Эвдемонистическая технофилософская концепция Ф.Бона: техника как средство достижения человеческого счастья

Чуть больше двух десятилетий после выхода в свет книги Э. Каппа «Основания философии техники», другой немецкий исследователь — Фред Бон опубликовал свой фундаментальный труд «О долге и добре»^106/[9] (1898), где целая глава была посвящена философии техники. Данное обстоятельство, которое, на первый взгляд, может показаться несколько странным, находит свое объяснение в том, что Ф.Бон различает два понятия долга или долженствования: одно — этическое, а другое, можно сказать, техническое. В этическом плане долг понимается им в полном соответствии с кантианской установкой, т.е. как некий категорический императив. Долг, понятый таким образом, т.е. именно нравственный долг, составляет, по его мнению, основное понятие так называемой «философии нормики», которая является предметом исследования первой главы его названного сочинения. Техническое же понимание долга, наоборот, ориентировано на сугубо прагматические цели, т.е. на то, что должен делать человек, чтобы решить стоящие перед ним практические и/или теоретические задачи. Именно данное утилитарно-прагматическое понимание долга оказывается существенным в философии техники, разработке которой Ф.Бон посвящает вторую главу своего сочинения.

Разработку своей концепции философии техники Ф.Бон начинает с того, чтобы провести более или менее четкую границу между техникой и наукой. Он ничуть не сомневается в исключительной важности науки для существования и развития техники. Однако даже рассмотрение науки в качестве источника существования техники и ее развития не дает основания для растворения техники в науке или для их отождествления вообще. Техника и наука — это различные, хотя и взаимодействующие между собой формы человеческой деятельности. Наука, как известно, имеет дело с причинами и следствиями. Ее задача — раскрыть причинно-следственную связь между явлениями. Поэтому ее основная функция заключается в предсказании, а основной ее закон — это закон достаточного основания: «если есть «б», то непременно должно существовать «а» в качестве его основания». В отличие от нее техника имеет дело с целесообразностью и поэтому ее основной закон — это закон целесообразного действия: «чтобы получить «б», необходимо вызвать «а»», или, говоря иначе, — «что должен предпринимать человек, чтобы достичь поставленной перед ним цели». Исходя из этого, техника должна, по мнению Ф.Бона, выполнять тройную функцию или решать троякого рода задачи, а именно: поиск средства для достижения заданной цели, установление связи между средством и целью и поиск цели для заданного средства. Поэтому можно сказать, что основная функция техники — не познание, а делание.

Далее Ф.Бон пытается разграничить понятия «техника» и «практика». Рассматривая данный вопрос, он одинаково отвергает оба крайние его решения, т.е. как полное отождествление указанных понятий, так и их полный разрыв друг от друга. Техника, безусловно, самым теснейшим образом связана с практикой, но она, с его точки зрения, есть не сама практика, не вся практическая деятельность людей, а лишь руководство к ней. Следовательно, если практика представляет собой, согласно его пониманию, фактическую профессию, то техника образует лишь совокупность правил или наставлений к правильному видению профессию. Вот, собственно, почему каждая профессия, любая человеческая деятельность имеет свою особую технику. Более того, Ф.Бон относит технику, как, впрочем, и науку, к теории, тем самым довольно четко отделяя ее от практики. В связи с этим он выдвигает и обосновывает свою идею, согласно которой дело подготовки различных профессий (в том числе, и не технических) следует доверять только техническим школам, тогда как за университетом закрепляется только функция подготовки одних лишь исследователей.

Ф.Бон считает необходимым различать два понятия техники - узкое и широкое. В узком смысле техника имеет своим основанием только неорганические процессы и поэтому он ее называет «неорганической». В отличие от нее техника в широком своем значении не сводима в своих основаниях к физико-химическим закономерностям, поскольку она базируется на органических и социальных процессах. Следовательно, техника в целом охватывает собой как «неорганическую технику», так и «технику органическую» (сельское хозяйство, животноводство, медицину и т.д.) и «технику психическую» (политику, экономику, педагогику и т.д.).

Вместе с тем, важнейшей характеристикой и общим существенным признаком любой техники остается выполнение вышеуказанной триединой функции или задачи по реализации взаимосвязи между средством и целью. В своем учении о существе техники как реализации взаимодействия цели и средства Ф.Бон особо подчеркивает перманентный характер данного процесса. Дело в том, что граница между целью и средством оказывается условной, относительной, подвижной. Следовательно, то, что является целью в одном отношении, оно же выступает средством в Другом, как, впрочем, и наоборот. Так, например, погашенная человеческая потребность в качестве удовлетворенной цели непременно ведет к новой потребности, а, стало быть, и к новой цели. Это значит, что удовлетворенная цель сама становится средством к достижению другой цели. Однако данная последовательность во взаимообращении цели и средства Друг в друга непременно находит свое завершение в достижении человеческого счастья.

