Врачевание в Древней Греции. Врачебная этика Гиппократа.

Влияние эллинской культуры на весь ход последующего развития человечества чрезвычайно велико, и это утверждение верно также и по отношению к медицине. Не останавливаясь подробно на изложении истории медицины древней Греции, отметим некоторые моменты, важные для освещения интересующего нас предмета – источников и форм врачебной этики того периода.

Важную роль в формировании сознания народа играет система его религиозно-мифических верований. Для древней Греции это была языческая религия, собравшая воедино легенды, верования, реальные исторические события и мудрость многих народов, населявших бассейн Эгейского моря. В обширном пантеоне греческих богов нашлось место и богу-целителю Асклепию, прототипом которого историки склонны считать реального врачевателя, жившего во времена Троянской войны (7 в. до н.э.). В соответствии с легендами, считавшийся сыном Аполлона, бога музыки, поэзии и солнечного света, Асклепий обучался искусству врачевания у мудрого кентавра Хирона и вскоре превзошел учителя, поскольку не только исцелял больных, но и оживлял мертвых, вызывая гнев бога подземного мира Аида. Поселившись на острове Кос, Асклепий основал там центр медицинских знаний и род асклепиадов, потомков Асклепия. Непосредственными детьми бога считались Гигиея – богиня здоровья, Панакея – врачующая лекарствами (они упоминаются в тексте «Клятвы») и другие известные врачеватели. Введение в пантеон богов врачевателей заложило основы традиции, альтернативной привычному эмпирическому врачеванию или практике знахарей, которые конечно имели место у эллинов ранее. Эта новая традиция, процветавшая на протяжении долгих веков – храмовое врачевание.

Первые святилища, посвященные Асклепию, были воздвигнуты около 6 в. до н.э., первоначально на острове Кос. Впоследствии эта практика получила столь широкое распространение, что античные источники говорят о более чем 300 асклепийонах (храмах бога Асклепия) на территории древней Греции. Эти святилища различались по масштабам, а наиболее богатые из них представляли собой удивительные по организации сооружения. Как правило, строились они не просто в благодатных, но специальных местах, где имелись минеральные источники с целебными водами, кипарисовые рощи, сами святилища представляли собой величественные и прекрасные здания, посвященные упомянутым выше богам. Понятно, что можно говорить как минимум о наличии составляющих санаторно-курортного лечения, тем более, что историки отмечают присутствие на территории святилищ также бани, библиотеки, стадиона и гимнасия для занятий спортом, а иногда и театра.

Врачевание в асклепийонах сочетало эмпирические и магические приемы. Помимо водолечения, гимнастических упражнений, использования целебных трав, применялся специальный священный ритуал, заставляющий вспомнить о более древних традициях знахарского, магического целительства. Этот ритуал, именуемый энкомисис(переводят греческое слово Enkoimesis как «инкубация» или «инкубационный сон»), представлял собой искусственный или гипнотический сон, в который погружались большие группы страждущих излечения. Проводились процедуры в величественных залах святилища, способом погружения в сон могли быть как употребление веществ, обладающих наркотическим действием, так и методы психологического воздействия. Использовались приемы театрализованных представлений с явлениями богов, для погружения в транс могли использоваться также публично проводимые хирургические вмешательства. Лечебный эффект таких ритуалов был столь значителен, что в храмы стекались толпы страждущих, приносящих огромные доходы асклепийонам.

Интересно отметить, что единой платы за лечение не существовало, однако каждый пришедший за помощью приносил жертву богам по мере своей возможности, и, кроме того, давал обет еще одной жертвы в пользу храма, если лечение будет успешным. При достижении нужного результата такие вотивные(жертвенные) приношения поступали в храм. Об этом свидетельствуют найденные при раскопках храмов, наряду с хирургическими инструментами, многочисленные изображения рук, ног, ушей и других частей тела, излеченных в данном храме. То обстоятельство, что материал, из которого были сделаны такие приношения, варьирует (от золота и серебра до мрамора и гипса), равно как и их размер, позволяет утверждать следование принципу добровольности пожертвований и их объема. Важно также с этической точки зрения, что пожертвования приносились по факту излечения, теми пациентами, которые получили ожидаемый эффект. Однако в храмах были и другие традиции, более сомнительные с этической точки зрения, так, имел место довольно жесткий предварительный отбор пациентов, когда страждущие с неизлечимыми заболеваниями, грозящими близкой смертью, равно как роженицы, не допускались в храм как нечистые.

