ЕСТЬ ЛИ СМЫСЛ ЖИЗНИ НАШЕЙ? 25 страница

— Это как в ночном кошмаре, — продолжал Том. — Пытаешься о чем-то думать, и тебе кажется, что у тебя выходит, что еще минута — и ты что-то поймешь, а потому все это ускользает, испаряется, исчезает. Я говорю себе: «Потом? Потом ничего не будет». Но я не понимаю, что это значит. Порой мне кажется, что я почти понял... но тут все снова ускользает, и я начинаю думать о боли, о пулях, о залпе. Я материалист, могу тебе в этом поклясться, и, поверь, я в своем уме, и все же что-то у меня не сходится. Я вижу свой труп: это не так уж трудно, но вижу его все-таки Я. Я и глаза, взирающие на этот труп, МОИ глаза. Я пытаюсь убедить себя в том, что больше ничего не увижу и не услышу, а жизнь будет продолжаться — для других. Но мы не созданы для подобных мыслей. Знаешь, мне уже случалось бодрствовать ночи напролет, ожидая чего-то. Но то, что нас ожидает, Пабло, совсем другое. Оно наваливается сзади, и быть к этому готовым попросту невозможно.

— Заткнись, — сказал я ему. — Может, позвать к тебе исповедника?

Он промолчал. Я уже заметил, что он любит пророчествовать, называть меня по имени и говорить глухим голосом. Всего этого я не выносил, но что поделаешь: ирландцы все таковы. Мне показалось, что от него разит мочой. По правде говоря, я не испытывал к Тому особой симпатии и не собирался менять своего отношения только потому, что нам предстояло умереть вместе, — мне этого было недостаточно. Я знал людей, с которыми все было бы иначе. К примеру, Рамона Гриса. Но рядом с Хуаном и Томом я чувствовал себя одиноким.

Впрочем, меня это устраивало: будь тут Рамон, я бы, вероятно, раскис. А так я был тверд и рассчитывал остаться таким до конца. Том продолжал рассеянно жевать слова. Было совершенно очевидно: он говорил только для того, чтобы помешать себе думать. Теперь от него несло мочой, как от старого простатика. Но вообще-то я был с ним вполне согласен, все, что он сказал, наверняка мог бы сказать и я: умирать противоестественно.

С той минуты, как я понял, что мне предстоит умереть, все вокруг стало мне казаться противоестественным: и гора угольной крошки, и скамья, и паскудная рожа Педро. Тем не менее я не хотел об этом думать, хотя прекрасно понимал, что всю эту ночь мы будем думать об одном и том же, вместе дрожать и вместе истекать потом. Я искоса взглянул на него, и впервые он показался мне странным: лицо его было отмечено смертью...

Том взял меня за руку и сказал, глядя куда-то мимо:

— Я спрашиваю себя, Пабло... я спрашиваю себя ежеминутно: неужели мы исчезнем бесследно?

Я высвободил руку и сказал ему:

— Погляди себе под ноги, свинья.

У ног его была лужа, капли стекали по штанине.

— Что это? — пробормотал он растерянно.

— Ты напустил в штаны, — ответил я.

— Вранье! — прокричал он в бешенстве. — Вранье! Я ничего не чувствую.

Подошел бельгиец, лицемерно изображая сочувствие.

— Вам плохо?

Том не ответил. Бельгиец молча смотрел на лужу.

— Не знаю, как это вышло, — голос Тома стал яростным. — Но я не боюсь. Клянусь чем угодно, не боюсь!

Бельгиец молчал, Том встал и отправился мочиться в угол. Потом он вернулся, застегивая ширинку, снова сел на скамью и больше не проронил ни звука. Бельгиец принялся за свои записи.

Я чувствовал себя усталым и перевозбужденным. Мне больше не хотелось думать о том, что произойдет на рассвете, не хотелось думать о смерти. Все равно ее нельзя было соотнести ни с чем, а слова были пусты и ничего не значили. Но как только я попытался думать о чем-то стороннем, я отчетливо увидел нацеленные на меня ружейные дула. Не менее двадцати раз я мысленно пережил свой расстрел, а один раз мне даже почудилось, что это происходит наяву: видимо, я слегка прикорнул. Меня тащили к стене, я отбивался и молил о пощаде. Тут я разом проснулся и взглянул на бельгийца: я испугался, что мог во сне закричать. Но бельгиец спокойно поглаживал свои усики, он явно ничего не заметил.

