неприемлемы». Сообщение о том. что во время Московского совещания со мной консультировались, также не соответствует действительности. Я не несу ни малейшей ответственности за решения, вынесенные там».

 

«Несогласие» верховного командующего союзных держав с установками Московского совещания (разумеется, с ведома Белого дома) создавало дополнительные трудности в работе Дальневосточной комиссии и Союзного совета для Японии, поскольку многие важные решения, принятые в этих органах после преодоления упорного сопротивления американских представителей, нередко блокировались и искажались «несогласным» Макартуром в процессе их реализации.

 

Оценивая позицию Вашингтона, американские историки писали: «В декабре 1945 г. на совещании в Москве была достигнута договоренность об участии союзных держав в проведении оккупационной политики в Японии через ДВК (в Вашингтоне) и Союзный совет для Японии (в Токио). Эти органы представляли собой основу для совместных действий союзных держав, однако США постарались превратить их в орудие укрепления собственного контроля в Японии»{1104}.

 

По корейскому вопросу делегация США на Московском совещании также внесла свой проект, направленный, по существу, на сохранение в Корее длительного оккупационного режима. Создание национального [413] корейского правительства американским проектом не предусматривалось. Территория страны подлежала оккупации американскими и советскими поисками, а затем должна была на десять лет перейти под совместное управление (опеку) США, СССР, Великобритании и Китая{1105}. В дальнейшем США надеялись превратить Корею из японской колонии в совместное с Англией и гоминьдановским Китаем колониальное владение. Они рассчитывали, что. поскольку Советский Союз будет в меньшинстве в объединенном органе управления Кореей, который США предлагали создать, он не сможет влиять на проведение политики в оккупированной стране. Советская делегация внесла предложения, предусматривавшие меры, направленные на скорейшее создание единой, независимой демократической Кореи, территория которой должна быть свободной от иностранной оккупации{1106}.

 

В ходе переговоров удалось добиться того, что в основу решений Московского совещания по Корее были положены советские предложения. В этих решениях, в частности, указывалось: «В целях восстановления Кореи как независимого государства... в Корее создается Временное корейское демократическое правительство, которое будет принимать все необходимые меры для развития промышленности, транспорта и сельского хозяйства Кореи и национальной культуры корейского народа»{1107}.

 

Предусматривалось также создание совместной комиссии из представителей командования американских войск в Южной Корее и командования советских войск в Северной Корее для оказания содействия образованию Временного корейского правительства. Работая в тесном контакте с корейскими народными комитетами, политическими партиями и демократическими организациями, комиссия должна была подготовить соответствующие предложения для представления их на рассмотрение правительствам Советского Союза, США, Великобритании и Китая.

 

Для решения срочных вопросов, касавшихся как Южной, так и Северной Кореи, а также для выработки мероприятий по установлению постоянной координации между американским и советским командованиями в административно-хозяйственной сфере предусматривалось создание в течение двух недель Совещания представителей американского и советского командований в Корее{1108}.

 

В отличие от американского проекта советские предложения предусматривали образование Временного правительства, через которое союзные державы в течение пяти лет опеки могли бы содействовать политическому, экономическому и социальному прогрессу корейского народа. По истечении этого срока Корея должна была обрести полную независимость как единая демократическая страна{1109}.

 

Московское соглашение было с одобрением встречено как на севере, так и на юге Кореи. По всей стране прошли многолюдные митинги солидарности с этим соглашением. Пять политических партий Южной Кореи (коммунистическая, новая народная, демократическая, национальная и народная) в совместном заявлении высоко оцепили Московское соглашение по Корее.

