ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИИ 7 страница

1) Виноградов создает оригинальное учение о словосочетании. Вопрос о природе словосочетания, о признаках этой единицы, о том, какие соединения слов относятся к словосочетаниям, а какие – нет, является одним самых спорных в русском синтаксисе. Связано это с тем, что, будучи, на первый взгляд, элементарной синтаксической единицей, словосочетание – нетипичная синтаксическая единица. Исследователям не до конца ясна его природа. С предложением и словом всё более-менее ясно: предложение по своей функции коммуникативная единица, слово же – номинативная единица. А какова природа словосочетания, если говорить о нем как о языковой единице? Какова функция словосочетания в системе языка и речи? На эти вопросы даются разные ответы. Если понимать синтаксический уровень как уровень коммуникативных единиц, то словосочетанию вообще следует отказать в статусе синтаксической единицы. И действительно, многие классики отечественной лингвистики строили свой синтаксис без словосочетания. Таков синтаксис Ф. И. Буслаева, В. А. Богородицкого, Л. А. Булаховского. А. А. Шахматов, хотя и выделяет в своем «Синтаксисе русского языка» раздел «Учение о словосочетаниях», фактически рассматривает в этом разделе второстепенные члены предложения. Представители формального направления в языкознании (Ф. Ф. Фортунатов, А. М. Пешковский, М. Н. Петерсон), напротив, считали словосочетание основной синтаксической единицей, рассматривая предложение лишь в качестве одного из видов словосочетаний - как «законченное словосочетание» (Фортунатов), однако при этом стиралось принципиальное различие между коммуникативными и некоммуникативными единицами. Сложность проблемы хорошо почувствовал В. В. Виноградов, предложив «Соломоново решение»: словосочетания, с его точки зрения, «лишь строительный материал для предложений. Они не являются цельными единицами языкового общения и сообщения, представляя собой грамматические единства, состоящие не менее чем из двух знаменательных слов и служащие обозначением какого-нибудь единого, но расчлененного понятия или представления, словосочетания только в составе предложения и через предложение входят в систему коммуникативных средств языка. Вне предложения словосочетания так же, как и слова, относятся к области номинативных средств языка». Таким образом, по Виноградову, словосочетание одной стороной обращено к лексико-фразеологическому уровню (как номинативная единица), другой стороной – к синтаксическому (как «строительный материал» предложения). Точка зрения В. В. Виноградова стала господствующей в отечественном языкознании. Она получила отражение в большинстве вузовских учебников, в известной степени ее продолжают и развивают все три академические грамматики русского языка (АГ – 54, 70, 80).

2) Учение о предикативности. Виноградов пытается найти собственно грамматический признак, отличающий предложение от словосочетания. В истории русской грамматики имеется огромное множество (несколько сотен) определений предложения, но все они могут быть разделены на две группы: а) определения, ориентированные на экстралингвистический фактор; б) определения, ориентированные на собственно лингвистический фактор, на выявление грамматических признаков предложения. В качестве примера можно вспомнить подходы к предложению Буслаева и Потебни. С точки зрения Ф. И. Буслаева, предложение – суждение, выраженное словами. Таким образом, Буслаев в определении предложения ориентируется на экстралингвистический фактор, выходит за пределы лингвистики в логику. В его определении нет никакого намека на языковую форму предложения. А. А. Потебня, как уже говорилось, не считал возможным давать универсальное определение предложения, но он обратил внимание, что основной языковой формой современного индоевропейского предложения является verbum finitum (спрягаемый глагол).

