УВЯЗКА АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ ПРОПАГАНДЫ СО ВСЕЙ РАБОТОЙ ПО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМУ СТРОИТЕЛЬСТВУ

Антирелигиозную пропаганду надо ставить как можно конкретнее, тесно увязывая ее со всем социалистическим строительством.

Успехи агрономии, широкое применение ее в крестьянских хозяйствах подрывают веру в то, что урожай зависит от воли божией. Многополье, вспашка на зябь, протравливание семян, обработка земли машинами, употребление химических удобрений и прочее – все это наглядный показ того, что бог тут ни при чем. Надо только, чтобы безбожники помогали- осмысливать антирелигиозное значение успехов агрономии. Борьба за повышение урожайности, которая во все хозяйства, самые отсталые даже, внесет новые приемы обработки земли, заставит отступить от дедовских традиций, создаст крайне благоприятную почву для антирелигиозной пропаганды. Надо только умело подойти к делу.

Точно также все большие и большие успехи электрификации, освещение крестьянских изб электричеством должны быть использованы для окончательного угробления Ильи-пророка. Каждая электрическая станция – очаг антирелигиозных настроений, богатейший материал для антирелигиозной пропаганды.

Индустриализация страны, машинизация сельского хозяйства, его рационализация – все это вырывает корни у обоготворения природы и стихийных сил.

Развитие советской медицины, устройство консультпунктов, амбулаторий, больниц, яслей, распространение сведений о гигиене – все это подрывает корни веры в силу молитвы за здравие, делает бессмысленным пожелание: «Дай бог тебе здоровья!» Только слабое проникновение медицины в деревню мешает изживанию веры в благодетельную силу всяких Пантелеймонов-целителей и самого господа бога.

Техника, агрономия, медицина революционизируют умы масс. Только медленный темп их развития, медленное проникновение их в деревню задерживают этот процесс.

Но корни религии лежат не только в непонимании стихийных сил природы, но еще в большей мере в непонимании общественных явлений. Война, революция, расшатывая старые, привычные устои, обнажая сущность общественных отношений, способствуют как нельзя более подрыву религии. Но, когда ослабевает напряженность настроений, вызванных войной и революцией, жизнь входит в свою колею, восстанавливаются старые, привычные отношения, начинают вновь расцветать и религиозные верования.

Характерно, что там, где, например, возникают коммуны, религия умирает, для нее не остается места. Коммуны – очаги распространения атеизма. Но коммун пока что лишь около двух тысяч. На громадном пространстве нашего Союза все еще царит мелкое крестьянское хозяйство. Местами благодаря разделам оно даже мельчает. Это хозяйство неизбежно родит психологию, ярко выраженную словами «каждый за себя, а бог за всех».

Старая официальная религия, «православная», здорово скомпрометирована прислужничеством старой, дореволюционной власти, но зато сектантство охватывает часто довольно широкие слои. Если главари сект – скрытые или более или менее выявляющие себя противники Советской власти, иногда даже контрреволюционно настроенные, то массы идут за ними главным образом потому, что у масс страшно возросли потребности в общении, в знании, в организации, а темп нашего развития слишком медлен. Между потребностями и их нормальным удовлетворением получились порядочно-таки раздвинувшиеся «ножницы».

Громадная тяга к общению, а помещений нет. Избы-читальни растут медленно, помещения у них убогие. Школы закрыли свои двери для собраний. Клубы не пускают нечленов союза. В чайные Домов крестьянина, в кооперативные столовые пролезла водка. Жить по-старому нельзя. У сектантов молельни – собирайся сколько хочешь, чистота, отсутствие пьянки, пение. И идут в сектантские молельни. Но, если и есть помещения для собраний, не всегда в наших клубах, избах-читальнях, Домах крестьянина приходящие видят к себе достаточно внимания, не всегда могут удовлетворить они свою потребность в общении, потребность как-то выявить себя. Пооколачивается-пооколачивается человек и уйдет в соседний трактир, где он не чувствует себя таким беспризорным. А у сектантов – внимание к каждому, заботливое охаживание каждого, умелая организация, вовлечение каждого в религиозный коллектив.

