Женский путь в науку

Женское имя довольно трудно встретить среди всемирно известных культурологов. В силу различных причин занятие «большой» нау­кой остается уделом мужчин. Среди женщин немало ученых, иссле­дователей, педагогов, но их достижения и открытия редко приобре­тают всеобщее признание.

Возможно, это связано со многими повседневными заботами, эмо­циональным отношением к жизни, неуверенностью в собственных интеллектуальных возможностях. Почему так происходит — пред­мет особого изучения.

Тем интереснее судьба тех женщин, которые добились признания и славы в своей профессиональной деятельности.

Среди них Маргарет Мид (1901-1978) — выдающийся культуро­лог XX в. Наука, которой она посвятила свою жизнь, — этнология, культурная антропология, как ее называют в США. Круг изучаемых ею проблем был достаточно широким, а материалы длительных экспе­диций по изучениюкультур малочисленных народов внесли значи­тельный вклад в развитие этнографии, антропологии, культурологии.

Особенный интерес в ее работах представляют такие проблемы, как анализ семантики детства в разных культурах, семиотики дет­ского сознания и поведения. Это направление научных исследова­ний дало основание для разработки культурологии детства как спе­циальной отрасли научного знания.

Маргарет Мид привлекали также проблемы исторической измен­чивости образов детства в разных культурах, описание культурных ролей материнства иотцовства, значение пола и темперамента в сек­суальных отношениях мужчин и женщин.

Взаимодействие поколений составляет основу трансляции куль­турного наследия. Мид исследует процессы взросления в разных об­ществах, влияние сверстников и взрослых на молодежь.

В науке сформировалось направле­ние этнографии детства и этнопедаго-гики¹. Оно посвящено этническим осо­бенностям традиционных форм воспи­тания детей и подростков.

Культурология детства изучает суб­культуру детства в ее исторических и современных формах. Это позволяет выяснить специфику детства в разных культурах, изменение процессов социа­лизации и воспитания, стратификацию детских возрастных групп. Не­сомненный интерес представляет анализ ценностей детства, отно­шений родства и процесс взаимодействия поколений, социальных институтов детства, форм детского творчества, игр и развлечений, ^правовых норм и запретов, поощрений и наказаний, обучения и об­разования.

Очевидно, еще предстоит детальная разработка культурологии детства, которая основывается на исследованиях в области возраст­ной психологии, социальной психологии, этнологии и этнопедагоги-ки, но имеет самостоятельную сферу и научную ценность.

Именно поэтому столь интересны труды Маргарет Мид. Ее из­бранные произведения вошли в книгу «Культура и мир детства», опубликованную на русском языке в 1988 г. Послесловие написал известный ученый, профессор И. С. Кон.

Наряду с теоретическими работами в книге есть фотографии, по­зволяющие воспроизвести облик этой удивительной и талантливой женщины. Внимательные и добрые глаза, внутреннее спокойствие, интеллектуальная напряженность и наблюдательность, нарядное платье, прическа, колечко, удивительное обаяние доброжелательной улыбки, адресованной окружившим ее детям, — таковы лишь немно­гие, но очень нужные для понимания ее жизни черты.

Не менее интересны автобиографические заметки о ее становле­нии как культурантрополога, участника многих экспедиций. Они на­званы поэтично и загадочно: «Иней на цветущей ежевике». В них сразу ощущается «женское присутствие». Глубоко символично само название автобиографической книги: оно обозначает холодную по­ру поздней весны, когда цветет ежевика. Но мороз только усиливает жизнестойкость, без инея не завяжутся ягоды, поэтому он — пред­вестник обильного урожая.

¹ Этнография детства. М., 1983; Этнография детства. Выл. 2. М., 1988.

Маргарет Мид родилась в Филадельфии 19 декабря 1901 г. Она училась в женском Барнард-колледже, а затем в Колумбийском уни­верситете на антропологическом факультете. Ее учителями были крупнейшие американские этнографы: профессор Франц Боас, осно­ватель идекан этого факультета, специалист по языкам икультурам американских индейцев; Рут Бенедикт — этнопсихолог, известная работами о культуре и религии, участник ряда экспедиций. Мид была знакома с А. Кребером, директором Музея антропологии Ка­лифорнийского университета, автором ряда монографий о культуре, многими другими учеными. Она была самой юной участницей кон­гресса в Торонто в 1924 г., где слушала других, говоривших о «своем народе», и у нее возникла твердая решимость исследовать жизнь де­вушек-подростков на Самоа.

С этого и начинается ее творческая биография ученого-исследо­вателя. Мид вспоминает, что полученное образование привило чув­ство уважения к изучаемым народам: она никогда не отзывалась о них пренебрежительно и высокомерно.

Важным условием экспедиционной работы она считала усвоение местного языка, знание нравов, обычаев ипривычек жителей.Еже­дневно Мид брала уроки языка, семь часов тратила на заучивание словаря, а затем «испытывала» свой самоанский язык в общении с детьми. Она научилась есть местную пищу, исполнять сложные фор­мулы вежливости, распознавать растения для плетения циновок. Ре­зультатом этой почти годовой экспедиции стала книга «Взросление на Самоа».

После нескольких путешествий по Европе Мид получает работу помощника хранителя в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке.

К этому времени Мид уже была замужем имечтала иметь много детей:

Я всегда хотела приспособить мою профессиональную жизнь к обязанно­стям жены и матери¹.

Но судьба распорядилась иначе, и она в эти годы не могла испы­тать счастья материнства. Она расстается с мужем и через некоторое время вступает в брак с новозеландским антропологом, участником совместных экспедиций в Австралии. Но и этот союз не был проч­ным. Вскоре она увлекается своим английским коллегой, уезжает с ним в Индонезию на остров Бали, где ведет совместную исследова-

¹ Мид М. Культура и мир детства. М., 1988. С. 27.

тельскую работу, публикует книгу «Балийский характер». В 1939 г. у нее родилась дочь Мэри.

