ЕСТЬ ЛИ СМЫСЛ ЖИЗНИ НАШЕЙ? 21 страница

Настоящий друг — это тот, кто может так поступить с чужой радостью. Все сделать для того, чтобы эта радость воссияла.

По мнению Ф. Альберони[53], слово дружба имеет не одно, а несколько значений. И не только в наше время. Еще в Древней Греции это обнаружил Аристотель, который пытался дать определение различным типам дружбы, чтобы выделить среди них истинную. Он различал главным образом дружбу, основанную на интересе, и дружбу благородную, которая одна только и заслуживает права считаться настоящей. Поэтому в Древней Греции отношения, связывающие двух деловых людей, воспринимались не как дружба, а как заинтересованность в успехе общего дела. Тогда дружба между политическими деятелями тоже часто рассматривалась как способ достижения успеха в политике.

Итак, если мы коротко перечислим наиболее употребительные значения этого слова (точнее, типы дружбы), то увидим, что в большинстве случаев слово дружба имеет мало общего с нашими представлениями о настоящем друге.

Первый тип дружбы — знакомые. Большинство людей, которых мы считаем своими друзьями, на самом деле всего лишь наши знакомые, то есть те, кого мы выделяем из окружающих нас людей. Нам известны их заботы и проблемы, мы считаем их близкими, обращаемся к ним за помощью и сами охотно им помогаем. У нас с ними прекрасные отношения. Но мы не доверяем им свои самые сокровенные желания. Встреча с ними не делает нас счастливыми, не вызывает у нас невольной радостной улыбки. Если к ним приходит успех, если они получают какую-нибудь награду или на них «сваливается» неожиданное везение, мы не радуемся за них, как за самих себя, потому что ко многим связям подобного типа примешиваются сплетни, зависть, вражда. Часто за внешне сердечными отношениями прячутся глубинные конфликты. Конечно, это не посторонние люди, между нами существует определенная близость. Но, возможно, не следовало бы называть дружбой этот тип отношений.

Тип второй — коллективная солидарность. Нужно отличать, как это делали люди Древнего мира, дружбу от солидарности. В последнем случае друзья — это те, кто сражается на нашей стороне, скажем, во время войны. С одной стороны — друзья, с другой — враги. В такой солидарности нет ничего личностного. Человек, одетый в тот же мундир, что и у меня, — друг, но я ничего о нем не знаю.

Христиане зовут друг друга братьями или друзьями, социалисты — товарищами и т.д. Но во всех этих случаях мы имеем дело с коллективными, а не чисто личностными отношениями.

Тип третий — функциональные отношения. Они относятся к типу личностных связей, основанных на социальной функции. Здесь мы встречаемся с «утилитарной» дружбой: такова дружба между компаньонами или между политическими деятелями. В этом виде отношений присутствует минимум искренности — они длятся до тех пор, пока существует общий интерес, который требует заботы. Сюда же входят многочисленные профессиональные взаимоотношения, отношения между коллегами по работе и между соседями по дому.

Тип четвертый — симпатия и дружелюбие. Мы подходим, наконец, к той категории людей, с которыми нам хорошо, которые нам приятны, которыми мы восхищаемся. Но даже в этом случае следует не забывать, что эмоциональные связи иногда бывают поверхностны и непродолжительны.

Что же в таком случае понимаем мы под словом дружба? Интуитивно оно вызывает у нас представление о чувстве глубоком, честном, предполагающем доверие и откровенность. Исследования психологов тоже показывают, что подавляющее большинство людей именно так представляют себе дружбу.

Заметим, что, согласно «Словарю русского языка» С.И. Ожегова, дружба — это близкие отношения, основанные на взаимном доверии, привязанности, общности интересов.

В разговорном языке слово друг имеет несколько значений: знакомого, человека, к которому мы относимся с симпатией, соседа, коллегу, словом, всех, кто нам близок. Однако теперь, как и в самом далеком прошлом, существует еще одно значение — близкий друг, которого мы любим и который любит нас. Поэтому последний тип дружбы относится к более узкому разряду межличностных отношений — к отношениям, построенным на любви. Когда мы думаем о наших близких друзьях, о настоящей дружбе, мы имеем в виду определенную форму любви, существующей между людьми. Любовь, считал Фома Аквинский, означает желание сделать счастливым другого.