У масс громадная тяга к знанию. А ликбезы работают плоховато, книг нет. Сектанты же ставят самым широким образом индивидуальное, а кое-где и групповое обучение грамоте.

У нас не всякий может попасть в организацию, в профсоюз, в комсомол, в партию, в кооперацию: то стаж надо, то взнос, то сумму знаний и заслуги в прошлом... А в организацию тяга громадная. Массы смутно чувствуют то, что сказал Ильич: гвоздь строительства социализма – в организации. Сектанты организуют своих последователей очень умело. И растут сектантские общества. Нельзя медлить с темпом удовлетворения назревших потребностей масс.

Только придав всей работе громадный размах, организовав самодеятельность масс, можно справиться с растущим сектантством.

По мере удовлетворения потребностей масс, их поголовной организации вокруг Советов, организации в разных направлениях удастся сломить и сектантское движение. Конечно, изживание религиозных настроений будет происходить не стихийно, не само собой; тут нужна большая организационная работа, нужна антирелигиозная пропаганда, высвобождающая массы из темноты, из-под влияния духовенства.

1929 г.

ЗАДАЧИ АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ ПРОПАГАНДЫ (ИЗ ДОКЛАДА НА КУРСАХ-КОНФЕРЕНЦИИ АНТИРЕЛИГИОЗНИКОВ)

В настоящий момент вопрос об антирелигиозной пропаганде принял особо острые формы. Сейчас очень много и в печати говорится, и на практике делается для антирелигиозной пропаганды. Особенно важно обсудить все способы последней и посмотреть, как ее вести, чтобы не возбуждать религиозного фанатизма и чтобы она приносила возможно больше результатов.

Уже в своих первых произведениях Маркс и Энгельс писали о том, что религия только для богословов и попов остается вопросом «чистой» религии, что этот вопрос в современном обществе носит характер общественный, что взять религию отдельно, отделить ее от общественных движений, от ее роли в обществе было бы совершенно неправильно.

Надо несколько остановиться на составных частях религии.

Возьмем основной вопрос – о том представлении об окружающем мире, которое дает большинство религий. Возьмем хотя бы христианскую религию. Нечего и говорить о том, что в настоящее время всякая религия является полной противоположностью науке. Но если мы посмотрим на историю религий, то в свое время таких «ножниц» между наукой и религией не было. Когда-то наука совпадала с религией, и только по мере того, как наука отделилась от церкви и стала работать другими методами, другими способами, – только после этого получилась пропасть между религией и наукой. По мере того как эта пропасть возрастала, религиозные представления все больше и больше стали служить средством обмана. То, что думали люди науки, которые в то же время были и людьми религии, они несли в массы. Теперь даже сами представители религии совсем не верят в то, что Иисус Навин остановил солнце, и другим небылицам, имеющимся в библии. Но они говорят об этом массам. Теперь уже доказано, что эти взгляды противоречат науке, но при помощи их попы втирают очки массам.

Если мы посмотрим на Древний Египет, то там представители религии – жрецы – вели громаднейшие наблюдения метеорологического характера, знали, когда будет разлив рек, могли предсказывать это; в области медицины и ряда естественных наук они также стояли на высоте достижений того времени.

Теперь для каждого образованного человека ясно все то, что говорится представителями религии, но попы и сектанты продолжают массу уверять в своих рассказах о сотворении мира и т. п. Чем менее культурна масса, тем большую роль в ее сознании играет религиозное мировоззрение. Чем менее сознательна масса, тем больше умышленного обмана проводится в этой области. Если мы возьмем нашу страну, страну в культурном отношении отсталую, в особенности если возьмем национальные меньшинства, мы увидим, что в этой стране втирание очков массам еще очень распространено. Все эти сказки еще до сих пор не отжили. Вот здесь на всякого антирелигиозника ложится задача – ознакомить массу с тем, до чего додумалась современная наука в области естествознания. Тут важны не столько отвлеченные рассуждения, сколько важен показ. Поэтому особенно важны экскурсии естественноисторического характера в музеи, объяснения на живых фактах и т. д.