Врачевание в древней Греции не ограничивалось только храмовой практикой, широко распространено было также эмпирическое, светское врачевание, и их нельзя полностью отграничить одно от другого. Об этом свидетельствует, например, практика странствующих врачей, переезжающих из города в город, по приглашению как храмов, так и частных лиц. Такое перемещение врачевателей способствовало распространению медицинских знаний и созданию врачебных школ. Врачевание долго оставалось семейной, охраняемой от непосвященных традицией, однако позже, к 5-4 в. до н.э., рамки стали несколько расширяться, и во врачебные школы (книдскую, кротонскую, сицилийскую, косскую и др.) стали принимать учеников со стороны, не из семей данного врачебного рода.

Сохраняя традиции храмового врачевания, школы отличались своей близостью к знаниям из смежных областей, в том числе – философским воззрениям того периода. Последние были довольно пестрыми, не зря Грецию считают родоначальницей практически всех философских традиций современности. В классический пери­од истории древней Греции сформирова­лись две основные классические системы философии: естественно-на­учное (материалистическое) атомисти­ческое учение, сформулированное в тру­дах Демокрита,, и объективный идеа­лизм, созданный Платоном. Формирование конкретных наук, в том числе медици­ны, было неотде­лимо от философии. Особенно значимой оказалась ионийская натур­философская традиция, которая открыла пути к изучению ос­новных причин заболеваний и самого процесса болезни, а тенденция к систематизации знаний способствовала развитию систематизации в медицине, вела к созданию теорий болезни и зарож­дению самостоятельных направлений. Почему это важно? Потому, что болезнь перестала рассматриваться как результат наказания богов, но стала трактоваться как возникшая вследствие естественных причин, воздействующих на организм. Эту традицию полностью поддержал Гиппократ, считающийся великим врачевателем древней Греции и сформулировавший интересующий нас этический кодекс врача того периода.

Врачебные традиции в древней Греции долгое время оставались тайными, закрытыми от непосвященных, и если не семейными, то клановыми. За несколько веков сложились передовые вра­чебные школы, которые в классический период располагались, главным образом, за пределами Балканского полуострова, вне собственно Греции, в ее заморских поселениях. Не останавливаясь подробно на истории школ, упомянутых выше, их сходстве и различии, отметим, что для них были характерны натурфилософская традиция, эмпиризм в получении знаний, здоровье и болезни человека мыслились в тесной связи с окружающим миром. Уделялось внимание имеющимся в организме природным целительным силам, для стимулирования которых также предлагались определенные процедуры. Высочайшей заслугой врачей древней Греции является систематизация информации медицинского характера, создание первых письменных источников передачи врачебных знаний.

Гиппократ II Великий (ок.460 — ок.370 гг. до н.э.), легендарное имя которого есть символ врачебного искусства в древней Греции, был представителем врачебной школы на острове Кос. Достоверных сведений о его жизни установлено немного. Самые первые биографии Гиппократа были написаны несколько столетий спустя после его смерти, их авторы скорее руководствовались устно передаваемыми сведениями, сложившимися в легенды. Так, принять считать, что родившийся на о. Кос Гиппократ принадлежал к древнему и знатному роду асклепийонов, то есть являлся прямым потомком бога врачевания Асклепия. Обучившись врачеванию на родном острове, впоследствии он не жил на одном месте, но, напротив, много путешествовал, врачуя в разных областях Греции и за ее пределами. Будучи странству­ющим врачевателем, Гиппократ тем самым распространял как знания, так и собственную славу в разных местах страны, и стал буквально легендарным человеком. При этом подчеркнем, что определенный штамп, именующий Гиппократа «отцом медицины», не является точным. В свое великое время он был главой выдающейся врачебной школы, олицетворявшей лучшие дости­жения древнегреческой медицины, но сама медицина имеет, как мы уже отмечали, заметно более древнюю историю.

Наше внимание к Гиппократу вызвано причинами понятными, поскольку нет более известного этического документа в медицине, чем врачебный кодекс, именуемый «Клятвой», авторство которого приписывается Гиппократу. Считаем справедливым сказать, что признать наверное авторство Гиппократа трудно относительно не только «Клятвы», но и других работ. Перу Гиппократа приписывают весьма большое их число, собранное около 300 г. до н.э. в «Гиппократов сборник» (лат: «Corpus Hippocraticum»). Мнение множества исследователей истории медицины, авторство Гиппократа утверждает для таких работ, как «Афориз­мы», «Прогностика», «Эпидемии», «О воздухах, водах, местностях», «О древней ме­дицине» и некоторых других. Большинство сочинений относятся, конечно же, к практической медицине, описывают приемы осмотра больного, врачебные, диетические наставле­ния по лечению внутренних болезней, хирургии и родовспоможению. Таким образом, «Гиппократов сборник» представляет собой энциклопедию древ­негреческой медицины классического периода, в которой перечислено более 250 лекарственных средств растительного и 50 средств животного происхождения. Предметом нашего основного интереса является этический аспект врачебной деятельности. Его можно найти в целом ряде сочинений «Корпуса», таких, как собственно «Клятва», а также «О враче», «Закон», «Об искусстве», «О благоприличном поведе­нии» и «Наставления». Важно для нас, что в Кодексе Гиппократ говорит о ряде особенностей обучения медицинскому делу, и предлагает не только усваивать знания лекарства, способов их составления и правильного применения, но и научаться определенному набору приемов и правил поведения.

