Захватнические действия Италии и Германии 10 страница

Правительство Годжи пыталось скомпрометировать в глазах трудящихся масс идею сотрудничества с СССР, посеять сомнения в отношении его готовности выполнить обязательства по договору и таким образом сломить волю своего народа к борьбе. Этой цели, в частности, служило заявление министра иностранных дел чехословацким журналистам 16 сентября, намеренно извращавшее позицию Советского Союза{327}. Чехословацкое правительство на протяжении всего кризиса не предприняло попытки опереться на поддержку СССР. Бенеш ни разу не запросил Советское правительство о возможности в случае отказа Франции получить помощь Советского Союза{328}.

18 сентября, когда в Лондоне начались англо-французские переговоры, советский полпред в Праге С. С. Александровский в беседе с Крофтой обратил его внимание на то, что Чехословакия могла бы поставить вопрос об угрозе агрессии со стороны Германии в Лиге наций. Но чехословацкая делегация в Женеве вела себя крайне пассивно: правительство Чехословакии отказалось от возможности получить помощь и по линии Лиги наций{329}.

Ультиматум, врученный 19 сентября английским и французским посланниками Бенешу, означал, что обе державы полностью отдают Чехословакию на милость Германии. Помощник министра иностранных дел Англии О. Харви в эти дни говорил: «За Германию предъявили ей (Чехословакии. — Ред.) ультиматум мы»{330}. Скрыв ультиматум от народа, чехословацкое правительство, прежде чем капитулировать, осуществило ряд дипломатических шагов, рассчитанных на обман общественного мнения.

20 сентября министр иностранных дел Крофта передал английскому и французскому посланникам ответ своего правительства, который содержал отказ от выполнения условий ультиматума. Лондонские требования, говорилось в документе, выработаны без консультаций с Прагой, их осуществление рано или поздно приведет к полному подчинению Германией Чехословакии и нарушению равновесия сил в Европе.

Чехословацкое правительство предложило разрешить вопрос на основе арбитражного соглашения 1925 г. между Германией и Чехословакией. Однако не прошло и получаса после этого, как премьер Годжа, срочно пригласив к себе французского посланника де Лакруа, сообщил ему, что этот ответ еще не окончательный. Если Чехословакия, пояснил он, получит более жесткий ультиматум с прямым заявлением об отказе Франции выполнить союзнические обязательства по договору, то Прага [97] капитулирует{331}. Аналогичное разъяснение получил и английский посланник Ньютон{332}.

Западные державы не замедлили воспользоваться представившейся возможностью. Поздно вечером 20 сентября Галифакс направил Ньютону предписание осуществить вместе с французским коллегой новый демарш в отношении чехословацкого правительства. «Действуйте немедленно, независимо от времени суток»{333}, — говорилось в телеграмме. В ночь на 21 сентября, около 2 часов, оба посланника явились к Бенешу. Если возникнет война, заявил де Лакруа, «Франция не примет в ней участия». Еще более категоричным было предупреждение Ньютона: англо-французские предложения — единственное средство немедленно предупредить нападение Германии. Если чехословацкое правительство их отклонит, Англия полностью снимет с себя ответственность за последствия{334}.

Всего лишь через несколько часов Крофта вручил представителям западных держав новый ответ чехословацкого правительства: Прага готова капитулировать{335}. Пытаясь оправдать в глазах народа совершенное предательство, правительство опубликовало заявление, в котором ссылалось на ультимативный характер англо-французских требований. Одновременно пражские капитулянты прибегли к злостной клевете на Советский Союз. В указанном заявлении говорилось, что правительство якобы осталось «в полном одиночестве»{336}. Советский полпред немедленно заявил решительный протест против этой и других инсинуаций{337}.