Истинный друг познается в несчастье.

/Эзоп/

Умереть за друга при каких-нибудь исключительных обстоятельствах менее возвышенно, чем ежедневно и втайне жертвовать собой ради него!

/Стендаль/

ВОПРОСЫ

1. Какие два основных типа дружбы выделяет Аристотель? А как понимаете дружбу вы?

2. Какие типы дружбы, по мнению Ф. Альберони, существуют в наше время?

3. Если вы что-то хорошее сделали для своего друга и не чувствуете в ответ благодарности, это огорчает вас?

8. ИСКУССТВО И СОВРЕМЕННАЯ КУЛЬТУРА

1. ТВОРЧЕСТВО КАК СПОСОБ ОСМЫСЛЕНИЯ ЖИЗНИ

Творчество — это деятельность, рождающая нечто качественно новое и отличающаяся неповторимостью, уникальностью и оригинальностью. Творчество специфично для человека, поскольку во всей прочей природе происходит процесс развития, но не творчества.

К сожалению, многим людям свойственно подменять творческий, созидательный процесс накопительством материальных благ, приобретательством. Эта подмена особенно стала заметна в посткоммунистическом обществе. Покупают, продают, «делают деньги», причем с деньгами чувствуют себя хозяевами положения: «Что хочу, то и ворочу, и никто мне не указчик! А без денег человек — и вовсе не человек!»

Однако и в наше время встречаются такие «чудаки», которые не бегут бодро вместе с толпой покупать и продавать, а считают, что радость жизни, ее смысл в другом.

Николай Рерих писал, что человеку в этом мире присущи две истинные радости: радость творчества и экстаз красоты. И в наше время немало людей — философов, ученых, художников, учителей, — которые тратят время на то, чтобы творить, даже если за это им не платят или платят немного. И, как правило, эти люди — вовсе не являются не от мира сего, чудаками. Попади такой человек с высоким интеллектом в коммерцию, многие «деловые мальчики» остались бы не у дел.

Так что же его останавливает? Почему же такой человек «пропадает», влачит жалкое материальное существование и не идет «делать деньги»? Почему? Потому что этот человек — творец! Конечно, ему тяжело, конечно, его «пилит» жена (или муж) и приходится где-то подрабатывать, чтобы семья могла существовать.

Но такой человек никогда не предпочтет зарабатывание денег и улучшение собственного быта радости творчества, потому что он прикоснулся к высшему плану Бытия. И никакими умственными рассуждениями не описать «экстаз красоты»! Однако скупыми и простыми словами мы все-таки постараемся порассуждать о творчестве.

Творчество — это созидание нового. Понятие творчества предполагает личное начало. В этом смысле творчество — условный термин для обозначения психического акта, выражающегося в воплощении, воспроизведении или комбинации данных нашего сознания в области отвлеченной мысли, художественной и практической деятельности. Отсюда и следующая классификация: научное, поэтическое, музыкальное, художественное, народное, творчество полководца, администратора.

Анализируя приемы и цели творчества, можно выделить три основных его вида. Это научное творчество, художественное творчество и творчество в области человеческих отношений. Изучая различия этих видов творчества, Аристотель выделил три основных свойства разума: созерцательное, действенное и творческое.

В начале XX века начинают различать два рода творчества. Это непроизвольное, бессознательное, непосредственное творчество, с одной стороны, и продуманное, сознательное, художественное творчество — с другой.

Рассмотрим вопрос о первоисточниках творческого вдохновения. Различное отношение к этому вопросу двух великих философов древности — Платона и Аристотеля — является характерным показателем двух различных мнений о сущности творчества. Великолепное описание поэтического экстаза, данное Платоном в «Федре», вместе с теорией о предсуществовании идей и со стремлением души освободиться от оков плоти, чтобы созерцать духовными очами вечную красоту и истину, является основой более поздних учений о творческом прозрении, невидимом в мире реальных отношений. К ним примыкают и новейшие теории о творчестве бессознательном или интуитивном.

