Распределение населения с ежегодным доходом свыше 1000 руб. в 1901–1904 и 1909–1910 гг. по группам дохода

Источник: Подсчитано по: Опыт приблизительного исчисления народного дохода по различным его источникам и по размерам в России. СПб., 1906. С. XXXV; Подоходный налог: Ожидаемое число плательщиков, их доход и сумма налога по исследованию, произведенному податными инспекторами и казенными палатами в 1909–10 году: Материалы к проекту положения о государственном подоходном налоге. СПб., 1910. С. 82–84.

Известный русский экономист С.Н. Прокопович сделал приблизительный расчет распределения национального дохода России на 1909–1913 гг. между трудовыми классами (на их долю пришлось 73,6% дохода), имущими классами (22,4%) и казной (4,0%). К первым он отнес людей, живущих исключительно личным трудом, но их долю в населении не определил. Грубо говоря, она составляла около 90% — 85% крестьян и 5% мещан[191]. Таким образом, 10% наиболее богатых россиян вместе с казной получали приблизительно 26,4% национального дохода, что удовлетворительно согласуется с результатами моих подсчетов.

В начале XX в. большинство западноевропейских стран по имущественному неравенству превосходили Россию. Например, в США децильный коэффициент в 1913–1917 гг. равнялся 16–18, в 1929 г. — 18,2, в 1950 г. — 16,0, в 1970 г. — 18,0[192]. Колоссальное имущественное неравенство существовало в Великобритании, где в 1850-е гг. децильный коэффициент достигал 22,5 для налогоплательщиков и 74 для всего населения (табл. 10.1)[193]. В других европейских странах неравенство было ниже, чем в США и, особенно, в Великобритании, но выше, чем в России. В 1901–1904 гг. одному проценту россиян принадлежало около 14% национального дохода[194], а одному проценту американцам в 1913 г. — 15%. В 1913 г. 5% самых богатых получали в США около 25%[195], в Великобритании — 43%, в Пруссии — 30%, в Дании —30%, в Норвегии — 27–32% национального дохода[196]. А в России в 1901–1904 гг. 10% самых богатых располагали 30% дохода. Необходимо также учитывать абсолютные значения доходов. Средний доход на человека у 1% самых богатых россиян в 1901–1904 гг. равнялся в текущей валюте 991 руб. (507 долларов США), а у американцев в 1900–1910 гг. — 8622 руб. (4412 долларов)[197], т. е. в 8,7 раза больше. Самые состоятельные англичане и американцы превосходили по богатству российского императора и великих князей.

По утверждению вел. кн. Александра Михайловича, Николай II «не мог бы состязаться в богатстве ни с Рокфеллерами, ни с Ротшильдами и ни с остальными архимиллионерами. <…> На личные нужды государя оставалось ежегодно около 200 тыс. руб., после того, как были выплачены ежегодные пенсии родственникам, содержание служащим, оплачены счета подрядчиков по многолетним ремонтам во дворцах, покрыт дефицит императорских театров и удовлетворены нужды благотворительности. <…> Образ жизни [императорской семьи] ни в какое сравнение с жизнью магнатов капитала идти не мог. Сомневаюсь, удовольствовались ли бы короли стали, автомобилей или же нефти такой скромной яхтой, которая принадлежала государю, и я убежден, что ни один глава какого-либо крупного предприятия не удалился бы от дел таким бедняком, каким был государь в день его отречения»[198].[БН6]

Таким образом, имущественное неравенство в начале ХХ в. в России в целом находилось на более низком сравнительно с западными странами уровне[199]. Оно имело важную особенность: незначительное по западным стандартам богатство сосредоточивалось в руках лишь 1% жителей, а среди остальных 99% оно распределялось без кричащих контрастов. Поэтому предположение об огромном неравенстве доходов в позднеимперской России как главном факторе русской революции не подтверждается эмпирически. Если сравнивать бедного крестьянина с Романовыми, Шереметевыми, Юсуповыми и иными подобными русскими аристократами, то неравенство, конечно, было громадным, хотя и намного меньшим, чем в современной России между богатыми и бедными, тем более между олигархами и остальными гражданами[200]. Если же сравнивать целые страты богатых и бедных, то различия следует признать умеренными. В 1907 г. Министерство финансов констатировало, что «крупные богатства у нас сосредоточены в руках сравнительно ограниченного контингента лиц, и в то же время ни в одной стране Западной Европы эти богатства не дают таких крупных доходов, как у нас»[201].

Сделанный вывод подтверждают результаты произведенной в 1917–1918 гг. конфискации имущества российских богачей. Экспроприация частных имений, завершившаяся к лету 1918 г.[202], увеличила фонд крестьянской земли в 36 губерниях Европейский России, где имелось значительное частное землевладение, лишь на 23%[203]. Конфискованная земля была разверстана уравнительно, поступив в распоряжение всех наличных крестьян. В переводе на душу прирезка земли оказалась намного меньше, чем ожидалось, — в среднем около 0,5 десятины (0,6 га)[204]. Землепашцы захватили также инвентарь (на 300–350 млн царских зол. руб.), скот и другое имущество привилегированных частных владельцев. В 1917 г. по 47 губерниям последним принадлежало 4 млн из 154,6 млн голов скота. Его конфискация могла поднять поголовье крестьянского скота весьма незначительно: крупного рогатого — на 2,8%, мелкого — на 2,2%[205]. Сельскохозяйственные переписи 1917 и 1919 гг. этот расчет подтверждают: численность скота на душу населения в 1919 г. — после конфискаций — практически не изменилась[206]. В целом имущество и доходы крестьян (благодаря национализации земли, конфискации всего имущества привилегированных слоев, списанию долгов и освобождению от всех поземельных долгов, арендной платы и поземельного налога) могли возрасти на 20%[207]. Это не могло решить проблему бедности в долгосрочной перспективе.

Структуралисты пытаются объяснить предпосылки, готовящие революцию. Непосредственные причины революции остаются вне сферы их внимания, так как структурные сдвиги в социуме происходят медленно и постепенно, значит, в режиме, пользуясь термином Ф. Броделя, «долгого, или длительного, времени», а революции — быстро, в режиме «короткого времени».