Развитие биомедицинской этики в России.

История как общества, так и науки в Советском Союзе настолько отлична от истории других стран, что удивляться по поводу особой ситуации по частным вопросам не приходится. Так, если в Западных странах линия развития естествознания фактически не пересекалась с идеологией длительное время, а отношения медицины и государства согласовывались постепенно, на протяжении первой половины ХХ века, то у нас все было иначе. Основополагающее, тотальное влияние коммунистической партии, ее идеологов, государства привело к резкому изменению общественной практики, направлений развития научной мысли, этических представлений. Позже мы рассмотрим некоторые частные вопросы такого влияния, пока же можно сказать об общей тенденции.

Если на Западе развитие этики медицины шло от корпоративной к более широкой, включающей общественные интересы, то в России после революции врачебная деонтология была объявлена буржуазным пережитком, а на смену ей пришла некоторая группа правил, позже названная «моральным кодексом строителя коммунизма». За пышной риторикой скрывались призывы верной службы интересам даже не профессионального сообщества, но государства. Причем если в практическом здравоохранении это породило типаж врача-чиновника, государственного служащего, что укрепило своеобразный, лишенный эмоций, суровый и ортодоксальный патернализм, то в биомедицинской науке это тоже отозвалось. Само воспоминание о роли философов и общественных деятелей в разработке генеральных направлений развития естествознания сразу наводит на мысль о «продажных девках империализма» - кибернетике и генетике, о длительном периоде лысенковщины, об отказе психологии в праве на существование и замене ее на физиологию – даже применительно к человеку, и многом другом. Понятно, что под влиянием жесткой идеологической линии ни о каком диалоге между естественной наукой и философией речи быть не могло и можно понять позицию науки, пытавшейся освободиться от гнета.

Неудивительно поэтому, что как только представилась такая возможность, все, кто не представлял естественные науки, были исключены из различного рода комитетов и комиссий, имевших отношение к биологической науке. Это произошло уже к 80-м годам, и тогда, например, в Межведомственный научно-технический совет по проблемам молекулярной биологии и молекулярной генетики при ГКНТ и президиуме АН СССР входили только представители естественных наук. Представители других областей науки, а также люди, не занимаю­щиеся научными исследованиями, неоднократно поднимали вопрос об их включении в состав тех органов, которые принимали решения по проблемам биомедицинской этики, но безуспешно. Так, о необходимости введения «социально-этических и гуманистических регулятивов» научного исследования неоднократно писал в своих работах И.Т.Фролов. Сам Фролов возглавлял в то время научный совет при президиуме АН СССР по философским и социальным проблемам науки и техники - органи­зацию, включающую в свой состав представителей различных научных дисциплин (в том числе философов и историков), однако не обладающего правом непосредст­венно влиять на процесс принятия решений в этой области (Грэхэм Л.Р, 1991).

Позиция Фролова, основанная на представлениях утонченного марксизма, представляется однако весьма разумной и тщательно обоснованной, причем в своем анализе проблем биомеди­цинской этики ему удается синтезировать как собственно научный, так и социальный аспекты этих проблем. Вместе с тем, сла­бость подхода Фролова к решению проблем биоэтики заключается в огра­ниченных возможностях его использования в решении неотложных практических вопросов. Философ считал, что решение трудных проблем биоэтики - дело далекого будущего, его формулировки были излишне абстрактны, и не представляли интереса с точки зрения практической.

Кроме того, очевидно, что если принимать решения в связи с этическими проблемами науки, с учетом западного опыта, при представительстве религиозных деятелей и философов, специализирующихся в области исследования морали, то в Советском Союзе с этой точки зрения логичным бы выглядело представительство философов-марксистов и партийных функционеров. Здесь-то как раз и возникает вопрос – а не будет ли это возвратом к недавнему прошлому и возрождению старой проблемы соотношения марксистской идеологии и науки? Попытки оказать влияние на ход обсуждения проблем биоэтики предпринимались в Советском Союзе представителями общественности. Например, на стра­ницах «Литературной газеты», пользующейся популярностью у предста­вителей литературной интеллигенции, было опубликовано несколько материалов, в которых выражалась озабоченность по поводу возможного вмешательства в генотип человека с помощью методов молекулярной биологии. В 1974 г. к дискуссии по проблемам биоэтики подключилась и Русская Православная церковь. В редакционной статье, озаглавлен­ной «Христианский взгляд на экологическую проблему», выражалось согласие с позицией философов-марксистов, призывавших к этическому контролю науки; вместе с тем в статье выражалось пожелание учитывать и религиозные соображения при обсуждении проблем биоэтики. В статье отмечалось, что этический контроль необходим не над «наукой как тако­вой», а над практическим применением ее достижений.

Философы-марксисты отказались от участия в предложенной им представителями церкви дискуссии, мотивируя этот отказ тем, что послед­ние утверждали ценност­ную нейтральность науки и настаивали на том, что контроль над наукой должен основываться на религиозных соображениях. В противополож­ность этому взгляду философы-марксисты утверждали, что наука не яв­ляется ценностно-нейтральной. Философы - специалисты в области, связанной с «ценностями» и этикой, - считали себя учеными в не мень­шей степени, чем биологи, и стремились поэтому быть включенными в экспертные научные комитеты, призванные давать оценку тем или иным научным достижениям. При этом они выступали против включения в состав этих органов представителей церкви на том основании, что последние не являлись учеными. Поляризованное, разбитое на классы, враждебные друг другу, общество, не было способно к диалогу, возможно поэтому ни философы-марксисты, ни представители церкви не были включены в состав подобных комиссий или комитетов.