Теперь меня ничто не привлекало, ничто не нарушало моего спокойствия. Но это было ужасное спокойствие, и виной тому было мое тело: глаза мои видели, уши слышали, но это был не я — тело мое одиноко дрожало и обливалось потом, я больше не узнавал его. Оно было уже не мое, а чье-то, и мне приходилось его ощупывать, чтобы узнать, чем оно стало. Временами я его все же ощущал: меня охватывало такое чувство, будто я куда-то соскальзываю, падаю, как пикирующий самолет, я чувствовал, как бешено колотится мое сердце. Это меня отнюдь не утешало: все, что было связано с жизнью моего тела, казалось мне каким-то липким, мерзким, двусмысленным. Но в основном оно вело себя смирно, и я ощущал только странную тяжесть, как будто к груди моей прижалась какая-то странная гадина, мне казалось, что меня обвивает гигантский червяк. Я пощупал штаны и убедился, что они сырые: я так и не понял, пот это или моча, но на всякий случай помочился на угольную кучу.

Бельгиец вынул из кармана часы и взглянул на них. Он сказал:

— Половина четвертого.

Сволочь, он сделал это специально! Том так и подпрыгнул — мы как-то забыли, что время идет: ночь обволакивала нас своим зыбким сумраком, и я никак не мог вспомнить, когда она началась.

Маленький Хуан начал голосить. Он заламывал руки и кричал:

— Я не хочу умирать, не хочу умирать!

Простирая руки, он бегом пересек подвал, рухнул на циновку и зарыдал. Том взглянул на него помутневшими глазами: чувствовалось, что у него нет ни малейшего желания утешать. Да это было и ни к чему: хотя мальчик шумел больше нас, его страдание было менее тяжким. Он вел себя как больной, который спасается от смертельной болезни лихорадкой. С нами было куда хуже. Он плакал, я видел, как ему было жалко себя, а о самой смерти он, в сущности, не думал. На мгновение, на короткое мгновение мне показалось, что я заплачу тоже, и тоже от жалости к себе.

ВОПРОСЫ

1. В отрывке из повести «Стена» Ж.П. Сартра высказана следующая мысль: если ты утратил надежду на бессмертие, какая разница, сколько тебе осталось ждать — несколько часов или несколько лет. Развивая эту мысль, некоторые критики материалистического взгляда на смерть приходят к следующему заключению, что если человек утратил надежду на бессмертие души, то он утратил и смысл своей жизни. Следовательно, бери и пользуйся, сколько можешь, ибо завтра, возможно, умрешь. Согласны ли вы с этим заключением?

10. ХРИСТИАНСКИЙ ВЗГЛЯД НА СМЕРТЬ

Согласно христианскому учению, смерть — великое таинство. Она — рождение человека из земной временной жизни в вечность. При совершении смертного таинства человек как бы слагает с себя свою грубую оболочку — тело — и тонким, эфирным душевным существом переходит в другой мир.

Но тело продолжает существовать, понятно, что оно разрушается и обращается в землю, из которой было взято. Оно продолжает существовать в своем тлении как семя в земле, ожидая вторичного соединения с душою, после которого оно сделается уже неприкосновенным для этой видимой смерти.

Легко заметить странное на первый взгляд противоречие: христианское учение, исповедующее Воскресение и бессмертие души человеческой, много и с глубочайшей серьезностью говорит о смерти, учит помнить о ней и видит в памяти о смертном часе как бы некий залог будущего бессмертия. Напротив, материализм, по учению которого все в этом мире завершается неизбежной и окончательной гибелью, воинственно отрицающей даже саму мысль о возможном бессмертии, не только не имеет сколько-нибудь вразумительного учения о смерти, но как будто даже и не желает о ней ничего знать. Проблемы смерти как бы нет и быть не может. Однако поскольку смерть сама по себе такими убеждениями не отменяется, то в повседневной жизни проблему, связанную с ней, каждый решает сам по своему разумению, впрочем, не без воздействия и влияния той «нравственной» максимы, которая неизбежно проступает из тесных глубин материалистической философии: «Бери и пользуйся, сколько можешь, ибо завтра умрешь».