Маргарет Мид была увлекающейся, страстной, деятельной на­турой; для нее работа, наука, экспедиции, теоретические дискуссии составляли главное содержание жизни. В личных отношениях она особенно ценила интеллектуальное и эмоциональное партнерство, отсутствие напряжений и конфликтов, возможность заниматься лю­бимым делом, свободу в реализации планов.

Экспедиционная работа Мид требовала огромных жизненных сил и энергии. Бытовые трудности, отсутствие привычного комфорта, москиты, затяжные дожди или жара, приступы малярии, сложность взаимоотношений с местными жителями, ограниченность круга об­щения — все это создавало фон реальной жизни, без которого трудно понять ее переживания и трудности.

• Ее книги содержат поистине гигантский эмпирический материал: 25 тыс. фотографий, 35 тыс. детских рисунков, 7 тыс. метров кино­пленки, масса дневниковых записей. Все это требовало организован­ности, внутренней дисциплины, четкости. Она настолько хорошо вла­дела собранным материалом, что по одной детали на снимке могла воспроизвести всю картину.

Мид была необычайно талантливым, трудолюбивым ученым. Ею опубликовано свыше 25 книг, сотни научных и публицистических статей. Тираж первой книги «Взросление на Самоа» (1928) превы­сил два миллиона экземпляров, и она переведена на 17 языков мира.

Популярность книг Мид определяется интересом к другим куль­турам, возможностью глубже понять их образ жизни, проникнуть в тайны детства, отцовства и материнства, представить мир эмоцио­нальных переживаний.

Мид обладала «легким пером», живостью и образностью языка, избегала внешних признаков научности. Чтение ее книг напоминает путешествие в далекие края и вызывает горячее желание увидеть все своими глазами.

В научной биографии ученых редко бывает так, чтобы первая книга принесла успех и признание специалистов. Труд Мид назвали выдающимся достижением, первоклассным образцом описательной антропологии такие ученые, как Б. Рассел, Л. Уайт, Ф. Боас, Р. Бене­дикт и др.

Мид гордилась этой книгой, со временем не считала ее устарев­шей, не переделывала, лишь писала новые предисловия, ибо невоз­можно было дать более правдивую картину того, что уже прошло.

И еще одна любопытная деталь. В 1956 г., спустя почти 25 лет после выхода книги, в американском журнале была опубликована забавная карикатура со словами: «Молодые люди, вы достигли возраста, когда вам пора узнать обряды и ритуалы, обычаи и табу нашего острова. Но вместо того, чтобы подробно рассказывать о них, я хочу просто каждо­му из вас подарить по экземпляру прекрасной книги Маргарет Мид».

В 1930 г. выходит новая книга «Как растут на Новой Гвинее» с подзаголовком «Сравнительное исследование примитивного воспи­тания», в которой рассматриваются мир ребенка, особенности воспи­тания в раннем детстве, ритуалы и обычаи семейной жизни. Особую роль в развитии воображения у детей играют взрослые, рассказы­вающие сказки, дающие навыки рисования, пения, танца.

В 1935 г. была опубликована книга «Пол и темперамент в трех примитивных обществах» по материалам изучения папуасских пле­мен. Об этой книге было немало споров, и сама Мид назвала ее «са­мой непонятной». Ее интересовали не биологические различия между мужчиной и женщиной, а те культурные стереотипы маскулинности (мужественности) и феминности (женственности), которые возни­кают под влиянием социальных условий, особенно в раннем детстве. Различия между полами порождены культурой и передаются через поколения. В отношениях к семье и детям данные стереотипы обна­руживаются особенно четко: в одних культурах и мужчины и жен­щины действуют мягко, отзывчиво; в других — оба пола ведут себя «по-мужски»: агрессивно, напористо, инициативно; в третьих — муж­чины коварны, кокетливы, завивают волосы и ходят за покупками, а женщины энергичны и не заботятся об украшениях. Некоторые вы­воды оказались дискуссионными. Но заслуга Мид заключалась как в постановке научной проблемы, так и в проведении исследования.

В 1937 г. под ее редакцией опубликован труд «Кооперация и кон­куренция среди примитивных народов», где сравниваются различ­ные формы хозяйственной деятельности и социального поведения, а также способы приучения детей к труду у малочисленных народов.

В 1949 г. выходит книга «Мужчина и женщина: изучение полов в изменяющемся мире». Мид вновь обращается к проблеме куль­турных различий между полами, социальной роли отцовства и мате­ринства, запрета на инцест. Она исследует ситуации соперничества, системы табу, способы защиты достоинства, стереотипы поведения мужчин и женщин в разных культурах.

Эту тему она продолжает в статье, опубликованной в 1961 г., — «Культурные детерминанты сексуального поведения».

В 1955 г. Мид (совместно с М. Вольфенстайн) выступает состави­телем сборника «Детство в современных культурах», который пред­ставляет собой фундаментальный труд по культурологии детства. В это же время публикуется серия ее статей о национальном харак­тере, этнической психологии.

Особое внимание она уделяет проблеме трансляции культур, про­цессу взаимоотношения поколений на разных исторических этапах. Этому посвящена ее теоретическая книга «Преемственность в эво­люции культуры» (1964). Мид волнуют проблемы молодежи, осо­бенно обострившиеся в США, Франции, Англии в период 1970-х гг.

В 1970 г. она издает книгу «Культура и преемственность. Изуче­ние конфликта поколений», которая быстро стала бестселлером, пе­реводилась на многие языки мира.

Маргарет Мид была известным общественным деятелем, прези­дентом Американской антропологической ассоциации; возглавля­ла Всемирную федерацию психического здоровья, Общество по ис­следованию общих систем, Всемирное общество экистики (науки о человеческих поселениях), Американскую ассоциацию содействия прогрессу науки.

Она была удостоена множества почетных званий и наград. В 1949 г. американские издатели назвали ее Выдающейся Женщиной Года в области науки, в 1956 г. — Выдающейся Женщиной XX столетия.