Дело в том, что именно человеческое счастье как конеч­ная потребность человека представляет собой точку пересечения или средоточие всех человеческих целей. В силу этого можно сказать, что все частные задачи типа: «что человек должен делать, чтобы достичь той или иной, стоящей перед ним цели», неизбежно «сбегаются» (П.К.Энгельмейер) в одну большую задачу или конечную цель: «что человек должен делать, чтобы быть счастливым».

Именно так Ф.Бон обосновывает свою эвдемонистическую концепцию техники, согласно которой стремление к человеческому счастью провозглашается главным предназначением техники, которое, собственно говоря, и выражает ее непосредственную сущность. Однако, поскольку человеческое счастье при более глубоком рассмотрении оказывается ни чем иным как выражением и воплощением идеи добра в качестве наивысшей цели человеческого бытия, то отсюда следует, что именно в реализации данной идеи техника находит свое истинное предназначение, а, соответственно, и свою более глубокую сущность. Так, понятие «техника» оказывается сопряженным с понятиями «счастье» и «добро». Поэтому можно сказать, что техника и этика как формы человечесчкого бытия пересекаются между собой. Они тесно взаимодействуют друг с другом. Точкой их пересечения как раз и выступает человеческое долженствование. Это, в свою очередь, свидетельствует о том, что два понятия добра, (соответственно, и два вида долга) ~ техническое и этическое — не исключают друг друга, а, напротив, смыкаются между собой. Они, следовательно, обозначают не два разных явления, а, на самом деле, выражают собой одно и то же содержание. Вот почему было бы правильнее говорить не о двух понятиях добра, а о двух аспектах одного и того же понятия — понятия человеческого долженствования.

4. Философия техники П.К. Энгельмейера: техника как «реальное творчество»

Следующим исследователем, использующим термин «философия техники» и оперирующий им вслед за Э.Каппом и Ф.Боном, был русский инженер-механик Петр Климентьевич Энгельмейер (1855-1942). Интерес к философским аспектам техники он проявил еще в конце XIX столетия, когда опубликовал несколько статей, посвященных некоторым из этих аспектов в немецких журналах. Однако этот интерес, несомненно, достиг своей кульминации в его докладе, прочитанном им на IV Международном конгрессе по философии, состоявшемся в Болонье в 1911 году, где он пытался обосновывать право «философии техники» на существование в качестве самостоятельного и общепризнанного раздела философского знания и придать ей, таким образом, институциональный статус. Несколько позднее, а именно 11 февраля 1912 года он читает в Москве публичную лекцию, посвященную «философии техники», материал которой после некоторой доработки он опубликовал в том же году в качестве первого выпуска задуманного им труда под названием «Философия техники». На протяжении 1912-1913 гг. он издает еще три выпуска этого труда, в котором разрабатывает свою концепцию философии техники.

В начале своего названного труда П.К. Энгельмейер предлагает вниманию читателя краткий, далеко не полный исторический обзор, в котором, в частности, он останавливается на взглядах таких выдающихся техников и изобретателей, как Архимед и Витрувий, Вениамин Франклин и Эрнст Гартиг, Франц Рело и Рудлер. В данном обзоре он приходит к важным выводам, среди которых необходимо выделить следующие.

Во-первых, опыт и наблюдение являются источником наших знаний о природе и поэтому именно они «служат доказательством истинности законов науки», уточняют содержание этой последней и ведут к ее прогрессу.¹⁰⁷

Во-вторых,

«опыт и наблюдение, как и всякое целесообразное воздействие на природу, суть явления порядка технического. Отсюда уже выясняется тесное взаимодействие между техникой и наукой»¹⁰⁸.

В-третьих, вся деятельность техника «направлена на борьбу с природой». Его опыт подсказывает ему, «что природу надо побеждать природой же».

В-четвертых, вот, собственно, почему необходимо «знать природу». Следовательно, можно определенно сказать,

«что если без техники человек потерян, то без науки нет техники»¹⁰⁹.

В-пятых, определение Жоржем Кювье (1769-1832) и Карлом Линнеем (1707-1778) человека, в соответствии с которым его объявляют «животным мыслящим (homo sapiens)» нуждается, по всей видимости, в дополнении и уточнении, поскольку

«именно в наши дни и невозможно стало разграничить мышление человека от мышления животных, которые, несомненно, мыслят».