Аристотель, останавливаясь на определении искусства как способа подражания природе (определении, между прочим, высказанном и Платоном), является представителем более реалистического понимания процессов творчества. С этой точки зрения творчество сводится к простой комбинации возможностей нашего сознания в восприятии внешнего мира.

Взгляды на творчество в исторической преемственности эстетических и философских учений разделяют судьбу этих учений и тесно связаны с решением метафизических проблем о красоте и истине. Еще ближе вопрос о творчестве входит в круг задач психологии в связи с проблемами о процессах мышления и зарождения идей.

И если первоисточник творчества характеризуется бессознательностью и непроизвольностью, то акт творчества — это процесс прояснения нашего сознания, а продукты творчества — показатели расширения горизонта сознания. В этом плане творчество можно рассматривать как способ осмысления нашей жизни. Человеческий ум не является простым зеркалом, отражающим природу. Он не получает своих познаний, а приобретает их; не подчиняется им, а создает их.

Умение воспринимать и воплощать воспринятое — основные атрибуты творчества. Вот почему здесь уместно напомнить слова русского поэта:

Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков,

Много чудесных в нем есть сочетаний и слова, и света,

Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть, и слышать.

ВОПРОСЫ

1. Что такое творчество? Почему оно специфично для человека?

2. Как вы относитесь к «чудакам», которые ради творчества готовы не тратить время на зарабатывание денег? Знаете ли вы таких?

3. Какое отношение к первоисточникам творчества у Платона? У Аристотеля? Какое из этих двух отношений вам ближе?

2. ТЕАТРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО ДРЕВНИХ ГРЕКОВ И РИМЛЯН

Искусство — это одна из форм общественного сознания, творческое отражение и воспроизведение действительности в художественных образах.

Вопрос о значении искусства в жизни человека дискутируется на протяжении всей истории культуры человечества. Учитывая сложность этой проблемы, мы остановимся лишь на одной форме искусства — театре древних греков и римлян.

Наибольшее развитие театральные представления получили со времени прочного установления демократии в Афинах, то есть с начала V века до нашей эры (до Рождества Христова). Нужно сказать, что многие особенности древнего театра перешли в современные театры и отчасти в храмы. В Греции же театр впервые стал одним из факторов общественного развития, с его авансцены распространялись религиозные и социально-этические понятия, объединяя разнообразные слои населения.

Первоначально и весьма долго театр был самым торжественным местом для чествования божества Вакха, или Диониса. Так как религия была тесно связана с общественной жизнью, давая высшее освящение всем начинаниям, то сценические игры, составлявшие часть Дионисовых шествий, были предметом забот государственной власти. Именно этим объясняется, особенно в демократических государствах, быстрый рост театра в Афинах, привлечение к нему наиболее выдающихся поэтических дарований, огромное количество написанных для театра пьес, наконец, объем театра, вмещавшего в себя более десяти тысяч зрителей.

Обычными принадлежностями театра были декорации, машины, костюмы и маски для актеров. Драматические пьесы — трагедии и комедии — исполнялись актерами и хором. Число актеров не превышало трех, так что одному и тому же актеру приходилось играть иногда несколько ролей. Женские роли исполнялись мужчинами. Обычно греческие празднества сопровождались состязаниями в мастерстве авторов пьес. Государство предоставляло в распоряжение авторов пьес актеров и хористов, стараясь поставить состязающихся авторов в одинаковые условия в достижении успеха.

Образцом для римского театра был театр греческий, хотя в некоторых чертах и отличался от него. Важным нововведением в римском театре стала кровля, соединявшая здание сцены и места для зрителей в единое, цельное здание.

Так как в Риме сценическим играм придавали значение забавы, а не служения божеству, то в обычае была выплата денег за пьесы, что в глазах общества принижало поэтов до положения ремесленников. В Греции общественное положение поэтов было достойным, им были открыты высшие государственные должности. В Риме пьесы могли ставить даже люди низшего сословия и рабы. Соответственно низко ценилось и ремесло актера, ниже положения наездника и гладиатора. Звание актера накладывало печать бесчестия. Актерами обычно были рабы и отпущенники.