Ее отличали страстность, энергетизм, трудолюбие, обаяние, при­влекательность, широта эрудиции и глубокий профессионализм. «Я ожидаю смерти, но не собираюсь уходить в отставку», — говорила Маргарет Мид.

Она умерла 15 ноября 1978 г. за работой. Такова судьба этой уди­вительно талантливой женщины.

Мир детства в контексте культуры

Но вернемся теперь к судьбе ее идей, очертим контуры ее культуро­логической концепции. Именно культура является главным факто­ром в исследовании детства, половых различий, преемственности по­колений. Маргарет Мид внесла значительный вклад в развитие куль­турологии.

Ц- Во-первых, она исследовала детство не только как возрастную фазу в развитии личности, но определила его как соииокультурный фено­мен. Проанализировала этнические особенности отношения к детству у разных народов. Выяснила связи детства с семьей и другими родст-

венниками; ролевые функции материнства и отцовства; значение це­ремоний, ритуалов, обычаев и обрядов в процессе взросления; норма­тивный идеал детства в культуре и формы отклонений от него; поощре­ния и санкции, применяемые к детям в различных культурах; роль со­вместного труда в воспитании детей; значение искусства в духовном развитии детей.

Во-вторых, она изучала половую стратификацию, социокультур­ные роли, стереотипы сознания и поведения мужчин и женщин, образы маскулинности и феминности в различных культурах; связь пола и тем­перамента; символику и семантику сексуальных отношений; обряды и ритуалы полового взросления; запреты, оценки и предписания в сек­суальной культуре разных народов.

В-третьих, Мид исследовала преемственность поколений как про­цесс трансляции культурного наследия; раскрыла особенности взаимо­действия поколений в разных культурах; описала ситуацию конфликта поколений; влияние предков, родственников и сверстников на поведе­ние молодежи; выявила тенденции в развитии молодежного сознания середины XX в.

В-четвертых, она сосредоточила внимание ученых на изучении вклада отдельной личности в эволюцию культуры, а не только эпох, по­колений и отдельных групп. «Мы в состоянии, — писала Мид, — понять и вклад человека, такого, как он есть и каким он может стать, в культу­ру, в которой он должен жить»¹.

В-пятых, она разработала целую систему методов, позволяющих с достаточной надежностью и достоверностью исследовать формы и виды социокультурной деятельности разных народов. Используя раз­личные методы фиксации наблюдений, обработки полученных мате­риалов, Мид подчеркивала значение понимания других культур, со­переживания и сочувствия, столь необходимых для исследователя. По­этому ее описания всегда ярки, впечатления тонки и читаются с боль­шим интересом.

Она избирает для изучения так называемые «примитивные» на­роды, но это слово неточно переводится на русский язык. Их культу­ра вовсе не отличаются простотой, как это принято считать. Более того, мир этих культур достаточно сложен, требует больших усилий в процессе познания. В действительности их отличает устная тради­ция в передаче культуры, изоляция от жизни больших цивилизаций, иные формы социальной организации. Мид исследует культуру жи­телей островов Самоа и Новой Гвинеи, где сохранился традицион­ный образ жизни народов.

«Каждый примитивный народ, — отмечала Мид, — избрал для себя одну совокупность человеческих способностей, одну совокупность человече-

Мид М. Культура и мир детства. С. 377.

ских ценностей и перекроил их по себе в искусстве, социальной организа­ции, религии. В этом и состоит уникальность его вклада в историю чело­веческого духа»¹.

Для эмпирических наблюдений такие сообщества интересны тем, что дают возможность выделить наиболее значимые факторы и опи­сать их достаточно полно. Однако, как отмечает Мид, полученное зна­ние ценно тем, что позволяет обновить и сделать более живыми наши самопознание и самокритику, помогает по-новому оценить и даже пе­рестроить то воспитание, которое мы даем нашим детям. Многие зна­ния о растениях, навыки плетения корзин, приготовления экзотиче­ских местных блюд необходимы для развития прикладного искусства. Главным стержнем интересов Мид было изучение детства в раз­личных культурах как всеобщей стадии развития человека. Детство привлекает внимание психологов и педагогов, социологов и этноло-■ гов, писателей и художников. При всем многообразии подходов дет­ство по-прежнему загадочно, таинственно, непредсказуемо. Можно собрать данные о тысячах детей в собственной культуре, и они мо­гут быть достоверными, но эти же выводы для других культур ока­зываются несостоятельными, ибо культурная предыстория детства будет иной.

Обычаи и нравы, верования, страхи, неприязнь, восторги, запре­ты и наказания, поощрения и обязанности, ценности и знания тесно связаны с нормами культуры.

«Религиозные представления, сексуальные привычки, методы воспита­ния дисциплины, общественные цели всех тех, кто составляет семью ре­бенка, могут быть выведены из анализа самой культуры», — пишет Мид².

Социальное и культурное окружение оказывают преимуществен­ное влияние на характер и образы детства. Такой подход является культурологическим.

Мид научно обосновывает культурологию детства. Она избегает абстрактных теоретических построений и опирается на эмпириче­скую базу этнологических исследований в традиционных культурах в работах «Взросление на Самоа», «Как растут на Новой Гвинее», «Горные арапеши» (главы из книги «Пол и темперамент в трех при­митивных обществах»).

Традиционные общества, отмечает Мид, обладают рядом преиму­ществ.

¹ Мид М. Культура и мир детства. С. 95.

² Там же. С. 227.

Во-первых, исследователю они дают возможность выявить кон­трасты с нашим собственным социальным окружением и под­тверждают ту мысль, что поведение не является врожденным, а зависит от культуры.

Во-вторых, они представляют однородную, легко осваиваемую социальную среду, на фоне которой можно изучать развитие лич­ности.