Мне приходилось в 90-х годах заниматься в вечерне-воскресной школе. Это было тогда, когда религия была у нас в полном расцвете, когда масса верила всерьез во все те побасенки, которые рассказываются в религиозных книгах. Это была большая школа в теперешнем Володарском районе в Ленинграде. Охватывала она около тысячи человек. Мы были под надзором полиции, вести антирелигиозную пропаганду так, как мы это делаем теперь, было невозможно. Но шпионы были глуповаты, и если не говорить: «Долой попов» и «Долой бога», – то можно было сделать очень многое.

Осталась у меня в памяти такая картинка.

Приходил в народную библиотеку, расположенную на той же улице, где была школа, один почтальон. Брал он постоянно Ветхий и Новый завет. Приходит он однажды в воскресенье и говорит: «Ходили мы в экскурсию, оказывается, гусеница под цвет листа окрашена. Как это ученые смогли подглядеть? Значит, ученые правду говорят, а если они тут правду говорят, значит, и правду говорят, что бога нет». Это кажется несколько наивной логикой, но для психологии человека, который был предубежден против всякой науки, считал ее выдумкой буржуазии, это показательно.

То, что многие считали науку выдумкой буржуазии, показывает и следующая сценка. На уроке географии говорю я о шарообразности Земли. Ученик мне все это очень подробно повторил, очень старался, а потом заявляет: «А только ничему я этому не верю. Это баре выдумали, чтобы нам голову морочить». Тут выяснилось, что рабочие смотрят на науку как на барскую выдумку, а на религию – как на нечто близкое массам. Мы потом привлекли к занятиям одного естественника, который умел очень хорошо разъяснять все вопросы в этой большой школе. Я помню, в малограмотной группе сидит ученик и пишет, а потом кладет перо и говорит: «Нет, подумайте, я из клеточек состою!» Ознакомление с этим фактом, очевидно, произвело целый переворот во всех его представлениях.

Опыт – и мой, и других работников – показывает, что нужно как можно конкретнее объяснять и показывать все на примерах. В этом отношении всякие музеи, вроде Тимирязевского, имеют громадное значение. Там на конкретных примерах легко объяснить явления природы, явления из области биологии. Важны технические музеи. Каждое завоевание техники является очень сильным орудием антирелигиозной пропаганды. Так, например, каждая электростанция является таким сильным орудием. Возможность пользоваться во время урока всеми современными достижениями очень многое дает для объяснения таких явлений, как гром, молния и т. д. В свое время, когда электричество не имело широкого распространения, это было трудно, на слово не верили, а теперь можно показать наглядно.

Но особенно легко разрушаются верования, когда наша пропаганда связывается с практическим делом. Сейчас ЦИК развивает кампанию по поднятию урожайности. Поскольку у нас в глухих уголках (в деревне, в культурно отсталых областях) будет проводиться эта кампания, надо поставить дело так, чтобы связать борьбу за урожайность с антирелигиозной пропагандой, надо показать, как благодаря протравленным семенам, лучшей вспашке и т. п. получается лучший урожай. Если это захватит массу, то и будет своеобразной антирелигиозной пропагандой. Вот два поля рядом – засеянные неочищенным и очищенным зерном. Разница в урожае на этих полях даст богатейший материал для антирелигиозной пропаганды.

