НАЦИОНАЛЬНО-ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИДЕОЛОГИЯ 3 страница

Наука и идеология мало совместимы. Наука стоит на истине, на знании положения дел в мире. За истину, за «2x2=4» на эшафот не идут; продук­ты науки безличны, рано или поздно они все равно пробивают себе дорогу. Идеология стоит на ценности, на субъективной оценке мира, дающей ру­ководство, как жить, во имя чего жить. За ценность, выражающую прав­ду жизни, на эшафот идут. Ценность субъективна, она воплощается на про­тяжении жизни человека, который живет единожды, и ему небезразлично, что делать и как быть. В науку могут проникать фикции, и социальный ре­зонанс этого мизерный. Каково же, если фикции наводнят идеологию? На индивидуальном уровне может произойти трагедия личности, а на соци­альном— трагедия народа. Говорить хладнокровно об этом недопустимо. По этой причине идеология — особый тип духовности, требующий к себе отношения благоговейного, трепетного и одновременно взвешенно­го, осмотрительно трезвого. Тем более подобного отношения требует к себе идеология будущего. Ее можно предлагать, но нельзя навязывать, ее можно обсуждать, но нельзя класть в основу социальной практики. В ка­ких-то своих социальных проявлениях идеология должна ограничивать­ся наукой, представлением реального, закономерно типического. И это должно быть императивом нормальной, полноценной, т. е. не питаемой ил­люзиями жизни.

Так — в модусе должного. В модусе сущего же идеология подавила и поглотила науку, произведя сие в силу своей «подлинно единственной на­учности». Понимание экспансивности, репрессивности, нетерпимости, не­примиримости нашей всепроникающей, знающей все, что ни есть, так, как оно «в действительности» есть, идеологии дает канву разумения наличие

361Раздел VI

социалистической до мозга костей идеологичной реальности. Почему со­циализм деформирован? Потому что идеологичен. Не имея материально-экономических, он имеет «идеологические» основания. Однако существо­вать in vivo без точки опоры нельзя, потому социализм существует in vitro, в самопроявлениях идеологов.

Идеологическое давление пролетарских надстроечных институтов в насильственном творении нового строя закономерно. Оно компенсирует отсутствие материально-экономической, естественно-формационной под? готовленное™ социализма и одновременно разрушает прямое предназна* чение переходного периода, вырождая намечаемое движение к социализ­му в движение от социализма (итоговая ситуация исторического тупика). Реальной и концептуальной необходимости в переходном периоде нет. Введение его избыточно, так как служит для покрытия искусственного таксономического разлома, вызванного легковесным предположением формационной обособленности социализма.

Допущение пятое: применительно к социализму утверждается примат надстроечных образований относительно базисных.

Поскольку в качестве conditio sine gua поп (непременное условие) кон-ституирования социализма полагается революционная диктатура пролета­риата, подобное допущение понятно. Однако требует изъятия из более об­щего и широкого теоретического контекста, ибо связано с конверсией принципиального тезиса о доминирующем статусе базиса и производно-стп от него надстройки как идейного отображения или организационного оформления господствующих материальных отношений. Опять социализм выпадает из общей схемы. Насколько это оправдано?

На наш взгляд, формационный подход (где в качестве фрагмента фигу­рирует учение о диалектике базиса и надстройки) соотносится с общеми­ровым глобальным уровнем, фиксируя статистически преимущественную тенденцию. При определенных предпосылках последняя справедлива, так что противопоставлять ей частности, явления бесполезно. Формационный подход не может быть использован для планирования и прогнозирования развития конкретных социальных организмов, на нем нельзя основывать стратегию и тактику политической деятельности и т. д.; надо учитывать также неодноколейность, незапрограммированность исторического про­цесса, который неидемпотентен, реализуется как вероятностное резюме вариативных усилий человечества. Поэтому сам по себе фактор «возму­щающего влияния» (в том числе надстроечного) — феномен вторичных и третичных общественных отношений, прерывы формационного движе­ния, экзотическое развитие с невыраженной или выраженной симптомати­кой обратного соотношения надстройки и базиса на локальном уровне —

Национально государственная идеология

|должен найти и находит надлежащее место в общей, глубокой теории ис-|.тории. С этим мы не спорим.

