Условия труда, отдых

В законах Моисея трудовые отношения освещены весьма скупо. Однако важно, что в сферу правового регулирования здесь вовлечены два самых главных момента: 1) условия труда, в том числе неукоснительное право на отдых, и 2) вознаграждение за труд.

Первый из названных юридических аспектов, если отвлечься от установления субботнего отдыха, к чему мы вернемся чуть позже, регулируется в самых общих чертах — в требовании обеспечения сносных условий труда и исключения жестокости со стороны работодателя, причем это положение привязывается к самой уязвимой группе лиц — рабам: "Когда обеднеет у тебя брат твой и продан будет тебе, то не налагай на него работы рабской: он должен быть у тебя как наемник, как поселенец" (Лев. 25. 39—40). И далее: "Не господствуй над ним с жестокостью" (Лев. 25. 43). Само то обстоятельство, что это специально оговаривается в отношении наиболее беззащитных слоев, подразумевает универсальность нормы. В ее формулировке отчетливо указано, что она относится равным образом и к наемнику, и к поселенцу. Хотя в законодательстве нет определенных санкций за нарушения этого закона, тем не менее они строго караются Самим Богом. Так, сын Соломона Ровоам, наложивший непосильное бремя на своих подданных ("Отец мой наложил на вас тяжкое иго, а я увеличу иго ваше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами" —- 3 Цар. 12. 14), расплатился за это расколом своей страны: "За домом Давидовым не осталось никого, кроме колена Иудина" (3 Цар. 12. 20).

Уравнивание раба, наемника и поселенца в трудовых правах по части условий труда продиктовано "конституционной" нормой, провозглашенной в заповедях. Единственная из десяти заповедей, относящаяся к сфере труда, оказывается верховным законом, исключающим произвол в трудовых отношениях и закрепляющим одно из фундаментальных правовых норм, обеспечивающих сносные условия труда: право на отдых. При этом в самой формулировке закона мы видим ее универсальность и "конституционность": "Шесть дней работай и делай (в них) всякие дела твои; а день седьмый — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, [...] ни пришлец, который в жилищах твоих" (Исх. 20. 9—10). Положение это исключает какие бы то ни было произвольные интерпретации (например, здесь не названа жена, а значит, ее, по "правилам" сегодняшней правовой казуистики, можно лишить права на отдых). То, что здесь перечислены и раб, и рабыня, само по себе говорит о том, что норма относится ко всем, и этим объясняются встречающиеся в

дальнейшем различные формулировки того же принципа. Так, в другом месте читаем: "Шесть дней делай дела твои, а в седьмый день покойся, чтобы [...] успокоился сын рабы твоей и пришлец" (Исх. 23. 12).

Бесспорно, мы помним, что в установлении субботнего дня Гос-^ подь утверждал не столько идею отдыха, сколько освящение Гос-J поднего дня, ибо, как и относительно праздников ("Празднуйте Мне"), так и относительно суббот сказано: "Суббота Господу, Богу твоему". В самом продолжении заповеди, где Господь аргументирует Свое установление насчет субботы, сказано следующее: "Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и всё, что в них, а в день седьмый почил" (Исх. 20. 11). Разумеется, Бог не нуждался в отдыхе ("Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает" — Исайя 40. 28). Он, как мы видели в иных случаях, попросту являет пример. Но в то же время основное содержание, которое Он вводит в субботу, это — предоставление этого дня Ему, Господу, и в этом смысле важнее продолжение Его аргументации: "Посему благословил Господь день субботний и освятил его" (Исх. 20. 11), —- почти дословно повторяющее слова, относящиеся к седьмому дню творения ("И благословил Бог седьмый день, и освятил его" — Быт. 2. 3). Для Господа освящение чего бы то ни было есть переведение в ранг Господнего, божественного. Освящение субботы означает, что бремя повседневной жизни в этот день уступает место служению Господу. Такое служение само по себе есть источник мира и успокоения, о чем еще будет в Евангелии разъяснение Господа: "Иго Мое благо, и бремя Мое легко" (Матф. 11. 30). Следовательно, как смыслом помещения человека в раю не являлось утверждение его бездеятельности, так и установление отдыха не расценивается как приостановка в созидании. Отдых в подобном случае получает смысл обретения мира: "Это суббота покоя для вас, смиряйте души ваши" (Лев. 16. 31). В этом и заключается смысл особого подчеркивания всеобщности субботнего установления, ее обязательности для всех, будь то хозяин или раб, абориген или пришлец.

