СРАВНИТЕЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ МЕТОДА АНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ 2 страница

Бессознательные проблемы, которые могут ассимилиро­ваться но время анализа, когда связь пациента с аналитиком станет нитью Ариадны, проводящей его вне опасности через лабиринт, могла бы стать поначалу причиной его слишком бурной реакции и протестом любыми находящимися в его распоряжении средствами, а именно - неявкой на обследование.

В этом смысле типичным случаем является ситуация со священником, который пришел ко мне, так как почувствовал, что не использовал свои творческие силы с максимальной выгодой. Он чувствовал неудовлетворённость от своего общего отношения к жизни и ее развитии. Обсуждение его сознательной ситуации показало, что он - человек насыщенный идеями и теориями, которые уж очень далеко уводят его от практической жизни и от восприятия его конкретных проблем. Первым его сновидением было такое: Я стою в уборной, мои брюки брошены возле меня. Женщина приближается ко мне. Я осознаю, что это очень неловкая ситуация. Я не одеваю брюк, но к счастью на мне одето моё церковное облачение». Сексуальный подтекст был ясен из его ассоциаций а тот факт что он использовал своё церковное облачение , то есть свою "личность" – свою социальную адаптацию, означает желание скрыть свою проблему, защитить себя от её полновесного удара. Это был просто отказ от своей инстикктуальной проблемы, которая и предохраняла его от поиска удовлетворительных ответов на вопросы жизни. Вот почему этот сон явно представлял собой компенсаторную сторону для его слишком высоких и аб­страктных идей. Атмосфера этого сновидения показывает, как подавленный инстинкт воздействует на регрессивный и негативный характер, и до тех пор, пока он не столкнулся ли­цом к лицу с этой непосредственной и конкретной пробле­мой, никакого удовлетворительного духовного развития не наступало. Мои указания ему совсем не понравились. Он по­чувствовал, что пришел ко мне не для того, чтобы разобрать­ся в сексуальном конфликте, а из-за того, что испытывает определенную неустроенность, пустоту в своей жизни. Хотя полностью ясно из сна, что тщетность эта была тесно связа­на с его сексуальной, в самом широком смысле, инстинктив­ной проблемой, настоящее правдивое изложение фактов в том виде, в каком они показывались во сне, уже было неприемлемым для него. Вскоре он решил прервать анализ, так как считал, что вместо того, чтобы заниматься его духовны­ми проблемами, я вознамерился обсуждать его родственные и сексуальные проблемы.

Этот пример показывает важность для успешного выпол­нения анализа как знания состояния сознания, так и надеж­ного личного контакта с пациентом.

В этом частном случае не были учтены проблемы созна­ния и не были заложены основы для личного контакта. Пос­кольку, с другой стороны, бессознательное пациента настой­чиво продуцировало его инстинктивные проблемы так прямо и просто с самого начала, то его способность или неспособ­ность взглянуть им в лицо стала пробным камнем, критерием того, как далеко вообще возможно было для него углубиться в анамнез. В любом случае, этот пример показывает, как сложно бывает переносить воздействие бессознательного.

Иногда бессознательное выбирает более впечатляющие средства, чтобы показать свое сопротивление. Я помню слу­чай с молодым человеком, 28 лет, сыном известных родите­лей, воспитывавшегося на фоне давно устоявшихся и высоко чтимых традиций. Он для своего первого собеседования при­шел ровно на полчаса позже назначенного срока. А случилось вот что. По дороге ко мне он запарковал машину возле кол­леджа, где он изучал специальный предмет вопреки желани­ям его семьи. Для него, выходца из семьи с широкими связями и видами деятельности, весьма отличающимися от той, что он избрал для себя, колледж символизировал его разрыв с семейными традициями. Он довольно беспечно припарковал автомобиль, так что едва ли мог предвидеть, что случится поз­же. Когда он вышел, чтобы отправиться ко мне, то обнаружил другую большую машину, стоящую перед его маленькой. Пос­ле напрасно потраченного времени в поисках владельца авто­мобиля, он должен был оставить свою блокированную маши­ну и приехать на такси. Я указал ему на то, что, очевидно, его индивидуальность заблокирована его инстинктивным чувст­вом традиций, как будто бы она была в действительности его беззаботностью, которая и породила препятствие при помощи другой машины. Он должен был найти иные пути и средства чтобы прийти ко мне, и в этом процессе он разделил время между прошлым и будущим. Удивительно, что он принял эту интерпретацию со сказочной легкостью; казалось, что что-то "щелкнуло" и опасная фаза сопротивления прошла еще до то­го, как мы по-настоящему начали.

Из-за решающей значимости персональных контактов между аналитиком и пациентом, должное внимание следует уделять малейшим признакам сопротивления. Такое сопро­тивление принимает порой самые странные и смехотворные формы. Так, я помню случай с молодой женщиной, двадцати одного года, отнявшей у меня три часа для преодоления ее сопротивления при трактовке одного из ее представлений. Между нами разыгралось ожесточенное сражение, но, в кон­це концов, она призналась, что не может выносить вида иногда одеваемого мною старого костюма. Это звучит смеш­но, но подобные бои представляют собой, тем не менее, главную проверку силы взаимосвязи, существующей между пациентом и аналитиком. Всякий аналитик, который прене­брегает малейшим сопротивлением со стороны своего паци­ента или не придает ему должного значения, непременно об­наружит, что снежок превратится в снежную лавину.

Раз анамнестический анализ, в дополнение к воспроиз­ведению истории возникновения невроза и ознакомлению аналитика с настоящим положением дел у пациента, уже ус­тановил прочный базис для взаимосвязей между аналитиком и пациентом, то следующий шаг должен наладить прямой контакт с бессознательным процессом. Это главное направление осуществляется через сновидения пациента. Отноше­ние аналитической психологии к сновидениям очень отлича­ется от такового в психоанализе. Фрейд сам однажды ска­зал: "...Сновидение - патологический продукт, самый первый элемент среди прочих, включающих истерические симптомы, навязчивое состояние и бред". (Freud. New Introductory Lectures on Psychoanalysis. Hogfrth Press, London, 1937, p.26)

Аналитическая психология, со своей стороны, рассматри­вает сны как "непроизвольное самоизображение в символи­ческой форме актуального состояния бессознательного" (Jung, Allgemeine Gesichtspunkte zur Psychologie des Traumes, in: Energetic der Seele, Rascher, Zurich, 1928, p.157, 8, p.263)

и сны, тем самым, дают описание "внутренней ситуации того, кто видит сон, истину и реальное положение которой созна­тельное мышление никогда не допустит, а если и допустит, то только против своей воли. (Jung, Die praktichne Verwendbarkeit der Traummanalyse, in Wirklichkeit

der Seele, Rascher, Zurich, 1934, p.73, 16, p.142)

Другими словами, Фрейд смотрит на сновидение как на патологический продукт, из которого возможно выделить комплекс пациента, но который не обладает своим собствен­ным значением. Юнг, со своей стороны, рассматривает сон как полностью натуральную и нормальную психическую фун­кцию, которая, следовательно, действует как чрезвычайно позитивная и компенсирующая сила со значительной потен­циальной ценностью.

Таким образом, сон не является симптомом патологичес­кого комплекса, а, скорее, попыткой психики освободить ви­дящего этот сон от комплексов. Аналитическая психология усматривает в сновидениях не просто более или менее чес­тное желание выполнения или "разрешение комплекса", а отражение до сих пор не признанных возможностей, перво­начально пренебрегаемых за счет слишком одностороннего развития личности. Ничто не покажет так ясно и прямо это глубинное различие между отношением психоанализа и ана­литической психологии, как их перспективная точка зрения на значимость сновидений.

Это различие в отправных точках двух систем анализа приводит к решающему отличию при практическом использовании интерпретации сновидений и всего метода исследо­вания бессознательного.

Главное то, что существует два способа подхода: аналити­ческая (или причинно-редуктивная) интерпретация ("аналити­ческая" используется здесь в узком смысле слова) и синтети­ческая, или конструктивная интерпретация. (Jung, Contributions to Analytical Psychology, p.360, CW 17 p.105)

Причинный, ка­зуальный аспект аналитической интерпретации пытается объ­яснить симптом ссылками на какой-то определенный опыт или травму, перенесенный в прошлом. Это касается, в основ­ном, истории развития симптомов и потому приписывает особую значимость впечатлениям детства, вводя их снова в сознание при помощи свободных ассоциаций. Редуктивный аспект аналитической интерпретации не соприкасается в та­кой большой степени с биографической стороной симптома, но, как видно из его названия, связан с редукцией внутри его элементов. Эта редукция не является обязательно казуальной и исторической (анамнестической). Ее главной целью являет­ся устранение болезненных и неподходящих "надстроек" в сознательном мышлении пациента. Эта редукция может иметь связь с самыми насущными проблемами и даже с воз­душными замками, построенными в будущем. Основной чер­той таких несуразных надстроек является то, что строятся они для сокрытия глубинных невротических мотивов за всякого рода иллюзиями и совершенными идеями; другими словами, они являются механизмами побега, которые должны быть "развенчаны", прежде чем психическую энергию можно будет использовать действительно конструктивным образом (при­веденный выше случай со священником).

Очевидно, что во многих случаях нам не обойтись без аналитического метода с его казуальным и редуктивными ас­пектами. Особенно это важно, когда невроз главным обра­зом вызывается за счет конфликта основных инстинктов, то есть аналитический метод должен использоваться в тех слу­чаях и столь долго, сколько пациент остается опутанным па­утиной конфликтов, причина которых может исходить из под­ростковых желаний сексуальной, властной либо какой-то другой направленности, и когда пациент пытается убежать от своих настоящих проблем с помощью иллюзорных и тщетных "решений". Главная ценность аналитического (казуально-редуктивного) метода проявляется в трех моментах:

1) когда внимание пациента направляется на бессознатель­ную психологическую историю своей болезни;

2) когда пациент способен раскрыть внешние факты, объяс­няющие наступление его болезни, это помогает ему ли­шиться чувства неполноценности и вины и, тем самым, успокоить и облегчить перегруженную психе;

3) когда психическая энергия, инвестированная в невротичес­кие симптомы самого низкого и разрушительного пошиба, освобождается для будущего созидательного использования. Но это лишь первый шаг, чем дальше уходит анализ, тем больше внимания должно быть перенесено от внешних собы­тий, пережитых в детстве, на внутренние факты, то есть, обра­щено на фундаментальное и типичное отношение к жизни*, и тем больше встает вопросов о том, какое выражение намере­на найти вновь обретенная энергия. Это направленное внутрь движение чрезвычайно важно для всякого настоящего излече­ния. Другими словами, когда уже все сказано и сделано, важ­нейший элемент невротического конфликта больше не лежит в прошлом, а находится в настоящем, и, следовательно, вопрос, который следует задать, должен выяснить, от какой же главной задачи в жизни данный пациент пытается ускользнуть. Здесь он сможет найти конструктивное применение для своей «отта­явшей» энергии. Давайте представим себе, что мы консульти­руем пациента с нервным срывом. Можно, если хотите, про­следить невротические симптомы, например, бессонницу или тревожное состояние в прошлом и дойти чуть ли не до младен­чества. То есть, можно попытаться открыть причинные факто­ры и тем самым извлечь довольно важную информацию. На­пример то, что пациент в детстве перенес тревожные пережи­вания, которые он переживает и в настоящее время. Но мож­но и не открыть почему и, как мы говорим, "зачем" эти возмож­ные травмы прорываются на поверхность именно сейчас. Это возможно сделать, только если принять к рассмотрению акту­альную теперешнюю ситуацию, в которой находится пациент, и посмотреть в будущее и спросить себя: "Каким эффектом об­ладает этот симптом? От чего он оберегает, а что вызывает?" -тогда можно обнаружить, что этот симптом является попыткой втиснуть пациента в рамки, адаптирующие к новому отно­шению к жизни. Например, Юнг упоминает следующий случай: "Мужчина, собравшийся жениться на боготворимой им женщи­не сомнительных качеств, чьи достоинства он весьма экстрава­гантно переоценивал, стал страдать спазмами пищевода, за­ставлявшими его выпивать две чашки молока в день со стро­гим соблюдением режима трехчасовых интервалов. Все визи­ты к его невесте были, таким образом, полностью приостанов­лены, не осталось ему ничего иного, как только заниматься со­бой и своим питанием". (Jung. Psychological Types. p420f)

Этот симптом в этой интерпретации не редуцируется до его первопричины, не трактуется "исторически", а понимает­ся с точки зрения его законченности и ожидаемой оценки.