Вообще театр в Риме не носил того глубокого, серьезного, образовательного, как бы священного характера, каким он долго являлся в Греции. Заимствованные из Греции сценические игры мало-помалу уступили место таким представлениям, которые не имели ничего общего ни с трагедией, ни с комедией, — пантомиме и балету.

Следующим фактором, существенно повлиявшим на развитие культуры и творчества как греков, так и римлян, является переход от язычества к христианству. Суть христианства, как известно, изложена в Новом Завете. Этой теме — влиянию Библии на европейское искусство и нравственность — посвящен следующий раздел.

ВОПРОСЫ

1. Первоначально и весьма долго театр у греков использовался как культовое сооружение. Кого чествовали греки-язычники?

2. В чем существенное отличие театра римлян от театра греков? Имел ли римский театр священный характер?

3. К какому театру — греческому или римскому — ближе, по вашему мнению, наш современный театр?

3. БИБЛИЯ КАК ОСНОВА ЕВРОПЕЙСКОГО ИСКУССТВА И ФУНДАМЕНТ НРАВСТВЕННОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Библия содержит в себе учение религиозного характера, богооткровенную истину; но и человеческий интеллект и вся наша жизнедеятельность находят в ней пищу и богатства неиссякаемые.

Многое почерпнули из нее поэзия, история, география и социология. Она легла в основу европейского искусства. Без нее Микеланджело, Рембрандт, Эль Греко, мозаисты Равенны не были бы теми, кем мы теперь восхищаемся. На ее же основе зиждется творчество Шекспира, Расина, Данте и Достоевского.

Само название этой книги выражает все ее исключительные качества. Слово Библия (от греч. biblion — книга, мн.ч. — biblia) означает книги. Первоначальное значение слова — «лыко папируса» — этимологически связано с названием финикийского города Библ, откуда греки возили папирус. Для современного человека эти три слога Библия обозначают вершину и совокупность всего написанного. Библия — это Книга книг.

Библия — книга совершенно неисчерпаемая, книга, в которой все сказано как о Боге, так и о человеке.

Библия делится на две очень неравные по объему части — книги Ветхого и Нового Завета. Само слово Завет — наказ, завещание, данное потомкам, — непосредственно подводит читателя к таинственной действительности, занимающей в Священном писании ключевое положение.

В Библии речь идет о соглашении, заключенном между Богом и человеком. Это соглашение еще называется откровением. Слово завет также означает договор, заключенный союз. Первый смысл этого слова прежде всего характеризует особые отношения, которые были установлены между Богом и народом, Им избранным, чтобы тот служил Ему свидетелем и был Его глашатаем. Но оно также обозначает и тот союз, который Сам Бог, вочеловечившись, заключил с человеком через принесение Христом Самого Себя в жертву.

Переход от одного договора или завещания (завета) к другому является в то же время и переходом из одного плана бытия в другой, решающим шагом вперед в последовательности откровения: в первом случае речь идет еще только об уготовлении и о прообразе, а во втором — уже о полном завершении обещанного. Сам Иисус на Тайной Вечере в Страстной Четверг указал на эту разницу между двумя заветами, сказав: «Сия есть кровь Моя Нового Завета» (Мф. 26, 28). И апостол Павел, писавший друзьям своим в Коринф, тоже говорит, что Ветхий Завет получает завершение истины в Новом Завете.

Каждая из двух основных частей Библии состоит из известного количества книг, которые, по учению Церкви, содержат как правила жизни, так и правила веры. Правило — это норма (от лат. norma — правило), канон (от греч. каnon — правило). И книги Библии называются каноническими, потому что они являются более чем какие-либо другие писания, авторитетными, они дают правила, служат примером.

Поскольку между Ветхим и Новым Заветом нет разрыва и они неотделимы друг от друга, особенно важно понять, каким образом совершается переход от одного к другому. Выше упоминалось, что Сам Христос и Его ближайшие ученики говорили, что произошел некий переход, переход к исполнению и разъяснению. «Если Новый Завет содержался уже в Ветхом, — говорит Блаженный Августин, — то ныне, через Новый, Ветхий Завет раскрывает свое значение».