Возьмем понижение смертности. Мы имеем громадное понижение смертности, например по Москве. Около этого факта можно развить очень показательную антирелигиозную пропаганду. Если вы возьмете фабрику текстилей, где работает много женщин, много старух, то там имеется много слоев, захваченных если не православием, то сектантством. Там важно показать, как детские сады, ясли и т. п. понижают смертность среди ребят. На таком конкретном примере особенно легко вести антирелигиозную пропаганду. Всякие ясли, детские сады в деревне являются тем опорным пунктом, вокруг которого антирелигиозник должен развивать свою пропаганду. Они показывают, что все зависит не от бога, а от количества научных знаний и умения их применять в жизни.

Но этот вопрос – вопрос о разоблачении неверных утверждений религии в области естествознания – разрешается сравнительно легко. Это линия наименьшего сопротивления. Повторяю, каждое завоевание техники льет воду на мельницу антирелигиозности. Но вот проводить антирелигиозную пропаганду в области обществоведения гораздо труднее. У нас слабо распространены знания по истории религий, у нас мало разобрано, как религия на протяжении веков являлась выразителем взглядов господствующих классов. Важно показать, как, сначала будучи религией более передовых классов, постепенно она вырождалась в религию господствующего класса. В популярных книгах у нас мало рассказано об истории религии. Ничего не говорится о том, что вначале, в первые века, христианство охватывало беднейшие классы, почему господствующие классы преследовали христианство, как постепенно оно перешло на службу князей, царей и господствующих классов. Нужно показать историю развития различных религий как общественных течений. Это чрезвычайно важный вопрос. Он очень мало обследован и вскрывается только отдельными, случайными кусочками, а нам очень важно показать это развитие именно во всей его последовательности.

Важно также показать, как в разных религиях и сектантских движениях отражались взгляды на общественное устройство. Возьмем, например, возникновение протестантской религии. Нам чрезвычайно важно показать причину ее возникновения, вскрыть классовую подготовку ее.

Я помню, что в гимназии (я училась в передовой гимназии, где учителя беседовали с нами на разные темы) дали написать сочинение о Лютере. Дали нам почитать книжку, и помню, что меня очень поразило, как это Лютер писал князьям, что надо крестьян расстреливать, как бешеных собак. Мне было тогда лет четырнадцать, никакого понятия об общественных науках у меня не было, но я написала, что это возмутительно, что Лютер писал недопустимые вещи. Я помню, что учитель мне это подчеркнул красным карандашом, а я не поняла почему. Позднее, когда я читала Энгельса «Крестьянская война в Германии», где он описывал, как Лютер помогал подавлять крестьянские восстания, стоял целиком на стороне князей, я вспомнила свою школьную учебу.

У нас в школьных программах история религий освещается очень слабо. Самое большое место в школьных программах занимает освещение современности, а история оттеснена на второй план и преподается настолько, насколько она дает понимание современной действительности. Это, конечно, верно: история нам нужна не как что-то самодовлеющее, а именно как средство для более глубокого понимания действительности, но вышло так, что мы ее слишком урезали. Мы даем ее только в старших классах второй ступени. Старая школьная история никуда не годилась – это была история царей. Настоящей истории, в широком размере, приспособленной для учебных целей, у нас нет. У нас история религий недостаточно популяризована. У нас, конечно, есть отдельные работы, освещающие, как тот или иной общественный строй отражается на религии – на христианской, на старой иудейской и т. д. На иудейской религии отражался патриархальный быт, на христианстве – позднейшая эпоха рабства и т. д. Мне кажется, что перед союзом безбожников стоит задача издавать широкую популярную историческую литературу, которая показывала бы, как в разные времена разные религиозные течения представляли идеологию различных .классов и как постепенно все они приспособлялись к идеологии господствующего класса.

В нашей повседневной агитации мы часто всё внимание уделяем тому, чтобы опровергать научно неверные утверждения религии в области естествознания. Но важно не только это: надо осветить роль православной религии как служанки самодержавия. Это очень хорошо воспринимается массами. Например, хорошо распространять открытки с попом, благословляющим казнь революционеров, показывать попа как прислужника помещиков, как фигуру, молящуюся за здравие царской фамилии, покрывающую своим авторитетом мировую войну.