Противоречия здесь, однако, нет. Если смерть есть окончательный и бесповоротный конец всех и вся, тогда действительно лучше не глядеть ей в глаза, забыть о ней, чтобы не отравлять свою мимолетную эфемерную жизнь ее неизбежностью.

Многое человек считает для себя нужным и хочет иметь, а в конце концов все ограничивается для него футляром и ямой, гробом и могилой. Какая ужасающая пропасть между желанием и действительностью для человека без веры в загробное продолжение жизни!

Смерть доказывает нам реальность того, что многие считают призрачным, и призрачность того, что многие считают реальным.

Если же смерть — это врата новой жизни, тогда просто необходимо знать и помнить о ней, готовиться к встрече с ней, потому что новая жизнь, которая начинается за порогом смерти, не может не быть в той или иной форме и степени продолжением земной жизни. Поэтому с чем придет человек к своему смертному часу, каким духом исполнится он в его преддверии, таким и войдет он в вечный свой храм. «В чем застану, в том и сужу» — такой закон небесного правосудия.

Друзья! Умерших провожайте

И доходите до могил

И там усердно наблюдайте,

Чтоб путь во благо вам служил.

Смотрите — все там, все пропало:

Истлели юности года,

Могучей силы нет следа,

Цветущей красоты не стало!..

Но если следовал ты в жизни

Словам Спасителя, мой брат,

В небесной ты найдешь отчизне

Благую милость во сто крат!

И если лаской, состраданьем

Смягчил ты долю сироты, —

То перед строгим истязаньем

Избавлен будешь от нужды.

Эти строки принадлежат поэту С. Пономареву. А великий учитель человечества святой Иоанн Златоуст так говорит о назначении человека:

«Не для того Бог ввел нас в настоящую жизнь и вдунул в нас душу, чтоб мы пользовались только настоящим, но для того, чтобы все делали для жизни будущей. Ибо только бессловесные созданы для одной земной жизни. А мы получили бессмертную душу для того, чтобы вполне приготовиться для будущей жизни.

Если кто спросит о назначении коней, ослов, быков и других животных, то мы скажем, что они созданы именно для того, чтобы служили нам в земной жизни.

А о нас нельзя этого сказать, для нас есть лучшее состояние после земной жизни, и нам все надобно делать так, чтобы там просиять, ликовать с ангелами, предстоять Царю небесному всегда, в бесконечные веки. Для того и душа наша создана бессмертной, да и тело будет бессмертно, чтобы мы наслаждались бесконечными благами».

Следует подчеркнуть, что самая главная проблема христианства — проблема спасения — возникает именно в этой жизни. Христианство, отмечает в одной из своих книг протоиерей В. Зеньковский, представляет собою откровение, данное свыше не для того, чтобы «как-нибудь перебиться эту жизнь», но с любовью нести свой жизненный крест. Этим объясняется то, что христианство дало небывалый расцвет человеческих культурных сил во всех областях: искусство, наука, социальная среда, семья — все подверглось оплодотворяющему действию христианства. Само христианство было благословением жизни, но не уходом от нее. Это было изменение жизни, хотя и стоило небывалого труда.

В потустороннем мире нет ни наград, ни наказаний, налагаемых извне, там появляется лишь результат того, что сам человек делал и думал во время своего пребывания на земле. Своею жизнью человек готовит для себя то, что он будет пожинать после смерти.

Это первый и наиболее важный факт — потустороннее состояние представляет для умершего совершенно новые условия жизни, но в то же время оно лишь естественное продолжение здешней земной жизни.

Американский исследователь Чарльз Ледбитер считает, что разлука с умершими находится в зависимости от ограниченности нашего сознания, и мы теряем не любимых людей, а только способность видеть их. Трудно для обыкновенного ума охватить реальность того, что не может видеть человеческий глаз, и до конца понять, что мы живем в обширном мире, из которого видим только небольшую частицу. А между тем и наука свидетельствует, что это так, ибо открывает целые миры бесконечно малых величин, о существовании которых мы бы и не подозревали, если бы ограничились только собственным зрением.

Не от нас зависит продолжительность нашей жизни, но широта, высота и глубина ее зависит именно от нас.

Воздавать злом за добро — по-дьявольски, воздавать добром за добро — по-человечески, воздавать добром за зло — по-Божьи.

Не полагайся на себя и на свою праведность. Как раз с этого пьедестала многие упали и нанесли себе великие раны.

Не будь пессимистом в черных очках. Не будь оптимистом в розовых очках. Будь реалистом и смотри на вещи здраво!

Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы человек имел время к ней подготовиться.

А теперь — две поучительные истории.

Философия жизни

Богатый человек однажды пожаловался своему другу:

— Почему меня все критикуют? Ведь все знают, что все, что имею, я завещал после моей смерти на благотворительные дела.

— Видите ли, — ответил приятель, — есть такая поучительная история о свинье и корове. Свинья жаловалась корове на свою непопулярность:

— Люди всегда говорят о твоей кротости и о добрых глазах, — сказала свинья. — Конечно, ты даешь людям молоко и сливки, но ведь подумай, я даю людям гораздо больше. Я даю им сало, ветчину, щетину, и они даже делают холодец из моих ножек. И все-таки никто не любит меня. Почему?

Корова подумала и ответила:

— Может быть, потому, что я даю людям молоко и сливки, пока я еще жива?

Эта притча должна заставить подумать каждого. Какую пользу я приношу обществу, в котором живу? А для христианина этот вопрос должен быть еще важнее.

Надежда в яме

Он был счастливым человеком. Ему было 80 лет, с женой он жил дружно в красивой спокойной местности. Он никогда не жаловался на свое здоровье, копался в саду, ездил на велосипеде в соседний городок. Он говорил: «Мне в жизни везет».

Однажды он уехал в родную деревню. Вернулся довольный и говорил соседям: «Мое место приготовлено». Он имел в виду кладбище в родной деревне. Он сделал все, чтобы быть уверенным, что будет похоронен по своему желанию. И в этом нет ничего предосудительного.

Беда, однако, была в том, что у этого человека не было большей надежды, чем на яму в земле родной деревни. А что дальше?

ВОПРОСЫ

1. В чем суть христианского учения о смерти?

2. Прокомментируйте, пожалуйста, следующий тезис христианского учения: «С чем придет человек к своему смертному часу, таким и войдет он в вечность».

11. А.П. ЧЕХОВ. НА КЛАДБИЩЕ

Ветер прогулялся по желтой листве старых берез, и с листьев посыпался на нас град крупных капель. Один из наших поскользнулся на глинистой почве и, чтобы не упасть, ухватился за большой серый крест.

— «Титулярный советник и кавалер Егор Грязноруков...» - прочел он. — Я знал этого господина... Любил жену, носил Станислава, ничего не читал... Желудок его варил исправно... Чем не жизнь? Не нужно бы, кажется, и умирать, но - увы! — случай стерег его... Бедняга пал жертвою своей наблюдательности. Однажды, подслушивая, получил такой удар двери в голову, что схватил сотрясение мозга (у него был мозг) и умер. А вот под этим памятником лежит человек, с пеленок ненавидевший стихи, эпиграммы... Словно в насмешку, весь его памятник испещрен стихами... Кто-то идет!

С нами поравнялся человек в поношенном пальто и с бритой, синевато-багровой физиономией. Под мышкой у него был полуштоф, из кармана торчал сверток с колбасой.

— Где здесь могила актера Мушкина? - спросил он нас хриплым голосом.

Мы повели его к могиле актера Мушкина, умершего года два назад.

— Чиновник будете? - спросили мы у него.

— Нет-с, актер... Нынче актера трудно отличить от консисторского чиновника. Вы это верно заметили... Характерно, хотя для чиновника и не совсем лестно-с.

Насилу мы нашли могилу актера Мушкина. Она осунулась, поросла плевелом и утеряла образ могилы... Маленький дешевый крестик, похилившийся и поросший зеленым, почерневшим от холода мохом, смотрел старчески уныло и словно хворал.

— «...забвенному другу Мушкину»... - прочли мы.

Время стерло частицу не и исправило человеческую ложь.

— Актеры и газетчики собрали ему на памятник и... пропили, голубчики... - вздохнул актер, кладя земной поклон и касаясь коленами и шапкой мокрой земли.

— То есть как же пропили?

— Очень просто. Собрали деньги, напечатали об этом в газетах и пропили... Это я не для осуждения говорю, а так... На здоровье, ангелы! Вам на здоровье, а ему память вечная.

— От пропивки плохое здоровье, а память вечная - одна грусть. Дай Бог временную память, а насчет вечной - что уж!

— Это вы верно-с. Известный ведь был Мушкин, венков за гробом штук десять несли, а уж забыли! Кому люб он был, те его забыли, а кому зло сделал, те помнят. Я, например, его во веки веков не забуду, потому, кроме зла, ничего от него не видел. Не люблю покойника.

— Какое же он вам зло сделал?

— Зло великое, — вздохнул актер, и по лицу его разлилось выражение горькой обиды. - Злодей он был для меня и разбойник, царство ему небесное. На него глядючи и его слушаючи, я в актеры поступил. Выманил он меня своим искусством из дома родительского, прельстил суетой артистической, много обещал, а дал слезы и горе... Горька доля актерская! Потерял я и молодость, и трезвость, и образ Божий... За душой ни гроша, каблуки кривые, на штанах бахрома и шахматы, лик словно собаками изгрызен... В голове свободомыслие и неразумие... Отнял он у меня и веру, злодей мой! Добро бы талант был, а то так, ни за грош пропал... Холодно, господа почтенные... Не желаете ли? На всех хватит.... Бррр... Выпьем за упокой! Хоть и не люблю его, хоть и мертвый он, а один он у меня на свете, один как перст. В последний раз с ним вижусь... Доктора сказали, что скоро от пьянства помру, так вот пришел проститься. Врагов прощать надо.

Мы оставили актера беседовать с мертвым Мушкиным и пошли далее. Заморосил мелкий холодный дождь.

При повороте на главную аллею, усыпанную щебнем, мы встретили похоронную процессию. Четыре носильщика в белых коленкоровых поясах и в грязных сапогах, облепленных листвой, несли коричневый гроб. Становилось темно, и они спешили, спотыкаясь и покачивая носилками...

— Гуляем мы здесь только два часа, а при нас уже третьего несут... По домам, господа?

ВОПРОСЫ

1. Егора Грязнорукова А.П. Чехов характеризует так: «Любил жену, носил Станислава, ничего не читал... Желудок его варил исправно...» Ответьте на вопрос героя: «Чем не жизнь?» Не кажется ли вам, что в описании причины смерти кроется и ответ? (Как жил, так и помер!)

2. Актер самокритично характеризует себя: «Потерял я и молодость, и трезвость, и образ Божий... В голове свободомыслие и неразумие...» Как вы думаете, почему с ним это произошло и повторяется с людьми из поколения в поколение? Ведь в молодости каждому кажется, что уж ты-то будешь жить «правильно» и лучше своих «предков»?

12. ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ

Уверенность в том, что жизнь после смерти не прекращается, была чем-то общим для людей древности и людей последующих времен. Древний египтянин, например, был намного более цивилизован, чем человек каменного века: он знал и астрономию, и основы математики, и архитектуру; он принадлежал к великой цивилизации, которая создала храмы, пирамиды, секрет фантастических лабиринтов которых до конца не разгадан до сих дней. И древний египтянин никогда, ни на мгновение не сомневался в том, что в жизни человека есть бессмертная часть.

Те же, кто сознательно покоряет природу, не могут не понимать и своей конечности и, следовательно, страдают от перспективы утраты собственного бытия.

Религия — это связь конечного с бесконечным, человека с Богом. Ее целью является придание конечному качеств бесконечного, человеческому — божественного. Вот почему вера решает проблему смертности. Она овладевает ею, а не приспосабливается к ней, подобно тому как рубило и огонь овладевают природным окружением, выводя человека из-под его власти.

Священное Писание говорит о том, что человек в своей духовности создан по образу и подобию самого Творца. И поэтому человек, который дышит, ест, пьет и размножается, как любое другое существо, качественно отличается от всей природы.

Вещественное, материальное соединилось через человека с духовным для того, чтобы духовная сила пронизала все материальное бытие. Одухотворение Вселенной, созданной Богом, — вот высочайшая цель. Именно с этой целью человек был выведен в мироздание, но он еще очень плохо эту цель выполняет и очень мало в этом выполнении участвует.

Действительно, ученые часто говорят, что человек не использует своих возможностей и на тысячную долю. Это правильно, потому что в нас заложено бесконечно много. Но эта неудача человека на самом деле не является неудачей, потому что, когда отдельные люди умирают телесно, работа всего человечества все равно продолжается.

Мы говорим о людях, оставивших после себя великие произведения искусства, литературы, науки, как о бессмертных. Вспомним Пушкина: «Весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживет».

Однако когда Христос после распятия явился перед учениками — это была не память о нем. Память была о пророке Исайе, великих учителях человечества, о великих философах. Но лишь один Христос воскрес и предстал перед учениками живой.

В легендах и памяти остался бессмертным Моисей, но никто не говорил, что он явился живым. Бессмертным в памяти учеников был Сократ, но никто не говорил, что он явился живым. Наконец, бессмертны в памяти христиан великие христианские святые, и многие их видели во сне или ощущали с ними внутреннюю связь, но все-таки они умерли — и гробницы, и мощи их явно об этом свидетельствуют.

Христос не просто ожил, а изменился. Поэтому апостол Павел говорит, что мы все изменимся. Это — трансформация, или новая ступень эволюции. И все души, которые когда-либо были созданы в мире, изменятся. И тогда нам вновь будет возвращено телесное бытие, но то телесное бытие, которое открылось ученикам в явлении Воскресшего.

Апостол Павел говорит, что есть тело душевное, а есть и тело духовное. Тело духовное — некое иное тело, которое не подвержено действию неумолимых законов мертвой и живой природы, — это тело, которое подчиняется духу, поэтому не знает ни старости, ни усталости.

Опыт учеников, видевших Воскресшего, был особенным. Это не было смутное видение, а Он пришел к ним и сел за стол, и показал им знаки на Своих руках, и ел с ними. Но никто и не думал, что Он, может быть, очнулся, что Он ожил, что Он реанимировался, — потому что лицо Его изменилось, они узнавали Его не сразу. Он не входил к ним в дверь, а появлялся сразу в комнате; для Него не существовало тех преград, которые существовали для Него же до того, прежде. И Он сказал: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле». Он стал иным.

И апостол Павел, продолжая Его мысль, учит нас, что Христос в этом отношении явился Первенцем, Первенцем не как Богочеловек, а именно как человек — как человек, обретший новую жизнь. Среди всех нас Он первый приобрел духовное тело, первый вошел в вечность в духовно-телесном единстве личности. А вот это и есть то, чего желает, чает христианство.

«Чаю Воскресения мертвых и жизни будущего века». Тело побеждается, миры побеждаются, и наша душа, скомканная, маленькая и жалкая, вырывается на колоссальную свободу. И между нею в ее нынешнем состоянии и тем огромным раскрытием, которое ее ожидает, такая же гигантская дистанция, как между молчаливым эмбрионом в утробе матери и гением (скажем, Леонардо да Винчи или Эйнштейном), который из этого эмбриона развился.

Христианство говорит так: да, мы покидаем свою плоть, но для того, чтобы обрести новую, потому что Бог создал вселенную не напрасно, не только для того, чтобы мы в ней страдали, а для того, чтобы она заиграла всеми красками гармонии, красоты и мощи, и чтобы в ней играл человеческий дух, вечно творя, вечно преобразуясь, открывая все новые и новые для себя горизонты.

Отец Сергий Булгаков, один из великих православных учителей XX века, называл это очеловечиванием природы. Это процесс, который начинается уже здесь и теперь. Когда человек учит свой дух подниматься над природой, вырабатывать в себе терпение, твердость, умение отрешиться от давления материальных факторов, умение сосредоточиться на духе так, чтобы эти факторы не были всепобеждающими, — это уже подготовка, прелюдия к жизни будущего века.

Знаменитый современный психиатр Виктор Франкель наблюдал за душами людей в тяжких условиях — в нацистском концлагере. И он убедился, что там в первую очередь погибали не физически слабые люди, а люди слабые духовно. Люди, у которых была цель, у которых был собран дух, — несмотря на физическую слабость, проходили через все круги ада и оказывались победителями. Выйдя после войны из лагеря живым, Франкель много об этом думал, писал и создал даже специальную методику для лечения неврозов, которую назвал логотерапией, то есть лечением с помощью разума, духа, слова.

Подчеркнем, в росте духовной жизни уже сегодня, здесь и теперь мы прокладываем себе дорогу к жизни будущего века, дорогу к Воскресению мертвых.