Англо-французский диктат в отношении Праги и последовавшая капитуляция чехословацкого правительства открыли путь к Мюнхену. 22 — 23 сентября состоялась новая встреча британского премьера с Гитлером, на этот раз в Годесберге. Чемберлен изложил фюреру выработанный в Лондоне план передачи Судетской области Германии и замены договоров, которые имела Чехословакия, международной «гарантией». Но Гитлер заявил, что английские предложения уже неприемлемы. Помимо судетских немцев, пояснил он, в Чехословакии проживают поляки и венгры. Им тоже должно быть предоставлено право отделиться. Кроме того, метод определения границ передаваемой территории слишком длителен, а он не хочет иметь никакого дела с комиссиями, комитетами и тому подобными организациями. Границу следует установить немедленно и передаваемую область сразу же оккупировать германскими войсками. Проблему необходимо «разрешить» полностью и окончательно до 1 октября. [98]

Гитлер «сердечно» поблагодарил Чемберлена за его труды в переговорах по «спасению мира» и заверил в своем давнем стремлении к дружбе с Англией. «Между нами нет никаких противоречий, — утверждал он, — мы не будем вмешиваться в ваши дела вне Европы, а вы можете, ничего не опасаясь, предоставить нам свободу рук в Центральной и Юго-Восточной Европе»{338}. Личный переводчик Гитлера Шмидт, присутствовавший во время этой беседы, в своих мемуарах не упоминает о каких-либо возражениях Чемберлена против такого плана — их просто не было.

Наглые требования Германии и готовность британского премьера пойти ей на новые уступки были встречены международной общественностью с гневом и возмущением. По всей Чехословакии прокатилась волна демонстраций протеста. «В Праге происходят потрясающие сцены, — сообщал полпред СССР 22 сентября. — Полпредство окружено полицейским кордоном. Несмотря на это, толпы демонстрантов при явном сочувствии полиции проходят к полпредству, высылают делегации, требующие разговора с полпредом. Толпы поют национальный гимн и буквально плачут. Поют «Интернационал». В речах первая надежда на помощь СССР, призывы защищаться, созвать парламент, сбросить правительство. Имена не только Годжи, но и Бенеша встречаются свистом и криком... Гитлер и Чемберлен одинаково возбуждают ненависть»{339}. В этот день капитулянтское правительство Годжи было свергнуто. Новое правительство во главе с генералом Сыровы под давлением народных масс провело мобилизацию, которая, однако, оказалась очередным маневром с целью замаскировать национальное предательство чехословацкой буржуазии.

4. Борьба Советского Союза в защиту Чехословакии

Советский Союз, несмотря на двойственную позицию правительства Бенеша, активно готовился к оказанию помощи Чехословакии. Еще во время австрийского кризиса советский полпред в Праге Александровский по заданию Советского правительства направился в Бухарест, чтобы обсудить возможность пропуска Советских Вооруженных Сил через территорию Румынии для оказания помощи Чехословакии. Он сообщил чехословацкому посланнику в Румынии, что СССР не нарушит своих обязательств и что предоставление им помощи Чехословакии зависит только от нее самой{340}. Задолго до мюнхенского предательства, 15 марта 1938 г., заместитель наркома иностранных дел СССР В. П. Потемкин в беседе с чехословацким посланником в Москве З. Фирлингером относительно возможных последствий захвата Австрии подтвердил готовность СССР выполнить пакт о взаимопомощи, в случае если бы Чехословакия подверглась нападению со стороны Германии{341}. В тот же день аналогичные заявления сделали нарком M. M. Литвинов английскому послу в Москве, а советский полпред в Париже — французскому правительству. На вопросы журналистов, как сможет Советская Армия попасть в Чехословакию, Литвинов заметил: «Where there's a will, there's a way» («Было бы желание, тогда и проход найдется»){342}.

В середине апреля 1938 г. Фирлингер вновь обсудил с представителями Наркоминдела Советского Союза возможные пути военного сотрудничества с СССР. Советское правительство выразило готовность к немедленному [99] совещанию представителей военных штабов трех союзных стран. Однако, вместо того чтобы всемерно использовать открывавшиеся возможности принятия самых решительных коллективных мер против надвигающейся немецкой агрессии, чехословацкий министр иностранных дел К. Крофта 21 апреля 1938 г. ответил на настойчивые запросы своего посланника в СССР следующее: «Мы должны выждать, сохранит ли новое правительство (Франции. — Ред.) такую же линию, как и Бонкур, а главное, так же ли оно рассматривает вопрос о Польше и России. При нынешних отношениях между Парижем, Прагой и Москвой всегда сохранялся принцип, что Прага не берет на себя инициативу, в частности, в военных вопросах сама переговоры вести не будет... мы должны присоединиться к тому, о чем существует договоренность между Парижем и Москвой»{343}.

