Часть 4. Смысловое бытие человека 2 страница

Поэтому у человека в своё время появилась особая функция выделения главного и внутренней сосредоточенности на главном. Развившись, эта функция стала анализирующей и мыслительной функцией, и превратилась в одну из основных психических сил, составляющих сущность человека. Эта сила получила наименование Ли.

Ли возник как способность к концентрации внимания, но концентрации его не на внешних объектах, а внутренней концентрации, концентрации на возникающих внутри образах, в том числе и на образах воображения. Ли, по сути своей, есть способность к интроверсии, к углублению человека в себя. Ли это интроверсия самой сущности, её наблюдение за деятельностью Су (или за её деятельностью в первую очередь). И именно этим – способностью быть интровертом человек изначально отличается от животных*.

Первоначально Ли выполнял функции не столько анализа, сколько контроля. Ли был внутренний самоконтроль, отслеживание деятельности Су и повторение, дублирование этой деятельности, но в наиболее существенных её аспектах, позволявших не терять из виду то, что представлялось главным, и не совершать грубых ошибок. А для этого надо было вычленять главное из общего – и это были уже начала анализа. Вначале такие аналитические функции могли быть довольно простыми, например, оценка опасности ситуации: сама ситуация (любая) многогранна и всеобъемлюща, но в ней надо было учитывать главную её составляющую – степень опасности для жизни. Животным такой анализ не присущ – они видят или чувствуют опасность непосредственно или интуитивно, на основании содержащихся в их архетипах инстинктов или лично в них наработавшихся условных рефлексов, но предвидеть её они не могут (разве что интуитивно предчувствовать). Здесь же речь идёт о возможности аналитического предвидения, когда в отображаемом в сущности человека образе ситуации улавливается то, что может представлять опасность, опасность не очевидную, когда и так ясно, что вот она, опасность, уже существует, а опасность потенциальную, предполагаемую. Ли должен был предвидеть опасность, предположить её наличие, и поэтому он работал не только с образами свежеотображённой ситуации, но и с образами, возникающими в памяти, и с образами воображения.

Предвидение, по всей видимости, зарождалось как предугадывание с последующим закреплением в памяти правильных результатов предугадывания и нахождением связей (опять-таки, скорей угадыванием и даже попытками угадывания связей) между этими угаданными результатами и всеми остальными происходившими событиями. Собственно, так мы зачастую ищем связи и доныне: мы запоминаем из практики некие интересующие нас результаты и делаем какие-либо выводы о том, почему такие результаты происходят, но почему мы делаем именно такие выводы, порой нас об этом лучше и не спрашивать, и хотя со временем оказывается, что такие наши выводы были совершенно нелепы (неправильно угаданы), но пока практика таких выводов не опровергнет, мы ими вполне удовлетворяемся. В основе осмысления мира лежит угадывание. Знание возникает из догадок. Гадание это чисто человеческое свойство. Животные не гадают и поэтому так ни до чего и не догадываются.

Ну, а когда правильных догадок набирается достаточно много, возникает некий базис, формирующий новое качество – предугадывание перерастает в предположение. Предположение – вещь более основательная, и для его выдвижения требуется некоторая обоснованность. Такая обоснованность из наработанного базиса и возникает. Вот так и формируется первичное осмысление мира.

Другой вопрос, что догадки часто формируются не произвольным образом, а приходят извне, как заключённое в духе знание, которое считывается Су. Поэтому даже в основе своей, в своей первоначальности мыслительная деятельность это совместный с Богом процесс, в котором основа мышления, так же как и тип мышления, стиль мышления формируются теми духовными силами, к которым человек приобщён.