Главным этическим документом, конечно, является «Клятва». Если посмотреть на ее текст (см. Приложение 1), то уже из первых фраз видно, что правила, предлагаемые в ней, базируются на строгой корпоративной этике не просто профессии, но скорее религии, системе взглядов и верований некоего достаточно закрытого клана. Это видно из требования особого, равного почитанию родителей, отношения к учителям и уважительного к коллегам, как другим посвященным. Клановый характер профессии звучит также в запрете на распространение медицинских знаний за пределами узкого круга посвященных, подтверждается высокими требованиями к поведению врачей, более высокими, как пишут историки медицины, нежели просто этические и правовые требования того времени. По сути своей этика Гиппократа – это этика заповедей, правил или строгих предписаний, то есть этика деонтологическая, причем для лиц, выступающих от имени уважаемого божества, и тем самым стоящих как бы выше иных людей.

В рамках данной деонтологической этики предлагается четкое и однозначное разрешению целого ряда частных вопросов. Так, в Клятве четко указаны: запрет на назначение «смертельного средства» (то есть запрет на эвтаназию), абортирование, личные, и особенно – интимные, отношения врача с пациентами, жестко сформулировано и правило конфиденциальности. «Воздержание от причинения всякого вреда и несправедливости» также выделено в отдельный принцип, который позже, во времена римской империи получит еще более ортодоксальное звучание: «Прежде всего не вредить»(«Primum non nocere»). Идеи гуманности и уважения человеческого достоинства пациента конкретизируются во многих наставлениях «Корпуса Гиппократа», в частности касающихся семейной жизни боль­ного. Указанный уже этический запрет касается интимных связей врача и больного: «В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи да­лек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особен­но от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами», «У врача с больными - не­мало отношений; ведь они поручают себя в распоряжение вра­чам, и врачи во всякое время имеют дело с женщинами, с деви­цами и с имуществом весьма большой цены, следовательно в отношении всего этого врач должен быть воздержанным», «Во время прихода к больному тебе следует помнить... о внешнем приличии, ...о краткословности, о том..., чтобы сейчас же при­сесть к больному, во всем показывая внимание к нему» («Клятва», «О враче», «О благоприличном поведении»). Известнейшей заповедью этики Гиппократа является его запрет на разглашение врачебной тайны. Это этическое требование также содержится в «Клятве»: «Что бы при лечении - а также и без ле­чения - я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной» (цит. по Сорокина Т.С., 1994).

Идеи Гиппократа во многом опередили свое время, но особенно это касается идеи я уважения человеческой жизни. находит она отражение в двух темах - эвтаназии и аборта, и в отношении разрешения этих тем Гиппократ краток и безапелляционен: «Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария».

Развитие и продолжение сформулированных тезисов, некоторые пояснения к ним, находим в других работах Гиппократа. Так, в работе «О бла­гоприличном поведении» говорится о необходимости для врача воспитывать себя, развивая «презрение к деньгам, совестливость, скромность, ...решительность, опрятность, изобилие мыслей, знание всего того, что полезно и необходимо для жизни, отвращение к по­року, отрицание суеверного страха пред богами, божественное превосходство». Последние слова, задающие позицию врача, необычайно высокую, Гиппократ объяснял тем, что «Врач-философ равен богу», и здесь мы видим источником данной позиции указанные нами ранее религиозные, надчеловеческие основы врачевания.

Особым образом необходимо было строить отношения с пациентами. Врач обязан производить на больного положительное и достойное впечатление, а для этого следить за своим внешним видом: «Врачу сообщает авторитет, если он хорошего цвета и хорошо упитан, соответст­венно своей природе, ибо те, кто сами не имеют хорошего вида в своем те­ле, у толпы считаются не могущими иметь правильную заботу о других». Рекомендуется «держать себя чисто, иметь хорошую одежду и на­тираться благоухающими мазями, ибо все это обыкновенно приятно для боль­ных...», причем одежда должна быть «приличной и простой» и одеваемой «не для из­лишнего хвастовства». Такие советы по поводу имиджа (как мы сейчас говорим) являются свидетельством заботы об авторитете не столько одного врача, сколько профессии в целом, профессии, представителем которой он является. Указание на избегание как излишней суровости, так и веселости, относится к числу аналогичных статусных ограничений («О враче»).

Тип ролевых (опять-таки в соответствии с современной терминологией) отношений с пациентом, рекомендуемый врачу, это конечно тип «патерналист­ской модели». Данный вывод очевиден вследствие указаний врачу сочетать по отношению к пациенту «внимание», «ласку» с «на­стойчивостью», «строгостью». Так, необходимо часто посе­щать больного и тщательно наблюдать, причем «все долж­но делать спокойно и умело, скрывая от больного многое в своих распоряжениях, приказывая с веселым и ясным взором то, что следует делать, и отвращая боль­ного от его пожеланий с настойчивостью и строгостью» («О благоприличном пове­дении»). Таким образом, именно врач решает, что необходимо делать, в чем плюсы и минусы для больного, мнение последнего не учитывается. Рекомендуется также не вполне доверять больным и, при необходимости, можно приставить к пациенту достаточно опытного ученика, «который бы наблюдал, чтобы больной исполнял предписания вовремя». В заключении книги «О благоприличном поведении» содержится совет: «обо всем, что делается, наперед объявляй тем, которым знать это надлежит». Тем самым патерналистская позиция здесь по­лучает свою завершенность: ограничение в информировании самого больного, дополняется требованием информирования третьих лиц (без согласия больного!).

Вопрос о вознаграждении врача не оставался без ответа. Автор «Клятвы» писал, что беспокоясь о здоровье больного, вра­чеватель не должен начинать с заботы о своем вознаграждении, так как «обра­щать на это внимание вредно для больно­го». Более того, указывалось на необходимость иногда лечить без расчета на вознаграждение, даром, «считая благодарную память вы­ше минутной славы. Если же случай представится оказать помощь чужест­ранцу или бедняку, то таким в особенно­сти должно ее доставить». А также: «Лучше упрекать спасенных, чем наперед обирать находя­щихся в опасности» («Наставле­ния»). Гиппократом предпринята попытка разрешить извечную дилемму: труд врача должен быть справедливо оплачен, но отношения врача и пациента не могут характеризоваться в одних лишь экономических категориях, так как тогда страдает гуманистическая природа медицинской профессии. В книге «О благоприличном поведении» автор говорит, что медицина и мудрость теснейшим образом взаимо­связаны (и даже тождественны), а первыми проявлениями му­дрой жизненной позиции врача он называет «презрение к день­гам, совестливость, скромность».

Оканчивая обучение, будущий враче­ватель давал «Клятву» в устном и письменном виде, а в дальнейшем обязан был неруши­мо следовать ей в течение всей жизни, ибо «кто успевает в науках и отстает в нрав­ственности, тот более вреден, нежели по­лезен». Законы врачебной этики в древней Греции исполнялись неукоснительно и были неписаными законами общества, ибо «где любовь к людям, там и любовь к сво­ему искусству». Данная врачевателем «Клятва» защищала пациентов, являясь га­рантией высокой врачебнойнравственности, и обеспечивала враче­вателю доверие общества. В работах Гиппократа можно встретить ссылки на еще один интересный аспект профессиональной этики врачей – их отношение к недобросовестным коллегам. Так, прямо указывается на наличие «псевдоврачей», которые «обладая про­фессиональной ловкостью, обманывают людей...», причем «их всякий мо­жет узнать по одежде и прочим украшениям» («О бла­гоприличном поведении»). Последняя отличительная черта еще раз призвана подчеркнуть филантропический характер врачебной деятельности. Отношения врачей между собой тоже подлежали этическому регулированию. Так, «врачи, вместе осматривающие больного, не должны ссориться между собою и высмеивать друг друга», им не к лицу уподобляться «соседям по ремеслу на площади», и «никогда суждение врача не должно возбуждать зависти друго­го». Кроме того, Гиппократ считал, что«нет ничего постыдного, если врач, затрудненный в каком-либо случае у больного... просит пригласить других вра­чей» (там же).

Можно с уверенностью сказать, что этика Гиппократа, с одной стороны, была результатом врачебной практики того периода, практики храмового (а позже и светского) врачевания, с другой стороны, она намного опережала свое время. Она задала тон этической составляющей врачебной профессии на много веков вперед, и оказала огромное влияние на моральное сознание медиков Древней Греции и Рима.