С целью устранения какого-либо сомнения в позиции Советского правительства 12 мая в Женеве Литвинов при встрече с Боннэ предложил начать переговоры между советским и французским генеральными штабами по техническим вопросам, включая вопрос о проходе советских войск через Румынию и Польшу. Боннэ обещал доложить это предложение своему правительству, но дальше этого обещания дело не пошло{344}.

О позиции Советского правительства в чехословацком вопросе президент Э. Бенеш получил в середине мая исчерпывающую информацию, представленную ему при встрече К. Готвальдом. По этому поводу Готвальд писал, что в беседе с ним Сталин ясно и определенно заявил о готовности СССР оказать военную помощь Чехословакии даже в том случае, если вопреки пакту Франция этого не сделает, а санационная Польша и боярская Румыния откажутся пропустить советские войска. При этом Сталин заметил, что данный вариант будет иметь силу при одном условии: если сама Чехословакия станет защищаться и попросит о советской помощи{345}. Решительная позиция СССР давала возможность Чехословацкой республике успешно противостоять гитлеровскому нашествию и не бояться тех последствий, которыми пугали ее западные лжесоюзники.

25 мая 1938 г. советский полпред в Вашингтоне Трояновский, выступая с публичной речью, широко информировал американскую общественность об упомянутой точке зрения СССР в отношении Чехословакии{346}. Большая тревога за судьбы мира в Европе прозвучала в предвыборной речи M. M. Литвинова 23 июня 1938 г. в Ленинграде.

С особенной настойчивостью ставило Советское правительство в августе — сентябре 1938 г. вопрос о выполнении Францией ее союзнических обязательств перед Чехословакией. Из месяца в месяц позиция Франции в этом вопросе менялась в худшую сторону. Это было связано с серьезным сдвигом вправо во внутриполитической жизни страны в связи с приходом к власти правительства Даладье, а также с возраставшим давлением английских консерваторов.

Официальные заявления о готовности СССР к защите Чехословакии сопровождались непосредственными предупреждениями агрессору, которые неоднократно передавались германскому правительству через его посла в Москве. Одно из таких предупреждений было изложено в беседе Литвинова 22 августа 1938 г. с германским послом Шуленбургом. На слова последнего о том, что Чехословакия якобы интересует Германию с точки зрения положения судетских немцев, нарком, разоблачая лицемерие агрессора, заявил, что Германия не столько озабочена судьбами судетских немцев, сколько стремится к ликвидации Чехословакии в целом. Она хочет захватить эту страну. Если дело дойдет до войны, продолжал Литвинов, [100] Советский Союз, который обещал Чехословакии поддержку, «сдержит свое слово и сделает все, что в его силах»{347}.

В защиту Чехословакии активно выступила советская печать. На страницах газет и журналов публиковалось много материалов о международном и внутреннем положении Чехословакии, в которых говорилось, кто ей враг, а кто подлинный друг, что на ее защиту должны встать народы всей Европы. Только в начале апреля 1938 г. в газетах «Правда» и «Известия» были опубликованы статьи: «Германская угроза Чехословакии», «Планы нападения на Чехословакию», «Британские капитулянты подготавливают сделку с агрессором», «Фашистские провокации против Чехословакии», «Наглые требования Генлейна» и другие.

Активные и решительные действия СССР в отношении Чехословакии являлись составной частью последовательной политики Коммунистической партии и Советского правительства, направленной на обеспечение безопасности европейских государств и предотвращение надвигавшейся угрозы новой мировой войны. Решение этой задачи Советский Союз видел не в уступках агрессорам, а в противопоставлении им единого фронта всех государств, заинтересованных в укреплении мира.