Евангелие, вслед за ветхозаветными нормами, осуждает всякое посягательство на притеснение человека: "И вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые" (Лука 11. 46).

В свете переведения ветхозаветных установлений в иные координаты, новое осмысление получает и закон о субботе. Христос, пришедший, как мы видели выше, не отменить законы, а утвердить их в сердцах людей, переводит их в контекст любви к ближнему. Служение людям само по себе становится служением Господу, работой во имя людей, не исполненной как навязанная законом обязанность, а продиктованной любовью: это работа во имя Господа: "Скажет Царь тем, которые по правую сторону его: [...] алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили? когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели? когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне" (Матф. 25. 34—40). Посему Христос показывает людям другой пример субботнего поведения. Когда Христа обвиняют в том, что Он нарушил заповедь, исцеляя в субботу, Он в Свою защиту выдвигает три аргумента. Во первых — суббота принадлежит Господу: "Сын Человеческий есть господин и субботы" (Матф. 12. 8). Во-вторых, суббота — день служения Господу: "Не читали ли вы в законе, что в субботы священники в храме нарушают субботу, однако невиновны?" (Матф. 12. 5). В-третьих, служение добру есть служение Господу; на вопрос "можно ли исцелять в субботы?" (Матф. 12. 10), — Иисус не только отвечает утвердительно, но и значительно расширяет рамки дозволенности: "Можно в субботы делать добро" (Матф. 12. 12). Параллель между служением Господу и совершением добрых дел здесь очевидна, и принадлежность субботнего дня Господу, как и отдых в этот день, означает не что иное, как творение добра. Творение богоугодных дел и приносит отдохновение, мир и, в конце концов, — одухотворенность, как истинный источник созидания. Закон в евангельском преломлении, не меняясь формально, обретает новое содержание, по-новому переосмысляется, в нем раскрываются нюансы, издавна жившие в нем, но доселе не видимые, зерна раскрепощения, таившиеся в нем изначально. Иные, более важные, чем отдых, смыслы все

того же субботнего покоя, подчеркнутые уже в Ветхом Завете и соотносившие его со служением Господу, дополняются евангельским пониманием этого служения Господу — как совершение добрых дел для Его "меньших братьев" — людей. Причем такой смысл переносится и на ветхозаветные установления. Памятуя, что Сын говорит так, "как научил Отец" (Иоанн 8. 28), и что творит то же, "что творит Отец" (Иоанн 5. 19), упомянутые утверждения Христа, что "суббота для человека" и что "можно в субботу творить добро", а тем более Его субботнее служение людям, следовало бы сопоставить с деяниями ветхозаветного Бога, последовавшими сразу после шестидневного творения. Ведь и Он, Который "почил в день седьмой от всех дел своих" (Быт. 2. 2), все же прервал Свой "отдых", чтоб еще раз послужить человеку, для которого и "насадил Господь Бог рай в Едеме" (Быт. 2. 8).

Вознаграждение

Второй вопрос ветхозаветного законодательного урегулирования, — вопрос о вознаграждении за труд. Справедливое вознаграждение и своевременная оплата — основное требование к работодателю. Это положение также неоднократно повторяется в законодательной части Ветхого Завета: "Не грабительствуй. Плата наемнику не должна оставаться у тебя до утра" (Лев. 19. 13); "В тот же день отдай плату его, чтобы солнце не зашло прежде того" (Втор. 24. 15). Важность этого положения подчеркивается его периодическим напоминанием в других книгах Библии: "Приду к вам для суда и буду скорым обличителем [...] тех, которые [...] удерживают плату у наемника" (Мал. 3. 5); "Плата наемника, который будет работать у тебя, да не переночует у тебя, а отдавай ее тотчас" (Тов. 4. 14). Здесь также нет определенных санкций за нарушение закона, однако есть ряд указаний на неотвратимость Божьего наказания: "Горе тому, кто строит дом свой неправдою и горницы свои — беззаконием, кто заставляет ближнего своего работать даром и не отдает ему платы его" (Иер. 22. 13). Предельно строгая оценка подобным беззаконным действиям дается в назидательных книгах Библии: "Убивает ближнего, кто отнимает у него пропитание, и проливает кровь, кто лишает наемника платы" (Сир. 34. 22). Евангельский подход к этой