Ибн Сина

Огромную роль в развитии медицины сыграла научная и практиче­ская деятельность Ибн Сины, который принадлежит к числу величайших ученых Средней Азии, обогативших мировую науку достижениями первостепенной важности. Труды Ибн Сины и его великого современника Абу Рай-хана Беруни ознаменовали наивысшую ступень развития науки на средневековом Востоке.

Отец Ибн Сины, Абдаллах, был родом из Балха. В период прав­ления саманидского эмира Нуха ибн Мансура (976-997) Абдаллах переехал в Бухару, где был назначен начальником сбора налогов с селения Хурмитан, недалеко от города Бухары. Затем он некоторое время жил в селении Авшана, там женился на девушке по имени Ситора. В начале месяца сафар 370 г. хиджры (вторая половина августа 980 г.) у них родился сын Хусейн (таково собственное имя Ибн Си­ны). Хусейну было около 5 лет, когда семья переселилась в столич­ный город Бухару, являвшуюся тогда одним из крупнейших центров Востока. Мальчика отдали в школу.

С раннего детства Ибн Сина обучался корану и адабу (сюда входили грамматика, стилистика и поэтика), а к 10 годам жизни в обе­их областях достиг совершенства. Кроме того, он изучал арифмети­ку и алгебру, а потом под руководством своего домашнего учителя Абу Абдаллаха ан-Натили начал изучать логику, Евклидову геомет­рию и «Альмагест» Птолемея. Однако скоро ан-Натили вынужден был признать, что исчерпал свой учебный материал и уже не в со­стоянии удовлетворить познавательный интерес мальчика, и Ибн Сина самостоятельно продолжал свое учение. Он с увлечением за­нялся изучением естественных наук, и прежде всего медицины. Од­новременно занимался врачебной практикой - бесплатно лечил больных. В возрасте 17 лет Ибн Сина. как врач достиг такрой славы, что был приглашен ко двору Нуха ибн Мансура, ко­торый долгое время болел, и лечившие его придворные врачи ничем не могли ему помочь. Ибн Сине удалось в короткий срок вылечить правителя, и в благодарность за это молодой ученый получил раз­решение пользоваться дворцовой библиотекой, которая была одной из лучших и богатейших библиотек на всем Ближнем Востоке. В ре­зультате он расширил свои научные познания до грандиозных мас­штабов.

Основательно усвоив логику, естествознание, медицину и другие науки, Ибн Сина перешел к метафизике, считавшейся тогда одним из основных разделов философии. Завоевание Бухары Караханидами, падение династии Саманидов (999 г.) и последовавшие за этими событиями феодальные меж­доусобицы не позволили Ибн Сине продолжить свои научные заня­тия в Бухаре. В 1002 г. умер его отец. Все это побудило Ибн Сину покинуть родной город и отправиться в Хорезм, в Ургенч, где поли­тическая обстановка была более благоприятной. Затем по политическим мотивам он примерно в 1010 — 1011 гг. тайно покинул Хорезм и отправился в Хорасан. Он прибыл в Гурган, феодальное княжество на юго-восточном побережье Кас­пийского моря. В Гургане Ибн Сина возобновил научную работу и врачебную практику. Он приступил к Первой книги своего главного труда по ме­дицине – «Канона врачебной науки». В 1014 г. Ибн Сина покидает Гурган и некоторое время живет в Рее и Казвине. За­тем прибывает в Хамадан, где в качестве придворного врача, а за тем и визира, он написал многие свои произведе­ния, начал работу над многотомной философской энциклопедией «Китаб аш-шифа» («Книга исцеления»).

В 1023 г. Ибн Сина переезжает в Исфаган и завершает там «Ки­таб аш-шифа», создает другие труды в том числе свою краткую фи­лософскую энциклопедию на персидском языке «Даниш-наме» («Книга знания»).

Почти непрерывные скитания по городам Мавераннахра и Ира­на, постоянный напряженный труд, бессонный ночи, неоднакратные тюремные заключения надломили организм ученого. Он страдал ко­литом, от которого он и умер в рамазане 428 г. (в июне 1037 г.) в возрасте 57 лет. Ибн Сина был похоронен в Хамадане, его могила сохранилась до наших дней.

Как подлинный ученый – энциклопедист, Ибн Сина с большим успехом работал почти во всех областях знания. В источниках упо­минается свыше 450 названий его сочинений, а число дошедших до нас трудов около 240. Они охватывают такие области науки, как фи­лософия, медицина, логика, психология, «физика» (т. е. естествозна­ние), астрономия, математика, музыка, химия, этика, литература, Однако, Ибн Сина прославился главным образом благодаря сво­им трудам по философии и медицине. Ибн Сина использовал все ценное, что было выработано его предшественниками в области естествознания и философии и создал философию, ставшую вершиной развития теоретической мысли в странах Ближнего и Среднего Востока в эпоху раннего средневеко­вья. Несмотря на противоречивость отдельных положений, фило­софское учение Ибн Сины в условиях феодализма сыграло прогрес­сивную роль. В нем отчетливо выступает материалистическая тен­денция, стремление противопоставить религии научные познания, основанные на опыте и логических доказательствах. Значительный след оставил Ибн Сина и в области поэзии. Мно­гие свои научные трактаты он написал стихами в размере раджаз. Кроме того им написано несколько произведений, которые оказали заметное влияние на последующую персоязычную литературу.