В связи с этим необходимо согласиться с Людвигом Нуаре и Максом Мюллером, которые

«неопровержимо доказали, что ум человеческий развивался в самой тесной зависимости и параллельно, т.е. в одной эволюции вместе с развитием языка, с одной стороны, и с развитием орудий — с другой. Ум, труд и язык имеют один источник — жизнь и одно развитие. Они дают и один результат, это есть творчество человека»¹¹⁰.

В-шестых, отсюда непременно следует, что

«человек поистине творец; он создал науку и самые формы мышления (логику), он создал свою жизнь, ту культурную жизнь, которую мы все хорошо знаем. Он создал искусство и этику. Но созидание (человеческое) немыслимо без орудий. И вот оказывается, на проверку, что способность к созиданию орудий, заложенная в самой природе человека, что ничто, как она, так ясно не говорит нам о творческой способности человека»¹¹¹.

В свете сказанного можно предположить, что П.К. Энгельмейер, по-видимому, склоняется к тому, чтобы вышеуказанное определение человека, данное Ж.Кювье и Ж. Линнеем, дополнить именно «изречением» В.Франклина, согласно которому человек понимается как «животное, Делающее орудия». В пользу подобного предположения говорит, в частности, и то, что он выражает свое согласие с мыслью Ф.Энгельса о том, что

«ни одна самая умная обезьяна не создала самого грубого ножа»¹¹².

П.К. Энгельмейер соглашается и с высказыванием Э.Маха (1838-1916) о том, что

«наука рождается из практических, т.е. технических нужд обыденной жизни. Так, например, египтяне пришли к геометрии из землемерной необходимости перемежовываться после каждого нильского наводнения, алхимия превратилась в химию, из астрологии создалась астрономия...».

И только

«потом, со временем, по мере досягаемых изучением результатов, по мере выделения дела изучения природы в особую профессию ученых, зарождаются уже запросы и интересы отвлеченные, удаленные от обыденной жизни, так называемые проблемы чистой науки».

На фоне сказанного довольно интересной выглядит попытка П.К. Энгельмейера представить важнейший принцип теории познания Э.Маха — принцип экономии мышления — не иначе как «поистине технический принцип»¹¹³.

Не менее интересной представляется и оценка, данная П.К. Энгельмейером прагматизму, который «легко излагается как дальнейшее развитие учения Маха». Прагматизм, с его точки зрения, самым решительным образом считает, что

«жизнь важнее мышления», что «жизнь есть цель, а мышление — средство к этой цели» и поэтому «ценным» им объявляется «лишь то знание, которое ведет к практическим результатам, которое оправдывается на деле».

Вот, собственно, почему прагматизм следует рассматривать как некую переходную ступень, ведущую, в конечном итоге, именно к философии техники. ¹¹⁴

То же самое можно сказать и по поводу философии Анри Бергсона (1859-1941), согласно которой «мы думаем только для того, чтобы действовать. Наш ум отлит в форму деятельности». Из данных слов можно, по мнению П.К. Энгельмейера, заключить, «что Бергсон всецело наш, что его философия есть философия техники»¹¹⁵. Дело в том, что философия техники как раз и есть та философия,

«которая учит не только понимать жизнь, факт, действие, но и фактически действовать, т.е. строить жизнь»¹¹⁶.

Далее, П.К. Энегльмейер рассматривает один из центральных вопросов философии техники - вопрос о сущности техники. Свой ответ на данный вопрос он начинает с установления четкой демаркационной линии между наукой и техникой как различными формами человеческой деятельности или человеческого творчества. Эти формы разнятся главным образом теми целями, которые они преследуют. Наука преследует истину, между тем как техника стремится к пользе.

«Разница тут вот такая: ученый, когда понял действительность, останавливается, он свою миссию выполнил. А техник тут только начинает. Знать нужно ученому для того, чтобы знать, а технику надо знать для того, чтобы делать»¹¹⁷.

Однако при всем при этом никоим образом не следует абсолютизировать различие между техникой и наукой. Дело в том, что хотя они и различаются между собой по своим целям, но, тем не менее, они тесно взаимодействуют друг с другом. Более того, взаимодействуя между собой, они настолько срослись, что на самом деле уже образуют

«одно тело, один организм, только с двумя головами, смотрящими в разные стороны».

Техник в прежние времена довольствовался «одним дарованием (чутьем)», теперь же он не может обходиться без знаний, без науки.

«... В наши дни, чтобы быть техником, — говорит П.К. Энегльмейер, — нужны три вещи: ученье, ученье и ученье»¹¹⁸.

Технику следует отличать также и от искусства, и от морали, которые устремлены соответственно на красоту и на добро. Различие между техникой и искусством проявляется и в том, что их носители или субъекты, т.е. техник и художник оперируют в своей деятельности разными предметами: