Захватнические действия Италии и Германии 7 страница

Образование единого антияпонского национального фронта — важное завоевание китайского народа, победа линии Коминтерна. В этот фронт вошли все слои китайского общества: рабочие, крестьяне, национальная буржуазия, а также часть помещиков.

22 августа 1937 г. в результате переговоров между представителями гоминьдана и КПК был издан приказ о переименовании главных сил Красной армии, находившихся тогда на северо-западе страны, в 8-ю национально-революционную армию Китая (в соответствии с нумерацией войсковых соединений, сражавшихся на фронте, она впоследствии стала называться 18-й армейской группой 2-го военного района). Командующим армией был назначен Чжу Дэ, его заместителем — Пэн Дэ-хуай, начальником штаба — E Цзянь-ин, начальником политуправления — Жэнь Би-ши. В 8-ю армию вошли три дивизии: 115-я (войска бывшего 1-го фронта и 15-й полк Красной армии) — командир Линь Бяо, заместитель Не Жун-чжэнь; 120-я (2-й фронт) — командир Хэ Лун, заместитель Сяо Кэй; 129-я (бывшие войска 4-го фронта) — командир Лю Бо-чэн, заместитель Сюй Сян-цянь. После реорганизации 8-я армия, численность которой была определена в 45 тыс. человек, выступила на фронт в провинцию Шаньси. Семь охранных полков, военно-политическая академия, высшая партийная школа остались в Шэньси.

8-я армия сразу включилась в боевые действия. В конце сентября 1937 г. части 115-й дивизии этой армии, заманив 5-ю японскую дивизию генерала Итагаки в дефиле в районе горного прохода Пинсингуань, нанесли внезапный удар с флангов и тыла. Они вывели из строя более 3 тыс. солдат и офицеров противника, захватили много транспорта, конского состава, вооружения, задержав на некоторое время продвижение японских войск к Тайюаню{203}. Через месяц части 129-й дивизии совершили внезапный налет на японский аэродром и уничтожили более 20 самолетов{204}.

Несмотря на достигнутое между КПК и гоминьданом соглашение, в гоминьдане продолжали господствовать прояпонские настроения, а руководство КПК встало на путь «всемерного сохранения своих сил» и проведения «самостоятельных», «независимых» боевых операций{205} преимущественно в виде партизанских действий на оккупированной японцами территории. Еще 16 июля 1936 г. в беседе с Э. Сноу Мао Цзэ-дун сказал, что в войне с Японией «мы должны будем избегать всяких крупных, решительных сражений»{206}.

Линь Бяо писал по этому поводу в Коминтерн: «Когда начались бои между японской армией и армией гоминьдана, я неоднократно запрашивал разрешения у ЦК организовать против японцев сильный удар. Ответа я никакого не получил, и мне пришлось дать бой под Пинсингуанем по своей инициативе... Эта победа в решительной форме изменила создавшуюся в то время критическую обстановку в Северном Китае и привела к тому, что народ Китая стал славить нашу армию и уверовал в свои силы». В заключение он отметил, что руководство ЦК КПК не стремилось к «крупным боям» с японскими захватчиками, «тогда как возможности для подобных боев были и есть»{207}. [68]

Позицию руководства КПК в этом вопросе недвусмысленно выразил Мао Цзэ-дун: «Наша решительная политика состоит в том, чтобы 70 процентов усилий тратить на собственный рост, 20 процентов — на поддержание сотрудничества и 10 процентов — на борьбу с Японией»{208}.

С самого начала антияпонской войны в Китае сложилось два фронта борьбы, резко отличавшихся по характеру, стратегии и тактике: партизанский фронт в тылу врага, руководимый компартией, и фронт регулярных войск во главе с национальным правительством Китая{209}. Гоминьдановские армии применяли тактику фронтальной обороны, сдерживая натиск основных сил японских войск, иногда нанося им контрудары. Войска, руководимые коммунистической партией, вопреки указаниям Мао Цзэ-дуна активно сражались с гарнизонами врага, наносили удары по его коммуникациям, поднимали на борьбу население, расширяя свои базы.