Было много попыток синтезировать экстралингвистический и собственно лингвистический (грамматический) подходы к определению предложения. Лучше всех это удалось сделать В. В. Виноградову с помощью категории предикативности, которая оказалась на пересечении обоих подходов. Предикативность – это соотнесенность синтаксической единицы с объективной действительностью, формализованная в категориях модальности, синтаксического времени и лица. Что значит соотнесенность с действительностью с грамматической точки зрения? В разных высказываниях, которые мы произносим, объективная действительность представлена по-разному: мы говорим друг с другом о погоде, о здоровье, об учебе, политике и мн. других сторонах действительности, говорим с помощью разных высказываний, используя разную лексику. Но на грамматическом уровне обобщение объективной действительности связано с конкретными грамматическими категориями. Предложение в синтаксисе – это некая абстракция, его соотнесенность с действительностью проявляется в том, что в предложении отражается позиция говорящего, его оценка какого-то фрагмента действительности: о чем бы мы ни говорили, любую ситуацию действительности мы оцениваем как реальную или ирреальную и относим ее к плану настоящего прошедшего или будущего. Это и есть соотнесение высказывания с действительностью с грамматической точки зрения. Эта позиция говорящего выражается целым рядом грамматических категорий (лицо местоимения, личная форма глагола, время, наклонение). Эти морфологические категории актуализируются (реализуются) в предложении в виде категории предикативности. Напр., предложения Студент пишет, Студент весел характеризуются реальной модальностью и отнесенностью к плану настоящего; предложение Студент был весел характеризуется реальной модальностью и отнесенностью к плану прошедшего; предложение Пусть студент пишет! характеризуется ирреальной модальностью и т.п. Таким образом, любое предложение можно охарактеризовать с модально-временной точки зрения, и этой грамматической характеристикой предложение принципиально отличается от словосочетания.

Итак, категория предикативности позволяет объединить и объективную действительность, говорящего и грамматические показатели. Это очень важный признак предложения, его грамматическое значение. Ученица В. В. Виноградова В. А. Белошапкова положила категорию предикативности в основу своей классификации синтаксических единиц, выделив три синтаксические единицы: а) словосочетание – непредикативная синтаксическая единица; б) простое предложение – монопредикативная синтаксическая единица; в) сложное предложение – полипредикативная синтаксическая единица. Этот подход к определению круга синтаксических единиц (объектов синтаксиса) стал господствующим в отечественном языкознании.

3) Учение о синтаксических связях Виноградов дополнил двумя важными наблюдениями. Во-первых, он обратил внимание на особый характер связи между подлежащим и сказуемым. До Виноградова эта связь рассматривалась как согласование (Студент писал – Студентка писала – Студенты писали и т.п.), из чего вытекает, что связь эта по природе подчинительная и сказуемое грамматически зависит от подлежащего. Однако это плохо согласуется с тезисом, что главной грамматической категорией предложения является категория предикативности (ведь носитель предикативности – сказуемое). Виноградов приходит к выводу, что природа связи между подлежащим и сказуемым иная, чем обычная подчинительная связь – согласование: подлежащее и сказуемое взаимно предполагают друг друга, поэтому синтаксическая связь между ними – координация или соотношение. Термин координация впервые появляется в синтаксическом «Введении» к АГ-54, написанном В. В. Виноградовым (сс.23, 89), однако Виноградов употребляет его только по отношению к тем случаям, где сказуемое координируется с подлежащим в формах лица (Я пишу – Ты пишешь), согласование в роде и числе Виноградов называет уподоблением: «С формально-грамматической точки зрения «название предмета» (разумеется, данное в независимой форме, т. е. в именительном падеже) является всегда подлежащим в отношении к сочетающемуся с ним глаголу или прилагательному; ни при каких условиях невозможно нарушение такого положения. Форма сказуемого (там, где это морфологически возможно) уподобляется форме подлежащего или координируется с ней». Сказуемое формально уподобляется подлежащему, но семантически они равноправны и вместе образуют грамматическую основу предложения.