Иисус Христос проповедовал о Царстве Божием. Весть Его прежде всего была о Царстве Божием, а не о чем-то другом, «ибо не царствует Бог в этом мире, ибо князь мира сего сатана». Так сказал Господь, и мы сами прекрасно знаем, что в мире действуют слепые разрушительные силы природы и общества, злые страсти распада, ненависти. Бог не царствует, а мир этот — поле боя, в котором участвуют и добро, и зло, и стихии, и свободная воля человека.

А что же такое Царство Божие? Это такое состояние бытия, в котором воцарилась полнота жизни и гармония, воцарилась мысль Божия, бесконечно прекрасный замысел Творца. Недаром

Господь Иисус говорит, что это Царство приходит незаметным образом. Оно присутствует в гармонии частей природы, в человеческом духе и в любви, в творчестве и милосердии.

Вот почему Господь Иисус говорит, что Царство Божие внутри вас, «среди вас» — буквальный перевод. Оно врастает в этот мир. Там, где царствует совершенство, мощь красоты и любви, там Царство Божие все громче и громче заявляет о себе. Это не очевидность, которую можно пощупать руками, это надо уловить интуитивно, постичь сердцем. Это то, что открывает нам Христос.

Он говорил нам: «Покайтесь, приблизилось Царство Божие». Давайте принесем Ему стремление изменить свою жизнь! Ведь именно к нам, к нашей душе, к нашей жизни приблизилось это Царство, и оно даст нам силу духа, силу противостояния, силу причастности вечности в этой быстротечной жизни. Побеждающему дам вкушать небесную манну, говорит Христос, небесный хлеб, и каждый, хоть немножко достигший этого Царства усилиями устремленной любви к Нему, — тот победитель на своем месте в жизни, и он обязательно получит небесный хлеб жизни.

ВОПРОСЫ

1. Поясните, пожалуйста, как вы понимаете слова А.С. Пушкина «Весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживет».

2. Какой, согласно христианскому учению, является жизнь после смерти?

3. Как христиане понимают слова Иисуса Христа о том, что Царство Божие внутри нас?

13. СМЕРТЬ И НАДЕЖДА

Так нелегко бывает жить! Кажется, никто тебя не понимает, порой обижают даже самые близкие люди. Так трудно, что хочется бросить все, выпрыгнуть из вертящегося колеса и этим прыжком все изменить. Изменить, но как? Настоящее изменение происходит «без прыжков», требует невыносимо много сил. Сколько нужно терпения, смирения, кротости, чтобы какие-то жизненные ситуации разрешились положительно, легко и просто. Сколько нужно труда, чтобы вырастить хотя бы цветок! А чтобы выстроить свою жизнь, поддерживать хорошие отношения со своими близкими, сил нужно потратить несравненно больше!

Как бы ни была порой страшна и тяжела жизнь — желание прервать ее противоестественно, и серьезно оно возникает лишь тогда, когда в душе человека появляется надлом и изменения в психике. Но даже если серьезного желания смерти и не возникает, часто уже сама ее неизбежность делает жизнь еще безотраднее, еще тяжелее. Бесконечные обиды, неудачи, страдания — и все это кончается как бы ничем, только гниющими на кладбище костями!

Но так уж и ничем? За последние пятнадцать лет на Западе появился ряд книг, в которых разные авторы — ученые и врачи — поднимают вопрос о загробной жизни. До этого в медицинских и научных кругах к смерти относились как к табу, и всякую мысль о посмертном существовании отбрасывали, как принадлежащую к области фантазии или предрассудков. Причина такой внезапной перемены проста — новые методы реанимации вернули к жизни многих «клинически умерших» людей, которые были практически мертвы (без пульса и сердцебиения). И, как уже рассказывалось в разделе 1 главы 4, многие из этих реанимированных свидетельствовали о существовании жизни после смерти. А это — надежда для каждого из нас!

В своей книге «Душа после смерти» Серафим Роуз приводит рассказ о том, что происходит с умершим. Он выходит из тела и существует совершенно отдельно от него. Он часто способен видеть все окружающее, включая свое собственное тело и попытки его оживления. Он ощущает, что находится в состоянии безболезненной теплоты и легкости, как если бы он «плавал». Он совершенно не в состоянии воздействовать на свое окружение речью или прикосновением, и поэтому часто ощущает большое «одиночество». Его мыслительные процессы происходят намного быстрей, чем когда он «был» в теле.