СРАВНИТЕЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ МЕТОДА АНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ 5 страница
6.1. Пещера сокровищ
Сравнительное исследование
6.2. Пещера сокровищ
Дремлющее стремление к интроверсии и потребность более полной интеграции своей личности, существовавшей в его бессознательном и требовавшей распознания, были ответственными, в основном, за его настоящий конфликт, выраженный в этих рисунках. На то же самое намекает и лунный ландшафт на ночном пейзаже, подразумевающий, что рисунок символизирует экскурс в область бессознательного. В целом рисунок представляет собой следующее: пациент находит себя в обществе своей анимы (жены), которая выступает посредником между ним и глубокими слоями психе при путешествии по лунному ландшафту коллективного бессознательного. Путешествуя, он пришел к пещере - сокровищнице, таящей в себе множество загадочных символов. И его задачей, по-видимому, будет раскрыть смысл этих символов, которые указывали на определенные нерациональные и интегративные, т.е. в широком смысле "религиозные", тенденции в нем самом, о существовании которых он до сих пор и не подозревал. (Интересна в этой связи причудливая форма посоха в руке одной из фигур. Она несет в.себе некоторое сходство с crux ansata, древнеегипетским символом вечной жизни). Этот рисунок четко объясняет почему пациент не в состоянии сосредоточиться и теряет свою энергию. Его либидо, очевидно, заключено в символах сокровищницы-пещеры, где оно должно быть увидено, заново открыто и заново завоевано.
Следующий рисунок (см. рис. 6.2) показывает, как пациент продолжает свое путешествие в этом направлении. Здесь изображена подводная пещера, т.е. говоря психологическим языком, действие происходит в глубинах коллективного бессознательного и весьма активно, судя по пару, поднимающемуся над чем-то вроде очага, отражая довольно забавное понимание пациента, с полной уверенностью и без капли колебания утверждавшего, что это - Тайная Вечеря, тогда как фигура справа, в соответствии с его же представлениями, означала божественное существо, сидящее на троне.
Пациент настаивает на символе Тайной Вечери, поскольку у него имеются для этого веские причины. Действуя со всеми нашими полностью дифференцированным функциями и возможностями, мы самоуверенны и самодовольны до той поры, пока можем поддерживать нашу жизнь на этом уровне и нам не нужна ничья помощь. Но как только мы будем вынуждены взглянуть в лицо нашей неразвитой и худшей стороне нашей тени - мы становимся беспомощными из-за своей ограниченности. Тогда мы чувствуем себя зависимыми и забытыми, и впервые узнаем на собственном опыте, что значит быть одиноким. Только тогда мы становимся настоящими людьми и вступаем в контакт с настоящим таинством существования - бытия. Этим кризисом неразвитой худшей стороны нашей натуры зачастую сопровождается решающий поворотный момент в середине нашей- жизни. То, что поначалу было важным, теперь становится неважным и наоборот. Вот почему мой пациент, как только осознал свою уязвимую точку, представил себе символ Тайной Вечери с глубинным смыслом смерти и воскресения и, более того, архетипом духовного союза и братства. С этой отправной точки он может достичь и воплотить совершенно новый план существования. 3ia потребность, порожденная односторонним развитием пациента и заведшая его в глухой тупик, вызвала совершенно неожиданную помощь со стороны до сих пор неведомых уровней. То же иллюстрируется и символом сердца, содержащим крест. Обряд Тайной Вечери, общения между Богом и человеком. выпустил на волю энергию, испаряющуюся из тоге слоя коллективного бессознательного в его личной жизни, который способствовал возникновению духовных ощущений. Это еще одно доказательство того, что человек испытывает потребность ассимилировать противоположный полюс своей сознательной личности, и именно это потребовалось от пациента в критический момент его жизни. Здесь и нигде больше он вновь приобрел доступ к своей ''утерянной энергии".