В-третьих, архаические структуры приобщения детей к культуре обладают высокой степенью устойчивости и выживаемости, про­никают в культурные пласты современного общества, по-прежне­му действенны в процессах социализации и воспитания новых поколений. Они могут удерживаться в подсознании, влиять на оценку поведения, хотя некоторые из них существуют лишь как реликтовые образования. Проницаемость культуры, ее пористая структура выносит из глубинных слоев на поверхность прошлые нормы отношений, несколько видоизменяя их черты и значения. Вне этих структур многое трудно понять в сознании и поведении современного человека.

В-четвертых, исследования Мид представляют интерес для реше­ния актуальных педагогических проблем американского общест­ва XX в., которым она посвящает главу своего труда — «Наши пе­дагогические проблемы в свете самоанских антитез». В-пятых, быстро идущий процесс социальных контактов, натиск индустриальной цивилизации ведут к почти полному исчезнове­нию сравнительно изолированных обществ. Но сейчас есть еще возможность зафиксировать эти культуры, описать их самобыт­ность. Они могут послужить драгоценным материалом для пони­мания истории культуры.

В-шестых, исследование традиционных культур дает возмож­ность поставить естественный эксперимент для проверки ряда гипотез. Например, верно ли, что процесс взросления неизбежно сопровождается спазматическим, эмоционально отягченным раз­витием, пробуждением религиозного чувства, расцветом идеализ­ма, большой жаждой самоутверждения перед лицом авторитета? Является ли юность неизбежным периодом умственного и эмо­ционального дискомфорта? Обязательно ли юность связана с конфликтами и стрессами, сопровождающими перемены в физи­ческом развитии? Эти и другие проблемы можно было экспери­ментально проверить при изучении традиционных культур.

12 Зак. 1050

Почти в течение года Мид исследовала данные проблемы, изучая образ жизни и ценности сознания и поведения самоанских девушек. Она пришла к выводу, что сам по себе факт физического взросления не ведет к конфликтам и стрессам. Следовательно, источником кон­фликтных ситуаций может быть только социальная и культурная среда. Желая прояснить эту проблему, Мид ставит такой вопрос: что же тогда есть на Самоа, чего нет в Америке, и что есть в Америке, че­го нет на Самоа?

Конечно, сам по себе такой вопрос многопланов, и, отвечая на не­го, можно подвергнуться риску многочисленных ошибок и заблуж­дений. Но если его несколько сузить, то можно высказать ряд поло­жений. В этом и заключается метод сравнительного анализа культур. Проследим за мыслью и аргументами Мид. Возможно, что некото­рые выводы представляют интерес для стратегии воспитания детей, предотвращения чрезмерных психологических нагрузок. Итак, для традиционных культур характерно следующее.

1. Общий стихийный характер жизни, где ни бедность, ни крупные несчастья не угрожают людям, где никто не страдает за свои убеж­дения и не бьется насмерть во имя целей. В личных отношениях отсутствуют сильные привязанности и переживания. Здесь сдер­живают развитие детей, одаренных не по возрасту, чтобы другие могли сравняться с ними. Одна из норм гласит: не привязывай­ся очень сильно к одному человеку, не связывай очень больших ожиданий ни с одним из родственников. Общество благосклонно к тем, кто хорошо усваивает урок стихийной жизни, и сурово к тем, кто не усвоил. Такие установки, как замечает Мид, не очень-то поощряют таланты, но и не стимулируют соперничество:

Вот почему в перечень факторов, объясняющих наши различия, мы долж­ны поставить отсутствие глубоких чувств, которое здесь культивируется как жизненная привычка, до тех пор пока оно не превратится в самую сердцевину всех их жизненных установок¹.

2. Сокращенная почти до минимума возможность выбора, дозволен­ного каждому индивидууму. Там одна совокупность богов, один обязательный ритуал; кодекс половых отношений тоже достаточ­но определен. В решении обычных житейских проблем подрост­ки не испытывают этических затруднений, их поведение согла­совано с нормами общины. Американские дети сталкиваются с множеством групп, предлагающих различные и противоречивые

¹ Мид М. Культура и мир детства. С. 150.

стандарты поведения. Они постоянно ставят молодого человека в ситуацию выбора, определения собственных предпочтений и возможных конфликтов с родителями, друзьями, обществом.

3. В традиционном обществе более высокая степень адаптации под­ростков к жизни, отсутствие неврозов, столь распространенных среди американской молодежи. Это обстоятельство объясняет­ся тем, что в раннем окружении самоанского ребенка имеются факторы, особо благоприятствующие развитию нервной устойчи­вости.

Среди них домашнее воспитание, мягкое обращение, лучшая подготовка к встрече с предстоящими жизненными трудностями. Это говорит о громадном значении среды, в которой ребенок нахо­дится в первые годы своей жизни. Плохой старт, страхи, комплек­сы, детские психические травмы приводят к серьезным наруше­ниям и трудностям в последующие годы. Чем острее и мучитель­нее требования, предъявляемые к личности, тем больше неврозов, делает вывод Мид.

4. Отсутствие различий в ситуации непосредственного семейного окружения, которое самым сильным образом действует на созна­ние. В доме много детей, и с каждым из них обращаются одинако­во. Здесь мало детей, подавленных своей ответственностью, ко­мандующих другими, подчеркивающих свое превосходство. Нет и изолированных, одиноких, обреченных на общение только со взрослыми, лишенных товарищеских контактов.

Никто не балует и не портит ребенка, не подавляет его волю. Кро­ме детей, в доме пять-шесть взрослых мужчин и женщин, каждый из которых заботится о них и является авторитетом. Образ заботливой и нежной матери или вызывающего восхищение отца, столь важный фактор в эмоциональном развитии человека, составлен из представ­лений о многочисленной родне, которая проявляет к нему самые до­брые отношения, у которой он может получить приют и поддержку. Но при этом существует жесткий запрет на возможность любовных связей между родственниками. Они могут быть друзьями, но нико­гда — любовниками".

Всякие личные влечения или чувство духовной близости, испытываемое к родственнику противоположного пола, должны быть с презрением от­брошены¹.

¹ Там же. С. 157.