 

Однако, как и в Японии, реализация этого соглашения встретила решительное сопротивление американских военных властей южнее 38-й параллели, действовавших при поддержке корейских реакционеров и коллаборационистов [414] и пытавшихся исказить советскую точку зрения на послевоенное устройство в Корее. В январе 1946 г. на совещании представителей советского и американского командований, созванном в соответствии с решением Московского совещания, американские представители воспрепятствовали налаживанию нормального торгового и иного обмена между югом и севером страны, стремясь превратить 38-ю параллель в барьер, разделяющий страну. Вскоре они отказались от участия в каких-либо совместных акциях, ставивших целью выполнение Московского соглашения по Корее, так как готовились установить в южной части страны бессрочную оккупацию.

 

3. Токийский международный трибунал. Наказание главных японских военных преступников

 

3 мая 1946 г. в Токио приступил к работе Международный военный: трибунал для Дальнего Востока{1110}. Это был второй судебный процесс над главными военными преступниками, виновными в развязывании второй мировой войны. Первый международный суд — над немецкими военными преступниками — начался 20 ноября 1945 г. в Нюрнберге{1111}.

 

Теперь пробил час возмездия и для японских агрессоров. Милитаристы, мечтавшие ценой захвата чужих территорий, гибели и порабощения других народов установить с партнерами по оси мировое господство и возомнившие себя носителями высших духовных ценностей, предстали: перед судом народов.

 

Требование суда над японскими военными преступниками было сформулировано в Потсдамской декларации о безоговорочной капитуляции Японии. Пункт 10-й этой декларации гласил: «Мы не стремимся к порабощению японцев как расы или уничтожению их как нации, однако должно быть осуществлено суровое правосудие в отношении всех военных преступников, включая тех, кто совершал зверства против наших военнопленных»{1112}.

 

Державы, подписавшие Потсдамскую декларацию и присоединившиеся к ней, рассматривали справедливое наказание японских военных преступников как важное условие прочного мира, демократизации государственного и политического строя Японии. Они заявляли: «На вечные времена должны быть устранены власть и влияние тех. кто обманывал японский народ и вовлек его на путь завоевания мирового господства, ибо мы считаем, что мир, безопасность и справедливость невозможны, пока не будет изгнан из мира безответственный милитаризм»{1113}.

 

Таким образом, Потсдамской декларацией была заложена основа создания Международного военного трибунала для Дальнего Востока. Подписав 2 сентября 1945 г. акт о безоговорочной капитуляции, Япония полностью приняла условия декларации и дала обязательство, что «японское правительство и его преемники будут честно выполнять условия Потсдамской декларации»{1114}.

 

Важной вехой на пути к осуществлению правосудия над японскими военными преступниками явилось Московское совещание министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, состоявшееся 16 — 26 декабря 1945 г., на котором било принято решение возложить проведение всех мероприятий, необходимых для реализации условий капитуляции, оккупации [415] и контроля над Японией, а следовательно, и касающихся наказания японских военных преступников, на верховного командующего союзных держав в Японии. К этому решению присоединился и Китай.

 

Однако ни Потсдамская декларация, ни акт о безоговорочной капитуляции Японии, ни решения Московского совещания министров иностранных дел не выработали конкретных форм осуществления правосудия. Эти формы были определены в ходе дипломатических переговоров девяти заинтересованных государств — СССР, США, Великобритании, Китая, Франции, Австралии, Канады, Новой Зеландии, Нидерландов, которые достигли соглашения об учреждении Международного военного трибунала. Представители этих государств и вошли в его состав. Впоследствии к соглашению присоединились Индия и Филиппины.

 

19 января 1946 г. верховный командующий союзных войск в Японии Макартур издал приказ об организации Международного военного трибунала для Дальнего Востока и утвердил его устав. Задача трибунала заключалась в организации «справедливого и быстрого суда и наказания главных военных преступников на Дальнем Востоке»{1115}.

 

Устав Токийского трибунала вобрал в себя важнейшие положения устава Нюрнбергского трибунала. Однако в отличие от последнего в нем не был соблюден принцип паритета, то есть равноправного участия стран в организации и проведении процесса. Если в Нюрнберге члены трибунала выбирали председательствующего по взаимному соглашению, главные обвинители распределяли обязанности по поддержанию обвинения также по договоренности, а процесс велся на четырех языках (по количеству стран, участвовавших в суде), то в Токио все обстояло иначе.