В первых числах сентября 1938 г. Советское правительство предложило правительствам Франции и Англии конкретную программу действий, включавшую неотложные мероприятия, осуществление которых дало бы возможность коренным образом изменить направление событий и обеспечить безопасность Чехословакии. Программа предусматривала:

1. Немедленный созыв совещания СССР, Франции и Англии и опубликование от имени трех держав декларации, которая содержала бы предупреждение, что в случае германской агрессии против Чехословакии последней будет оказана помощь.

2. Срочное обращение к Лиге наций на основании статьи 11 Устава для констатации факта угрозы германской агрессии в отношении Чехословакии.

3. Созыв совещания представителей генеральных штабов Советского Союза, Франции и Чехословакии для разрешения практических вопросов взаимодействия вооруженных сил трех государств в целях борьбы против агрессии.

Разъясняя позицию Советского правительства французскому поверенному в делах Пайяру, народный комиссар Литвинов отметил, что решительное предупреждение от имени трех крупнейших европейских держав при поддержке Рузвельта имело бы «больше шансов удержать Гитлера от военной авантюры, чем всякие другие меры»{348}.

В тех условиях существенную роль могла сыграть Лига наций. Несмотря на то что авторитет этой международной организации из-за ее бездействия перед фактом агрессии в отношении Эфиопии, Испании, Китая и Австрии оказался сильно подорванным, Лигу еще можно было использовать в целях сохранения мира. Ее решение, констатирующее угрозу Чехословакии со стороны фашистской Германии, дало бы Советскому Союзу и Франции возможность помочь Праге на основании статей 16 и 17 Устава Лиги наций{349}. Постановка вопроса в Лиге наций имела бы положительное значение и для оказания практической помощи Чехословакии Советским Союзом. Возможность прохода советских войск для участия совместно с чехословацкими вооруженными силами в отражении германской [101] агрессии зависела от Польши и Румынии. Но польское правительство, стоявшее на резко антисоветских позициях, отказалось пропустить советские части через свою территорию. Что касается Румынии, то с ней велись переговоры.

Симпатии короля Кароля II были общеизвестны. Осенью 1938 г., беседуя с германским послом Фабрициусом, он заявил, что предпочел бы «видеть в своей стране немцев в качестве врагов, нежели русских в качестве друзей»{350}. Официальная позиция Румынии, однако, определялась расстановкой политических сил в Европе и несла на себе отпечаток сильного в прошлом влияния Франции. Лавируя между двумя империалистическими группировками, румынское правительство в своей внешней политике все более ориентировалось на рейх. Вместе с тем, не зная, какую позицию в чехословацком вопросе займет Франция, румынская дипломатия стремилась сохранить возможности для маневра.

В конце августа в ответ на стремление Советского правительства договориться о практической возможности помочь Чехословакии, румынское правительство через французского посла в Бухаресте дало понять, что «закроет глаза на пролет советских самолетов на высоте 3 тыс. м и выше, поскольку эта высота практически недосягаема для румынской зенитной артиллерии»{351}. В этих условиях можно предположить, что обсуждение в Лиге наций вопроса об угрозе немецко-фашистской агрессии против Чехословакии и принятие соответствующего решения, пусть даже не единогласного, а большинством голосов{352}, имело бы огромное моральное значение, особенно если среди этого большинства оказалась бы и Румыния.

Однако англо-французская дипломатия старательно избегала всего, что могло вызвать «раздражение» в Берлине. По мнению английского посла в Париже Фиппса, трудно было представить что-нибудь иное, «способное больше взбесить Гитлера», чем советские предложения{353}. Буржуазная печать, превратно истолковывая позицию Советского Союза, всячески замалчивала его инициативу.