В слове гадание корнем является гада, которое может быть истолковано как долгое утверждение, что в проекции на умственную сферу должно означать длинная мысль, длящаяся мысль или длящееся, тянущееся умозаключение. В основе такого дления – медитативное сосредоточение на предмете умозаключения, в котором возникающие в Су образы, относящиеся к данному предмету, вяжутся в единую связную цепочку информации или некоего понимания о данном предмете. Цементирующим составом, связующим образы в единую последовательную цепочку, является энергия, возникающая в особом чувственном состоянии, которое именуется любопытством, любознательностью. Эта заинтересованность и возбуждает ту энергию, во временном потоке которой строится мысль. Равнодушное, бесстрастное медитативное созерцание к появлению мысли не приводит.

Для создания непрерывности длящейся мысли необходимо выдерживание непрерывного внимания на мыслимом предмете. Способность к вниманию это одно из главных качеств, создающих человека как мыслящее существо. Это одно из тех качеств, которые отличают человека от животных – умение долго выдерживать внимание на каком-либо объекте внимания, то есть, по сути, внутренняя самодисциплина. Животные если и способны к относительно долгому вниманию, то только к спонтанно-ситуативному, например, в ситуации опасности или в ситуации выжидания добычи на охоте, это то внимание, которое проявляется в животном самопроизвольно, инстинктивно, и не животное владеет этим вниманием, а оно владеет животным, и с изменением ситуации оно просто исчезает. Внимание же человека зависит от самого человека, он способен направлять своё внимание в любое время на любой объект произвольным образом, по своему желанию, по собственной воле. Именно наличие собственной воли, позволяющей человеку посредством внутренней самодисциплины владеть собой, и делает его человеком. И позволяет ему осуществлять долгое утверждение, приводящее к образованию мысли и возникновению личного знания о мире.

А большее, чем мысль, достигается тем же образом – посредством долгого утверждения. Человеком становятся при наличии «длинной воли».

Итак, Ли возник как способность сконцентрироваться и выдержать смысловую ли-нию в многомерных и многозначных объёмах образности, как способность выстроить однозначность среди многозначности, среди изменчивой многозначности образности. Когда способность к построению однозначностей развилась до автоматизма, до самопроизвольного последовательного осмысления образности, у Ли появилась способность работать в усложнённом режиме и строить комплексы последовательных представлений – параллельные, пересекающиеся, взаимодополняющие, видоизменяющие друг друга представления, создающие из линий целые плоскости представлений. Плоскостей со временем также нарабатывалось немало, и это вызывало способность к работе во взаимодействии плоскостей и в переходе с одних плоскостей на другие – Ли научился строить целый мир последовательных представлений и оперировать этим своим внутренним миром. У человека возникло его собственное, внутреннее отражение мира. Это отражение строил Ли. У животных же (вкупе с рептилиями) такого отражения не возникает.

И ещё раз – вот эта направленная внутрь себя линия внимания и позволяет человеку создавать свой внутренний мир. Этот мир строится в духе, он самоконструируется так же, как во вселенских масштабах самопроизвольно конструируется мир внешний, но он конструируется не в объёме духа, а на линии внимания в духе (или же – в полосе внимания в духе), а затем уже эти линейные последовательные построения вследствие их дополнительного осмысления обрастают связями и превращаются в плоскости и ёмкости осмысления. Этот внутренний духовный мир строится в духовной структуре, именуемой жизненным путём человека, и является существенной частью этой структуры, если не наиболее существенной.

2. Логике последовательного построения мысли соответствует речевая логика, то есть логика последовательного изложения слов и фраз в разговоре, поэтому можно было бы предположить, что развитие функций Ли связано с развитием функций речи. Но это не совсем так, Ли более древен, чем речь человека, человек вначале научился связно, последовательно мыслить, а затем уже связно излагать свои мысли посредством слов. Возникшая речь в какой-то мере явилась тормозом для дальнейшего развития Ли, в какой-то мере ограничила его возможности, потому что логика мысли человека непроизвольно втискивалась в рамки логики речи, уподоблялась этой логике, ограничивалась логикой построения фраз. Хотя сама по себе мысль человека, даже та очевидно последовательная мысль, которая явно формируется посредством Ли, заметно богаче по смысловому содержанию, чем пытающаяся эту мысль передать словесная речь.