\> Мы спорим с трактовкой социализма как какой-то квазикультуры, вхо-Кдящей в историю и идущей по ней «своим» путем, «своим» шагом: не как I все — материальной, а идеологической подготовкой, не развитием произ-Ьводительных сил, а насильственной (революционной) диктатурой. Общеиз-Евестно, что заслугой формационной теории является прочная связь прогрес-I: са производства с общественными отношениями, отображающая существо Ь; исторического развития. Почему же эту связь надо приносить в жертву?

I Как быстро поразительная дисгармоничность эскиза сообщается и фак-г ту социалистической цивилизации. Иного и не дано: не может не быть со-:, циализм деформированным, если его существование вызвано не необхо-ί димыми (базисная готовность) и достаточными (надстроечная готовность), | а лишь достаточными причинами. За подтверждением ходить далеко не г нужно. Довольно задать вопрос: насколько эффективно движение к социа-| лизму под железной (диктатура ведь) опекой надстройки? Не апеллируя к I данным, ответим: настолько, что экономический базис социализма так и t не был создан. Не действовал основной экономический закон социализма (обеспечение всестороннего развития трудящихся за счет максимального удовлетворения их материальных и духовных потребностей), столь капи-\ тальные законы, как планомерность и пропорциональность.

Предпочтительнее к социализму иной путь — путь внутреннего само­перерождения капитализма под влиянием, с одной стороны, НТР, обуслов-| ливающей достижение принципиально новых технико-технологических и ' социальных состояний; с другой — выработка национальных и наднацио­нальных механизмов регулирования экономических и политических про­тиворечий, макро- и микрохозяйственных тенденций, преодоления на этой основе разрушительных сил анархии и рыночной стихии; с третьей сто­роны, экономической и политической интеграции пролетариата в капита­листическую систему — развертывание широких социальных программ для населения, развитие отношений общественной собственности, особен­но общественного присвоения результатов труда, участия трудящихся в управлении производством, распределении прибылей и т. п. Именно на этот путь встали уже многие народы и страны.

Допущение шестое: пролетариат — носитель сущностных отношений будущего, а потому в своей социально-политической преобразовательной деятельности прав⁷.

⁷ Ср. не допускающую сомнений декларацию Л. Каменева: рабочий класс «не может ошибаться». Собственно, почему?

363Раздел VI_________________________________________________

Социально-политическаяправота рабочего класса, с точки зрения «на- i учной идеологии», представляющая гарант движения в верном направле- \ нии, определяется следующим. Отстаивая частный, классовый интерес в I борьбе за гуманное, справедливое мироустройство, пролетариат выступа- , ет как носитель универсального общественного интереса. Установление 1 диктатуры пролетариата не только воздает должное человеку труда, делая i его центром общественной жизни, но и предоставляет возможность все­общего перехода к органически целостному бесклассовому обществу, чле-ны которого располагают свободой развития и применения своих способ- | ностей и сил, не посягая при этом на основные условия самого этого общества. Так, сводя счеты с социальным неравенством, угнетением, под­невольностью, порабощением, отчуждением, зависимостью, порывая с борьбой за существование, навеянным свыше природой и историей поряд­ком вещей, пролетариат делает нечто большее, нежели преобразует непра­ведное общество. Он преобразует всю неправедную предысторию, откры­вая новую эпоху сознательного, свободного творения исторического процесса.

Неадекватность этой теоретической конструкции — в неточной расста­новке акцентов.

При всей условности периодизаций уместно различать до- и пост-науч-но-тсхническую фазы человеческой цивилизации. Первая насчитывает тысячи лет. Вторая берет начало со второй половины нашего столетия. Характерная примета последней фазы — развертывание НТР, под которой понимаетсянебывалый по своим масштабам и интенсивности процесс внедрения науки во все сферы социальной практики. Процесс этот обла­дает статусом переворота, не имеющего аналогов в истории.