Самоанская девушка не испытала счастья романтической любви, но и не страдала, как старая дева или как разочарованная жена от бра­ка, который не соответствовал ее запросам. Воспитание основывает­ся на возрастной и половой сегрегации, когда девочки и мальчики существуют раздельно, имеют разный круг обязанностей, обучаются различным навыкам. Их воспитывает не отдельное лицо, а множест­во родственников в соответствии с общепринятыми стандартами.

Такие отношения уменьшают значимость эмоциональных связей между родителями и детьми, столь привычных в американских семь­ях, которые приводят к длительной зависимости, инфантильности, препятствуя детям делать самостоятельный выбор жизненного пути.

«Мы выработали, — отмечает Мид, — форму семейной организации, ко­торая часто калечит нашу эмоциональную жизнь и препятствует разви­тию очень многих способностей личности, развитию, ищущему собствен­ных путей»¹.

Не принимая полностью многие особенности воспитания на Са­моа, следует отметить, что некоторые нормы могли бы уменьшить недостатки воспитания в цивилизованном обществе.

Мид обращает внимание на проблемы подготовки детей к сексу­альным отношениям, рождению и смерти человека. Эти события вос­принимаются как естественная и неизбежная участь каждого и потому лишены трагизма, необычности, болезненной фантазии. Стремление уберечь детей от присутствия при похоронах близких кажется им столь же неестественным, как не позволять им видеть, как другие едят или спят. Обыденность этих событий в жизни людей оберегает ребенка от потрясения, вовлекает в атмосферу общего переживания.

В отношении к детям Мид отмечает наличие общей педагогиче­ской максимы, которая требует снисходительно относиться к медли­тельным, неуклюжим и неспособным детям. В самоанской культуре не подхлестывают неспособных, не задают им темпа, заставляющего их капитулировать перед трудностями.

Такая педагогическая установка, несомненно, затушевывает ин­дивидуальные различия, но при этом сводит к минимуму ревность, соперничество, соревнование, столь распространенные в американ­ском обществе. Такой подход имеет и иные последствия. Мид счита­ет, что чем дольше держат ребенка в подчиненном, несамостоятель­ном положении, тем меньше у него шансов стать мятежным «элемен­том», ибо таким образом создается прочный консервативный костяк

¹ Мид М. Культура и мир детства. С. 159.

данного общества. Но эта же политика приводит к уменьшению роли способных, оригинально мыслящих детей. Это приводит к негатив­ному отношению к новшествам, тормозит развитие культуры.

Обращаясь к педагогической практике США, Мид выделяет два типа решения проблем одаренных детей.

Первый близок к самоанскому, он предполагает достаточно дли­тельное обучение, когда все учащиеся одинаково овладевают знания­ми. Такая система преднамеренно сдерживает развитие способных, они страдают над невыносимо скучными задачами до тех пор, пока им не посчастливится найти отдушину для их умственной энергии.

Второй тип оказывает предпочтение экстерну, поощряя «перепры­гивание» ребенка через классы, стимулируя его способности, под­держивая индивидуализированное обучение. Но при этом могут воз­никать психологические проблемы, связанные с отрывом от группы сверстников.

Особое внимание уделяет Мид отношению к труду и играм в жиз­ни детей. Уже с 4-5 лет дети имеют семейные обязанности по уходу за младшими, выполняют немало работ, полезных и необходимых для всей семьи. Взрослые дают те поручения, которые требуют вни­мания и ответственности. В американской семье дети не чувству­ют, что их деятельность близка миру взрослых. Их участие в труде осуществляется в игровой форме (игрушечные сервизы, одежда для кукол, автомобили и т. д.), а индивидуальное домашнее хозяйство лишилось многих своих прежних функций. Так появляется набор ложных категорий: работа — для взрослых, игра — для удовольствия детей, а школа — совершенно необъяснимая неприятность, за кото­рую можно получить какие-то компенсации. Отсюда возникновение отрицательных установок: апатия к школе, страх перед работой, от­ношение к игре как к детскому занятию.

Иное на Самоа. Работа — необходимая обязанность всех членов общины, вплоть до маленьких. Для каждого человека она длится все время, никто от нее не освобожден. Нет различий между работой, ко­торую необходимо делать, но нельзя любить, и игрой, доставляющей только удовольствия. Работа не является лишь делом взрослых, а иг­ра — предназначением для детей.

Завершая сравнительно-историческое описание отношения к де­тям в двух культурах, Мид делает такой вывод:

Безотносительно к тому, одобряем или не одобряем мы способы решения человеческих проблем, предлагаемых другими народами, наше отноше­ние к собственным трудностям должно значительно обогатиться и углу-

биться сопоставлением их с теми же самыми решениями у других. Наши собственные методы плод долгой и бурной истории. На фоне других ци­вилизаций они будут выглядеть рельефнее, и, спокойно оценив их, мы не побоимся найти и их недостатки¹.

Такой подход значительно сближает исследование разных куль­тур с современностью, лишает прошлое архаичности и позволяет вы­делять в нем немало разумных, но утраченных знаний.

Эти хрупкие, но весьма устойчивые культуры до сих пор сохра­нились на островах Тихого океана, в африканских джунглях, азиат­ских пустынях, сибирской тайге, полярной тундре. Везде живут лю­ди, они трудятся, воспитывают детей, и даже когда к ним приходят новые формы цивилизации, семейные отношения во многом остают­ся традиционными. Суровая дисциплина в соединении с постоянной заботой о детях лежит в основе воспитания. И это равным образом противоречит как теории, согласно которой ребенка надо защищать "и укрывать от жизни, так и иной концепции, предлагающей бросить его на произвол, предоставив ему «выплыть или утонуть».

Воспитание в традиционном обществе показывает огромные воз­можности выживания и адаптации детей, развития человеческой вы­носливости, координации движений, смекалки, трудовых навыков, бережливого отношения к вещам, уважения к старшим. Приобрете­ние всех форм культурного поведения стоило немалых усилий в ис­тории народов, в них заключен богатый и многократно отобранный поколениями опыт жизни, поэтому так важно его бережное сохране­ние и так бесценна утрата.