Такое различие между мыслью дословесной и мыслью словесного подчинения хорошо обнаруживается при рассмотрении человеком схем или графиков. Обычно эти схематичные изображения слишком просты, чтобы можно было говорить об их образном восприятии, они составлены посредством логичной мысли и служат для восприятия их логичной мыслью, но мысль, их воспринимающая, работает намного эффективней на дословесном уровне, и способна обнаружить в них много большее или обнаружить это большее много легче, чем мысль, формализованная речевой логикой.

Подобным этому образом, на дословесном уровне воспринималось и иероглифическое (идеографическое, пиктографическое) письмо, состоявшее из условных картинок и требовавшее более раскованной мысли для своего прочтения. Точно так же и мы при чтении обычного буквенного текста воспринимаем не только сам текст, но и нечто, «находящееся между строк» и возникающее как раз благодаря этой работающей на заднем плане дословесной логике. В иероглифах же самого разнообразного «междустрочья» оказывается намного больше, просто нам его прочесть трудней из-за незнания как особенностей жизни тех людей, которые этими иероглифами писали, так и из-за особенностей построения их мысли.

3. Хора в своё время также пользовались подобными иероглифам картинками, которые в нашем понимании были очень неоднородными по смысловому наполнению и могли означать как отдельный слог, так и довольно сложное понятие, требующее в обычной речи довольно долгого описания. Но там, в этих картинках логика их прочтения была несколько иной, и она легко восходила от дословесной логики к обобщённому образному их восприятию.

Такая иероглифического типа картинка называлась у хора словом лит. С именем Ли это слово было связано по той естественной причине, что проходили эти картинки всё же в значительно большей степени по ведению логики Ли, чем по ведению образности Су. Словом лит, вероятно, называлась и сама мысль, точней, оформившиеся конкретные результаты мыслительной деятельности, и литы-картинки были символичным отображением литов-мыслей.

Кроме того, у хора была распространена и привычная нам буквенная письменность. Буквы они обозначали известным нам словом литера. Мы это слово знаем как устаревшее старорусское название буквы, до сих пор сохранившееся в этом значении в украинском языке, но слово это ещё оттуда, от доарийских времён тянется. Дословно оно означает мелкий лит или вырожденный лит, а можно перевести его и как малый лит. Ну, а от слова литера произошло хорошо нам известное слово литература.

В более позднее время литеры, вырезанные на дощечках, назывались словом резы (от понятия вырезать), но эти литеры-резы были уже поздними символами, даже послеарийскими символами, и первоначальным литерам, тем литерам, которыми пользовались хора, они мало соответствовали.

Но вырезали свои знаки на дощечках ещё хора, и с таким изображением их литов и литер связано слово липа. Липой хора называли деревянные дощечки, на которых литы с литерами вырезались, и буквально это слово означало поверхность Ли, а по смыслу площадь, место для передачи мысли Ли. Эти дощечки изготавливались из определённой породы дерева, древесина которого была достаточно мягкой и удобной в обработке и в то же время сохраняла нужную форму, не сминаясь по кромкам при резании. Эта порода дерева по причине изготовления из неё лип-дощечек получила такое же название – липа. Есть ещё одно дерево с подобной по свойствам древесиной, это осина, но у осины ужасная энергетика, одна из самых худших из древесных пород, а для хора такие вещи были достаточно важны, поэтому изготавливали липы-дощечки только из дерева липы.

От этих деревянных страниц-лип произошло такое слово, как липкий, липнуть. Особенность его происхождения заключается в следующем. На липах часто, а, быть может, чаще всего, вырезались священные тексты, последующему чтению которых придавалось особое значение. Поэтому такие тексты старались выполнять в соответствующей цветовой гамме, которая по магии цветовосприятия несла бы в себе наиболее положительную энергетику. Одним из наиболее положительных по энергетике цветов является цвет красный. Поэтому хора вырезанный священный текст заполняли специальной пастой-краской, состоявшей из незагустевшей ещё древесной смолы в смеси с толчёной в порошок красной охрой. Красные литы на белой липе – это смотрелось на должном уровне. Проблема заключалась только в том, что древесная смола затвердевает довольно долго, и резные липы после такого их расцвечивания долгое время ещё прилипали и к рукам, и друг к дружке, что и породило такое слово – липнуть, от резных расцвеченных лип и произошедшее.