Когда мы впервые обсуждали эти рисунки, реакция моего пациента была удивительной. Мы вместе смотрели на рисунок и вдруг его лицо залила алая краска и он стал тихо плакать. Бессознательное пациента определенно прореагировало: при взгляде на свою же картину он, по крайней мере в первый раз, проник сквозь слой земли, покрывавший пещеру В этом случае казалось желательным усиление его контакта с бессознательным, и я предложил ему сделать это при помощи активного воображения в рамках конкретной ситуации, что благоприятствовало его соединению с внутренним миром символов. Я предложил ему также этим вечером прогости некоторое время совершенно спокойно и расслабившись, с закрытыми глазами, чтобы посмотреть, предстанут ли какие-нибудь картины перед его внутренним взором. Мой пациент очень быстро научился владеть своими внутренними процессами и испытывать от них облегчение и расслабление, как компенсацию за внешние тревоги и хлопоты. Мне хотелось бы упомянуть один пример из серии фантазий, полученных таким путем, которые продемонстрируют, как тесно здесь соприкасаются рисунки с воображением.
Религиозный символизм с поразительным упорством занимает центральное место в его картинах, и эти фантазии подтверждали тот факт, что его невроз во многом был обусловлен угнетением таких глубокорасположенных нерациональных потребностей натуры, которым никогда прежде не было позволено существовать. Дав волю своему творческому воображению, мой пациент обнаружил себя блуждающим по какому-то ландшафту. На некотором расстоянии он заметил хибарку и направился к ней. Подойдя поближе, он увидел, что это землянка, а внутри - загадочная старуха. Поскольку природа таких картин бессознательного абсолютно автономна, то замечательно, что пациент не смог распознать лицо женщины, несмотря на величайшие усилия. Этот факт важен как ответ на возражения, что эти фантазии создаются по нашему сознательному желанию. Но все, для чего мы можем использовать нашу сознательную волю - это сфокусироваться на психическом фоне, который полностью бессознателен. Т.о. мы не производим эти картины, а даем им возможность выйти наружу и повлиять на нас.
В хижине пылал яркий огонь и приятно пахло пищей. Старуха спросила его, не хочет ли он немного супа, и поскольку он был очень голоден, то принял предложение с удовольствием. Пациент сел за стол, сделанный из шиферной плиты с подставленными камнями. Внезапно в его руках оказался кусок мела и он понял, что должен рисовать на столе. Пока он сидел, удивляясь и выбирая, что же ему нарисовать, вдруг перед ним в воздухе возникло видение (т.е. видение в видении, указывающее на то, что был задействован еще более глубокий слой бессознательного) - красочное шествие "святых". Первым шел Христос в белых одеждах, затем - Магомет, за ним следовала "группа людей такого же типа". И тут он мгновенно понял, что же ему надо рисовать или (как он очень четко охарактеризовал это в своей фантазии) "что мне предлагалось нарисовать", а именно "волны интерференции. которые получаются, если бросить камень в воду -волны расходятся концентрическими кругами и уходят в бесконечность." Заканчивалось видение так: "Прекрасный цветок был передо мной - зеленые листья и свежие оранжево-розовые лепестки расходились концентрическими кругами".
Суть фантазии достаточно очевидна. Она более-менее аналогична символизму двух рисунков, только еще и воплощает ответ на его психологические проблемы в более определенный символ. Женщина из воображения - это опять образ анимы, но теперь уже отделенный от его жены, т.е. проекция на нее отсутствует. Она "мудрая старуха", женская противоположность "мудрого старца", которая приглашает его в свой магический круг и питает его. Видение религиозных образов подводит его лицом к лицу к его пренебрегаемой внутренней реальности, а окончательно резюмируется в прекрасном символе волн интерференции. Здесь его бессознательное дает ему личный религиозный аспект вселенского символа. Он отражает движение из центра, срединной точки, символ, который в действительности представляет собой прямую противоположность его образу жизни, где центр утрачен, последствием чего и стала его идентификация со всем, что вне его. Этот образ интерференции указывает на мандальный символ, который, в конце концов, приобретает форму прекрасного цветка. В то же время это интересный и поучительный пример того, как действие может трансформироваться в символический образ: процессия религиозных фигур, символическое выражение нового порядка в его жизни, проявляется трансформированным символом мандалы.
Эффект от такого внутреннего процесса очень значителен. Одно дело, если бы я старался объяснить моему пациенту психологический факт, но совсем другое, если бы он предстает перед идентичным фактом, идущим изнутри как переживание в его собственном воображении. Ибо это - слой его собственной психе, "внутренний голос", который и говорит сейчас с ним. Это его опыт и, следовательно, он гораздо более подлинный и действенный, чем идея другого человека. Важнейшей чертой является, конечно, активация собственных исцеляющих тенденций. Поэтому нашей задачей было помочь пациенту удержать эти образы и символы и объяснить ему их значения, тем самым осознанно извлечь из них пользу в той реальной и острой ситуации, в которой он оказался.