Особенно велики заслуги Ибн Сины в области медицины. Его справедливо считают одним из величайших ученых медиков в исто­рии человечества. По сведениям различных источников, общее чис­ло медицинских трудов Ибн Сины доходит до 50, но из них сохранилось около 30. Однако главным медицинским трудом Ибн Сины, принесшим ему многовековую славу во всем культурном мире, является «Канон врачебной науки». Это подлинная медицинская энциклопедия, в ко­торой с логической стройностью излагается все, что относится к профилактике и лечению болезней. Ибн Сина не только объединил разроз­ненный опыт прошлого и дополнил его результатами собственных наблюдений, но и сформировал ряд принципиальных положений, связанных с проведением первых систематических врачебных испытаний. Ибн Сина связывал развитие врачевание с развитием рациональной фармации, с приме­нением лекарственных средств, полученных химическим путем, он описал много новых лекарственных средств растительного, животного и минерального происхождения

В числе новаций, имеющих отношение к этическим вопросам, то, что ученый рекомендовал практику клинических испытаний на животных с целью проверить действие новых веществ, а также особый подход к оценке вреда, побочного действия препаратов, определения взаимного усиления и взаимного ослаб­ления действия лекарственных средств при их совместном назначе­нии. Фактически он утверждал естественно-научную сущность медицины, как области научной и практической деятельности и особый, также естественно-научный, статус врача. Это было выступление против царивших в современной ему медицине суеве­рий, астральных представлений, магической цифрологии, указаний на целебные свойства драгоценных камней, заговоров, амулетов. В рамках подобной практики, врачи того периода часто и не претендовали на реальное лечение, вверяя своих пациентов воле аллаха, чему великий Ибн Сина противопоставлял рациональные средства диагностики, терапии и ги­гиены. Даже применительно к психическим расстройствам он искал рациональные причины, связанные с влиянием среды или телесными расстройствами, тем самым отвергая демонологические взгляды на этот тип страданий.

Объективно говоря, Ибн Сина не создал собственного этического кодекса, но его практика, широкая эрудиция, экспериментальный, научный метод стали образцом для многих поколений врачей, а обобщающие энцикло­педические труды во многом способствова­ли сохранению и развитию достижений медицины древности (ан­тичной, эллинистической, индийской, иранской, среднеазиатской), осмыслению и синтезу их богатого практического опыта и теорети­ческих концепций. «Канон вра­чебной науки» был переведен на европейские языки, и на несколько веков стал самой попу­лярной из медицинских книг, созданных на Востоке. Он был основным учебным пособием в европейских университетах, оказав огромное влияние на уровень спе­циальных знаний врачей средневековой Европы. Обессмертившая имя автора работа многократно переводилась на многие европейские языки, около 30 раз издавалась на латинском языке и более 500 лет служила обязательным руководством по медицине для европейских университетов и медицинских школ арабского Востока.

Мы не имеем возможности подробно останавливаться на содержании «Канона», отметим только широту и представленность различных аспектов медицины в этом труде (от анатомии человека, клинического описания расстройств, до их систематизации, методов лечения, учения о питании, гигиене, с пророческими идеями об инфекционных болезнях, учении о ядах, о связи психических заболеваний с состоянием сомы, фармакопее, физических упражнениях и т.д.)

Парацельс.

Личность Парацельса до такой степени окружена вымыслом, что невозможно установить биографические события с достоверностью. Источниками для биографии Парацельса служат, во-первых, его сочинения, в которых очень часто встречаются автобиографиче­ские данные; во-вторых, воспоминания современников и сочинения его последователей и противников. Однако его собственные сочинения, написанные в преувеличенно хвастли­вом тоне, переполненные явно неверными данными, могут быть материалом только для косвенных суждений. Что же касается сочинений современников, то и они, написанные друзьями или врагами в пылу яростной полемической борьбы, дают яркое представление о буре, вызванной дея­тельностью Парацельса, характеризуют силу его личности, огненного темперамента, но ни в коей мере не могут претендовать на историческое беспристрастие. Насколько малодос­товерны наши сведения о Парацельсе, можно судить хотя бы по тому, что сохранившиеся 35 его портретов очень мало походят один на другой. Легенды окружают Парацельса (настоящее имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм) с самого рождения в 1493 г. Биографы расходятся относительно того, кто был его отцом. Скорее всего, он был законным сыном Вильгельма Гогенгейма, врача и алхими­ка. Причем имя Теофраст было дано ему в честь знаменитого ученика великого Аристотеля, в ознаменование большого будущего и стези целителя. Парацельс не получил классического образования, его первым учителем был отец, обучавший его алхимии, терапии и хирургии. Напомним, что в тот период эти две науки и практики обычно были разделены, последняя считалась «грязной» работой и была уделом не врачей с университетскими дипломами, но представителей цеха малообразованных банщиков, цирюльников и повитух.