На липах хора вырезали только наиболее важные тексты, требовавшие длительного сохранения или использования их в священнослужениях, большую часть текстов они просто писали на листах, специально для такого писания предназначенных и тоже по имени Ли названных. Листы изготавливались намного легче, и уже в то время в качестве листов были распространены и береста, и пергамент.

4. В контексте изложенного уместно остановиться на общей классификации информационных составляющих биоэнергетической субстанции. В ней можно выделить смыслы природные, смыслы человеческие и мысли, которые, в свою очередь, делятся на мысли дословесные и мысли словесного подчинения (то есть мысли словесные или, как говорят психологи, мысли вербальные).

а) Смыслы природные. Огромное разнообразие самых разных по структуре информационных потенций, которые в Природе существуют и выполняют самые разные функции. Просто они не очень приспособлены для восприятия их человеком и поэтому выделены в одну общую категорию по очень простому принципу: не человеческое, мол, это всё. Человек способен воспринимать эти смыслы, но частично или не совсем адекватно их настоящему смысловому содержанию (или их предназначению). В качестве примера затруднённого восприятия таких смыслов (верней, некоторых из таких смыслов) можно привести известный феномен, когда человек, сообщившись с чем-то и чувствуя, что он находится в данный момент в особом состоянии приобщения к некоей важной информации, которая далеко не всегда будет так ему открываться, тем не менее не способен воспринять большую часть открываемого, потому что оно приходит одновременно и преображается в человеке во множество одновременно возникающих мыслей, которые одинаково важны, и человек теряется, не зная, на какой из них зафиксироваться и какую из них запомнить. Очевидно, что воспринимающие структуры обычного человека не предназначены для восприятия информации, структурированной таким образом. Но, тем не менее, в отношении многих природных смыслов можно сказать, что, взаимодействуя с ними многократно, человек постепенно начинает составлять достаточно верное о них представление.

б) Смыслы человеческие. Возникли в Природе вместе с человеком и приспособлены к восприятию их человеком – так можно было бы сказать, если бы не предполагать, что дело обстоит несколько сложнее. Сложнее потому, что человек вряд ли является уникальным творением Вселенной, как он, так и другие формы жизни возникли как конкретные воплощения на этой планете неких глобальных вселенских архетипов, во Вселенной существующих и в подходящих для этого условиях себя проявляющих. Поэтому те смыслы, которые человек способен адекватно воспринимать, не обязательно имеют человеческое происхождение или происхождение, именно человеку адресованное – они просто существуют в Природе, и не всегда можно понять, от каких времён они остались и какие именно глобальные потенции они представляют. Но те смыслы, которыми оперируют люди, являются довольно типичными для окружающей Природы образованиями, и именно поэтому человек может довольно несложно находить общий с Природой язык и достаточно правильно Природу понимать. (А общая наша проблема ненахождения и непонимания связана, в первую очередь, с привнесением в Природу ближайшего к нам Космоса помехами.)

И всё же большая часть смыслов, находящихся в обращении человеческого рода, имеют именно человеческое происхождение или происхождение от связанных с человеческим родом духовных сил, и человеку адресованы.