 

Устав был разработан американскими юристами в соответствии с нормами англосаксонской процедуры, и некоторые весьма существенные вопросы судебного процесса оказались не предусмотренными ни уставом, ни правилами процедуры. Вопросы, возникавшие в ходе судебной процедуры, решались так, как будто дело рассматривалось в английском или американском суде.

 

Верховному командующему Макартуру были предоставлены чрезвычайно широкие полномочия. Он назначал председателя, главного обвинителя, членов трибунала из представителей, которых предлагали государства, подписавшие акт о капитуляции, а также Индия и Филиппины. Он имел право смягчить или как-то изменить приговор, но не увеличить меру наказания. Официальными языками процесса были только японский и английский. Американцы стремились подчеркнуть, что приоритет в разгроме Японии принадлежит им, и на Токийском процессе заняли ключевые позиции.

 

Прогрессивная мировая общественность и народ Японии, ставший первой жертвой милитаристов, с одобрением встретили известие о суде. Идея наказания военных преступников была популярна среди японцев. На митингах, организованных коммунистической партией и левыми организациями Японии, составлялись обширные списки виновных в развязывании войны.

 

3 мая 1940 г. в здании бывшего военного министерства состоялось первое заседание Международного трибунала. Членами трибунала являлись: от СССР — член военной коллегии Верховного Суда СССР генерал И. М. Зарянов, от Соединенных Штатов Америки — бывший главный военный прокурор армии США генерал М. Крамер, от Китая — председатель комитета по иностранным делам законодательного юаня Мэй Жоу-ао, от Великобритании — член верховного суда У. Патрик, от Франции — прокурор 1-го класса А. Бернар, от Австралии — председатель [416] верховного суда штата Квинслэнд У. Уэбб, от Голландии — член суда города Утрехта, профессор Утрехтского университета Б. Роллинг, от Индии — профессор университета Р. Пэл, от Канады — член верховного суда С. Макдугалл, от Новой Зеландии — член верховного суда Э. Норткрофт, от Филиппин — член верховного суда Д. Джаранилла. Австралийский судья Уэбб был назначен председателем Международного трибунала, американский судья Дж. Кинап — главным обвинителем (он же обвинитель от США).

 

Каждая страна — участница трибунала выделила еще юристов в качестве дополнительных обвинителей. От СССР обвинение представляли: член-корреспондент Академии наук СССР С. А. Голупский, государственные советники юстиции А. Н. Васильев и Л. Н. Смирнов. От Китая дополнительным обвинителем был главный прокурор Шанхайского верховного суда Сян Чжэ-чжунь, от Великобритании — бывший член парламента адвокат А. Коминс-Карр (заместитель главного обвинителя), от Франции — главный прокурор в суде присяжных департамента Сены и Марны Р. Онето, от Австралии — член верховного суда штата Квинслэпд, А. Мэнсфильд, от Голландии — член специального суда в Гааге В. Бергергоф-Мульдер, от Канады — заместитель главы военно-судебного ведомства канадской армии бригадный генерал Г. Нолан, от Новой Зеландии — прокурор верховного суда генерал Р. Квильям, от Филиппин — член Филиппинского конгресса майор П. Лопец, от Индии — Г. Менон.

 

Защита была представлена 79 японскими и 25 американскими адвокатами. Участие американских защитников в судебном процессе мотивировалось некомпетентностью японских адвокатов в англосаксонской судебной процедуре. Если на Нюрнбергском процессе каждый обвиняемый имел одного защитника, то в Токио — трех-четырех.