Во-вторых, Виноградов обратил внимание на особый характер связи, устанавливающейся между некоторыми обстоятельственными словами и предложением в целом. Ученый заметил, что «слабоуправляемые слова и словосочетания могут относиться ко всему составу предложения или же связываться только с личными формами глагола. Например, употребление форм творительного падежа имен существительных со значением лица для обозначения времени, периода жизни («в бытность кем-нибудь») возможно лишь в составе предложения: Мальчиком он работал у сапожника (ср. работать мальчиком у сапожника); употребление форм предложного падежа имен существительных отвлеченного значения, а также названий лиц с предлогом при для обозначения времени (при жизни родителей, при великой радости, при наступлении утра, при Петре Первом, при дедушке) находится в очень слабой зависимости от глагола…Точно так же в кругу сочетаний с предложно-именными конструкциями (из предлога и формы имени существительного, обозначающего место или время) чрезвычайно наглядно сказывается отсутствие прямой синтаксической зависимости этих конструкций от какой-нибудь определенной части речи: Под старость жизнь такая гадость («Евгений Онегин», гл. 7, XLII). Здесь выражение под старость не относится непосредственно к слову жизнь, – в этом случае оно выполняло бы определительную функцию (ср. Жизнь под старость не казалась ему очень обременительной). Очевидно, под старость примыкает ко всему предложению в целом, внося известное ограничение в пессимистическое утверждение Жизнь – такая гадость… …Общий вывод ясен: синтаксические явления, которые нерасчлененно обозначаются в разных грамматиках термином «управление», очень разнообразны. Некоторые из них, подводимые под понятие слабого управления, но по существу далекие от синтаксической сущности управления, обнаруживаются только в структуре распространенного предложения» (АГ-54, с. 28-29). Эту синтаксическую связь, возникающую только на уровне предложения, ученица В. В. Виноградова Н. Ю. Шведова назвала детерминирующей, а соответствующий член предложения – детерминантом. Таким образом, Виноградов разграничил два типа синтаксических связей: а) связи, возникающие на уровне словосочетания; б) связи, возникающие на уровне предложения. Эта идея легла в основу учения о синтаксических связях в последующих академических грамматиках русского языка (АГ-70, АГ-80).

Развитие идей В. В. Виноградова его учениками шло в разных областях русистики: а) в области грамматики (Н. Ю. Шведова, В. А. Белошапкова, Г. А. Золотова, Н. С. Поспелов, Е. М. Галкина-Федорук, Е. А. Земская, В. В. Лопатин, И. С. Улуханов, и др.); б) в области лексикологии и фразеологии (Д. Н. Шмелев, Н. М. Шанский, Ю. Н. Караулов и др.); в) в области стилистики и истории литературного языка (А. И. Ефимов, В. В. Одинцов, А. И. Горшков, Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров, А. П. Чудаков, Н. И. Толстой, И. И. Ковтунова, Н. А. Кожевникова, М. Н. Кожина и др.).

Глава 9

СТРУКТУРАЛИЗМ

Общая характеристика. Господствующим направлением в языкознании 20-70-х гг. ХХ в. был структурализм. Он существовал параллельно с социологическим направлением, иногда в содружестве, но иногда и в конфронтации с ним. Годом рождения структурализма условно можно считать 1928-й: на 1-ом международном конгрессе лингвистов в Гааге было принято понимание языка как знаковой системы, восходящее к идеям Ф. де Соссюра. Такое понимание языка пришло на смену идеям младограмматиков, которых структуралисты упрекали в атомарности (изолированном рассмотрении отдельных языковых явлений). Но вместе с критикой атомарного подхода большинство структуралистов отказались и от исторического взгляда на язык, характерного для младограмматиков. Структуралисты понимали язык как имманентное (самоценное) образование: язык изучался как изолированная система знаков, сам по себе и для себя самого – один из основных постулатов Соссюра. Объединяет всех структуралистов то, что язык – система. А из каких элементов состоит эта система и как эти элементы организованы (какова структура системы) – этим различались структуралисты разных школ. Структурализм почти безраздельно господствовал в языкознании до 70-х гг.: в 1972 г. состоялся 11-й международный конгресс лингвистов во Флоренции, на котором языковеды констатировали кризис структурного направления. По материалам конгресса был составлен сборник «Языкознание на распутье», ознаменовавший начало современного этапа развития языкознания – постструктурализм.

Внутри структурализма выделяются следующие школы: а) Датская (или Копенгагенская, глоссематика); б) Американская (или Йельская школа, дескриптивная лингвистика); в) Пражская (или функциональная лингвистика); г) Лондонская; д) советский структурализм (Московско-тартуская семиотическая школа). Все школы структурализма в той или иной степени преемственно связаны с учением Ф. де Соссюра, восприняв и доведя до логического конца следующие его идеи:

1)Язык – универсальная знаковая система. Поэтому принцип системности пронизывает все структуралистские описания языка. Система есть упорядоченная совокупность элементов (единиц). Следовательно, описать систему – значит определить, из каких элементов она состоит и каковы отношения между этими элементами, т. е. какова структура системы.

2)Отношения между элементами важнее свойств самих элементов, т. е. структура важнее элементов. Структуралисты сосредоточиваются не на описании физических (акустических), физиологических и проч. свойств языковых единиц (элементов), а на выяснении места каждого элемента в системе: свойства элемента определяются его отношениями с другими элементами. Выделяются разные типы отношений: иерархические, синтагматические, парадигматические. Языковая система предстает при этом как сложная иерархически организованная (многоуровневая) сеть отношений.

3)Особое внимание к оппозициям (противопоставлениям) языковых единиц. Языковая система рассматривается как система оппозиций. Выделяются разные типы оппозиций (привативные, эквиполентные, градуальные). Языковая единица рассматривается как пучок дифференциальных признаков, т. е. таких признаков, которые отличают ее от других единиц системы, противопоставляют ее другим единицам.

4)Язык – имманентная (самодостаточная) система, т.е. подчиняющаяся своим внутренним закономерностям, поэтому для познания языка вовсе не обязательно знать историю говорящего на нем народа, историю текстов на данном языке, географию распространения языка и проч. внешние по отношению к языку факторы. Структуралисты четко противопоставляют систему и среду (социальные условия бытования языка). Социальные факторы изучаются, если они приводят к изменению языковой системы, но гораздо важнее при этом «давление системы» на элементы, т. е. то, как система самоорганизуется, возвращается в равновесие, испытав влияние среды.

5)Синхронизм, т. е. преимущественное описание состояния системы в какой-то момент ее развития, а не изменения; при этом обычно изучается современное состояние языка. История языка, если и изучается, то как правило по синхронным срезам: реконструируется система языка в тот или иной момент ее развития (синхронное состояние), затем реконструируется та же система на другом синхронном срезе и регистрируются накопившиеся изменения. Сами же изменения структуралисты объясняют «давлением системы», т. е. постоянным стремлением системы к равновесию, упорядоченности.

6)Структуралисты, вслед за Соссюром, охотно противопоставляют язык и речь, «лингвистику языка» и «лингвистику речи». При этом многие из них в этом противопоставлении идут дальше Соссюра, в частности, все лингвистические единицы делят на «единицы языка» и «единицы речи»; важнейшим при этом, конечно, считается описание отношений между «единицами языка»; «лингвистика речи», как и у Соссюра, обычно оказывается на вторых ролях.

7)Семиотизм, т. е. признание того факта, что язык – не просто система единиц, а система знаков. Поэтому главными свойствами языковых единиц признаются их знаковые свойства: а) знак социален, т.е. является общественным установлением; б) знак есть средство передачи информации, т.е. средство общения, поэтому важнейшая функция языка – коммуникативная; в) знак, чтобы нести информацию, должен быть противопоставлен другому знаку, т.е. образовывать систему; при этом сама материальная форма знака не важна (это может быть звук, жест, световой сигнал и проч.); важно лишь, чтобы один знак отличался от другого, т.е. входил в систему противопоставлений (оппозиций). Таким образом, лингвистика, как и мечтал Соссюр, закономерно включается в состав семиотики как самый главный ее раздел. Следствием этого стало то, что методы, выработанные лингвистическим структурализмом, начали распространяться на описание других социальных (культурных) явлений; со временем было заявлено, что все культурные явления имеют семиотическую природу. Структурализм стал претендовать на то, чтобы стать универсальным методом гуманитарного знания, т.е. занять то место, которое в XIX в. занимал сравнительно-исторический метод.