Только что я описал два главных метода, используемых в технике применения активного воображения, но ради полноты изложения я должен добавить, что существует целая серия и других возможностей. Например, можно предложить пациенту использовать лепку (моделирование) вместо рисования; а иногда наши пациенты сами изобретают причудливейшие средства выражения содержимого своего бессознательного, и в подобных случаях лучше всего дать им возможность идти своим собственным путем. Другой возможностью может быть, например, уже упоминавшийся диалог с образами сновидения или фантазии, т.е. с персонифицированным содержимым бессознательного.
В заключение хотелось бы обратить внимание на тот факт, что метод активного воображения может и должен использоваться только теми психотерапевтами, которые познали его на своем собственном опыте, и это sine qua поп (Непременное условие (лат)). для каждого аналитика, методом какой бы школы он не анализировал самого себя. Более того, этот метод приемлем и может использоваться в полной мере, когда он основан на определенном отношении со стороны аналитика, а именно - когда он сам абсолютно убежден в творческой правомочности содержимого бессознательного. Так как бессознательное - не мусорный ящик, в котором можно найти все негодное и непереваренное содержимое сознания, а наоборот, оно - матрица сознания, мышления. Только на этой основе можно понять метод активного воображения. Только тогда невроз воспринимается как последний довод психе, делающей крайне важное и храброе усилие, чтобы заставить пациента реализовать подаренные, но потенциально конструктивные элементы своего собственного сознания; тогда мы сможем взять на себя большую ответственность за поощрение попыток пациента полностью отдать себя во власть образов бессознательного. В действительности же, использование этих методов просто как поверхностной методики может привести к серьезному травмированию пациента, поскольку очевидно существование опасности, что бессознательное начнет господствовать при отсутствии строжайшего контроля со стороны аналитика, который должен временами фактически запрещать дальнейшее использование воображения и фантазирование.
Именно потому, что примеры активного воображения, обсуждавшиеся до сих пор, показали все положительные возможности, необходимо упомянуть и об опасности, скрывающейся при столь близкой встрече человека со своим бессознательным. Во время описания случая с тридцатипятилетним мужчиной и обсуждением его рисунка с пещерой-сокровищницей, я сказал, что пациент при помощи своей фантазии проник внутрь сквозь тонкий слой земли, покрывавший пещеру. Но этот процесс проникновения через тонкий слой земли иногда может привести к внезапному падению в пропасть и такой прорыв может вызвать либо оцепенение, либо взрыв, действительно, в крайних случаях сила удара может разорвать тоненькую перепонку, ранее скрывавшую латентный психоз. Такая ситуация призывает аналитика к величайшей осторожности и опытности. В любом случае, необходимо точная синхронность, поскольку содержимое бессознательного может ассимилироваться сознательным мышлением, если это успешно осуществляется аналитическим процессом и если связь с аналитиком достаточно крепка, но может оказать наиболее деструктивный эффект в случае отсутствия строгих показаний. Мы всегда должны помнить о включении в наши расчеты относительного фактора стабильности сознательного мышления, поскольку, как последнее средство, всегда существует эго - центр сознательной личности, которое должно выполнить задачу по ее интеграции. Так, например, я помню случай, когда мне напомнили об этом факторе довольно неприятным образом. Я посоветовал пациентке продолжать рисовать дома ее фантазии. Через несколько часов она позвонила в состоянии совершенного отчаяния: рисунок за рисунком выходил из-под ее кисти и она почувствовала себя бессильной, чтобы противостоять мощи образов, всплывавших из ее бессознательного. Мне пришлось тотчас же навестить ее, чтобы оборвать этот, так сказать, искусственный психоз. В подобных ситуациях жизненно важная связь аналитика и пациента становится особенно очевидной. Ведь без этой сильной и спасительной связи ситуация могла бы стать безвыходной.