Человеческие смыслы, так же, как и уравненные с ними другие смыслы, это, по сути, мыслеобразы. Если это смысл, создаваемый самим человеком, то это постепенное нагнетение мысли и создание ёмкого (во всяком случае, более ёмкого, чем сама мысль) смыслового построения, которое считывается посредством внутреннего видения Су как связный обдуманный образ. Если это смысл, приходящий откуда-либо, то он считывается посредством внешнего неявного видения Су, но считывается без особых затруднений, считывается как некий инсайд, более слабое подобие озарения, или как догадка, которая тут же обрастает многими связями, без необходимости её специального осмысления. Человеку трудно бывает отделить собственный самопроизвольно создавшийся смысл от смысла, пришедшего извне и неявным образом воспринятого Су, но такое вот возникновение мысли о чём-либо, когда возникает (возникает ясно, как отпечатывается в мозгу) одна мысль и она тут же, как концентрическими кругами, обрастает связями с какими-либо другими мыслями, понятиями, мыслимыми предметами, обычно говорит о том, что человек воспринял находящийся вовне готовый мыслеобраз, спонтанно раскрывающийся и довольно быстро (хотя и во времени, не мгновенно) усваиваемый психическим полем человека. Если быть внимательным к работе собственной мысли, то такие внезапные раскрытия выдают себя как внешние тем, что в них, наряду с другими связями, выделяются и связи с такими вещами, о которых до того человек не думал и проявление которых свидетельствует о том, что они были обдуманы кем-то другим (не обязательно другим человеком) и данным человеком только восприняты.

в) Мысли дословесные. От смыслов отличаются своим последовательным течением и ощущением меньшей информационной емкости. Информации на самом деле в них может быть не меньше, чем в смыслах, но она раскрывается или формируется постепенно, по ходу строения мысли.

Так же, как и смыслы, могут быть внутренними, возникающими в психическом поле самого человека посредством деятельности его психической силы Ли, и внешними, приходящими как готовые мысли извне и воспринимаемые Су, но при этом, как правило, сразу же отражающиеся в Ли как родственные его работе образования.

Примерами извне приходящих мыслей могут быть думы, которые, как уже говорилось, не столько мыслятся, сколько созерцаются. Но если говорить конкретно о думах, то их можно отнести к промежуточным между мыслями и смыслами образованиям, потому что они часто бывают информативно более ёмкими, чем та информация, которая считывается в них человеком, и в зависимости от настроя или способностей человека он может воспринимать их информацию более или менее полно.

Многие мысли в человеке являются результатом проявления в нём мыслей из внешнего психического поля человечества. Мысли в этом общем поле часто создаются как суммарные мысли множества людей, и нередко люди заражаются общими мыслями не потому, что они «тоже так думают», а потому, что они чисто энергетически попали под влияние более сильной массовой мысли и уже после этого начали думать тоже так. Так же, как люди попадают под влияние массового психоза, так они попадают и под влияние массового мыслёза, только это обычно происходит не так наглядно и не так заметно.

г) Мысли словесные (или, как говорят в психологии, мысли вербальные), они же мысли словесного подчинения. Это мысли, прошедшие обработку в речевых центрах и поэтому их можно также назвать внутренне озвученными мыслями. Жёстко соответствуют логике построения речевых фраз и являются, по сути, внутренним разговором, который сам с собой ведёт человек.

Казалось бы, уж что-что, а это чисто внутреннее, личное, но, увы, и эта функция психики имеет своё обобщённое представительство в психическом поле человечества и часто работает в режиме резонирования с соответствующими ей внешними психическими воздействиями. И эти воздействия заключаются не только в восприятии внешних словесных мыслей, но и в активизации самих речевых центров, приводящей к их взбудораженности, к их повышенной и не совсем здоровой активности. Такие будоражащие воздействия отчасти создаются самими внешними словесными мыслями, которые обладают своей энергетикой и если даже не всегда воспринимаются информационно, в виде непосредственно мыслей, то наверняка воспринимаются энергетически, как поддразнивающие речевые центры их возбудители. Но это лишь отчасти, вообще же активизацией речевых центров какая только нечисть не занимается. Занимается по банальной причине: человек при продуцировании словесных мыслей в значительной степени направляет их вовне, это как бы фразы, предназначенные какому-то собеседнику, но не высказанные вслух, и эти немые фразы обладают определённой энергией, поэтому множество энергетических паразитов норовит оказаться в роли такого вроде как потенциального собеседника, к которому человек мысленно обращался бы и направлял бы вместе с мысленными фразами и свою энергию – и таким образом они норовят паразитировать на человеке, занимаясь его ментальной дойкой. Такой вот нечисти – целый духовный мир, хоть и разноплановый, но весьма организованный в своём стремлении низводить людей до вселенского стада подобных дойных коров, и занимается этим не только какая-то мелюзга, но и довольно значимые негативные силы. А на глобальном уровне это осуществляется силой Чу, с работой речевых центров во многом связанной и, увы, весьма неоднозначной в своей деятельности.