Ни формирование производящей экономики в эпоху перехода от налео-литак неолиту, ни революция XVIII в., открывающая возможность утили­зации энергии пара, — перевороты в жизни человечества капитальные, значительные — не идут в сравнение с недавним научно-техническим пе­реворотом. Дело здесь в глубине, повсеместности качественных сдвигов, способах, темпах преобразований, силе и степени воздействия на обще­ственное целое.

Недавняя НТР — феномен многомерный, объемный, разноплановый. Это — широкая ассоциация познавательных и социальных образований, движений, тенденций, которые обусловили кардинальную перестройку всей системы производительной деятельности, охватывая труд и потреб­ление, материальную и духовную сферы, общество и личность. Следова­тельно, объективное содержание НТР как общественного явления — ка­чественное преобразование производительных сил, влекущее за собой

■ ^ _____________________Национально государственная идеология

изменение принципов, устоев жизни человека с его потребностями иза­просами, стремлениями и идеалами.

- Что нас здесь интересует преимущественно? То, что воплотившись в практику общественных масштабов, сопровождающие НТР интеллектуа­лизацияи рационализация, модернизация и техническое перевооружение, изменение статуса совокупною работника, вытеснение живого труда авто­матизированным и многое другое, обновляющее понятие производительных сил, сделали реальной ситуацию, в которой рабочий класс не является ни первой, ни наиболее могучей производительной силой. С устойчивостью, присущей закону, чем дальше, тем больше ею становятся интеллектуалы (среднего ранга — техники, технологи, операторы, программисты, техники-аграрии и высшего — инженерно-технические работники, конструкторы). Резонируют с указанными процессы в социальной сфере. Превращение по­литики в самостоятельный отсек духовного производства, требующий спе­циальной подготовки, рост сферы обслуживания, непроизводительной про­слойки, занятой в инфраструктуре, и т. д. также подорвали главенствующую общественную роль пролетариата.

Таким образом, уже в настоящий момент ясно, что пролетариат не об­ладает особым футурологическим кредитом ни в количественном (абсо­лютное снижение численности), нив качественном (передислокация в тре­бующие наименьшей квалификации, образовательного ценза отрасли) отношении. Следовательно, с позиции социальной перспективы рабочий класс — аутсайдер; он вызван к жизни сравнительно недолговечной поло­сой общественного развития относительно несовершенного слабоосна-щенного производства, зиждущегося на живой малоподготовленной силе, и вынужден уступить свое место подлинной носительнице отношений будущего— интеллигенции. Тенденция «сдачи» рабочим классом своих позиций налицо в современных высокоразвшых странах (доля пролета­риата составляет там лишь 15—17%), и она нарастает. Серьезно выпада­ет из этой тенденции Россия, где удельный вес рабочего класса в общест­венной жизни непропорционально значителен. Последнее объясняется абсолютно прозаичными обстоятельствами — формационной отстало­стью, экстенсивностью нашего общества.

Вывод следует сам собой: с тактической точки зрения пролетариат в силу своего экономического положения в современном производстве не способен быть политическим вождем масс; со стратегической точки зре­ния пролетариат как класс архаичен, звание путеводителя человечества по реальности он уступает интеллигенции. Понимание этого разрушает дог­му о состоятельности насильственно-преобразовательных акций пролета­риата на пути выполнения им всемирно-социалистической миссии.

365Раздел VI

Наше итоговое оценочное суждение таково. Каноническая схема есте­ственно-исторического прогресса крепится на ряде далеко не бесспорных допущений, при ближайшем рассмотрении критики не выдерживающих и обусловливающих внутреннюю антиномичность доктрины. Действи­тельно, с одной стороны, в ней прорабатывается формационный мотив, настаивающий на естественноисторичности, объективности процесса раз­вертывания общественно-экономических формаций, через фазы которых нельзя перескочить произвольно, отменяя их декретами. С другой сторо­ны, в ней прорабатывается волюнтаристский, силовой мотив революцион­ного импульса, толчка истории, контроль над которым берут коммунисты. Последнее не что иное, как идея насильственного переустройства налично­го порядка вещей и насильственного творения нового мира.