§2.Пражская школа. Пражская школа – первая школа структурализма, иначе ее называют еще школой функциональной лингвистики. Сложилась она на базе Пражского лингвистического кружка (ПЛК), который появился в 1926 г. Главой кружка стал Вилем Матезиус (1882-1945). Основные представители школы: Йозеф Вахек, Богумил Трнка, Богуслав Гавранек, Владимир Скаличка, русские эмигранты Н. С. Трубецкой (работавший в Вене), Р. О. Якобсон (работавший в Праге, затем, с началом фашистской агрессии, эмигрировавший в Данию, Норвегию и, наконец, в США), С. О. Карцевский (работавший в Женеве, представлявший в равной степени и школу Ф. де Соссюра).

Основные идеи Пражской школы были сформулированы в «Тезисах ПЛК», подготовленных к I Международному съезду славистов (1929). ПЛК был достаточно жестким организационным объединением со своим Уставом, который, в частности, включал пункт, предполагавший исключение из кружка, если деятельность лингвиста не соответствовала принципам системности и функциональности, сформулированным Пражской школой. Сильной стороной Пражской школы было соединение соссюрианства с идеями русского языкознания начала ХХ в. (школ И. А. Бодуэна де Куртенэ и Ф. Ф. Фортунатова): Н. С. Трубецкой и Р. О. Якобсон закончили Московский университет, были учениками Ф. Ф. Фортунатова. Якобсон был одним из основателей Московского лингвистического кружка. Ориентация на традиции российского языкознания помогла «пражцам» преодолеть некоторые крайности соссюриантсва, в частности, воинствующий синхронизм соссюровской школы.

1.Функциональный подход к языку. Пражскую школу называют школой функциональной лингвистики, поскольку в основу описания языка «пражцы» положили понятие «функция». Функция – это назначение языка в целом, отдельных его уровней (подсистем) и отдельных языковых единиц. Такой подход к языку называют еще телеологическим (греч. телеология – целеполагание). Основные принципы такого подхода к языку:

1)Устройство языковой системы и отдельных ее подсистем определяется их назначением: язык должен эффективно выполнять коммуникативную функцию, поэтому в основе устройства языковой системы лежит принцип целесообразности.

2)Перестройка языковой системы происходит в соответствии с принципом ее целесообразного устройства для выполнения коммуникативной и других функций. Причиной языковых изменений является, таким образом, их цель (отождествление причины и цели – одна из особенностей философского телеологизма).

3)Язык – не просто система, а система функционирующая (поскольку языковая система существует не просто так, для себя самой, а для чего-то, для выполнения определенных функций). Поэтому, в отличие от Соссюра, «пражцы»рассматривают язык не в статике, а динамике: это определяет своеобразие их подхода к проблемам языка и речи, синхронии и диахронии.

4)Важнейшая функция языка – коммуникативная, все прочие функции подчинены ей («пражцы» – коммуникативисты). Коммуникация осуществляется при помощи знаков, поэтому язык – семиотическая система.

5)Все сущности в языке, единицы лингвистического описания выделяются на основе выполняемых ими функций: а) на основе выполняемых функций выделяются единицы языка (фонема выполняет смыслоразличительную функцию, морфема – строевую функцию, слово – номинативную функцию, предложение – коммуникативную функцию); б) единицы языка объединяются в уровни (ярусы), и у каждого уровня языка своя функция; в) в языке выделяются функциональные подсистемы – функциональные языки, в зависимости от выполняемых функций (коммуникативной, экспрессивной, апеллятивной, эстетической и др.).