Это, помимо прочего, ещё и удачный способ удержания людей в состоянии ослеплённости, внутренне галдящей оглушённой бесчувственности в отношении духовных материй, способ удержания их в состоянии духовной деградации. Оглушённый беспрерывной работой своих речевых центров и собственными словесными мыслями, человек кроме этого мало чему и внемлет – и большинство людей не знает в себе ничего, кроме этого беспрестанного полупустого мысленного трендежа.

А, кроме всего этого, человек и от природы сам такой или почти такой – речевые центры в нём действительно активизированы вследствие того, что человек активно ими пользуется при разговоре, и никуда не денешься, это его основной способ общения с себе подобными, поэтому вся эта дополнительная активизация речевых центров определёнными внешними силами это всего лишь подстрой под естественным образом работающие внутренние функции человека.

И весь этот массовый мыслёз в приобщении к внешнему психическому полю человечества происходит в первую очередь на уровне словесных мыслей, на уровне мыслей внутренне озвученных. И воспринимается такой мыслёз непосредственно речевыми центрами, минуя Су. В человеке прокручиваются постоянно какие-либо разговорного типа мысленные фразы, и не поймёшь, то ли его кто-то доит, то ли он сам по себе пребывает в состоянии холостой разговорной прострации, то ли он просто брендит, резонируя с чем попало в поле обобщённых мыслёзных энергий и пополняя их действующий тонус собственным вкладом.

5. Это непрестанное внутреннее озвучивание мысли является большой проблемой в духовном развитии человека, одной из главных проблем в этом деле, потому что такой внутренний разговор не даёт человеку возможности воспринимать всё остальное – и мысли дословесные, и смыслы, и просветляющие потенции более высокого уровня. Такой разговор глушит человека, не позволяет ему приобщиться к чему-то высшему и связаться с чем-то более высоким. Поэтому необходимость избавиться от внутреннего мыслепроизнесения во всех духовных школах всегда являлась одной из первостепенных задач.

В некоторых школах, у суфиев, например, давали обет молчания на много лет. И когда много лет кряду такой подвижник не произносил вслух ни единого слова, то постепенно его речевые центры успокаивались, и он начинал внимать не только собственным озвученным мыслям, но и чему-то высшему. А дальнейшей задачей его наставников было приобщить его действительно к высшему, а не к чему-нибудь вообще.