 

К судебной ответственности были привлечены 28 человек, разрабатывавших и проводивших политику агрессии. В большинстве своем обвиняемые являлись профессиональными военными, тесно связанными с «дзай-бацу» и придворными кругами. Каждый подсудимый в 1928 — 1945 гг. (период, охватываемый обвинением) занимал различные руководящие посты, активно участвуя в вовлечении Японии в войну.

 

Но не все виновные оказались на скамье подсудимых. Представители крупнейших японских монополий, финансировавших и направлявших агрессоров, не были привлечены к ответу, хотя советское обвинение настаивало на этом. Объяснялось это прежде всего тем, что суды над монополиями слишком компрометировали капиталистическую систему и могли вылиться в суд над империализмом, порождающим захватнические войны. Подобного буржуазные политики допустить не могли. Тем не менее факты, касающиеся роли монополий в развязывании войны, были столь красноречивы, что умолчать о них буржуазные юристы не решались. В приговоре суда представители монополистического капитала фигурируют неоднократно, но безлико: «промышленники», «дзайбацу», «банкиры».

 

Перед судом предстали премьер-министры Японии разных лет К. Койсо, X. Тодзио, К. Хиранума, К. Хирота, вице-премьер-министр Н. Хосино, военные министры С. Араки, С. Итагаки, Д. Минами, С. Хата, военный вице-министр X. Кимура, морские министры О. Нагано, С. Симада, морской вице-министр Т. Ока, командующий японскими войсками в Центральном Китае И. Мацуи, начальники бюро военных дел военного министерства А. Муто, К. Сато, член Высшего военного совета К. Доихара, начальник генерального штаба армии И. Умодзу, министры иностранных дел И. Мацуока, М. Сигэмицу, С. Того, дипломаты Х.Осима, Т. Сиратори. министр финансов О. Кайя, организатор фашистского движения молодежи К. Хасимото, идеолог японского фашизма С. Окава, лорд — хранитель [417] печати К. Кидо, председатель планового комитета при кабинете министров Т. Судзуки.

 

Подсудимым было предъявлено обвинение в заговоре совместно с Германией и Италией с целью «обеспечить господство агрессивных стран над остальным миром и эксплуатацию его этими странами»{1116}. Используя все средства, обвиняемые «намеревались и действительно планировали, подготавливали, развязывали и вели агрессивные войны, — говорилось в обвинительном акте, — против Соединенных Штатов Америки, Китайской республики, Британского содружества наций и Северной Ирландии, Союза Советских Социалистических Республик, Австралии, Канады, Французской республики, Королевства Нидерландов, Новой Зеландии, Индии, Филиппин и других миролюбивых народов с нарушением международного права, договоров, обязательств и заверений... с нарушением законов и обычаев войны...»{1117}.

 

Было выдвинуто 55 обвинительных пунктов, разделенных на три группы: а) «Преступления против мира», включавшие подготовку и развязывание агрессивных войн, нарушавших международное право; б) «Убийства», где подсудимым инкриминировалось убийство военнослужащих и гражданских лиц при развязывании незаконных военных действий и прочие убийства с нарушением общепринятых законов и обычаев войны (расстрел военнопленных, массовые убийства гражданского населения); в) «Военные преступления и преступления против человечности», подразумевавшие негуманное обращение с военнопленными и гражданскими интернированными лицами{1118}.

 

На вопрос, признают ли подсудимые себя виновными, все они ответили отрицательно. 3 июня обвинение приступило к предъявлению доказательств виновности подсудимых, включавших устные и письменные показания свидетелей и подсудимых, документальные и вещественные улики. Значительные затруднения возникли с документальными доказательствами. Если немецкие преступники не успели уничтожить подлинники важнейших документов и они попали в руки союзников, то в Японии была уничтожена почти вся документация, которая могла бы изобличить милитаристов в совершении преступлений.

 

В приговоре трибунала неоднократно упоминается об этих действиях, направленных на сокрытие злодеяний. Ниже приводится извлечение из приговора, относящееся к документации по разделу «Зверства».