Французская дипломатия, запрашивая Москву о мнении Советского правительства в отношении Чехословакии, стремилась изыскать предлог, который позволил бы Франции уклониться от выполнения обязательств по договору с этой страной. Поскольку советские предложения не давали такой возможности и СССР снова официально подтвердил свою решимость при условии оказания помощи со стороны Франции выполнить все обязательства по советско-чехословацкому договору, французский министр иностранных дел пошел на фальсификацию смысла советских заявлений. Боннэ все время объяснял предательскую линию Франции в отношении Чехословакии «пассивностью России» в чехословацком вопросе, отмечал Майский, принимавший участие в работе очередной сессии Лиги наций в Женеве в сентябре 1938 г. «Оказывалось, что о готовности Советского правительства выступить на защиту Чехословакии во Франции вообще никто не знает, вплоть до членов ее правительства»{354}. К аналогичной тактике прибегли и английские дипломаты, нашептывавшие в политических кругах, будто Россия молчит и явно уклоняется от выполнения обязательств по советско-чехословацкому договору.

Разоблачая недостойное поведение англо-французских дипломатов, глава советской делегации Литвинов заявил на заседании Ассамблеи Лиги [102] наций 21 сентября 1938 г.: «Мы намерены выполнить свои обязательства по пакту и вместе с Францией оказывать помощь Чехословакии доступными нам путями. Наше военное ведомство готово немедленно принять участие в совещании с представителями французского и чехословацкого военных ведомств для обсуждения мероприятий, диктуемых моментом»{355}. Представитель СССР предложил срочно созвать совещание европейских великих держав и других заинтересованных государств с целью выработки коллективных мер и вынести чехословацкий вопрос на обсуждение Лиги наций. Призвав всех членов Лиги определить свою роль и ответственность перед современниками, перед историей, Литвинов подчеркнул, что капитуляция в данном случае будет иметь «совершенно необозримые катастрофические последствия»{356}.

Правительство Чехословакии, следуя на поводу у западных держав, проявляло крайнюю сдержанность в отношениях с Советским Союзом. Лишь 19 сентября, получив англо-французский ультиматум, Бенеш обратился к правительству СССР с формальным запросом:

1. Окажет ли СССР согласно договору немедленную и действенную помощь, если Франция останется верной пакту?

2. В случае нападения Чехословакия немедленно обратится в Совет Лиги наций с просьбой привести в действие статьи 16 и 17. Поможет ли СССР в качестве члена Лиги наций на основании упомянутых статей?{357}

Фирлингер, передавая в Прагу 20 сентября заявление, сделанное сразу же заместителем народного комиссара В. П. Потемкиным, писал: «Потемкин только что сообщил мне ответ на первый вопрос — готов ли СССР оказать немедленную и действенную помощь, если Франция останется верной пакту. Правительство отвечает: да, немедленно и действенно. На второй вопрос — готов ли СССР выполнить свои обязательства согласно ст. ст. 16 и 17 в случае обращения в Лигу наций — правительство отвечает: да, в любом отношении»{358}. О содержании ответа Бенешу Советское правительство одновременно сообщило правительству Франции.

Таким образом, в самую острую минуту кризиса, когда решалась судьба Чехословакии, Советский Союз снова подтвердил свою верность договору и выразил готовность оказать помощь даже в том случае, если Франция нарушит долг союзника, — тогда СССР действовал бы как член Лиги наций. Но было необходимо, чтобы чехословацкое правительство обратилось в Лигу с просьбой об оказании помощи. Однако этого шага так и не последовало. Позднее, в связи с беспокойством Праги по поводу того, что выработка решения в Лиге займет длительное время, В. П. Потемкин на вопрос чехословацкого посланника, «могло ли бы правительство СССР, в случае нападения Германии на Чехословакию, оказать помощь последней, не дожидаясь решения Совета Лиги наций», 22 сентября дал положительный ответ{359}.