В своих сочинениях Парацельс также называет своими учителями, кроме отца, целый ряд лиц, однако хронологические данные опровергают его утверждения, т.к. они жили до его рождения. Трудно сказать, был ли он начитан, владел ли он международным языком средневековой науки - латынью, он никогда не пользовал­ся им. Но недостаток классического образования Парацельс с успехом восполнил продолжитель­ными путешествиями, во время которых и приобрел свои, несомненно, обширные позна­ния. Путешествовал очень много, по его словам, он посещал высшие школы Германии, Италии, Франции, объехал Испанию, Португалию, Англию, Моравию, Литву, Польшу, Венгрию, Валахию, Трансильванию, Нидерланды, Данию, Финляндию, Лапландию. Он уверяет даже, что бывал в Азии и Африке. Даже если этот перечень и есть преувеличение, то известно, что путешествовал Парацельс в течение многих лет. Во время своих странствий он посещал врачей и знахарей, черно­книжников и цирюльников, цыган и даже палачей. Пропитание себе он добывал при по­мощи своих медицинских и алхимических познаний, но этим его деятельность, как мы сей­час знаем, не ограничивалась.

В 1526 г. Парацельс, после продолжительных странствований, прибывает, сопровождаемый славой искусного врача, в Базель. Здесь его успешная практическая деятельность произ­водит сильное впечатление: он входит в милость к влиятельным лицам и получает место городского врача и профессора медицины в университете. Путь к должности профессора открыла Парацельсу Реформация: целый ряд кафедр пустовал в то время в Базельском университете из-за удаления профессоров-католиков. Смена вероисповедания и рекомен­дация Эразма Роттердамского облегчили ему доступ к занятию кафедры. Таким образом, человек, не имевший докторского диплома, получил, вопреки прочно сложившейся тра­диции, место профессора в Базельском университете.

В своей программе Парацельс объявил, что очистит медицину от «варварской закваски» и восстановит ее в первобытной чистоте, что он отбросит идеи древних и будет держаться указаний самой природы, своих собственных открытий и своего долголетнего опыта, что врачи заблуждаются грубейшим образом, потому что слепо следуют Гиппократу, Галену, Авиценне и другим авторам. Полагал он также, что не медицина, а химия может образовать истинных вра­чей, что ни ученые степени, ни красноречие, ни эрудиция, приобретенная чтением, ни знание языка не сделают их искусными врачами, но только глубокие познания вещей, изучение тайн, скрытых в недрах природы, - в чем и заключаются все науки. На своей вступительной лекции Парацельс, повторяя жест Лютера, сжегшего папскую буллу, сжег перед своими слушателями сочинения Галена и Авиценны. Подобно Лютеру, переведшему Библию на немецкий язык, Парацельс читает свои лекции не по-латыни, а по-немецки - смелость по тому времени неслыханная. Таковы внешние проявления пере­ворота, произведенного Парацельсом. Смелость его выступлений, а также революционные (иногда чересчур рискованные) методы лечения, которые он применял, заставляют опол­читься против него буквально всех современных ему врачей. Парацельс со всем пылом буйного темперамента вступает в борьбу. Обе стороны не щадят друг друга и не проявля­ют особой разборчивости в средствах, а также в выражениях, в которых ведется полемика. Легко себе представить, какое раздражение вызвал Парацельс в стане своих врагов. Его начинают преследовать. Базельский университет неожиданно, через год после назначения Парацельса профессором, требует от него представления докторского диплома. Парацельс обращается в совет города Базеля и в письме, сохранившемся до сих пор, просит «приказать его врагам прекратить нападки против университетского профессора и не препятст­вовать ему в чтении курса оскорбительными выражениями и низкими обвинениями, кото­рыми они осыпают его». Столкновение окончилось победой Парацельса.