В октябре 1937 г. представители КПК пришли к соглашению с гоминьдановским правительством о реорганизации партизанских отрядов Центрального и Южного Китая в Новую 4-ю национально-революционную армию. Приказом военного комитета нанкинского правительства ее командующим был назначен видный военный деятель КПК E Тин, а его заместителем — один из руководителей партизанского движения — Сян Ин. В январе 1938 г., когда был создан штаб армии в Наньчане, в ее состав вошли три отдельных соединения численностью 12 тыс. человек{210}.

В активную борьбу против японских интервентов включились сотни тысяч корейцев, проживавших на территории Северо-Восточного Китая. К началу 1936 г. значительно активизировала свои действия корейская Народно-революционная армия (КНРА), проводившая боевые операции в юго-восточной части Северо-Восточного Китая. 5 мая в районе Чанбая под руководством корейских коммунистов была создана Лига возрождения родины («Чогук кванбокхве») — первый в истории Кореи единый антияпонский национальный фронт. К началу 1937 г. в своих рядах она насчитывала свыше 200 тыс. человек{211} и распространила свое влияние не только на приграничные районы Северо-Восточного Китая, но и на Корею.

После нападения Японии на Центральный и Северный Китай и начала антияпонской войны китайского народа значительно активизировалась деятельность корейской эмиграции, среди которой руководящее влияние принадлежало национальной буржуазии. Находившиеся на территории Китая Корейская национально-революционная партия, Лига освобождения Кореи и Революционная лига Кореи в декабре 1937 г. приняли решение о создании Лиги национального фронта Кореи. В декларации говорилось: «Мы, три организации, ведем одну и ту же борьбу за освобождение и свободу корейского народа. Однако на прошлых этапах каждая из нас существовала отдельно и самостоятельно, не было сплоченности и объединения. Мы должны объединиться с китайской нацией для усиления антияпонского фронта»{212}.

В течение 1936 — 1937 гг. партизанские части КНРА под командованием Ким Ир Сена провели бои за город Фусун, операции в районе Чан-бай, Цзяохэ, Хуадянь. О размахе боевых действий против японо-маньчжурских [69] войск и полицейских сил свидетельствует тот факт, что только за 1937 год на северо-востоке Китая партизанами было проведено свыше 3900 боев{213}.

К началу 1938 г. 250 тыс. партизан{214}, среди которых было много корейцев, действовали в 18 уездах Северо-Восточного Китая. Напуганные размахом активности китайских и корейских партизан, японские колониальные власти для проведения карательных экспедиций направили в район их деятельности крупные полицейские формирования и части регулярных войск Квантунской армии.

В этих условиях руководство КНРА наметило перенести часть боевых операций на территорию Кореи. Особо важное значение приобрели операции «поход на родину» (июнь 1937 г.) и «трудный поход» (зима 1937/38 г.).

В первой операции партизанские дивизии, скрытно сосредоточившись на северном берегу реки Ялуцзян (Амноккан), переправились через реку на корейский берег и совершили налет на небольшой приграничный городок Почхонбо. При следовании на партизанскую базу в Чанбае 30 июня в местечке Цзяньсаньфэнь они вынуждены были вступить в ожесточенный бой с крупными силами карателей. Оккупанты понесли большие потери: было убито и ранено свыше 1500 солдат и офицеров{215}.

После совещания командиров и политработников партизанских отрядов в Наньпайцза (ноябрь 1938 г.) войска КНРА перешли к новой тактике — действиям по направлениям. В связи с тем что в район основной базы в Чанбае были подтянуты крупные силы карателей (свыше 10 тыс. человек), части второго направления провели сложную операцию, получившую название «трудный поход», с целью выйти из-под удара и сохранить свои силы. За 100 дней в условиях зимы и бездорожья они преодолели по горно-таежной местности расстояние более 1000 ли{216}.

Успешное осуществление этой операции и выход партизанских частей в мае 1939 г. в район Мусана (Корея) явились новым подтверждением жизненности КНРА. Действия ее партизанских отрядов воодушевляли корейских трудящихся на продолжение борьбы против японских колонизаторов. О крепнущем единстве в борьбе против интервентов свидетельствовало и то, что некоторые корейские коммунисты занимали руководящие посты в китайских партизанских формированиях (Ким Чак был политкомиссаром 3-й объединенной армии, Цой Ён Ген — начальником района (дивизии).

В то время когда китайский народ поднимался на борьбу с японскими захватчиками, прояпонски настроенные члены гоминьдановского правительства держали курс на капитуляцию Китая. Они завязывали контакты с японским правительством через германского посла Траутмана, главу военной миссии Фалькенхаузена, английских послов в Китае и Японии Кэрра и Крейги, американского посла Джонсона, дипломатических работников Германии и Италии. Но, опасаясь взрыва возмущения народных масс, гоминьдановские лидеры не решались открыто пойти на переговоры с Японией и принять ее унизительные требования.

В тех случаях, когда гоминьдановские генералы отходили от присущей им пассивной оборонительной тактики, удавалось достичь некоторых успехов в ходе боевых действий. В конце марта 1938 г. группировка японских войск (до 60 тыс. человек), сосредоточенная на восточном участке Лунхайской железной дороги, начала продвижение на Сюйчжоу, [70]чтобы соединить северный фронт с центральным. 6 апреля в районе Тайэрчжуана (северо-восточнее Сюйчжоу) произошло крупное сражение. Китайские войска нанесли удар во фланг наступавшим японским дивизиям и одержали победу. Японцы потеряли 30 тыс. убитыми, ранеными и пленными; свыше 10 тыс. солдат и офицеров в панике бежали с поля боя{217}. Успех под Тайэрчжуаном развеял легенду о непобедимости японских самураев. Однако гоминьдановские генералы не только не сумели закрепить успех, но вскоре и утратили его.

В начале мая 1938 г., оправившись от поражения под Тайэрчжуаном, японские соединения снова начали наступление на Сюйчжоу. Удар наносился двумя группировками — с севера и юга. Для проведения этой операции японцы сосредоточили более 200 тыс. солдат и офицеров, около 400 танков. Китайские войска насчитывали более 400 тыс. человек, но у них недоставало боевой техники, боеприпасов, а оружие было устаревших образцов.

Особенно напряженные бои, продолжавшиеся с 12 июня по 27 октября 1938 г., развернулись за Ухань. Несмотря на стойкость китайских солдат в обороне и смелость в контратаках, врагу удалось захватить трехградье Ухань (города Ханькоу, Ханьян, Учан) и порт Гуанчжоу{218}.

Разнородность китайской армии, разнотипность ее организации, оснащения и вооружения, сепаратизм генералов-милитаристов, слабое взаимодействие между войсками предопределили участь Ухани и Гуанчжоу. Потеря этих городов явилась крупным поражением для Китая. Однако китайское командование сумело отвести свою главную группировку войск на новые рубежи обороны, сохранив силы и материальную часть. Основная стратегическая задача агрессоров — уничтожение китайской армии — оказалась невыполненной, а их положение ухудшилось: фронт растянулся, войска оторвались от баз снабжения, возросла угроза глубоким тылам со стороны партизан.

Оказавшись перед перспективой изнурительной затяжной войны, японцы в начале 1939 г. вынуждены были перейти к обороне, изображая ее как акт «доброй воли» японского правительства, якобы стремившегося к установлению новых отношений с Китаем, основанных на сотрудничестве Японии, Маньчжурии и Китая в совместном строительстве «нового порядка» в Восточной Азии{219}.

Воспользовавшись прекращением крупных военных действий на фронте, Чан Кай-ши разбил всю территорию Китая на военные районы (зоны) и развернул подготовку к наступлению на партизанские базы. Это было следствием своего рода негласного соглашения реакционных кругов гоминьдана с японцами, направленного на борьбу против народных войск, руководимых КПК.

Провокационные акции гоминьдановских частей в партизанских районах начались еще осенью 1938 г. в провинции Хэбэй. Особенно активизировались они после V пленума ЦИК гоминьдана (январь 1939 г.), который утвердил инструкцию «О мерах по ограничению деятельности чуждых партий»{220}. Выполняя ее требования, реакционеры распространяли в народе клеветнические измышления о компартии Китая и Советском Союзе, нападали на штабы партизанских частей, зверски убивали коммунистов. 12 июня 1939 г. гоминьдановцы заживо замуровали в пещере восемь партизанских руководителей из провинций Хунань, Хубэй, Цзянси. [71]

В гоминьдане продолжали усиливаться реакционные тенденции. Обострились его отношения с компартией, активизировалась борьба гоминьдана против демократических сил страны. К весне 1939 г. гоминьдановское командование сняло с фронта более 30 дивизий и сформировало специальную группу войск для блокады особого пограничного района, прекратило снабжение 8-й и Новой 4-й армий вооружением, денежным и вещевым довольствием.