«Только вместе люди могут быть людьми, их человечность зависит не от индивидуального инстинкта, а от традиционной мудрости их общест­ва», — пишет Мид².

Придавая большое значение семейному воспитанию детей, она анализирует культурные роли материнства и отцовства. Материн­ская забота и привязанность к ребенку глубоко заложены в биологи­ческой природе женщин, хотя социальные установки могут искажать материнские чувства, приводить к различным нарушениям в созна­нии и поведении.

Отцовство у человека — социальное изобретение.

«Мужчинам нужно прививать желание обеспечивать других, и это пове­дение, будучи результатом научения, а не врожденным, остается весьма

¹ Мид М. Культура и мир детства. С. 171.

² Там же. С. 310.

хрупким и может довольно легко исчезнуть при социальных условиях, которые не способствуют его сохранению», — отмечает Мид¹.

На биологическую принадлежность к мужскому полу накладыва­ется «наученная родительская роль». Периоды социальных потрясе­ний — войны, революции, голод, эпидемии — нарушают семейную традицию, мужчины теряют ясность ориентации, обнаруживают не­достаток отцовской ответственности. Такой же вред наносили семье различные социальные эксперименты, когда заботы о детях полно­стью принимало на себя государство. Это приводило к ослаблению семейных связей, искажению воспитания.

В современном обществе воспитание детей стало преимуществен­но женским делом. Это нарушает необходимую связь в отношениях детей и родителей, особенно если речь идет о воспитании мальчи­ков. Как бы ни была близка мать, она не является моделью мужско­го поведения и образа жизни. Более того, слишком сильная при­вязанность к матери может затормозить эмоциональное развитие юноши, а если он отождествит себя с нею, то это может привести к нарушениям и расстройствам как психологического, так и сексуаль­ного плана.

Дети, воспитанные в антагонизме к отцу и в зависимости от мате­ри, в будущем бывают плохо приспособленными к семейной жизни, мало заботятся о собственных детях. Живое ощущение отцовской личности, разделение с отцом семейных обязанностей, тревог, радо­стей — лучший способ воспитания в мальчиках мужских качеств.

Модели исторической преемственности культур

Исследование культуры в традиционных обществах позволило Мид внести свой вклад в изучение процесса исторической преемственно­сти. В 1964 г. выходит ее книга «Преемственность в эволюции куль­туры», где она предлагает типологию культур в зависимости от ха­рактера взаимодействия поколений и отношения к нововведениям. В русском переводе эти идеи содержатся в книге «Культура и мир детства» в главе «Культура и преемственность. Исследование кон­фликта поколений»².

Мид считает, что в истории складывались три типа культур:

1) постфигуративная, когда дети учатся у предков;

¹ Там же. С. 315.

² Там же. С. 322-361.

2) кофигуративная, когда и дети, и взрослые учатся у сверстников;

3) префигуративная, когда взрослые учатся у своих детей.

Первый тип присущ традиционным обществам и достаточно изо­лированным религиозным или идеологическим общностям, власть в которых основана на прошлом опыте старшего поколения.

Второй тип получил распространение в цивилизациях, разрабо­тавших процедуры внедрения новшеств.

Третий тип характерен для современного этапа истории.

Как и всякая типология, такое деление достаточно условно, в од­но и то же время могут сосуществовать все три типа культур. Но предложенный Мид подход дает возможность представить процесс взаимодействия поколений более обстоятельно, увидеть точки кон­фликтов, найти пути их разрешения. Проследим за характерными признаками, которыми Мид наделяет эти культуры. . Постфигуративнаякультура отличается медленными и незамет­ными изменениями, прошлое взрослых становится будущим для каж­дого нового поколения. Детям предстоят те же события и испытания, которые выпали на долю их предков. Прошлое — это схема будуще­го. Только воздействие природной катастрофы или внезапного ино­земного вторжения может изменить эту схему.

Преемственность в культуре зависит от одновременного прожи­вания по крайней мере трех поколений. Старшие владеют необходи­мыми навыками и знаниями, которые дети беспрекословно воспро­изводят без тени сомнения в их важности и полезности. Для сохра­нения культуры старики являются источником мудрости, служат законченным образцом жизни как она есть, воплощая в себе культу­ру народа.

Для постфигуративной культуры характерна зависимость от стар­ших поколений. Подлинность культуры опирается на авторитет ге­неалогии, прослеживающей ее идентичность вплоть до эпохи мифо­логических предков. Так сохраняется чувство самобытности народа, своеобразие его культуры. Даже в условиях контактов, миграции на­роды длительное время удерживают традиционную культуру в язы­ке, способах воспитания детей, поощрениях и наказаниях, мимике ижестах, кулинарных рецептах и ритуалах.

При перемещении в иные страны создается система «параллель­ных значений», когда говорят на новом языке, пользуясь синтакси­сом старого, или обживают новое жилище, но обставляют и украша­ют его как прежде. Это весьма распространенный тип адаптации иммигрантов, попавших в чужое общество. Целостность их внутрен-

него мира не меняется, ибо отличается особой прочностью. На этом механизме основана культурная устойчивость любой диаспоры.

Со временем связи между поколениями могут слабеть, и прежняя культура вытесняется новыми привычками и ценностями. Последст­вия контактов разных культур называют аккультурацией.Ядро культуры, образующее ее самобытность, передается последующим поколениям, сохраняется в национальном характере. Его роль уси­ливается, когда народ испытывает угрозу изгнания, страдает от угне­тения, завоевания, притеснения.

«Устойчивое, не допускающее сомнения чувство своей особенности, со­знание правильности любого аспекта жизни, характерное для постфигу­ративных культур, может проявиться и может быть восстановлено на лю­бом уровне культуры любой сложности», — делает вывод Мид¹.