В других школах, преимущественно в индийской ведической культуре, предлагалось научиться просто волевым способом останавливать поток бесконечных мыслей. Предлагалось вроде бы правильно, но, вообще-то, духовная культура Индии это во многом жёсткая культура, она жестоко проучает нагловатых дилетантов, бесцеремонно сующих свой нос в духовные материи. И сплошь и рядом у них оказывается «Восток – дело тонкое», и говорится всё вроде бы правильно, но почти правильно или не до конца то, что надо бы, и за этими некоторыми умолчаниями или отсутствием некоторых дополнительных пояснений вполне проглядывает осознанность такого подхода, превращающего для многих самостоятельные духовные поиски в ловушки для простаков. Также и в данном случае всё вроде бы так, но, по сути, предлагается обернуться против самого себя, начать с самим собой бороться, и, психологически самого себя изнасиловав и покалечив свою психику, на этом остановиться. Подходы борьбы с самим собой это в принципе неправильные подходы или допустимые в ограниченных пределах и в ограниченном ряде случаев, вообще же человек должен быть устремлён в положительные преобразования, в положительное самоусовершенствование, а не на борьбу с собственным негативом и фиксирование на этой борьбе. И соответствующие люди в Индии это всё прекрасно понимают, и у них такая методика нужна лишь для того, чтобы, слегка подвинув куда-то в сторону свои мысли, устремиться к чему-то положительному и высшему, а не к самоборениям. И это положительное и высшее уже ждёт, оно на подхвате и готово подхватить и помочь вознестись к нему, но для этого…. Для этого надо, по меньшей мере, родиться в Индии, и не в какой попало касте, и надо много чего ещё, а иначе – иначе это высшее молчит. И соваться к нему внаглую можно только на свою бедную голову. У ведической Индии, к сожалению ли, к счастью ли, но своя национальная специфика.

Во многих других духовных течениях предлагается отчитывать, то есть много раз кряду или беспрестанно произносить определённые мантры или молитвы. Этот метод позволяет не выходить за рамки обычной жизни, позволяет совмещать духовную работу над собой с текущей жизнедеятельностью, и потому он является наиболее для большинства подходящим. При таком методе мысленный поток вследствие концентрации на произносимой формуле останавливается (надо только действительно концентрироваться на произносимой словесной формуле, чтобы этот поток не возобновил свою работу на заднем плане) и одновременно с тем происходит приобщение к определённой духовной силе – вопрос только в том, чтобы произносимая формула приобщала действительно к нужной силе, а не просто к чему-нибудь.

Здесь в качестве такой формулы предлагается формула Креста Спасения. Это лучший из возможных вариантов.

6. Как психическая функция Ли значительно старше разговорной речи. Самостоятельное осмысление мира человеческим индивидуумом начало развиваться ещё у Хомо эргастер (Человека работящего), являвшегося промежуточным звеном между Хомо хабилис и Хомо эректус, а речь, как самостоятельный способ общения, начала развиваться только у Хомо эректус и у появившегося одновременно с ним нашего прямого предка.

Мог ли род Хомо изначально развиваться в коммуникабельной сфере не по пути развития речи, а посредством прямых телепатических контактов? Если изначально, то вряд ли, потому что формировавшаяся в нём функция самостоятельного мышления была слишком слаба, чтобы передаваться телепатически. Это был нежный слабый росток, долго взлелеиваемый в человеке Природой (и только у представителей современного человека, появившихся около двухсот тысяч лет назад, превратившийся в основной ствол, вокруг которого строилось всё остальное). Телепатически могло передаваться в основном психоэмоциональное состояние, возможность непосредственного ощущения человека, мысль в этом комплексе была одной из наиболее слабых составляющих, и редко обретала силу для её телепатического ощущения.

И даже более того, телепатические способности развиваемого таким образом человека на определённом этапе намеренно начали приглушаться Природой для более активной работы в нём способности мыслительной и понимания мира и себе подобных посредством наработки в нём собственных внутренних представлений, а не посредством прямого телепатического ощущения.

Хорошим телепатом был неандерталец, но ума как такового в нём не было, в нём были только зачатки ума, так называемый первичный разум, достаточный для разговорной речи, но не более того. Хотя неандерталец был хитрей человека, хитрей драконьей животной хитростью, но, увы, с мышлением это всё было мало связано. И разговаривать неандерталец мог не хуже человека, и речь его была при этом намного красочней и в плане той же хитрости намного многозначней, он мог тасовать слова как угодно и, скажем так, блудить ими во всех направлениях, но при этом он вместе со своей речью оставался существом значительно более поверхностным, слабо мыслящим, и ума ему явно не хватало. Если неандерталец и мог телепатически передавать мысль, то это было на уровне построения его разговорных фраз, а не на уровне непосредственно мысли, которая сама по себе была у него слаба.