 

«Когда стало очевидным, что Япония вынуждена будет капитулировать, были приняты организованные меры для того, чтобы сжечь или уничтожить каким-либо другим образом все документы и другие доказательства относительно плохого обращения с военнопленными и гражданскими интернированными лицами. 14 августа 1945 г. японский военный министр приказал всем штабам армий немедленно уничтожить путем сожжения все секретные документы. В тот же день начальник жандармерии разослал различным жандармским управлениям инструкции, в которых подробно излагались методы эффективного уничтожения путем сожжения большого количества документов. Начальник отделения лагерей для военнопленных (Административный отдел по делам военнопленных при Бюро военных дел) отправил 20 августа 1945 г. начальнику штаба японской армии на острове Тайвань циркулярную телеграмму, в которой он заявлял: «С документами, которые могут оказаться неблагоприятными для нас, если они попадут в руки противника, следует обращаться так же, как и с секретными документами, и по использовании их необходимо уничтожить». Эта телеграмма [418]была отправлена в японскую армию в Корее, Квантунскую армию, армию в Северном Китае, в Гонконг, на остров Борнео, в Таи, Малайю и на остров Ява. Именно в этой телеграмме начальник отделения лагерей по делам военнопленных сделал следующее заявление: «Личному составу, который плохо обращался с военнопленными и гражданскими интернированными лицами или к которому относятся с большим недовольством, разрешается ввиду этого немедленно переехать в другое место или скрыться без следа»{1119}.

 

Однако тщательные розыски документов, а также привлечение совершенно секретной японо-германской переписки, имевшейся в распоряжении разведывательных органов союзных государств, помогли подготовить убедительные доказательства, изобличавшие и в достаточно полном объеме раскрывавшие преступную деятельность подсудимых. Обвинение представило обширные доказательства подготовки японского общественного мнения к войне: воспитание молодежи в духе так называемых «самурайских традиций», распространение идей о превосходстве «расы Ямато» над другими народами, ее миссии, состоявшей в осуществлении принципа «хакко итиу» (создание колониальной империи под владычеством Японии). Доказывалось, что в стране насаждались политические организации профашистского толка, совершались террористические акты над политическими деятелями, неугодными милитаристам.

 

Обвинение представило на рассмотрение трибунала многочисленные документы, доказывавшие интенсивность военных приготовлений Японии: постоянное увеличение численности армии, создание института тотальной войны, введение закона о всеобщей мобилизации, перестройка промышленности в соответствии с нуждами войны.

 

Первым агрессивным актом Японии был захват Маньчжурии. До 1928 г., отметило обвинение, Япония добилась существенного влияния в этой стране, а после прихода к власти кабинета Г. Танаки Маньчжурия была оккупирована и в ней создано марионеточное правительство{1120}. В последующие годы агрессия в Китае продолжалась. На оккупированных территориях японские власти проводили политику террора и репрессий.

 

Обвинитель Сян Чжэ-чжунь, представлявший доказательства по японским зверствам в Китае, отмечал, что убийства и массовые истребления, пытки, насилия, грабежи имели место в оккупированных районах Китая на протяжении всего времени, с 1937 по 1945 г. После падения Нанкина, когда китайские войска прекратили сопротивление и город оказался полностью под контролем японской армии генерала Мацуи, началась дикая оргия насилий и преступлений. Она длилась, не утихая, более сорока дней. «Высшее командование и японское правительство были поставлены в известность об этих зверствах, постоянно совершаемых японскими солдатами. Невзирая на частые извещения и протесты, зверства продолжались. Это была японская система ведения войны»{1121}.

 

Преследуя цель подавить волю китайского народа к сопротивлению, японцы способствовали производству наркотиков. Средства же, полученные от их реализации, шли на финансирование военной экспансии. При изложении вопроса об экономической агрессии в Китае обвинение констатировало, что Япония овладела «почти всеми ценными ископаемыми и сырьем Маньчжурии и Китая»{1122}.

 

Оккупировав после капитуляции Франции важный в стратегическом отношении и богатый сырьем Индокитай, японские агрессоры развернули подготовку к захвату стран Южных морей. [419]

 

7 декабря 1941 г. Япония падала на американскую военно-морскую базу Пёрл-Харбор на Гавайских островах, а затем — на американские и британские владения в бассейне Тихого океана. Последовало также нападение на Голландскую Индию. На фактическом материале было показано, что, хотя Голландия первая объявила войну Японии, агрессия была совершена со стороны последней.

 

8 документе, озаглавленном «Предварительный план политики по отношению к южным районам» с пометкой «чрезвычайно секретно», говорилось, что на первой стадии агрессии Японии в южные районы ставится задача захватить Французский Индокитай, Голландскую Индию. Восточную Индию, Британскую Бирму и британские колонии в районе Малаккского пролива, включая Сингапур{1123}. Уже в январе 1941 г. было дано распоряжение о специальной оккупационной валюте для Голландской Индии, первый выпуск которой был сделан в марте.

 

Советское обвинение представляло доказательства по разделу «Агрессия Японии против СССР». Обвинитель С. А. Голунский отметил, что агрессию против Советского Союза невозможно понять и оценить в отрыве от исторического фона, на котором она развивалась. Поэтому он остановился на событиях, связанных с японской интервенцией на Дальнем Востоке в 1918 — 1922 гг. Обвинитель подчеркнул, что, хотя тогда японцам не удалось захватить советскую территорию, «мечта об этом продолжала жить среди японской военщины и японских империалистических политиков до самого последнего времени и мотивировала собой целый ряд их агрессивных действий...»{1124}. Напомнил Голунский и о вероломном нападении на Порт-Артур, сравнив его с нападением на Пёрл-Харбор: «Та же внезапная атака без объявления войны под прикрытием происходящих в то время переговоров. Это не случайное совпадение, а это метод японской агрессивной политики, это японская военная доктрина, на которой обучались целые поколения японских офицеров»{1125}.

 

Характеризуя внутреннюю политику Германии, Италии и Японии, Голунский отметил основные черты, присущие режимам этих стран: террор и проповедь национализма.

 

Период, охватываемый обвинением, советский представитель разбил на четыре логические части (этапы), указав, что цели агрессии всегда оставались неизменными, но для каждого отрезка времени характерны специфические черты. Так, на первом этапе (с 1928 по осень 1931 г.) выявилось стремление Японии завоевать плацдарм для нападения на СССР. Основной задачей на втором этапе (с осени 1931 по 1936 г.) стало превращение Маньчжурии в военный плацдарм и заключение военно-политического союза с Германией против СССР, а позднее к нему присоединилась и Италия. В течение третьего этапа (с 1937 г. до начала войны в Европе) происходило дальнейшее сближение трех держав, выразившееся в заключении трехстороннего пакта, который окончательно оформил их агрессивный заговор против других государств. На последнем этапе (с осени 1939 г. до капитуляции Японии) милитаристы, уверенные в победе Германии, выжидали удобного момента для нападения на СССР, а после ее разгрома пытались избежать безоговорочной капитуляции.

 

На основании большого количества документов советскими юристами была выявлена антисоветская направленность захватнической политики Японии, дан глубокий анализ ее агрессивной сути. Обвинение представило веские доказательства виновности подсудимых, проследило роль каждого в формировании и проведении захватнического курса, которым следовала [420] Япония. Из числа обвиняемых едва ли не главной фигурой на процессе был лидер японских милитаристов, бывший премьер-министр Тодзио, фашистские взгляды которого не оставляли сомнения. Занимая посты начальника штаба Квантунской армии в 1937 г., военного министра в 1940 г., премьер-министра с декабря 1941 г. по июль 1944 г., он сыграл не последнюю роль в превращении Японии в очаг напряженности на Дальнем Востоке, а затем в развязывании войны против других государств. Тодзио и на суде продолжал отстаивать свои взгляды, ни в чем не раскаиваясь.