Поскольку мотивы эти взаимоисключаемы — естественное развитие истории несовместимо с ускорением ее хода за счет революционного под­талкивания, — произошло концептуальное, стратегическое и тактическое размежевание, соответствующее социал-демократическому и коммушь стическому пути развития. Преимущество первого перед вторым в на­стоящий момент очевидно. Из сказанного следует:

1) социализм — не обособленный формационный таксон, а закономерное общественное состояние, могущее возникнуть вследствие органичной са­моликвидации капитализма. В него нельзя войти политическим путем (за­хват власти): вхождение в него возможно долговременным, исчисляющимся десятилетиями путем объективных материально-экономических и социаль­но-политических цивилизационных преобразований;

2) социализм — не антикапитализм, а посткапитализм, осознание чего вело к снятию противостояния двух блоков, двух фрагментов цивилизации. Основным противоречием современной эпохи не могло быть деклариро­ванное, покоившееся на формационном разрыве противоречие между ка­питализмом и социализмом — двумя внутренне связанными консеквентны­ми фазами непрерывного, целостного исторического прогресса. Требовало редактуры также и понятие содержания современной эпохи: переход к со­циализму возможен не насильственным прерыванием капитализма, а его фронтальным развитием;

3) переход человечества к новому строю — не локальное, а, как мини­мум, региональное или даже глобальное явление, охватывающее индуст­риально, социально, политически высокоразвитые страны. На фоне этого выглядит дезориентирующей заложенная в доктрине силовая тенденция «заставить быть счастливыми» представителей отдельных отсталых наро­дов, искусственно сократить, форсировать объективно длительные муки родов нового строя через «якобинизм», «диктатуру».

Ηициопалыю государственная идеология

, Таким образом, фундаментальные причины нашего кризиса скрыты в ■доктрине, которая должна взять ответственность за практические злоклю-|чсниясоциалистических представлений, за то, чтосопоставительно с раз-|витымикапиталистическими странами в настоящий момент мы дальше, а не |ближе от жизненного воплощения идеалов ипринципов социализма. 1г Марксизм, включая элемент науки (система политэкономических, по-|литологических, социологических, философских взглядов в узком смыс-|ле), иммунитета к улучшению не имеет, требует уточнения, развития. На-|лнчие проблем, затруднений, несостыковок с действительностью — общая |и повсеместная ситуация в науке. Наука в отличие от ненауки ищет исти-(ну,а потому ошибается, блуждает, лишь изредка, невзначай достигая яс­ного. Наука вследствие отмеченного подвержена корректировкам, согла­сованиям, фальсификациям. Памятуя об этом, марксизму надлежало ►оперативно озаботиться причинами несоответствия течения истории пред­сказаниям теории. Во-первых, революционный процесс не шел по пути, |предуказанному доктриной. Во-вторых, имело место не разложение, а I упрочение капитализма, подрывающее исходную концептуальную модель его (капитализма) формационного истощения. В-третьих, следовало реа-I гировать на критику доктрины из лагеря «гуманистов», которые, обобщив опыт Л. Сен-Жюста и его подручных, вынесли мораль о невозможности I использования насилия как инструментаоблагодетельствования человече­ства и которые небеспочвенно сомневались в приемлемости силовых ры­чагов (пролетарская диктатура) конструирования новой реальности. Ни­каких шагов в данном направлении, однако, к несчастью, предпринято не было (на большой и острый вопрос «почему» должны еще дать свой от­вет историки).

Будучи ученым, К. Маркс, разумеется, не был гарантирован от концеп­туальных непоследовательностей, несовершенств, изъянов, разнообраз­ных ошибок. Это нормально. Ненормально то, что в ходе идеологизации взглядов Маркса произошла канонизация: положения марксистской теории были возведены в абсолют, превращены в символ веры, знамя движения. После этого никакие ошибки уже не могли быть локализованы в теории и в последующем из нее выдворены. Дело, таким образом, не в присутствии в марксизме как научной системе неадекватностей (концептуальных лакун, рассогласований), дело в отсутствии в марксизме как идеологии атрибутив­ных способов их выявления, корректировки, компенсации, изъятия.