Разъясняя делегациям чехословацких трудящихся позицию Советского государства, наш полпред заверял, что СССР «дорожит Чехословацкой республикой и интересами ее трудящихся, а потому готов помочь защитой от нападения» 6. Советское правительство, учитывая реальное соотношение сил осенью 1938 г., считало, что гитлеровцы не развяжут большой войны. А если они решатся на такую авантюру, их ожидает полный разгром. [103]

Советское правительство продолжало борьбу за присоединение Англии и Франции к силам, выступавшим против захвата Чехословакии. 23 сентября в беседе с английскими представителями в Женеве М. Литвинов вновь подтвердил намерение СССР выполнить союзнические обязательства и от имени Советского правительства предложил Англии и Франции как можно скорее созвать совещание трех держав для выработки конкретных мер помощи Чехословакии{360}. Как и ранее, советские предложения не встретили отклика и оказались скрытыми от английской общественности.

Делая все возможное, чтобы коллективными усилиями предупредить нападение Германии, Советское правительство заблаговременно принимало необходимые меры по приведению в боевую готовность своих вооруженных сил для оказания Чехословакии немедленной и эффективной военной помощи.

Придавая важное значение установлению тесных контактов между генеральными штабами СССР, Чехословакии и Франции, Советский Союз в августе 1938 г. пригласил в Москву командующего чехословацкими военно-воздушными силами генерала Я. Файфра для решения важного вопроса об установлении непосредственного сотрудничества между советскими и чехословацкими ВВС. Но правительство Бенеша всячески оттягивало его поездку. И лишь после неоднократных напоминаний советской стороны генерал Файфр прибыл в Москву. Как он писал позднее, в ходе переговоров «с представителями Красной Армии был разработан план обороны Чехословакии с помощью Советского Союза», и «результатом совместных совещаний явилась договоренность о том, что Советский Союз сразу же вышлет нам на помощь 700 истребителей при условии, что для них будут приготовлены подходящие аэродромы, которые мы должны прикрыть своей зенитной артиллерией». Свое обязательство Советское правительство готово было немедленно реализовать независимо от позиции Франции, но чехословацкие власти под влиянием своих западных союзников помощь СССР не приняли{361}. Советский Союз предложил также Чехословакии поставить на льготных условиях самолеты{362}.

По мере возрастания угрозы Чехословакии Советское правительство проводило подготовительные военные мероприятия, чтобы в случае необходимости обеспечить быструю и эффективную помощь своему союзнику. 26 июня 1938 г. Главный Военный Совет Советской Армии принял постановление преобразовать Киевский и Белорусский военные округа, находившиеся ближе всего к территории Чехословакии, в особые военные округа. В соответствии с приказом народного комиссара обороны К. Е. Ворошилова, изданным в порядке реализации этого постановления, в Киевском особом военном округе началось срочное формирование четырех крупных армейских групп — житомирской, винницкой, одесской, а также кавалерийской группы, в Белорусском особом военном округе — двух армейских групп — витебской и бобруйской. Срок окончания этих организационных мероприятий был определен к 1 сентября 1938 г.{363}.

Армейские группы оперативного назначения включали в свой состав несколько стрелковых дивизий, танковые бригады, артиллерийские, инженерные части и другие войска обеспечения. Кавалерийская группа создавалась как сильное подвижное объединение, в состав которого входили два кавалерийских корпуса (2-й и 4-й), танковые, артиллерийские, [104] инженерные и другие части усиления. В ходе организации этих армейских объединений особое внимание обращалось на пополнение округов личным: составом, боевой техникой, боеприпасами, горючим.

Верные пролетарской солидарности с трудящимися Чехословакии и обязательствам советско-чехословацкого договора, Центральный Комитет партии и Советское правительство поставили перед Советскими Вооруженными Силами задачу быть в состоянии полной боевой готовности и, если потребуется, оказать вооруженную помощь чехословацкому народу.

Во исполнение этих указаний народный комиссар обороны 21 сентября направил по прямому проводу Военному совету Киевского особого военного округа директиву{364}, в которой требовалось начать выдвижение к государственной границе крупных группировок войск: житомирской армейской группы, включавшей 8-й и 15-й стрелковые корпуса (7, 44, 45, 46, 60, 81 и 87-я стрелковые дивизии) и 2-й кавалерийский корпус (3, 5, 14-я кавалерийские дивизии), — в район Новоград-Волынский, Шепетовка; винницкой армейской группы в составе 17-го стрелкового корпуса (72, 96, 97-я стрелковые дивизии), 25-го танкового корпуса (4-я и 5-я танковые и 1-я мотострелковая бригады), двух отдельных танковых бригад и 4-го кавалерийского корпуса (9, 32, 34-я кавалерийские дивизии) — в район юго-западнее Троекурова (ныне Хмельнинкий){365}.