Несмотря на столь неблагоприятную внутриполитическую и военную обстановку в Китае, Япония была далека от достижения своих целей. Приступая к военным действиям, японские империалисты рассчитывали на молниеносную победу. Они надеялись на свое экономическое превосходство, политику «невмешательства» США, Англии, Франции, содействие и помощь фашистской Германии и Италии и были уверены, что японская армия, используя свое превосходство в военной технике, за короткий срок разгромит слабо вооруженные китайские войска. Однако агрессоры недооценили силу сопротивления и возможности многомиллионного народа Китая, не учли того, что на его стороне будет вся прогрессивная мировая общественность.

Китайские трудящиеся хорошо знали, что Советский Союз всегда поддерживает освободительную борьбу угнетенных народов. Советский Союз, как и в 20-е годы, пришел на помощь китайскому народу и оказал ему моральную и материальную поддержку. 21 августа 1937 г. был подписан договор о ненападении между Советским Союзом и Китаем. Это ускорило ход переговоров о предоставлении кредитов. 1 марта и 1 июля 1938 г. СССР заключил с Китаем два торговых договора, предоставив Китаю кредиты на сумму 100 млн. долларов для закупки в СССР военных и других материалов. В соответствии с первым договором были подписаны три контракта, по которым Советский Союз поставил в Китай 297 самолетов, 82 танка, 425 пушек и гаубиц, 1825 пулеметов, 400 автомашин, 360 тыс. снарядов, 10 млн. винтовочных патронов, а также другие виды военной техники и снаряжения{221}. По контракту, заключенному в соответствии со вторым договором, СССР направил в Китай 180 самолетов, 300 пушек, 1500 ручных пулеметов, 500 станковых пулеметов, 300 грузовых автомашин, авиационные моторы, запасные части, снаряды, патроны и другие военные материалы{222}. С 25 июня по 1 сентября 1939 г. Китаю было дополнительно передано 120 самолетов, 83 авиамотора, запасные части к самолетам, орудия, боеприпасы и другое военное имущество{223}.

13 июня 1939 г. СССР заключил новый договор с Китайской республикой о предоставлении ей кредита на 150 млн. долларов. 20 июня был подписан контракт о поставке специального оборудования и военных материалов на сумму 14,6 млн. долларов. По этому контракту Советский Союз поставил Китаю 250 пушек, 4400 пулеметов, 50 тыс. винтовок, 500 грузовых автомашин, около 16,5 тыс. авиабомб, свыше 500 тыс. снарядов, 100 млн. патронов{224}. По трем последующим контрактам было направлено более 300 самолетов, 350 грузовых автомашин и тракторов, 250 пушек, 1300 пулеметов и много другого военного имущества. Всего с октября 1937 г. по сентябрь 1939 г. Советский Союз поставил Китаю 985 самолетов, 82 танка, более 1300 артиллерийских орудий, свыше 14 тыс. пулеметов, а также боеприпасы, оборудование и снаряжение. [72]

После того как японцы захватили Гуанчжоу, а англичане стали чинить препятствия на Бирманской дороге, грузы из СССР переправлялись по Синьцзянскому тракту протяженностью 3 тыс. км. Он проходил от советско-китайской границы через Синьцзян и провинцию Ганьсу. И днем и ночью советские шоферы перевозили необходимые грузы. К лету 1938 г. по тракту было переброшено около 6 тыс. тонн различных грузов. Бомбардировщики (СБ, ДБ, ТБ) перегонялись летными экипажами, а истребители доставлялись в разобранном виде до города Хами, где их собирали и по воздушному мосту направляли на фронтовые базы.

По просьбе нанкинского правительства в Китай в конце 1937 г. прибыла первая группа советских военных советников и специалистов, которые работали в центральных штабах и управлениях, учебных заведениях, при командующих военными районами и в войсках{225}. Они помогали китайским командирам и начальникам в планировании операций, подготовке и проведении маневров и учений войск. К сожалению, некоторые их рекомендации и пожелания саботировались Чан Кай-ши, военным министром Хэ Ин-цинем и антисоветски настроенными командирами.