Мне бы хотелось проиллюстрировать этот случай еще одним рисунком (см. рис. 7). Он был сделан сорокалетней женщиной: шар вот-вот свалится в пропасть. Эта ситуация заставляет нас воздержаться на некоторое время от любых попыток анализа. Единственное, что мы можем сделать - это лишь быть источником возможной помощи, пока процессы более-менее неуклонно развиваются в своем направлении. И тем не менее, даже такие случаи совсем не обязательно выходят за пределы нашей досягаемости. Даже такие откровенно катастрофические по сути рисунки могут скрывать в себе определенные положительные черты. Ведь если пациент в состоянии представить себе свое положение, что собственно и выражается в самом рисунке, то такая ситуация обратима. В данном случае пациентка уже почти сброшена в пропасть, но только глубокой потребности ее психологической ситуации могло соответствовать движение вниз в бессознательное. Очевидно, она находится "слишком высоко" и потому должна "спуститься". Если она сможет принять такое движение вниз, то это падение в пропасть может превратиться в katabasis eis antron* "погружение в пещеру" бессознательного, становясь компенсацией для слишком возвышенного положения сознательного. (Пациентка, действительно, была высокоинтеллектуальной женщиной а чувствительная сторона ее натуры была в полном подчинении рассудка). Вопрос в какой степени возможно интегрировать бессознательные проблемы возникает всегда, и в нем решающим фактором является прочность установившегося эго.
В двух нарисованных позже картинах наша пациентка подает больше надежды на то, что ее состояние страшной депрессии уже подошло к концу (см. рис. 8).
На первом рисунке показан цветущий тюльпан, росту которого сильно мешает черное кольцо. Цветок не может распуститься и только после смерти избавляется от этого кольца. Очевидно, что это отражение фатального вмешательства невротической депрессии в эмоциональную жизнь пациентки. Тем более важен второй рисунок, где уже нет кольца, а вместо умирающего виден широко раскрывшийся цветок, выглядящий почти как масляная лампа с золотым пламенем или как вместилище света.
Тип психологического устройства пациента в значительной мере может ограничивать активацию бессознательного, поэтому для экстраверта гораздо труднее принять значение рисунков бессознательного, чем для интроверта и уж совсем тяжело, когда экстраверсия сочетается с сильно чувствующим типом. (В уже упоминавшемся случае с крайне экстравертированным мужчиной ощутимой помощью для активного воображения стала его интуиция). При адаптации интроверта к потребностям внешнего мира мы должны быть предельно .внимательны, но не меньшая осторожность требуется и для адаптации экстраверта к потребностям внутреннего мира.
7. Пропасть
Jung, Psychology and Alchemy. CW 12, Personality, p. 150
p.450, The Integration of the
Герхард Адлер
^^^^^^^
8. Два цветка
Мне вспомнился случай, когда у моей пациентки, экстраверта сенситивного типа, возникли серьезные проблемы из-за экспансивного характера эмоциональной жизни. Она уже несколько месяцев проходила анализ, когда рассказанный ею фрагмент сна побудил ее развивать ситуацию сновидения с помощью активного воображения. Ей приснилась комната с закрытыми занавесом полками, скрывавшими заднюю стену. Я попросил женщину закрыть глаза и вспомнить, что еще находилось в этой комнате. Я и раньше просил ее делать подобное: моя пациентка терпеливо на протяжении всех этих месяцев обсуждала достаточно трудные вещи, но теперь не хотела даже на десять секунд закрыть глаза. Постоянно их открывая, она протестовала против моего жесткого к ней отношения и была права: жизнь экстраверта настолько привязана к внешнему миру, что, заглядывая внутрь, он как будто сталкивается с хаосом.
Но все-таки она справилась с этой задачей и впоследствии обнаружила, что занавес отдернут, а за ним на полках стоят тысячи книг. В комнату вошел человек, взобрался на лестницу и стал рыться в них, но так грубо, что целая груда книг свалилась с полок и сбила его с лестницы. Снова и снова он залезал наверх, шарил на полках, но снова книги его сбивали. Это поразительная иллюстрация необдуманного образа жизни, из-за которого у пациентки, у ее негативного анимуса, возникли неприятности и неудачи, которые и привели ее ко мне. С точки зрения терапии эта фантазия была полезна. Когда я прекратил эту довольно жестокую процедуру (длившуюся не более пяти минут), моя пациентка выглядела раздраженной и очень уставшей. Этот обычный пример показывает, насколько психологические типы отличаются реакцией на подобные обстоятельства и как важно учитывать эти факторы, во всяком случае при определении продолжительности, темпа и частоты сеансов.