Я помню, что, когда мы еще были за границей, через озеро переплыли два военнопленных из Германии с целью подучиться. Один из них был очень любопытный человек. Это крестьянин Воронежской губернии. Он был из старообрядцев, неграмотный, ибо дедушка его считал грамоту «дьявольским наваждением». В плену он работал в двенадцати различных немецких хозяйствах, видел, как там ни один гвоздик не пропадает даром. Потом он был во Франции. Когда он вернулся оттуда в 1919 г., его нельзя было узнать: бритый, во французской кепке. Владимир Ильич устроил его на завод работать, а сам он все время продолжал говорить о деревне. Спрашивает его Владимир Ильич, почему он в деревню не едет, а он говорит: «Жду, когда борода вырастет, а то дедушка и бабушка сердиться будут». А во Франции, когда с пленных потребовали какую-то подписку религиозного характера, он ее не дал. И вот интересно было слушать его рассказы, как война рвала привычные религиозные верования. Этот пленный рассказывал, как приехал священник и хотел в лагере военнопленных начать религиозную пропаганду. Все пленные закричали, зашумели, а один верующий – крестьянин – подошел, приложился к руке попа и говорит: «Уходите, батюшка, не место здесь вам». Попавши в самое пекло войны, крестьяне начали понимать, как не нужна религия. В прекрасном романе Барбюса «В огне» рассказано, как на двух сторонах фронта молятся о победе над врагом и летящие на аэроплане видят эти богослужения.

Мы этот опыт войны недостаточно используем, а в массе еще живы воспоминания о войне. Иногда едешь в поезде и слышишь, как кто-нибудь начинает рассказывать о своих переживаниях во время войны и его все внимательно слушают. Война оставила такой глубокий след, что и до сих пор все еще живут под впечатлением целого ряда переживаний того периода. Мы эти переживания часто не используем в достаточной мере в своей антирелигиозной пропаганде.

Мы вообще недостаточно используем недавнее прошлое. В массах еще жива, например, ненависть к помещикам и капиталистам, и показать наглядно, как религия была служанкой у помещиков и капиталистов, очень важно: это отталкивает массу от религии. Я получила к октябрьским торжествам письмишко из Тамбовской губернии. Пишет мне крестьянин: «Эх, не знали мы, что такое Октябрьская революция и что это за десятилетие Октября!» Есть у нас, оказывается, еще такие глухие уголки. «Мы бы тоже попраздновали, – пишет мой корреспондент, – не забыл я, как помещик свернул скулу моему отцу».

Надо обращать особенное внимание на общественную сторону, на то, что религия находится на службе у имущих классов. Надо рассказать историю христианства, почему вначале его преследовали, как потом господствующие классы сумели поставить эту религию на службу себе. Все это имеет громадное значение.

Я еще хочу остановиться на вопросе о том, как религия является организатором масс. Если мы всмотримся в деятельность католической церкви, различных сектантских обществ и т. п., то мы увидим, что религия часто является своеобразным бытовым «совнаркомом». Она обслуживает многие потребности масс. Так, например, вопросы здравоохранения. Если вы возьмете третью книгу библии, то там есть подробный рассказ, указывающий, что на третий день мяса нельзя уже есть; там же указано, как надо изолировать прокаженных; есть целый ряд указаний относительно женских болезней. Это целый медицинский справочник.

Возьмем старообрядчество. Оно особенно распространено в Центрально-Черноземной области – в Воронежской, Тамбовской и примыкающих губерниях. Эти губернии очень малокультурны и нищи. Там до сих пор продолжают есть из одной чашки, потому что купить посуду для них непосильно (между прочим, там очень распространен сифилис). А старообрядцы – это обычно более зажиточные крестьяне – едят каждый из особой посуды, они меньше заражаются и говорят, что это их бог благословляет. Получается какой-то своеобразный «Наркомздрав».