Плодотворную работу в Китае вели главные военные советники М. И. Дратвин, К. М. Качанов, А. И. Черепанов; старшие советники в центральном аппарате и войсках И. П. Алферов, А. А. Алябушев, П. Ф. Батицкий, А. К. Берестов, Н. А. Бобров, А. Н. Боголюбов, А. В. Васильев, С. П. Константинов, Р. И. Панин и другие. Самоотверженно трудились старшие советники родов войск: по авиации — П. Н. Анисимов, Ф. П. Полынин, П. В. Рычагов, Г. И. Тхор, Т. Т. Хрюкин; по танкам — П. Д. Белов, Н. К. Чесноков; по артиллерии — И. Б. Голубев, Я. М. Табунченко, И. А. Шилов; по инженерным войскам — И. П. Бабуров, А. Я. Калягин, А. П. Ковалев и другие. Многие советские советники и специалисты были награждены китайским орденом «За заслуги в строительстве и боевых действиях сухопутных, морских и воздушных сил страны». В организацию помощи Китаю много усилий вложили советские полпреды И. Т. Луганец-Орельский и А. С. Панюшкин, военный атташе П. Ф. Жигарев. К середине февраля 1939 г. в Китае работало и участвовало в борьбе с японскими захватчиками 3665 советских военных специалистов{226}. В Синьцзяне (Кульджа) работала военно-воздушная школа, где проходили подготовку китайские летчики. Преподавателями и инструкторами были советские специалисты. С ноября 1937 г. советские летчики-добровольцы активно участвовали в боях с японскими захватчиками. Они наносили тяжелый урон авиации, морскому транспорту, наземным войскам противника. Их эскадрильи не раз появлялись над городами Нанкин, Гуанчжоу, островом Тайвань.

Четырнадцати советским летчикам, защищавшим небо Китая, Ф. П. Полынину, В. В. Звереву, А. С. Благовещенскому, О. Н. Боровикову, А. А. Губенко, С. С. Гайдаренко, Т. Т. Хрюкину, Г. П. Кравченко, С. В. Слюсареву, С. П. Супруну, М. Н. Марченкову, Е. М. Николаенко, И. П. Селиванову, И. С. Сухову было присвоено звание Героя Советского Союза{227}. 31 мая 1938 г. в одном из воздушных боев летчик А. А. Губенко впервые в истории советской авиации применил таран, за что был награжден Золотым орденом Китайской республики. Летчики других стран не осмеливались идти на такое. Советские же летчики-добровольцы шли на смертельный риск во имя жизни, во имя своего интернационального долга. [73] Не всем добровольцам суждено было увидеть вновь старых друзей, леса Подмосковья, украинские степи... Они навечно остались лежать в китайской земле, в могилах, вырытых под Нанкином, Ханькоу, Сианью, Чунцином.

В ожесточенных боях за освобождение китайского народа отдали жизнь более 200 советских добровольцев, в том числе командиры отряда бомбардировщиков Г. А. Кулишенко и отряда истребителей А. С. Рахманов. На обелиске, возвышающемся в Ухани, начертано: «Память о советских летчиках будет вечно жить в сердце китайского народа. Пусть этот благородный дух пролетарского интернационализма, присущий рабочему классу, всегда развивает и укрепляет братскую нерушимую дружбу китайского и советского народов»{228}.

Помощь Советского Союза была важнейшим фактором отпора Китая японским милитаристам. В начале войны в стране имелось 1900 тыс. солдат и офицеров, 500 самолетов, 70 танков, 1000 орудий разных калибров, 10 крейсеров, 15 сторожевых и торпедных катеров{229}, но в решающих оборонительных боях за свою столицу китайская армия потеряла все самолеты, танки, артиллерию и военно-морской флот. Благодаря самоотверженным усилиям СССР Китай не только выстоял под сильными ударами японских войск, но и сумел к середине 1939 г. восстановить и развернуть крупные вооруженные силы: 245 пехотных, 16 кавалерийских, одну механизированную дивизии (3 млн. человек), имевшие на вооружении в первой линии 800 тыс. винтовок, 50 тыс. пулеметов, 1075 орудий, 213 танков, 150 самолетов. В резерве ставки, запасных частях, местных и охранных войсках, а также партизанских соединениях насчитывалось 1,5 млн. человек.