Эмигранты, переселившиеся в другую страну, сохраняя старый образ жизни, навыки, искусство, язык, предписания и нормы обще­ния, продолжают жить в своей культуре. Это касается также чувства собственной индивидуальности, которое остается неизменным в си­туации длительных, хотя и поверхностных, контактов.

Иное положение возникает, когда все три поколения перемеща­ются в иную среду, где все не так, как было прежде. Тогда в памяти сохраняются воспоминания о былой жизни, они могут быть как вос­торженными, так и негативными. Если воспоминания старших «слиш­ком восторженны», они вызывают раздражение у внуков. «Прошлое величие — плохая компенсация за пустую кастрюлю, и оно никак не мешает разгуливать современным сквознякам», — отмечает Мид².

Дети тоже осваивают представления о жизни «здесь» и «там», ино­гда прошлое им кажется заманчивым, но чаще всего эта связь времен постепенно утрачивается. Они отвыкают от жизненных привычек про­шлого, забывают язык, позволяют «умереть» голосам прежней ду­ховности, осваивают новые стандарты жизни.

Угасание старой культуры происходит повсюду в мире. Осколки навыков и умений, реликты родственных кланов, сказки и легенды, мифы и танцы, рукоделие и кулинария — все это, как правило, лишь фрагменты некогда цельной культуры предков.

Постфигуративная культура остается в виде бессознательных ре­акций и проявляется в предпочтениях, оказываемых некоторым лю­дям и животным, в тонкости отношений между мужчиной иженщи-

¹ Мид М. Культура и мир детства. С. 377. Там же. С. 338.

ной, в привычке ложиться спать и вставать, в способах сберегать и тратить деньги, в переживании удовольствий или страданий.

Все это составляет разветвленную структуру поведения, унасле­дованную человеком той или иной культуры. Ребенок, вырастая, пе­ренимает их без тени сомнения. Все эти и многие другие стандарты поведения обладают внутренней согласованностью, универсальны и действуют почти бессознательно. Безусловное подчинение традици­ям предков и отсутствие сомнений в их правильности определяют устойчивость архаичных культур. Они не поддаются атакам анали­тического мышления, научного обоснования и рационализации и по­тому довольно быстро восстанавливаются в культурах.

Задача понимания другой культуры во всей ее целостности, са­мых глубинных механизмов эмоций, тонких отличий в значении поз и жестов должна стать предметом культурологического анализа. i Постфигуративный тип культуры, хотя и возник исторически в да­леком прошлом, продолжает существовать в сознании и поведении ' современников. Это обстоятельство подтверждает гипотезу о «по­ристой» структуре культуры, когда не существует жестких границ между отдельными слоями или культурными пластами, но все они находятся во взаимодействии.

Диффузия культуры определяет их движение: они то поднимают­ся и начинают оказывать сильное воздействие на новую ситуацию, то вытесняются в глубины подсознания, определяя лишь общие кон­туры поведения. Во всяком случае, отношение к постфигуративной культуре как «слишком старой», архаичной, реликтовой было бы не­правомерным и несправедливым.

В культурах народов, существующих в изоляции от других, этот тип проявляется наиболее рельефно. Но и в сложном мире совре­менной цивилизации он обнаруживается в неистребимых штампах определенных культурных форм, в самобытности культур и устой­чивости этнических диаспор.

Динамизм социальной жизни, быстрота перемен в материально-вещественной среде, ценностных ориентирах, формах обществен­ной и индивидуальной жизни оказывают воздействие на процесс передачи культуры. Если прежде молодое поколение внимательно всматривалось в «зеркало предков», проходило их жизненный путь, то в новой ситуации эта модель перестает быть единственной или главной.

Жизнь нового поколения проходит в изменившихся условиях, она больше не напоминает старым людям то, как они жили в молодо-

сти. Такие глубокие перемены могут наступить в силу разных об­стоятельств:

1) катастрофа, уничтожившая почти все население, но в особенно­сти старших, игравших наиболее существенную роль в руковод­стве данным обществом;

2) развитие новых форм техники, неизвестных старшим, но осваи­ваемых молодыми;

3) переселение в новую страну, где старшие всегда будут считаться иммигрантами ичужаками;

4) следствие завоевания, когда покоренное население вынуждено усваивать язык и нравы завоевателей;

5) принятие новой веры, когда новообращенные взрослые воспиты­вают детей в духе новых идеалов, которых не было у их предков.

6) меры, сознательно осуществленные революцией, утверждающей себя введением новых ценностей и стилей жизни для молодежи.

Так возникает кофигуративнаякультура, в которой основной мо­делью преемственности и передачи знаний и навыков становятся современники, а не предшествующие поколения. Данный тип куль­туры может стать преобладающим, вытесняя прежние модели ицен­ности как устаревшие, не соответствующие новым условиям. Мо­лодежь выражает новую модель культуры, и общество стремится к усилению ее влияния. Молодые люди избираются в органы власти, замещая старшее поколение; осваивают новые профессии, отличают­ся формами досуга, отношениями в семье.

Однако из-за этих изменений общество не становится одновозра-стным, в нем продолжают жить старики, хотя их опыт и мудрость уже не имеют столь существенного значения. Такое положение услож­няет процесс взаимодействия поколений, может порождать различ­ные конфликты. Неодобрение нового образа жизни, ностальгия по-старому, когда «все было лучше», негативное отношение к увлечени­ям, вкусам, интересам, ценностям молодых становятся психологиче­ской основой разногласий.

Поэтому новая ситуация требует от каждого поколения особен­ной терпимости к различиям, умения сохранять связь времен, не от­торгая прошлого как слишком старого и не пренебрегая новым как недостойным. Иначе разрыв между поколениями становится неиз­бежным, общество резко дифференцируется по возрастным группам, восстание против авторитета старших на определенной стадии ста­новится неизбежным.

Подобное состояние мятежности неоднократно возникало в ис­тории культуры, когда младшее поколение, лишенное возможности использовать опыт старших, искало поддержки и руководства друг у друга, а сверстники становились лучшими наставниками.