Догматизированная идеология с порога отметала саму возможность прогрессивной модификации исходной теории. Корректирующая деятель­ность строго контролировалась в соответствии с хлестким надзиратель-ным идеологическим клише: «ревизионизм». Понятие ревизионизма, как

367Раздел VI

Национально-государстве.иная идеология

известно, имеет два смысла — ревизионист тот, кто развивает, и тот, кто извращает. В рамках истеричной ждановско-сусловской синодики, блюду­щей чистоту рядов, два смысла понятия «ревизионизм» совместились: мо­дифицирующая деятельность подверглась остракизму, прекратив сущест­вование; попытки пересматривать отжившее беспощадно пресекались, вытравливались. Творческая мысль в марксизме атрофировалась, испод­воль, медленно, но верно вырождалась в защиту, «борьбу с происками», охранение.

Применительно к эпистемологическому случаю все было бы просто. Отсутствие обратной связи с действительностью выбило бы у теории из-под ног почву, обрекло ее на дискредитацию, неминуемую гибель. Не то — применительно к случаю идеологическому. Функционирование продуктов идеологии подчиняется своеобразному правилу обратного отношения реа­лизма к агрессивности: уменьшение одного влечет увеличение другого. Па­губность и социальный масштаб этого увеличения многократно усилива­ются и расширяются процессами огосударствления идеологии. Здесь идеология становится прямым инструментом творения действительности, манипулятором человеческих жизней.

Одно дело — отрешенно-непрактические упражнения теоретика, иное дело — практически-жизненные упражнения идеолога.

В чем трагедия нашего народа? В том, что от имени благой, но идео­логической цели: реализовать скачок из нечеловеческой нерациональной предыстории в подлинно человеческую рациональную историю, — на нем ставили гигантский, ничем не подготовленный, неоправданный экспе­римент. В истоках этого эксперимента — сугубо теоретический спор двух ветвей российского марксизма. Поборники одной — меньшевики, исхо­дя из неразвитости капитализма в России, малочисленности, слабости пролетариата, высказывались за буржуазную революцию, которая в пер­спективе перерастает в социалистическую. Поборники другой — больше­вики — призывали не дожидаться созревания общецивилизационных предпосылок революции, вначале завоевать власть, а затем, опираясь на интернациональную, пролетарскую солидарность, решать проблемы со­циально-экономические.

Не претендуя на роль третейского судьи, скажем: окончательно и бес­поворотно решить данный спор в теории нельзя. С высот же нашего дня ясно, что на опыте воплотились оба пути: западная социал-демократия реализовала модель меньшевиков, в России материализовалась большеви­стская модель развития. Избегая скороспелости и с порога ни в чем не об­виняя большевиков, согласимся с ними, что в конкретных обстоятельст­вах российской действительности революция была необходима. Если не

Октябрьский, случился бы какой-то другой переворот, но правительство А. Керенского в любом случае пало бы. По части этого альтернатив нет. Альтернативы возникают, когда задумываешься о вариациях послеок­тябрьской ситуации. Капитальная ошибка большевиков, на наш взгляд, за­ключалась в неверной оценке социально-политических перспектив свер­шенной революции.

Попробуем объясниться. Политическая устремленность Октября — достижение народовластия. Поэтому, добившись его, с политическими нововведениями следовало повременить, сосредоточиться на обеспече­нии общецивилизационных условий жизни, непременно с учетом таких фактов, как многоукладность, отсталость экономическая, культурная страны, превалирование крестьянского населения и т. д. Одержимые же революционным порывом большевики взяли курс на насильственное пре­образование истории, отправляясь от неадекватных фантомов, идеологем (расчет на мировую революцию, возможность перехода к социализму, минуя развитый капитализм, ставка на пролетариат как социальный но­ситель отношений будущего и т. п.), они перешли на политический фор­саж, занялись силовым внедрением социалистических отношений на не готовой для этого почве. Как итог — репрессии, гражданская резня, бой­ня. Из нее-то вышел и в ее-то режиме функционировал отечественный со­циализм.