Последовательная политика СССР, его бескорыстная помощь Китаю удержали нанкинское правительство от капитуляции, способствовали укреплению его антияпонской позиции и оказали огромное влияние на консолидацию сил китайского народа. Советскую военную помощь высоко оценивал даже Чан Кай-ши. В письме на имя К. Е. Ворошилова от 28 июня 1939 г. он писал: «Наша страна уже более двух лет ведет войну с Японией. Благодаря глубоким симпатиям и сочувствию народов Советского Союза Китаю оказана материальная и моральная помощь, дающая возможность проводить длительную освободительную войну»{230}.

Верный интернациональному принципу защиты жертвы агрессии, Советский Союз неизменно поддерживал обращения Китая в международные организации об оказании ему помощи и принятии коллективных санкций против японского агрессора. Разгром японских войск у Хасана и на реке Халхин-Гол облегчил борьбу китайского народа, вселил уверенность в окончательной победе.

Действенная помощь Коминтерна способствовала тому, что компартия Китая выработала и осуществила переход от гражданской войны с гоминьданом к новой тактике, направленной на объединение всех сил нации для отпора японским захватчикам. Огромную роль в этом отношении сыграли исторические решения VII конгресса Коминтерна (1935 г.). Разработанная в соответствии с этими решениями линия позволила не только уберечь партию и Красную армию от разгрома, но и стала важным фактором политической жизни страны.

Фракционная группа Мао Цзэ-дуна, вставшая во главе КПК, затрудняла деятельность партии и серьезно ослабляла ее. Эта группа [74] не раз ставила под угрозу срыва тактику единого фронта. Сектанты не понимали или не хотели понять, что создание единого фронта КПК с гоминьданом являлось в тех условиях единственно правильным путем национального освобождения Китая. Они выступали против сотрудничества с гоминьданом и нанкинским правительством, возглавляемым Чан Кай-ши, а без этого нельзя было добиться прекращения гражданской войны и объединения всех сил страны.

Жертвы китайского народа, понесенные в течение первых двух лет войны, составили почти 1,5 млн. человек. Кровавая дань японскому империализму не поколебала решимости китайского народа отстоять свою независимость. Японский агрессор, потеряв полумиллионную армию, вынужден был пересмотреть свои планы и перейти от стратегии сокрушения к стратегии лавирования и выжидания, накапливания сил и закрепления своих позиций, чтобы затем наиболее выгодно использовать международную обстановку в Европе.

* * *

Борьба эфиопского, испанского и китайского народов с итальянскими, немецкими и японскими захватчиками была важным событием всемирной истории. Эти народы стали первыми жертвами фашистской агрессии и первыми смело вступили на путь вооруженного отпора ей, внеся свой вклад в борьбу международного рабочего движения против фашистской опасности, за мир и национальную независимость.

Уроки, полученные в этих войнах, способствовали развитию антифашистского и антивоенного движения, помогли коммунистическим и рабочим партиям, всем прогрессивным силам лучше и полнее подготовиться к будущим, еще более грозным испытаниям. В сражениях на испанской и китайской земле закалились и приобрели драгоценный военный и политический опыт многие будущие командиры и руководители вооруженных сил и партизанских отрядов, беззаветно сражавшиеся с фашизмом во второй мировой войне.

Глава третья. Мюнхенский сговор — прямой курс на развязывание войны

1. Захват Австрии фашистской Германией

Со второй половины 1937 г. развитие событий в капиталистическом мире, все более втягивавших человечество в войну, значительно ускорилось. Фашистские государства — Германия и Италия — встали на путь форсированной подготовки войны за мировое господство. 5 ноября в Берлине состоялось тайное совещание нацистских главарей, на котором Гитлер провозгласил основной тезис своей политики расширения «жизненного пространства»: «Для решения германского вопроса может быть только один путь — путь насилия».