Первую часть Нового Завета составляет Евангелие. Оно едино, ибо это одно единое свидетельство, данное четырьмя свидетелями. Евангелие (от греч. evangelion) значит благая весть. Был обычай после победного окончания боя посылать гонца-глашатая с радостной вестью о победе — это и было «евангелие». Но какая весть могла быть «благой» для каждого израильтянина? Это была та весть, которая в продолжение двух тысячелетий укрепляла надежду в сердцах верующих: «Мессия пришел, настало Царство Божие, и человечество будет жить под Законом». Евангелие, в сущности только это и возвещает: ожидаемый Мессия — это Иисус, а все остальное — только логическое следствие этого утверждения. Итак, Евангелие есть одновременно повествование о жизни, смерти и воскресении Иисуса и возвещение Благой вести, принесенной Им миру. Одно тождественно другому.

В собрании книг Нового Завета Евангелие представляет четыре небольшие книги, обычно также называемые Евангелиями. Эти книги были написаны между 50-м (то есть через двадцать лет после смерти Иисуса) и 100-м годами авторами, которые ставили перед собой разные цели, но каждый из них знал написанное другими или по крайней мере располагал аналогичными документами. Отсюда сходство и различие их текстов. Особенно поразительно сходство между тремя первыми евангелистами: Матфеем, Марком и Лукой. Эти Евангелия называются «синоптическими», потому что во многих частях они совпадают. Иоанн, четвертый и последний евангелист, отличается от других не характером вдохновения, а главным образом направлением и стилем.

Включив все четыре Евангелия в Канон, но не соединив в одно, Церковь хотела подчеркнуть, что каждое из Евангелий имеет свой смысл, свою значимость, свое влияние. Не было бы ничего легче, как сделать из них некий синтез, обобщение. Единые по сути, различные по тональности, по манере излагать мысли, по значению, все четыре Евангелия представляют собой в известном смысле живые свидетельства Церкви Христовой, принявшей, избравшей и распространившей их.

Как удивительна ясность Библии! Она поражает нас множеством точных определений и совершенных суждений. И не только в великих и исчерпывающих изречениях Христа — «предоставь мертвым погребать своих мертвецов» или «кто из вас без греха, первый брось в нее камень» и во многих других, которые способны затронуть ту душевную глубину, где душа каждого человека видит себя в своей предельной наготе. Но также в книгах Ветхого Завета проявляется знание нашей скрытой сущности, знание, изобилующее уроками.

А питается ли и ныне мудрость человека из книги Притчей Соломоновых? Исполненный духовной красоты, крик горести и надежды царя Давида, грешного и кающегося, — не наш ли это крик в часы, когда бремя жизни и отчаяние исторгают его из груди? А трагическое вопрошание и борение Иова? Тайна человеческого существования? Не наши ли они также?

Эта священная книга своей красотой и литературными достоинствами глубоко затрагивает человеческие сердца. Уже упоминалось о ее многообразии в единстве; в Библии искусно чередуются литературные жанры, постоянно вызывающие интерес читателей. Величественные исторические фрески как Исход, книги Маккавейские, или же Деяния Апостолов, объективность которых намного выше, чем в исторических описаниях того времени, или более краткие повествования, где история получает смысл нравственного примера. Книги Иудифи, Товита, Эсфири, Ионы так живы и увлекательны, что многим писателям достаточно было их литературно переработать, чтобы создать на их основе новые художественные произведения. А как многогранно блистает в Библии художественная красота слога и стиля! Какое поэтическое произведение, созданное человеком, может соперничать с возвышенным взлетом стиха Псалмов?

Тонкость и свежесть выражений, чудесно и парадоксально сочетающихся с пламенной силой чувств, создают очарование Песни Песней. Никакое выражение человеческой любви не могло ее превзойти (именно потому, что оно не только выражение человеческой любви). Можно ли передать восхищение перед лицом сотворенного мира лучше, чем словами, описывающими наступление весны в Палестине: «Вот, зима уже прошла, дождь миновал, перестал; цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; смоковница распустила свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благоухание» (Песн. 2,11-13). Какая непревзойденная простота!..