Подводя итог, хочу подчеркнуть, что метод активного воображения нельзя рассматривать как панацею. Существуют случаи, когда его использовать опасно.
Большой ошибкой является применив любого метода, связанного с бессознательным к тем пациентам, кто неадекватно к этому относятся. Более того, на поздних этапах анализа, когда фантазии (подобные только что приведенным) замещают сновидения из-за своей большей ясности, сконцентрированности и интенсивности, использование этого метода следует ограничить.
Ну и, наконец, с течением времени в таких фантазиях и рисунках возрастает количество образов, эманированных из коллективного бессознательного (т.е. архетипов), что требует специальных знаний по этнологии, мифологии и психологии религии.
Завершая обсуждение данного метода аналитической психологии, необходимо подчеркнуть, что ни один метод не может и не должен обладать правами истины в последней инстанции, поскольку каждый обобщающий метод игнорирует не только индивидуальность пациента, но еще более важный в данной ситуации фактор - индивидуальность аналитика. Мы все начинаем с общих правил, но в течение работы каждый из нас развивает свои индивидуальные приемы и "методы". Каждый изберет себе метод, наиболее отвечающий его индивидуальности. И едва ли имеет смысл говорить, как тщательно мы должны избегать влияния на пациентов наших собственных предпочтений или склонностей.
Это совсем не означает, что аналитики не должны полагаться на свой опыт и способности, рекомендуя пациенту тот или иной метод. Нелепо предполагать, что кто-то может полностью отрешится от своей личности.
Совсем наоборот: мы просто обязаны использовать все, что есть у нас индивидуального, чтобы помочь другому человеку. А это означает, что вначале мы должны познать наше "персональное равновесие", подчеркивая этим еще раз необходимость анализа самого психотерапевта.
Это вынуждает меня указать еще на один важный аспект в выборе метода. Во время каждого анализа неизбежно наступает момент, когда сам термин "метод" теряет смысл. Такой момент наступает, когда мы общаемся с пациентом не как с больной, а как с индивидуальной личностью. Тогда слова "аналитик" и "пациент" утрачивают свое значение и анализ превращается в живой спор между двумя равными собеседниками. В это время на первый план выходит истинная личность аналитика и любая методика здесь бессильна. Аналитик превращается из "психотерапевта" в один из полюсов взаимного психологического процесса и, соответственно, принимает в себя ровно столько же, сколько и отдает. Вызов брошен уже всей его человеческой личности, поскольку проблемы "пациента" больше не являются отражением "патологических феноменов", а требуют ответов и решений на человеческом уровне, общем для обоих партнеров, находящихся в аналитической связи.
Теперь анализ приобретает черты "рецепторного взаимодействия двух психических систем". (Jung, Grundsatzliches iur practichen Psychotherapie, Zentralblatt fur Psycho-therapie und ihre Grenzgebiete, Hirzel, Leipzig, vol VIII Heft 2. p.67 CW 16 p.4)
В этой диалектической взаимосвязи, как отмечал Юнг, "врач должен выйти из своей анонимности и стать на свои личные позиции, точно также как требовал этого от пациента". (Там же. с.80)
Тогда все изъяны в целостности личности аналитика будут безжалостно изобличены и никакой аналитик никогда не сможет по настоящему помочь пациенту, не превзойдя уровень своего собственного сознания, что. в свою очередь, потребует глубочайшего саморазвития личности самого пациента. Диалектическая взаимосвязь "требует не только трансформации пациента, но также и применение врачом к самому себе того метода, который он использует в данном случае. И, занимаясь собой, врач должен проявить столько же непреклонности, последовательности и упорства, как и в занятиях с пациентом". (Jung. Modem Man un Search ot a Soul, p 59. CW16, p 73)
В конечном счете, личность аналитика, его целостность, играет куда большую роль, чем его "метод".
"Метод" - лишь необходимое начало, но чем глубже заходит аналитический процесс, тем больше он расширяетесь, погружаясь в реальную и непредсказуемую жизнь.
Дата добавления: 2015-11-10; просмотров: 714;