проблеме идентичен ветхозаветному, однако формулировки более строги, и если Ветхий Завет неуплату наемнику приравнивал убиению ближнего, Новый Завет тот же поступок приравнивает убиению Господа: "Плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет; и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались, напитали сердца ваши, как бы на день заклания. Вы осудили, убили Праведника" (Иаков 5. 4—6).

Отметим и другое положение, связанное с оплатой. Рядом с установлениями о вознаграждении за труд мы видим в Ветхом Завете и идею компенсации за потерю работоспособности: "Когда ссорятся (двое), и один человек ударит другого камнем, или кулаком, и тот не умрет, но сляжет в постель, то, если он встанет и будет выходить из дома с помощью палки, ударивший (его) не будет повинен смерти; только пусть заплатит за остановку в его работе и даст на лечение его" (Исх. 20. 18—19).

Приравнивание раба, наемника и поселенца, которое видим в заповеди о субботе, позволяет считать, что требования, касающиеся оплаты труда, также являются универсальными. Так, относительно раба, которого хозяин обязан был на седьмой год отпустить на свободу, Господь говорит: "Когда же будешь отпускать его от себя на свободу, не отпусти его с пустыми руками, но снабди его от стад твоих, от гумна твоего и от точила твоего: дай ему, чем благословил тебя Господь, Бог твой" (Втор. 15. 13—14). Обоснование этого требования — в фактическом заработке отпущенного на свободу: "Не считай этого для себя тяжким, [...] ибо он в шесть лет заработал тебе вдвое против платы наемника" (Втор. 15. 18).

Евангельские коррекции к этим ветхозаветным нормам, в русле их переведения в соответствие со свободной волей человека, основанной на любви, по-новому подчеркивают достоинство человека. Разумеется, рядом с призывом к освобождению от рабского отношения к вещам и к раздаче имущества нуждающимся и просящим, не остается места для отказа человеку в отдаче заработанного им. Но Новый Завет, вместе с естественным положением о том, что "трудящийся достоин пропитания" (Матф. 10. 10), с новой силой утверждает: "Трудящийся достоин награды за труды свои" (Лука 10. 7; 1 Тим. 5. 18). Это положение значительно шире, чем проблема оплаты. Здесь говорится о признании человеческого достоинства, о

награде земной и небесной, предусмотренной одним только этим достоинством, а вовсе не чьей-либо "благосклонностью": "Будьте и вы почтительны к таковым и ко всякому содействующему и трудящемуся" (1 Кор. 16. 16); "Просим же вас, братия, уважать трудящихся у вас" (1 Фес. 5. 12). Хотя здесь речь идет о тех, кто трудится на духовном поприще, во всеохватности этого призыва вряд ли можно усомниться, тем более если учесть, с чего мы начали: божественное требование одухотворенности любого труда.