В Библии человек узнает себя и изумляется. Более того — Священное Писание снова и снова учит его. В уроках, преподаваемых нам Библией, содержится основа всей нравственности человечества. Нет ни одного принципа, сколько бы его ни выдавали за чисто «светский», который не имел бы своего начала, а зачастую и совершеннейшей формулировки, в Священном писании. Человеческое общество, которое отходит от библейских принципов, подходит к краю бездны и близится к своей гибели.

Мораль общественных и прочих человеческих взаимоотношений — все это можно найти в Библии. Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, долгое время служила моральным трактатом, преподаваемым юным христианам. «Если бы мне было поручено воспитать человека с самого детства по моему усмотрению, — писал Боссюэ[54], — я предложил бы ему выбрать несколько прекрасных текстов из Священного писания и часто давал бы их ему читать, так что он знал бы их наизусть».

И действительно, перед читающими Библию предстает все то, что касается человека — и как окончательно определенное, и как одухотворенное, вознесенное душевным порывом в ту реальность, которая превосходит земные возможности и ограничения смертных людей. Душа человека находит в Библии ту атмосферу, в которой она может расправиться и расцвести. Именно это стремление к Богу, эта любовь, направленная к Нему, это горячее желание наконец обрести Его и создает полное единство этих разрозненных на первый взгляд текстов.

Почему можно доверять Библии?

Века уходят, поколения меняются — Библия остается неизменной.

Империи, династии появляются и исчезают — Библия всегда пребывает.

Атеисты, агностики и глупцы цинично ее высмеивают — она неуязвима.

Невежество и лженаука отрекаются от нее, а Библия незаменима.

С веками ценность ее не уменьшается, а увеличивается.

Она является откровением Божиим для всех народов.

Она содержит в себе сокровища вечной мудрости.

Она разрешает великие проблемы жизни и смерти.

Она снимает маску с самого ловкого лицемера.

Она направляет взор самого грешного человека к небу.

Она стоит выше всех окружающих ее вековых наслоений.

Она отвечает на насущные вопросы души.

Чистый источник

Библия — источник, воды которого всегда чисты и обильны.

Она — солнце, которое никогда не заходит и светит для всех.

Она согревает сердца, застывшие в вековом эгоизме

Она пробуждает совесть людей, спящих во грехах

Юность ли обращается к ней — она руководит

Старость ли нуждается в посохе» — она поддерживает

Голодная ли душа ищет пищи — она насыщает

Слабость ли взывает к ней — она облекает в силу

Она указывает человеку на его страшную задолженность перед Богом

Она размягчает каменное сердце грешника и сокрушает душу

Она приводит ко Христу и возрождает к вечной жизни

Библия не только обличает нас в нарушении моральных законов, но и указывает путь к победе над грехом Читай ее и будешь мудр!

Доверься ее словам и будешь спасен!

ВОПРОСЫ

1. Почему считается, что Библия легла в основу европейского искусства? Почему Библия — Книга книг?

2. На какие две основные части делится Библия? Что означает греческое слово biblion?

3. Как называется основная часть Нового Завета? Что означает это слово?

4. Назовите имена авторов всех четырёх Евангелий.

5. Объясните своими словами, почему Библия является фундаментом нравственности человечества?

Прочтите и выскажите свое мнение относительно следующих двух нижеприведенных примеров.

Верующий человек сидел в вагоне и читал Библию. Его сосед спросил:

— Зачем вы читаете эту устаревшую книгу? Образованные люди ее давно уже выбросили.

— А я думаю иначе: было бы гораздо лучше, если бы вы и эти люди всегда читали эту книгу, — ответил верующий.

— О, я давно знаком с этим старьем. Я изучил Библию от начала до конца и знаю, что говорю, — воскликнул сосед.

— В таком случае я хотел бы услышать ваше мнение о книге Иоакима.