2.Учение о языке и речи. «Пражцы» развили дальше учение Соссюра о языке и речи:

1)Вслед за Соссюром, «пражцы» считают язык и речь разными объектами, требующими обособленного изучения. Так, Н. С. Трубецкой в «Основах фонологии» противопоставляет как разные науки фонетику (науку о звуках речи) и фонологию (науку о фонемах – функционально значимых единицах языка).

2)Противопоставление языка и речи ведет, далее, к противопоставлению «единиц языка» и «единиц речи»: фонема – звук, морфема – морф, лексема – лекс, предложение – выскзывание.

3)В то же время многие «пражцы» подчеркивают, что объектом, данным в нам непосредственном наблюдении, является речь, язык же извлекается из речи в результате анализа речи. Так, В. Матезиус пишет, что естественным порядком лингвистического исследования является «движение от речи как чего-то, что дано нам непосредственно, к языку как к чему-то, что хотя и имеет идеальное существование, но что мы можем познать лишь косвенным образом (secundarně), либо при столкновении с отклонениями от нормы, либо при помощи системного и абстрагирующего научного анализа»

3.Учение о синхронии и диахронии. Как и Соссюр, «пражцы» отдают предпочтение синхронному описанию языка, но в то же время они вносят в учение Соссюра о синхронии и диахронии две существенные поправки:

1)Соссюр считал системным только синхронное описание языка; «пражцы» считают, что диахрония тоже системна: языковые изменения можно понять только с учетом их места в системе. «Тезисы ПЛК»: «нельзя воздвигать непреодолимые преграды между методом синхроническим и диахроническим… о претерпеваемых языком изменениях нельзя судить без учета системы, затронутой этими изменениями».

2)Синхронию нельзя отождествлять со статикой, как это делал Соссюр. Даже в синхронное описание языка (по «синхронным срезам») должен быть привнесен диахронический момент, поскольку язык – объект нестатичный по своей природе: «Синхроническое описание языка не может целиком исключать понятие эволюции, так как даже в синхронически рассматриваемом секторе языка всегда налицо сознание того, что существующая стадия сменяется стадией, нходящейся в процессе формирования».

4.Фонология. Фонология занимает одно из центральных мест в учении Пражской школы. Главные труды в этой области – незаконченная книга Н. С. Трубецкого «Основы фонологии» (1939) и его же работа «Морфонология» (1929).

1)Фонетика и фонология. Заслуга Трубецкого заключалась в разграничении этих двух областей, изучающих звуковую сторону языка: а) фонетику Трубецкой понимал как науку естественную, изучающую звуки с точки зрения их физических качеств (акустических и артикуляционных); б) фонологиюон понимает как науку социальную, изучающую звуки с точки зрения их места в системе языка, с точки зрения выполняемых ими функций в системе языка. Трубецкой: «Фонология должна исследовать, какие звуковые различия в данном языке связаны со смысловыми различиями». Фонологию Трубецкого можно назвать учением о смыслоразличении. Оказывается, не все физические признаки звука в том или ином языке важны для различения смысла. Так, для русского звука [т] такими смыслоразличительными признаками являются:

- твердость: [т]ок – [т’]ок (тёк),

- глухость: [т]ок – [д]ок,

- дентальность: [т]ок – [б]ок,

- взрывность: [т]ок – [с]ок,

а такой признак, как напряженность, хотя и наличествует у звука т, не важен для различения смысла, поэтому не является предметом русской фонологии (фонетика фиксирует все признаки звука, а фонология – только смыслоразличительные). Признак звука, важный для смыслоразличения и позволяющий отличать данный звук от другого звука в данном языке и тем самым разграничивать смысл, называется дифференциальным. Звук, рассматриваемый с точки зрения выполняемой им смыслоразличительной функции, называется фонемой.