В Новом Завете можно видеть еще один нюанс в трудовых отношениях — фиксацию существующих договорных начал. О них говорится не в законодательном порядке (вообще "закон" как правовой документ представлен лишь в Ветхом Завете, в Пятикнижии Моисея; Новый Завет говорит на совершенно ином языке, адресованном человеку не как субъекту права, а как носителю духовных начал), они попросту упоминаются совершенно по другому поводу, в одной из притч — о работниках в винограднике. "И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию. Пришедшие же первыми думали, что они получат больше; но получили и они по динарию; и получивши стали роптать на хозяина дома. [...] Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое, и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе" (Матф. 20. 9-—14). Аллегорический смысл притчи в том, что Господь воздает всем независимо от времени их обращения к Богу. В проекции же на земные реалии смысл притчи — в приведенной выше формулировке: "Трудящийся достоин награды". Через призму этой притчи, слова апостола "каждый получит свою награду по своему труду" (1 Кор. 3.8) получают дополнительный смысл: награда не только в абсолютном объеме труда, но в устремленности к труду, в самой причастности к процессу созидания, то есть в активизации того, в чем сокрыт смысл подобия человека Богу: это и есть содержание понятия "человеческое достоинство". Реализуется оно в том, что человек, кому бы ни служил, на самом деле не служит никому, кроме себя, ибо он свободен по высшему предначертанию: "Труды твои не были для чужого дома" (Пр. 5. 10); "Трудящийся трудится для себя" (Пр. 16. 26). Новый Завет добавляет: "Трудящемуся земледельцу первому должно вкусить от плодов" (2 Тим. 2. 6). И в то же время, служа себе и

другим, человек служит Богу, ибо он — раб Божий. И сторонами этого "договора" являются Бог и человек. Договорные обязательства — всего лишь минимум для обеих сторон. В трудовых отношениях людей минимум обязателен: он — от договора; что сверх того — это от Бога: желание отдать больше продиктовано уже не обязательством, а любовью к ближнему. В отношениях между Богом и человеком — то же самое: так поступает и Господь, давгш не только "сокровище на небесах" (Матф. 19. 21), но и на земле. Когда у Господа, обещавшего дать Соломону все, что он попросит, царь попросил лишь то, что нужно было для служения Богу — "сердце разумное, чтобы [...] различать, что добро и что зло" (3 Цар. 3. 9), — Господь пошел дальше договоренности: "За то, что ты просил этого и не просил себе долгой жизни, не просил себе богатства, не просил себе душ врагов твоих, но просил себе разума, чтоб уметь судить, — вот, Я сделаю по слову твоему: вот, Я даю тебе сердце мудрое и разумное [...]; и то, чего ты не просил, Я даю тебе, и богатство и славу" (3 Цар. 3. 11—13).

Так еще раз утверждается параллелизм богатства материального и богатства духовного. При этом связующим звеном становится труд (физический и духовный), пользование правом на труд для реализации созидательной способности человека — в оправдание своего подобия Богу.

ГЛАВА ШЕСТАЯ Право на собственность

"Да владычествуют они"

Библии всё теснейшим образом переплетено друг с другом. Поэтому при рассмотрении семейного права мы неизбежно коснулись и вопросов, относящихся к праву на собственность, — в частности, когда говорили о доме как символе семьи и его неприкосновенности. И впрямь: дом, жилище — это ведь категории не только семейного права, но и имущественных отношений. Вопросов собственности мы не избежали и при рассмотрении права на труд. Как и остальные права, рассмотренные выше, право человека на собственность, на владение любым из Богом созданных реалий на земле, было зафиксировано уже при сотворении человека. Даже еще до его сотворения Бог привел в качестве одного из обоснований грядущего акта идею этого права: "Сотворим человека [...]; и да владычествуют они" (Быт. 1. 26). После же сотворения человеку было сообщено об этом праве уже императивно. Человеку было дано право владеть и всей фауной ("Владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями) и над птицами небесными (и над всяким скотом и над всею землею), и над всяким животным, пресмыкающимся по земле" — Быт. 1. 28), и всей флорой ("Вот, Я дал вам всякую траву, сеющую семя, какая есть на всей земле, и всякое дерево" — Быт. 1. 29); человеку была дана во владение вся земля: "Наполняйте землю и обладайте ею" (Быт. 1. 28). Ему было также поведано, что он — обладатель и недр земных. Таково, по-видимому, значение слов, приведенных в описании географии Едема: "И золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс" (Быт. 2. 12). Как кажется, иной

необходимости в упоминании золота и других драгоценностей земли в данном контексте нет.