Таким образом, если здравый смысл и теория в ситуации отсутствия объективных условий социалистических реформации диктовали осущест­вление формационной подготовки социализма, то идеология стимулиро­вала торопливую, пристрастную его (социализма) культивацию админист­ративно-политическими методами. В этом судьбоносном противостоянии верх взяла идеология, индуцировавшая социализм не как естественное по­сткапиталистическое формационное образование, а как искусственную модификацию предкапиталистических формационных структур с азиат­ским фоном.

За насильственную перекройку действительности, сопровождавшие ее неисчислимые беззакония, преступления, повлекшие за собой многочис­ленные бедствия, страдания народа, за уйму разбитых судеб, человече­ских жизней, существований, за создание у нас иллюзорной, не имеющей формационных корней, нежизнеспособной нереалистической рукотвор­ной реальности — за все это прямая вина марксистской идеологии. Так просуществовав с начала века вплоть до наших дней, марксизм как идео­логия, надо полагать, завершил свое существование, при этом рельефней-шим образом показав эпистемологическую бесплодность и социальную опасность комбинации «научная идеология».

369Раздел VI

6.5. НАЧАЛА ИДЕОЛОГИИ — ГРАНИЦЫ НАУКИ

Под стать химерической «научной идеологии» — злокачественное об­разование «идеологичная наука». Инъекция в объективный поиск субъек­тивных интересов сообщает науке чуждую ей избирательность, тенденци-озность,кладет независимому, неангажированному познанию ясный и однозначный предел. Беспощадный, недвусмысленный развал парадигмы наукивследствие внедрения идеологем с точки зрения исторической сов-налс мракобесной демагогической борьбой с «буржуазной» наукой за по­строение на ее обломках нового (новоязовского) «пролетарского» знания. Квалифицировать сие некогда санкционированное тоталитарным режимом шельмовское действо в терминах парламентских возможным не представ­ляется. Поэтому не удостоим оценочного суждения всяких там рабоче-класснокрестьянски (без дефиса) познавательных формирований, пикирую­щихся с «капиталистической лженаукой», — многостаночньгх прикладных марксизмов-ленинизмов в хирургии, кузнечном деле, рыбном хозяйстве, венерологии и тому подобной чертовщине. Аналогичным образом с соот­ветствующим воздержанием от лексики телесного низа поступим с бази­ровавшимися на «единственно верной, марксистско-ленинской» мичурин­ской биологией, тщаниями критиков теории относительности, квантовой механики, теории резонанса и пр. и пр. Все они, воспроизводя мысль Дан­те, не стоят слов, взглянул — и мимо.

О чем хочется сказать, используя имеющиеся возможности, так это о том, что наука (в том числе обществознание) как таковая не может быть идеологизированной, позиционной, субъективно ориентированной. В этом смысле тезис о двух типах наук «буржуазной» и «пролетарской» и будто бы имеющемся их противостоянии сам по себе бессодержательный, фик­тивный. Нет ни буржуазной, ни пролетарской науки. Есть одна наука — объективное, независимое от интересов исследование реальности, опи­рающееся на универсальную категоризацию явлений.

Геометрические аксиомы отрицались, если противоречили бы интересам людей,— апеллировал к идее Т. Гоббса классик. Неверно. Геометрические и, шире, математические аксиомы действительно отрицаются. Но мотивом отрицания выступают не интересы, а приверженность разной семантике.

Существует Евклидова и неевклидовы геометрии. Имеются «традици­онный» и «нетрадиционные» (Клиффорда, Грассмана, Буля) варианты ал­гебр. Известны различные направления в области оснований математики, между которым затруднен, если возможен, консенсус. Вообще альтернатив­ность, полиморфичность науки — стандартное гносеологическое явление,

Национально-государственная идеология

I связано с неоднозначностью исканий истины, ибо истина — процесс и как ['завершенное, доопределенное во всех своих частях состояние субъекту — I не дана. Плюрализм подходов в науке, следовательно, детерминирован ло-егикой познавательной деятельности, стремлением проиграть всевозмож-| ныерациональные ходы, а вовсе не интересами. Верно, в науковедении | подчас говорится об интересах, но лишь в контекстах социологических — |прихарактеристике разъедающей науку групповщины.