Я уже не говорю о том, что религия зачастую играет роль «наркомпроса». Каждая религия стремится устраивать школы для ребят, вводить преподавание религии, воспитывать ребят в своем духе. Воспитательная роль религии чрезвычайно велика. Конечно, она очень отрицательна, но известные функции она выполняет. Во Франции, например, приходилось наблюдать, как католическая церковь борется за воспитание ребят. Мы с Ильичей одно лето жили в небольшом приморском городишке. Хозяйка наша, француженка, прачка, была очень антирелигиозна. Бога ругала все время. У нее был сынишка, который ходил в светскую школу. И вот попы приходили просить, чтобы она отдала мальчика в их школу: обещали не только учебники, но и одежду и т. п. Она нам рассказывала: «Я их выгнала». Но не все так поступали. Я помню, один рабочий рассказывал, что жены у него нет, у него есть дочурка и он ее отдал в католическую школу, а по воскресеньям «дает ей антирелигиозную пропаганду»... заставляет ругать бога площадными словами.

Мы знаем, какую громадную роль играет искусство во всех религиях, особенно в католической. У нас была партийная школа под Парижем. Нанимали мы помещение у рабочего. Надо было видеть, в каких ужасных условиях эта семья жила! Хозяин – рабочий-кожевник, приходил страшно усталый; жена его также работала – приходящей уборщицей в близлежащем замке. Хозяйствовала их дочь, двенадцатилетняя девочка, очень жизнерадостная, – она ухаживала за своими братьями и сестренками, была вечно в работе. И отец, и его дочь – очень музыкальные, жили от воскресенья к воскресенью, когда можно пойти в церковь, где поют артисты и артистки, играет орган. Жизнь у них была серая, и искусство, даваемое в церкви, их захватывало.

Дальше я помню, что в Галиции из одной деревушки, расположенной далеко в горах, по воскресеньям шли в церковь. Я однажды спрашиваю крестьянку, зачем она в церковь так далеко ходит (попробовала вести «индивидуальную антирелигиозную пропаганду»). А она мне говорит: «Живешь в горах, людей не видишь, а в церковь пойдешь, там встретишь людей». Конечно, она не этими словами говорила, но смысл был таков. Затем, в католической религии не только пассивно слушают, но и активно проявляют себя: поют, становятся на колени и т. д.

Если возьмем сектантов, то там подпрыгивания, радения и т. п. дают возможность человеку малоразвитому, не умеющему словами выразить своих чувств, выражать их мимикой, прыганьем и т. п. Сектантство удовлетворяет и эту потребность.

Мы видим, какую громадную отрицательную роль играет религиозное искусство, но все-таки это – своеобразное «главискусство».

«Охрана труда». В Праге нельзя нанять домашнюю работницу иначе, как через монастырь. Сидит там монахиня – своеобразный «наркомтруд», – направляет на место и защищает интересы работниц. В давнишние времена еще моя приятельница, старая революционерка, разговорилась как-то летом в деревне с одним крестьянином, у которого покупала масло. Он ей рассказал, почему у них разные праздники, Параскева-пятница например. «Да если бы не было этого праздника, жен-шины все время пряли бы без отдыха, а так они хоть один день отдыхают». То же самое и летом: «Так бы и умер на пашне, а тут тебе какой-нибудь святой – и нельзя работать». Это – бытовой «наркомтруд», своеобразная «охрана труда».

Затем «социальное обеспечение». В Праге одна женщина нам говорила: «Вы говорите, ксёндзов не надо, а вот отцу выжгло на пожаре глаза – кто о нем позаботился? Ксёндз позаботился, а больше никто». Надо сказать, что католическое духовенство, располагая большими средствами, в отношении обеспечения сирот, стариков играет большую роль.

Возьмем такую вещь, как посты. Не говоря уже о том, что они регулировали питание, они были важны и с другой точки зрения. Нужно, чтобы к весне, самому трудному времени, какие-нибудь запасы накопились, и вот за великий пост накапливается масло и прочие продукты. Это накопление играло определенную экономическую роль.