Для укомплектования стрелковых дивизий до штатов военного времени разрешалось призвать приписной состав из расчета по 8 тыс. человек на дивизию, а также мобилизовать лошадей для покрытия минимальной потребности боевых частей и подразделений дивизий в транспортных средствах. Полное боевое укомплектование должны были произвести все авиационные базы. Резервистов предполагалось перебрасывать из пунктов постоянной дислокации войск в районы сосредоточения своих дивизий по железной дороге, куда последние обязаны были, не ожидая призывников, выступить в составе, предусмотренном штатом мирного времени{366}.

Для прикрытия и поддержки войск каждой армейской группы привлекались три истребительных полка, три полка скоростных бомбардировщиков и один полк тяжелых бомбардировщиков. Истребительная авиация, действуя с передовых аэродромов, а бомбардировочная — с постоянных, для временной посадки должны были использовать аэродромы, расположенные вблизи государственной границы{367}.

Всю подготовку к действиям армейских групп приказывалось завершить к 23 сентября 1938 г. Утром 22 сентября командующий Киевским особым военным округом сообщил в Генеральный штаб, что к 4 часам утра директива наркома доведена до всех войск по пунктам, их касающимся, и они приступили к выдвижению в указанные районы сосредоточения{368}.

Специальная оперативная группа управления во главе с командующим войсками командармом 1 ранга С. К. Тимошенко переместилась из Киева в Проскуров, откуда была установлена двусторонняя связь с армейскими группами, штабом округа и Москвой. В целях обеспечения бесперебойной связи с Генеральным штабом в Проскуров была срочно направлена новейшая аппаратура и обслуживающий персонал.

Для участия в проводимых мероприятиях и усиления войск юго-западного направления Генеральный штаб отдал указание штабу авиационной армии, расположенной под Воронежем, о перебазировании ее боевых [105] сил в район Белая Церковь, Умань — на территорию Киевского особого военного округа, командование которого было поставлено об этом в известность и обязывалось принять все меры по обеспечению авиачастей и соединений горючим и боеприпасами{369}.

23 сентября нарком обороны и Генеральный штаб отдали дополнительную директиву о приведении в боевую готовность части войск Белорусского особого и вновь созданного Калининского военных округов, а также о выдвижении к государственной границе ряда их оперативных объединений. В Белорусском округе в боевую готовность были приведены две армейские группы: витебская, в которую входили полоцкая (4-й стрелковый корпус в составе 5-й, 50-й стрелковых дивизий и 18-й танковой бригады) и лепельская (27-я стрелковая, 24-я кавалерийская дивизии и 16-я танковая бригада) войсковые группы; бобруйская, включавшая 16-й стрелковый (2, 13, 100-я стрелковые дивизии и 21-я танковая бригада) и 5-й кавалерийский (4, 7, 36-я кавалерийские дивизии) корпуса.

Витебская армейская группа должна была одной своей частью сосредоточиться у границы северо-западнее Полоцка, другой — в районе Бегомль, Березино, западнее Лепеля: бобруйская получила задачу занять Минский укрепленный район и близлежащие пункты. Из Калининского военного округа к границе направлялась усиленная 67-я стрелковая дивизия{370}. Все перечисленные войска утром 24 сентября приступили к выполнению приказа.

Выделенная для прикрытия и поддержки войск истребительная авиация перебазировалась на передовые аэродромы у границы для действий на себежском, полоцком, минском и слуцком направлениях; скоростная бомбардировочная — в район Витебск, Орша. Тяжелая бомбардировочная авиация должна была совершать полеты с аэродромов постоянной дислокации.