^; Как ясно, союз идеологии с наукой противопоказан последней. Осуще-% стеленный насильственно (идеологический пресс сталинскою тотапита-1ризма) или добровольно (классическая механика и естественный ее ми-I ровоззренческий финал в лапласовском детерминизме и механицизме), } он слишком дорого обходится устремленной к истине свободно текущей, I независимой, не подвластной внешним давлениям, влияниям конъюнкту-I ры мысли.

6.6. ВСЕЛЕНСКАЯ И НАЦИОНАЛЬНО-ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИДЕОЛОГИЯ

«Не вокруг тех, кто измышляет новый шум, а вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир», — утверждал Ф. Ницше и был глубо-

I ко прав.

Идеология как нарочитая практически-духовная форма освоения дей-ί:¹ ствительности через призму корпоративных интересоз себя исчерпала. | Она становится фактом прошлого. Но вообще без идеологии, без жизнен-| ной правды, требующей стойкости, которой, привлекая мысль М. Пришви-.. на, надо держаться, за которую надо стоять, висеть на кресте, — без та­кой правды нельзя. Нельзя, так как ни наука, ни знание, ни их конечный продукт — истина — ни в коей мере не воплощают и не олицетворяют высшее, конечное предназначение человечества — они нейтральны, без­участны к решению «последних» коренных проблем бытия, связанных с «самостояньем человека», осуществлением его призвания, автономного

чувства жизни.

Следовательно, должна быть идеология с включенным в нее разверну­тым понятием наиважнейшего — тех фундаментальных ценностей, идеа­лов существования, которые целеориенгируют, регулируют, мотивируют жизнь на уровне высокого. Имеется две модификации такого рода поло­жительно-животворной идеологии: вселенская и национально-государст­венная. Представления о первой, еще только складывающейся, возника­ют на основе следующего:

24"

371Раздел VI

1. Расчленение мирового хозяйства, технологии, торгово-кредитных от­ношений по политико-идеологическим признакам бесперспективно. Суще­ствует нечто, что составляет своего рода внутреннюю ось фундаментального единства, консолидированное™ человечества. Это нечто—универсальная основа цивилизации— жизнь и общечеловеческая ответственность за ее под­держание. Жизнь и жизнеобеспечение, выживание и борьба за него — вот факторы сущностного сплочения человечества. Практическое свидетельство этому — возрастание значения глобальной проблематики,затрагивающей интересы всех и каждого. Не будет преувеличением утверждать, что имен­но глобальная проблематика выступает тем оселком, на котором в наши дни проверяются серьезность, обоснованность, жизнестойкость политических программ, курсов, линий. Акцентируя единство человечества перед сущест­вованием проблем, затрагивающих основы его судеб, следует отдавать от­чет в исключительности роли фактора ratio: развитие человечества перестает быть стихийным — начиная с современности оно становится подконтроль­ным данному фактору. Перспектива социального строительства, таким об­разом,— в последовательном планомерном сращении политики с разумно­стью, рациональностью, для чего в современности имеются искомые предпосылки. Политика и разумность неразделимы. Гарантом их связи яв­ляется, с одной стороны, угроза всеуничтожения, а с другой — общечело­веческий интерес к рациональным формам организации и обеспечения жиз­недеятельности, продолжению истории. Политика, следовательно, переориентируется на выполнение качественно новых функций: проведение невиданных ранее форм практики и идеологии, усиливающих центростре­мительные начала в человечестве, делающих ставку на общечеловечность. Последнее фактически реализуется в принятии нетрадиционных госу­дарственных линий, исходящих из необходимости: а) новой кооперации по поддержанию единства, взаимосвязи, взаимопроникновения и взаимодей­ствия между различными подразделениями человечества; б) новой комму­никации с образом ненарушимого, ненасильственного, равнобезопасного мира, не терпящего самоуверенности, автаркии и направляющего челове­чество по апробированному историей пути разума и добрососедства.