2)Учение о фонеме. Фонема определяется «пражцами» как пучок дифференциальных признаков. При таком подходе, проведенном последовательно, минимальной звуковой единицей языка является уже не фонема, а дифференциальный признак (ДП). «Пражцы», таким образом, «расщепили» фонему, подобно Резерфорду, расщепившему атом. Однако ДП сам по себе, вне фонемы, не существует ни физически, ни психически (в сознании носителей языка).

3)Учение об оппозициях. Фонемы образуют систему, вступая между собой в определенные отношения – оппозиции. Оппозиции – противопоставления фонем по каким-либо признакам. Два звука реально противостоят в речи не всем набором своих физических признаков, а лишь некоторыми из них. Так, напр., в паре бочка – почка фонемы /б/ - /п/ противостоят только признаком звонкость/глухость, а в паре бочка – точка фонемы /б/ - /т/ противостоят не только признаком звонкость/глухость, но и признаком лабиальность/дентальность. Трубецкой создает разветвленную классификацию оппозиций по разным основаниям. Важнейшими в этой классификации являются следующие типы оппозиций:

а) привативная оппозиция –это оппозиция, один член которой характеризуется наличием дифференциального признака (маркированный член), а другой член – отсутствием этого признака; напр., оппозиция /б/ - /п/;

б) эквиполентная оппозиция –это оппозиция, члены которой противопоставляются разным набором признаков: /б/ - /т/;

в) градуальная оппозиция – это оппозиция, члены которой различаются степенью проявления какого-либо признака, напр., в оппозиции /и/ - /ы/ фонемы противопоставляются тем, что гласный /ы/ является менее передним; оппозицией такого же типа является противопоставление мягких и полумягких согласных в некоторых языках, напр., мягкий и полумягкий /l/ в польском: /l’’ – l’/.

Выявление этих типов оппозиций оказалось важным не только для фонологии и фонологических единиц, но и для единиц других уровней. Особое значение имело открытие Н. С. Трубецким привативных оппозиций: оказалось, что немаркированный член оппозиции обладает особым свойством – способностью к нейтрализации, способностью совмещать в себе «свои» функции и функции маркированного члена; ср.: тру/п/ (труб и труп), фонема /п/ способна здесь «замещать» /б/ и /п/.

4)Фонема и аллофоны. Разновидности (оттенки) одной и той же фонемы называются аллофонами, напр., [а, ^.а, а^., ^.а^., Λ, ъ] – аллофоны фонемы /а/. Такое понимание соотношения фонемы и аллофонов является общим для большинства фонологических школ.

Два аллофона принадлежат к одной фонеме, если они: а) находятся в отношениях дополнительной дистрибуции, напр., после твердых согласных выступает аллофон [а], после мягких – [^.а]; б) находятся в отношениях свободного варьирования, напр., [э^ы] и [ы^э]в начале слов типа этаж – аллофоны фонемы /э/.

Два аллофона принадлежат разным фонемам, если они находятся в отношениях контрастной дистрибуции, т. е., находясь в одной позиции, они различают слова и формы: /д/ – /т/, /и/ – /ы/ (ср.: дом – том, икать – ыкать и др. под.).

Из критерия дополнительной дистрибуции вытекает, что один аллофон может принадлежать разным фонемам, напр., аллофон [Λ] может принадлежать фонеме /а/: стран – стрΛна, сад – сΛды, [а]и [Λ] находятся в отношениях дополнительной дистрибуции ([а] – под ударением, [Λ] – в первом предударном слоге); с другой стороны: в[о]д – в[Λ]да, с[о]в – с[Λ]ва – здесь [о] и [Λ] находятся в отношениях дополнительной дистрибуции, значит аллофон [Λ] в таких случаях принадлежит фонеме /о/. Таким образом, аллофон [Λ] принадлежит фонемам /о/ и /а/. В этом точка зрения Пражской школы сходна с точкой зрения Московской фонологической школы и расходится с точкой зрения Ленинградской фонологической школы. Представители Ленинградской школы считают, что один аллофон не может принадлежать разным фонемам ([Λ] – во всех случаях аллофон фонемы /а/).