— Гм... Книга Иоакима. Конечно, в ней есть проблески какой-то мудрости, но в ней также много неверных исторических данных.

— Разумеется, — сказал верующий, — но ведь книги Иоакима в Библии вообще нет!

«Я только что прочел несколько страниц из Библии. Эта книга не для меня. Через сто лет люди будут читать Библию как сказки из далекого прошлого». Так писал Вольтер, философ-атеист XVIII столетия. Но эта уверенность в несостоятельности Библии покинула его перед смертью. В мучительных терзаниях духа он кричал: «Не найдется ли кто-нибудь, кто мог бы сказать мне, что ждет меня после смерти?»

4. Е. ТРУБЕЦКОЙ. УМОЗРЕНИЕ В КРАСКАХ[55]

Чувство расстояния — это то первое впечатление, которое мы испытываем, когда осматриваем древние храмы. В этих строгих ликах есть что-то, что влечет к себе и в то же время отталкивает. Их сложенные в благословение персты зовут нас и в то же время преграждают нам путь: чтобы последовать их призыву, нужно отказаться от целой большой линии жизни, от той самой, которая фактически господствует в мире.

В чем же эта отталкивающая сила иконы и что собственно она отталкивает? Я в особенности осязательно это понял, когда, после осмотра икон в музее Александра III в Петрограде, случайно слишком скоро попал в императорский Эрмитаж. Чувство острой тошноты, которое я испытал при виде рубенсовских вакханалий, тотчас объяснило мне то самое свойство икон, о которых я думал: вакханалия и есть крайнее олицетворение той жизни, которая отталкивается иконой. Разжиревшая трясущаяся плоть, которая услаждается собою, жрет и непременно убивает, чтобы пожирать, — это то самое, чему прежде всего преграждают путь благословляющие персты. Но этого мало — они требуют от нас, чтобы мы оставили за порогом и всякую житейскую пошлость, потому что «житейские попечения», которые требуется отложить, также утверждают господство сытой плоти. Пока мы не освободимся от ее чар, икона не заговорит с нами. А когда она заговорит, она возвестит нам высшую радость — сверхбиологический смысл жизни и конец звериному царству.

Вопрос о смысле жизни, будучи по существу одним и тем же во все века, с особой резкостью ставится именно в те дни, когда обнажается до дна бессмысленная суета и нестерпимая мука нашей жизни.

Вся русская иконопись представляет собой отклик на эту беспредельную скорбь существования — ту самую, которая выразилась в евангельских словах: «Душа моя скорбит смертельно». Только теперь, в дни мировой войны[56], мы почувствовали весь ужас этой скорби; но именно поэтому теперь, более чем когда-либо, мы в состоянии понять захватывающую жизненную драму иконы. Только теперь нам начинает открываться и ее радость, потому что теперь, после всего того, что мы перетерпели, мы жить не можем без этой радости. Мы почувствовали наконец, как она глубоко выстрадана, сколько видела икона многовековых терзаний души народной, сколько слез перед нею пролито и как властно звучит ее ответ на эти слезы.

В начале этой осени у нас творилось что-то вроде светопреставления. Вражеское нашествие надвигалось с быстротой грозовой тучи, и миллионы голодных беженцев, переселявшихся на восток, напомнили евангельские изречения о последних днях. «Горе же беременным и питающим сосцами в те дни! Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою... ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне и не будет» (Мф. 24,19-21). Тогда, как и теперь, в дни зимней нашей скорби, мы испытываем что-то близкое к тому, что переживала Древняя Русь в дни татарского нашествия. И что же мы видим в результате? Немая в течение многих веков икона заговорила с нами снова тем самым языком, каким она говорила с отдаленными нашими предками.

В конце августа у нас совершались всенародные моления о победоносном окончании войны. Под влиянием тревоги, охватившей нашу деревню, приток молящихся был исключительно велик и настроение их было необычайно приподнято. В Калужской губернии, где я в то время находился, ходили среди крестьян слухи, будто сам Тихон преподобный — наиболее чтимый местный святой — ушел из своей раки и беженцем странствует по русской земле.