Возьмем другие религии. Если поглубже исследовать ислам и другие религии, то вы в них найдете очень много бытовых вещей – и «наркомзем», и «юридическую помощь», и «ВСНХ», и т. п. Если нет учреждений, которые удовлетворяли бы нужды населения, религия приходит на помощь и выполняет различные функции, которые должны выполняться при нормальных условиях разными органами в государстве. Это имеет громадное значение. Во время Великой французской революции, когда массы выступали и играли активную роль в революционной борьбе, религия пала, массы от нее отшатнулись. Маркс указывает, что 1793–1799 гг. были периодом, когда религия во Франции была совсем почти сведена на нет. Если мы возьмем нашу революцию, например революционный подъем 1905 г., мы видим, что старая вера в массах значительно поколебалась. Еще больше это было заметно в 1917 г., когда религия пала чрезвычайно.

Но почему сейчас у нас опять религия оживает? Нужно прямо сказать, что есть определенные «ножницы» между потребностями, которые революция возбудила в населении, и удовлетворением их, которое идет гораздо медленнее, чем нужно. Возьмите культурный поход. Был громаднейший подъем в направлении ликвидации неграмотности. Наши политпросветинспектора с Урала и из Северо-Двинской губернии рассказывали, что у нас там нет достаточного количества ликпунктов, а сектанты ведут индивидуально-групповое обучение. У нас искусство только в больших театрах в городах имеется, а у них – массовое искусство. Понятно почему: мы не можем давать столько денег, сколько надо для обслуживания ликвидации неграмотности. Перед нами стоит громадная задача, которую диктует нам наше международное и внутреннее положение: индустриализация страны, перестройка сельского хозяйства на новых основах. Мы не можем жить дальше так, как до сих пор. Если у нас будет старое земледелие, на мелкобуржуазной основе, то это грозит нам тем, что наш темп социалистического развития задержится. Поэтому все средства приходится обращать на индустриализацию, на развитие сельского хозяйства. Поэтому нам приходится быть архиэкономными, и нужды культурные, социального обеспечения, народного образования и т. п. мы не можем удовлетворить – дать на них столько средств, сколько нужно было бы. Между тем переход к другим способам производства связан с различными осложнениями: растет безработица, в город нахлынула деревня, налицо много различных затруднений, – и мы пока при нашем состоянии промышленности и сельского хозяйства всех потребностей удовлетворить не можем. Такая заминка ведет к тому, что растет потребность в самоорганизации, с одной стороны, а с другой стороны – это ведет к тому, что враги Советской власти недостаточность нашего темпа стремятся использовать для развития религиозного движения, чтобы направить его против Советской власти.

В настоящее время религия, особенно сектантское движение, часто возглавляется «вожаками», которые руководятся другими побуждениями. Масса желает учиться; не может учиться на советском ликпункте – идет к сектантам, а «вожаки», «организаторы», хотят вооружить массу против Советской власти,

Надо уметь отделять «головку» от массы. Массу надо втягивать в советское строительство путем более широкого развертывания советских организаций. Тов. Ленин говорил, что советская организация должна охватить всех трудящихся. Это надо проводить через Советы. Сейчас происходят перевыборы Советов. Мы свою культработу с работой секций Советов до сих пор еще увязываем плоховато. Если секции будут глубже и шире развивать свою работу, это будет важным фактором в нашей антирелигиозной работе. Надо, чтобы антирелигиозники умели это использовать, умели показать, что «мы сами всё, без попов, построим своими руками», как писала одна малограмотная крестьянка к пятилетию со дня смерти Владимира Ильича.

Вот это «своими руками» надо сделать не отвлеченным лозунгом, а проводить в каждом деле, в каждой практической области работы и увязывать с этим всю антирелигиозную пропаганду, которую нам необходимо ставить как следует, увязывать ее с широкой организацией масс.

1929 г.