Борьба, начатая им, продолжается и после его смерти. Сущность его реформы состоит в том, что он ставит во главу угла химию и вместо лекарств растительного происхождения начинает применять химические препараты, в том числе сильнодействующие. Новое на­правление в медицине и фармации быстро распространяется и, будучи одним из проявле­ний Реформации, приобретает все большее число сторонников и приверженцев в протес­тантских государствах. В то же время, католическая церковь вносит сочинения Парацельса в список за­прещенных книг, а парижский парламент в 1566 г. запрещает пользование средствами Па­рацельса и одновременно выражает порицание всяким нововведениям в медицине.

Взгляды Парацельса на медицину - следствие его общего мировоззрения. Он исходит из представления о мире как о едином целом, состоящем из одних и тех же основных начал и управляемом во всех своих частях одними и теми же законами. Человеческий организм - химическая лаборатория; болезнь - нарушение правильной деятельности этой лаборато­рии, происходящее вследствие недостатка или избытка каких-нибудь веществ; задача вра­ча - восстановить правильное соотношение, введя в организм необходимые химические препараты. Сближая таким образом медицину с химией, Парацельс дает последней новое направле­ние. Не превращение металлов в золото, а приготовление лекарств должно, по Парацельсу, быть целью химии. С первого взгляда кажется, что в этом предположении Парацельса не заключается переворота, но вспомним, что в течение тысячелетия усилия алхимиков были направлены на осуществление определенной цели, что все содержание науки видели именно в этом и что алхимические теории целиком построены на представлении о пре­вращении металлов (см. Юнг К.Г., 1992).

Парацельс не только не высказывал отрицательного отношения к алхимической доктрине, он был каббалист и мистик, считал мозг микрокосмом, представляющим макрокосм окружающего. Уверял, что знает секрет «философского камня» и умеет превращать металлы, в доказа­тельство чего демонстрировал «превращение» железа в медь при погружении ножа в рас­твор медного купороса (при этом железо переходит в раствор, вытесняя из последнего медь, осаждающуюся на поверхности лезвия). Возможно, что со стороны Парацельса такая терпимость по отношению к алхимии была тактическим приемом: он хотел сосредоточить огонь своего нападения на медицине и, кроме того, извлекал выгоду из веры современников в превращения металлов. Со времени Парацельса благодаря произведенному им объединению химии с медициной и фармацией начинается новый период в истории химии — период ятрохимический.

Для нас же важнее всего упомянуть, что Парацельс утверждал совершено иное отношение не только к обучению медицине, но и к врачеванию в целом. Для простых людей, лечением которых он никогда не гнушался, он был кем-то вроде Робин Гуда: богатые должны были платить ему сполна, а бедные могли лечиться бесплатно. Он говорил о том, что «милосердие – наставник врачей», «милосердие … должно быть врожденным у врача», «где нет любви, там нет искусства». Вызывая недовольство сильных мира и церкви, он выступал и против практики использования врачебного искусства на службе инквизиции и писал: «врач не может быть ни мучителем, ни палачом, ни слугой палача».

Он был, применительно к тому времени, неподобающе терпим к психически больным: «Практически гораздо важней лечить душевнобольных, нежели изгонять бесов, ибо помешанные – это больные люди, и, кроме того, наши братья, а потому следует относиться к ним сочувственно и мягко… Ведь может случиться, что нас самих или наших братьев постигнет такая же злая судьба» (цит. по Каннабих Ю., 1994)..

Он изучал болезни простых ремесленников, и постоянно повторял, что «не титул, не ораторское искусство, не чтение книг создают врача, но единственно знание вещей и сил природы», «теория врача есть опыт». Даже на его могиле указано, что «обладал волшебным знанием и раздавал добро беднякам», не зря место его захоронения в Зальцбурге долгие века была почитаемо и посещаемо страждущими излечения.

«Модель Парацельса» - такая форма врачебной этики, в рамках которой нравственное отношение с пациентом понимается как составляющая страте­гии терапевтического поведения врача. Если в гиппократовской модели за­воевывается социальное доверие личности пациента, то здесь важен учет эмоционально-психических особенностей личности, призна­ние глубины ее душевных контактов с врачом и включенности этих контак­тов в лечебный процесс. Это, конечно, тоже патернализм, но для которого характерны положительные психоэмоциональные привязанности и социально-моральная ответственность, «целебность», «божественность» самого контакта врача и больного. Основным принципом, формирующимся в границах данной модели, является принцип «делай добро», благо, или «твори любовь», благодеяние, милосердие. Врачевание есть это организованное осуществление добра. Парацельс писал: «Сила врача - в его сердце, работа его должна руководствоваться Богом и освещаться естественным светом и опытностью; важнейшая основа лекарства - любовь».