Главнейшей целью агрессивной программы гитлеровцев было уничтожение Советского Союза. Но большая часть немецких монополистов считала, что к войне с таким сильным противником, каким являлся Советский Союз, Германия еще не подготовлена. Поэтому завоевание СССР предусматривалось лишь на завершающей фазе борьбы за господство в Европе, когда, по их расчетам, появится возможность использовать военно-экономические ресурсы всей Западной Европы. «...Война против Советского Союза, — отмечал германский дипломат Клейст, — остается последней и решающей задачей германской политики»{231}.

На первом этапе войны, говорил Гитлер, «германская политика должна иметь в виду двух заклятых врагов — Англию и Францию, для которых мощный германский колосс в самом центре Европы являлся бельмом на глазу...»{232}. Но прежде всего фашистские главари планировали захват Австрии и Чехословакии, что существенно усилило бы военно-промышленный потенциал рейха и улучшило его стратегические позиции как против Англии и Франции, так и против СССР.

В основе плана захвата Австрии и Чехословакии лежал расчет на использование благоприятной обстановки, которая сложилась в результате политики западных держав, отвергших предложения Советского Союза о создании в Европе системы коллективной безопасности. Политическая близорукость буржуазных лидеров Запада, порожденная классовой ненавистью к Советскому Союзу и боязнью потерять свои привилегии, придавала немецким фашистам уверенность в безнаказанном уничтожении противников поодиночке. Продолжая курс на попустительство агрессии, правящие круги Англии, Франции и США в конце 1937 — начале 1938 г. [76] предпринимают все более откровенные попытки прямого сговора с фашистскими государствами.

Наибольшую активность проявляла английская дипломатия. Подъем революционного движения в Западной Европе, победа народного фронта во Франции и Испании, интернациональная солидарность трудящихся, ярко проявившаяся во время германо-итальянской интервенции против Испанской республики, — все это вызывало глубокую тревогу правящих кругов Великобритании. Хозяева Сити видели в фашистах Германии и Италии «естественных» союзников и спешили достигнуть с ними полного взаимопонимания в борьбе против «красной опасности». Еще в 1936 г. в Кливдене — штабе британских «умиротворителей» — вынашивалась идея тайной встречи премьера Болдуина с Гитлером{233}. Встав во главе кабинета, Чемберлен вернулся к этому вопросу. Было принято решение направить для доверительной беседы с нацистским диктатором одного из столпов кливденской клики — Галифакса, входившего в состав кабинета в качестве лорда — председателя совета.

19 ноября 1937 г. в Оберзальцберге состоялась встреча Галифакса с Гитлером. Британский представитель, назвав Германию «бастионом Запада против большевизма», сообщил о желании своего правительства достигнуть «лучшего взаимопонимания» с Германией, чтобы в дальнейшем при участии Франции и Италии создать основу для «продолжительного мира в Европе»{234}. Гитлер без труда узнал в предложениях Галифакса знакомые черты антисоветского «пакта четырех», создание которого оставалось идеей фикс английской дипломатии на протяжении всего предвоенного периода. Глава рейха выдвинул свои условия: снять с Германии «моральное и материальное клеймо Версальского договора» и пересмотреть в ее пользу судьбу колоний, которых Германия лишилась в итоге первой мировой войны.

Выразив готовность английского правительства в дальнейшем вернуться к колониальной проблеме, Галифакс поспешил перейти к обсуждению вопросов об изменениях в европейской системе государств. «К этим вопросам, — заявил он, — относятся Данциг, Австрия и Чехословакия. Англия заинтересована лишь в том, чтобы эти изменения были произведены путем мирной эволюции...»{235} Таким образом, если еще недавно фашистская дипломатия могла только догадываться о том, что британское правительство «втихомолку» сбросило со счетов страны Центральной Европы, то теперь она получила подтверждение из уст его официального представителя.

Происходила быстрая смена курса и во французской политике: от союза с СССР и коллективной безопасности к тайному сговору с гитлеровцами и предоставлению им «свободы действий» на Востоке. Осенью 1937 г. в Париже премьер-министр Франции Шотан обсуждал с эмиссаром Гитлера Папеном европейские проблемы. Выразив полное понимание намерений Германии усилить свое влияние в Центральной и Восточной Европе, премьер заявил: «Передайте фюреру, что, если бы мы сумели с ним перевести европейские отношения на новую, более здоровую основу, это было бы крупной вехой в мировой истории»{236}.