Все эти права были сообщены уже состоявшейся семье Адама и Евы и, конечно же, означали и передачу этих прав по наследству — всему человечеству. Однако слова "владычествовать" и "обладать" в устах Господа означали, по-видимому, лишь право обращаться со всеми этими источниками богатства по своему усмотрению, но в рамках хозяйственной деятельности, направленной на благоустройство своего дома и устроение своей жизни. Устраивать свою жизнь человек должен был сам. Адаму и Еве, чьим обиталищем была вся земля, был дан и дом — едемский сад; он был дан в пользование человеку, который мог вкушать блага этого дома-сада ("от всякого дерева в саду ты будешь есть" — Быт. 2. 16) и который должен был заботиться о нем и приумножать его богатства ("возделывать его и хранить его" — Быт. 2. 15).

Заметим, что, в отличие от общих утверждений, где Бог использовал слова "владычествуйте", "обладайте", "Я дал вам", в конкретном случае относительно едемского сада сказано иначе: "И поместилтам человека" (Быт. 2. 8; в Быт. 2. 15 — "поселил"). Здесь же фиксируется обязанность человека "возделывать его и хранить его" (Быт. 2. 15). Таким образом, можно заключить, что земля была дана человеку "в аренду", что его собственностью могли стать лишь плоды райского сада, а не сам сад. То есть полноценной собственностью человека могли быть лишь плоды собственного труда — то, что создано его, человеческими руками. Указание на богатства земли близ Едема — золото, бдолах (янтарь) и оникс означало, что человек сам должен был добывать их, чтобы сделать своею собственностью.

Ни ветхозаветное, ни евангельское право вовсе не запрещает человеку обретать собственность и стремиться к богатству, как это зачастую представляется. Наоборот, в Библии очень часто можно видеть не только предоставление человеку подобного права, но и периодическое напоминание об этом -— совет наблюдать "за хозяйством в доме твоем" (Пр. 31. 27), назидание о том, что забота о процветании своего дома — праведное дело ("Жилище праведных процветет" •—■ Пр. 14. 11). В число благодетелей женщины

(жены, хозяйки в доме) включается и то, что "она добывает шерсть и лен" (Пр. 31. 13), что "задумает она о поле, и приобретает его" (Пр. 31. 16), что "она делает себе ковры" (Пр. 31. 22) и прочие аналогичные черты.

Новый Завет не отменяет ничего из этого — ни право стремиться к благоденствию, ни права приобретать собственность. Однако Новый Завет, как было уже сказано, несет миру "закон свободы". В сфере имущественных отношений единственное уточнение Евангелия в том, что право на собственность также вводится в глобальный контекст освобождения личности, в частности, от пленения плотью. Принцип "всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною" (1 Кор. 6. 12) становится главным путеводителем человека во всех его деяниях, в том числе в его отношении к собственности. Именно в подобном смысле следует понимать многие евангельские сюжеты, связанные с призывом отказаться от собственности. Слова Христа "Продавайте имения ваши и давайте милостыню" (Лука 12. 33) или Его совет юноше "Пойди, продай имение твое и раздай нищим" (Матф. 19. 21) являлись не столько призывом к благотворительной деятельности, сколько увещеванием не быть рабом собственности. После отказа юноши исполнить это назидание и было сказано Христом известное изречение: "Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие" (Матф. 19. 23—24). Нет, это отрицание вовсе не собственности, а человеческой порабощенности ею, это сожаление о том, что Богом данное право обладать собственностью практически переходит в свою противоположность: собственность обладает человеком¹. Становясь рабом собственности, человек извращает богоданное право и тем самым отходит от Бога, ибо превращается из свободного раба Божия в раба своей собственности: "Никто не может служить двум господам: ибо одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне" (Матф. 6. 24).

¹ Нет ничего абсурднее усмотрения в этих положениях хоть отдаленной параллели с коммунистическим отрицанием собственности, как, например, в: Аэаркин Н. Не в силе Бог, а в правде. Заповеди Христа в фокусе юриспруденции // Юридический вестник. 1999. Дек. № 23 (229). С. 10.

Подобное отношение к собственности прямо связывается с ветхозаветными наставлениями и ими подготовляется: "Когда богатство умножается, не прилегайте к нему сердца" (Пс. 61. 11). О том же говорится в прославлении любви и в признании никчемности богатства пред нею в Песни Песней: "Если бы кто давал всё богатство дома своего за любовь" (Пес. 8. 7).