Интересно подчеркнуть, что в ходе упомянутого обмена мне­ниями совпали взгляды на науку у представителей естествознания и церк­ви, что может показаться парадоксом, однако в этом нет ничего парадоксаль­ного. Дело в том, что представители обеих названных групп выражали присущие им интересы и следовали своим традициям. Естествоиспыта­тели выступали за признание ценностной нейтральности науки, посколь­ку не желали включения в состав научных комитетов официальных советских экспертов в вопросах ценностей - философов-марксистов. Священнослужители также выступали за признание ценностной ней­тральности науки, следуя в этом религиозной традиции дуализма; кроме того, представители церкви отдавали себе отчет в том, что, придерживаясь именно таких взглядов на науку, они тем самым сводят к минимуму риск быть обвиненными во «вмешательстве не в свое дело». Считая марксизм (включающий в себя и систему ценностей) такой же «наукой», как и другие, философы-марксисты хотели участвовать в обсуждении проблем биоэтики на равных правах с представителями естествозна­ния; ссылаясь на Маркса, они также говорили о том, что в будущем все науки сольются в «одну науку - науку о человеке», которая объединит в себе нормативные и фактологические подходы. Исходя из этого пони­мания науки, философы-марксисты не могли, естественно, принять пози­цию дуализма в этом вопросе, с которой выступали представители церкви. В основе названных различных точек зрения на проблему отношения «наука - ценности» лежит различное понимание отно­шений между наукой и обществом. Во всяком случае, отсутствие гражданского общества в полном смысле этого слова привело к невозможности формирования базы для создания или даже заимствования биоэтических концепций.

Позже, после преодоления засилья единственной и довлеющей идеологии, на фоне общественного кризиса, затронувшего все сферы жизни, включая практическое здравоохранение и науку, действительно возникают сомнения в актуальности биоэтических разработок применительно к тепе­решней ситуации в России. Общество раздира­ется кризисами - экономическим, социальным, нравствен­ным. Состояние здравоохранения все еще остается бедственным (хотя и несколько улучшилось за последние годы). Так время ли сейчас беспокоиться о правах па­циентов, о последствиях применения новых технологий? Не будет ли сам разговор обо всем этом сочтен наивным утопиз­мом или, того хуже, провокацией? И представляет ли для Рос­сии весь тот опыт, который накоплен биоэтикой, какой-либо другой интерес помимо чисто академического?

Перечисленные вопросы представляются весьма и весьма серьезными, а потому заслуживающими ответа. И здесь следу­ет подчеркнуть, что если выстраивать та­кую последовательность - сначала решим насущные пробле­мы, а уже затем приступим к обсуждению проблем биоэтики - то общество не только никогда не подойдет к этим последним, но не сможет справиться и с первыми. И никуда не удастся уй­ти от такого положения дел, когда не медицина и не реформа для человека, но человек для медицины или для реформы. Ни­какие, даже самые насущные, проблемы не смогут получить удовлетворительного решения, коль скоро те, кто их решает, отбрасывают в дальний угол моральные соображения. От меди­цины, как впрочем, и от медицинской науки, напрочь лишен­ных этико-гуманистического стержня, людям не только не сто­ит ждать какого-то блага - их надо остерегаться. Сейчас есть немало тех, кто озабочен соблюдением гражданских прав в нашем обществе, и это хорошо. Но несравнен­но меньше, увы, выражается беспокойство о тех правах, кото­рые выше были названы экзистенциальными - праве на жизнь; автономии человека, сталкивающегося с профессиональной медициной; праве на достоверную информацию о собственном состоянии здоровья; наконец, праве на достойную жизнь и да­же на достойный уход из жизни.

Тем не менее, есть некоторые обнадеживающие приметы изменений: в обществе вполне отчетливо проявляется беспокой­ство по поводу настоящего и будущего системы здраво­охранения. Это беспокойство находит выражение и в средствах массовой информации, и в выступлениях по­литических деятелей. В том числе обсуждаются вопросы этического кодекса работников здравоохранения. Заговорили о биоэтике ученые, больной вклад в развитие дискуссии по этическим вопросам вносит Русская Православная церковь. Конечно, в России пока нет биоэтики как сформировавшегося социального института, но не отменяет биоэтических проблемы, они стоят перед нами также, как и перед любыми другими народами и культурами. Ныне на повестке дня стоит вопрос о необходимости создания комитетов по этике би­омедицинских исследований на самых разных уровнях. В сис­теме Российской академии наук действует Российский национальный комитет по биоэтике (РНКБ), созданный в 1992 году. Аналогичный ко­митет создан и при Президиуме Российской академии медицинских наук. Этого требуют как защита прав и интересов испытуемых, так и принятые на себя Россией международные обязательства: многие между­народные организации, в том числе и те, в которых Россия яв­ляется полноправным членом (ООН, ЮНЕСКО, ВОЗ, ВМА, Совет Европы), проявляют постоянный и пристальный инте­рес к проблемам биоэтики. Так, в конце 1996 г. Совет Европы принял «Конвенцию о правах человека и биомедицине». В этом документе изложены достаточно строгие этические нормы и обязательства по их соблюдению, которые берут на себя присоединившиеся к «Конвенции» страны.

Сделаны первые шаги в области образования: курсы по биоэтике уже сейчас читаются во многих медицин­ских вузах страны. В Институте человека Российской академии наук, в ряде других научных и образователь­ных учреждений обучаются аспиранты, специализирую­щиеся в области биоэтики. Исследования по биоэтике начинают приобретать си­стематический характер. Появляются публикации по биоэтике в научных журналах медицинского, биологи­ческого, философского, юридического профиля.