Но жизнь не стоит на месте, молодость переходит в зрелость и старость, поэтому кофигурация как стиль культуры достаточно крат-ковременна. Это связано также с тем, что ориентир смещается на взрослых, более адаптированных к новым условиям и прошедших иную школу жизни.

Два стиля культуры и обе модели преемственности могут сосуще­ствовать в течение длительного времени на одной и той же историче­ской стадии. Стабилизация культуры ведет к переоценке роли про­шлого, оно вновь приобретает значение в трансляции культурного наследия.

Конфликты между поколениями, как отмечает Мид, прежде всего присущи обществам с высокой вертикальной мобильностью. В этом случае происходит неизбежный разрыв с теми моделями образа жиз­ни, которые оказывали влияние на человека в детстве. Каналами вер­тикальной мобильности являются: система образования, получение более престижной профессии, быстрое перемещение в руководящие органы власти; деятельность администраторов, менеджеров; при­обретение частной собственности, организация фирм, предприятий.

Новая ситуация непохожа на ту, которая была в родительской се­мье, а опыт предков становится ненадежным советчиком.

Другой тип кофигуративной культуры возникает в.условиях ми­грации. Выезд на длительное время или навсегда в другие места, го­рода и страны неизбежно прерывает нить преемственности в тра­дициях, заставляет приобретать новые знания и навыки, усваивать иные формы, правила и ценности. Это происходит с теми, кто пере­езжает из села в город для получения работы или образования; с бе­женцами из мест межнациональных конфликтов; эмигрантами, в си­лу разных причин покидающими свою страну. Особенно рельефно новый образ жизни проявляется в семьях, где отсутствует третье по­коление. Безотносительно к тому, была ли эмиграция добровольной или вынужденной, отвернулось ли старшее поколение от нищеты и бесправия своего прошлого или же тосковало по прежней жизни, поколение дедов представляет собой прошлое, «оставшееся где-то там...» Дети видят в них людей, по чьим стопам они никогда не по­следуют. Опыт молодых радикально отличается от опыта их роди­телей.

Будут ли эти молодые первым поколением, родившимся в эмиграции, первыми представителями нового религиозного культа или же первым поколением, воспитанным группой победивших революционеров, их ро­дители не могут служить им живым примером поведения, подобающего их возрасту. Молодежь сама должна вырабатывать у себя новые стили по­ведения и служить образцом для своих сверстников¹.

Сознавая непригодность своего опыта, родители поощряют детей к освоению нового языка, обычаев, правил поведения, ценностей и са­ми учатся обретению новых стандартов.

Молодые взрослые, мигрирующие по городам и странам, оставля­ют своих родителей на прежнем месте, на своей родине. Это явление свойственно и индустриальным обществам, создающим особые дома, где старики живут в своем замкнутом мире. Изоляция старшего по­коления приводит к уменьшению его влияния на младшее, ослаб­лению связей внутри всего родственного клана. «Большая семья», столь характерная для традиционной постфигуративной культуры, уходит в прошлое.

Этот же процесс взаимодействия двух поколений становится ти­пичным для организационных структур, социальных институтов. Необходимость быстрой адаптации к переменам требует от них боль­шей гибкости.

Когда старшее поколение теряет реальную власть, вместе с ним уходят прежние эталоны культуры, стили общения, представления о долге, свободе, нравах и ценностях.

Но кофигуративная культура при всех своих достоинствах и бы­строте реагирования на происходящие в обществе перемены, осво­ения нововведений обладает и рядом недостатков.

Она по своим связям синхронна, горизонтальна, и этот параметр лишает ее внутренней глубины и устойчивости. В ней все меняется в течение не только столетий, но и десятилетий, и даже нескольких лет. Все наполнено новизной, непохожестью, и это усиливает лич­ную установку на временность, нестабильность жизни, бессмыслен­ность прогнозирования, составления планов. «Жизнь здесь и сей­час» — таков лозунг новой культуры. Попытки возрождения куль­турного наследия сметаются ветром перемен.

Но общество сильно своими корнями, и оно ищет способы стаби­лизации культуры в новых условиях. Каждый такой сдвиг в культу­ре, отражающий ее адаптацию к новой жизни, неизбежно произво­дит изменения в сознании и поведении людей.

Mud M. Культура и мир детства. С. 345.

«Чем сильнее ощущается разница между поколениями в семье, чем силь­нее социальные перемены, являющиеся следствием вовлечения человека в новые группы, тем более хрупкой становится социальная система, тем менее уверенно, вероятно, будет себя чувствовать индивидуум», — заклю­чает Мид¹.

Неустойчивость характерна для жизни человека в меняющемся мире. Эти обстоятельства вызывают стремление восстановить про­шлое. Такие попытки достаточно распространены в разных обще­ствах.

«Последователи нативистских, революционных или утопических куль­тов пытаются создать закрытые общества, видя в них способ увековечить желательный образ жизни», — отмечает Мид².

Кофигуративная культура не захватывает глубинных слоев куль­туры, она поверхностна идинамична. Но при этом ядро культуры не _< исчезает, не гибнет, оно сохраняется до того времени, когда в нем возникнет социальная потребность. Кофигуративная культура ори- ■ ентирована на новые моральные, религиозные ценности, а техноло­гические изменения вносят перемены в мир, который понятен и преж­ним поколениям.

Однако будущее приведет к возникновению новой культурной модели, которую Мид называет префигуративнойкультурой. Она создаст принципиально новые, неизвестные в прошлом механизмы изменения и передачи культуры, заявит о новых возможностях чело­века. Будущую ситуацию можно сравнить с жизнью в неизвестной стране. Представление о миграции в пространстве предстоит заме­нить на миграцию во времени.

Предстоящее будущее приобретает все большие непредсказу­емость и неизвестность, и это вызывает необходимость укрепления в человеке жизненных и духовных сил, обращения к скрытым ресур­сам жизненной энергии, расширяющим его творческие возможности.

¹ Мид М. Культура и мир детства. С. 357-358.

² Там же. С. 359.

Глава 15