 

Среди подсудимых находился один из старейших государственных деятелей бывший премьер-министр Хиранума, пользовавшийся огромным влиянием в правящих кругах Японии. Проводник фашистских взглядов, руководивший одной из наиболее влиятельных фашистских организаций («Кокухонся»), он нес непосредственную ответственность за развязывание войны против Китая, США, Британского содружества наций, за агрессивные акции против МНР и СССР в 1939 г. Подсудимые принадлежали к правящим кругам Японии, и их имена, как доказало обвинение, были теснейшим образом связаны с различными этапами японской агрессии. Обвинение представляло свои доказательства 160 дней.

 

24 февраля 1947 г. начала представлять доказательства защита. Большое влияние на ее поведение, как и на весь ход работы трибунала, оказало изменение международной обстановки. Наступали времена «холодной войны», когда США в своей политике отходили от сотрудничества с СССР, что привело к ухудшению американо-советских отношений. Для капиталистических стран Германия и Япония уже не представляли опасности, тогда как усиление позиций Советского Союза, повышение его авторитета, демократические преобразования в странах Центральной и Юго-Восточной Европы, многие из которых вставали на путь социалистического развития, нарастание национально-освободительного движения в колониях вызывали большую тревогу и озабоченность руководящих кругов США.

 

Многие государственные и военные деятели Соединенных Штатов уже видели в Японии союзника в будущей борьбе против СССР и стремились превратить ее в орудие антисоветской, антикоммунистической политики. Однако в то время они вынуждены были считаться с объективными условиями: еще мало времени прошло со дня окончания войны, и крутой поворот от идеалов, за которые боролись и осуществления которых ожидали прогрессивные люди всего мира, к политике международной реакции был непрост.

 

Характерно в этом отношении мнение Макартура, имевшего большие возможности влиять на ход процесса. «Потсдамская декларация, — писал он в воспоминаниях, — также содержала положение о чистке, требовавшее, чтобы все японцы, которые активно участвовали в милитаристской и ультранационалистической деятельности до войны, были удалены с государственной службы и лишены всякого политического влияния. Я сильно сомневался в мудрости этой меры, так как она вела к устранению от службы многих способных администраторов, которых трудно будет заменить при строительстве повой Японии. Я начал чистку с минимальной жестокостью, но это был единственный вопрос, который имел поддержку со стороны японского народа»{1126}.

 

В ходе Токийского процесса защита, воспользовавшись обострением международной обстановки и усилением реакционных настроений в правящих кругах капиталистических стран, пыталась всеми способами оправдать подсудимых. Большую активность проявляли американские адвокаты, [421] считавшиеся помощниками японских, но фактически руководившие ими. Сразу после предъявления обвинительного акта защита ходатайствовала о его аннулировании, а когда трибунал отклонил это ходатайство, защита обратилась с просьбой об аннулировании пунктов обвинительного акта либо исключении из обвинительного акта некоторых подсудимых.

 

Стремясь дискредитировать стоявшие перед трибуналом задачи, защита на протяжении всего процесса ставила под сомнение юрисдикцию трибунала. Во вступительной речи защиты японский адвокат И. Киосэ заявил, что «ни в 1928 г., ни после этого не существовало таких принципов международного права, которые накладывали персональную ответственность за политические действия на лиц, действующих от лица государства, осуществляющего свои права на суверенитет»{1127}. В речи японского адвоката К. Такаянаги была сделана попытка оспорить компетенцию трибунала судить японских военных преступников на том основании, что трибунал состоит из представителей держав-победительниц. Трибунал отклонил эту часть речи.








Дата добавления: 2016-08-07; просмотров: 670;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.028 сек.