В интерпретации сновидений синтетический (конструк­тивный) метод нуждается в подходе, совершенно отличаю­щемся от такового в аналитическом (причинно-редуктивном) методе. С одной стороны, содержание сновидений можно редуцировать до "комплексов воспоминания", привязанных к объективным или конкретным ситуациям или личностям, ко­торые находятся вне видящего сон. Юнг назвал такую интер­претацию интерпретацией на объективном уровне (Jung. Two Essays on Analytical Psychology, p. 87, C.W.. v.7. p.87). С дру­гой стороны, образы в сновидении можно рассматривать не как что-то конкретное и находящееся снаружи от видящего сон, а скорее как "рефлексии внутренних психических факто­ров и внутренних психических ситуаций спящего челове­ка", (Tony Wolff: Enfuhrung in die Grundlagen der Komplexen Psychologie.p.81: in: Die kulturelle Bedeutung der Komplexen Psychologie, Springer.Berlin, 1935.) это интерпретация на субъективном уровне.

Это различие, строго говоря, такое же, самое как и то, о котором упоминалось ранее, когда обсуждалась природа проекций. Это принципиально идентичные вещи, так же как и различие между ситуацией, когда ребенок испытывает по­нятие власти (т.е. контролирующую его инстинктивные по­буждения силу) как нечто навязываемое извне отцом, и ког­да он уже научился видеть в этом функцию и потребность своей психе. В каждом из этих случаев различие существует либо при проекции содержимого психе, такого как "тень" или "мудрый старец" на других людей, либо же в представлении содержимого психе в виде внутренних образов.

Короткое сновидение поможет проиллюстрировать фун­даментальное отличие между двумя интерпретациями. Муж­чина сорока пяти лет во сне видел себя едущим в автомоби­ле вместе с сидевшей за рулем женщиной. Женщина остави­ла машину, которая тут же начала катиться назад и должна была вот-вот врезаться в стену. Мужчина, не зная как спра­вится с этой ситуацией, ощутил себя в большой опасности, но тут вновь возникла та же женщина и остановила машину. Простая аналитическая интерпретация должна была бы ука­зать, что видящий этот сон слишком зависим от инициативы другого лица, возможно его матери, и что он обязан был взять руль в свои руки. Эта аналитическая интерпретация восприняла бы эту женщину как личность запредельную по отношению к видевшему сон, и, следовательно, она становит­ся интерпретацией на объективном уровне. Это было бы оп­равдано и действительно необходимо, пока сновидящий еще слишком зависим от внешних влияний и слишком полагается на других людей. Это нормальный случай, если перед нами молодой человек. Но ситуация, однако, принципиально отли­чается в случае, когда рассматривается зависимость для дру­гого человека В этом случае аналитико-редуктивная интер­претация на объективном уровне пропустила бы решающий момент. На самом деле человек этот незаметно приспосо­бился ко внешней реальности, как может это сделать мужчи­на в сорок пять лет. Он, однако, достиг той точки, когда пе­ред его лицом витала проблема внутреннего смысла его жиз­ни и жизни вообще. Это послание ему из сна значило, что без направления и помощи со стороны внутренней женщины -anima - его существование будет находиться под угрозой. Он обязан научиться учитывать огромную важность и значение своего бессознательного (символизированного в образе anima) для необходимой переориентации своей жизни.

Переориентация эта может быть совершенно другой приро­ды, чем та, на которую намекало бы сновидение, если бы эго понималось на объективном уровне. Не адаптация к внешней, конкретной реальности, с которой аналитически-редуктивная интерпретация имеет дело, была проблемой этого мужчины, а его адаптация к его внутренней психической реальности.

Этот пример показывает, как фактическая ситуация видя­щего сон - а не какая-то предвзятая идея о природе его кон­фликта, будет ли она ничем иным, а "только"* проблемой юношеской сексуальности или "только" юношеского стремле­ния к власти, могуществу - всегда должна быть ключом к рас­крытию значения сна. Соответственно, оба метода интерпре­тации, аналитический и синтетический, должны рассматри­ваться в каждом случае и должен быть принят тот, который наиболее оправдан в данной психологической ситуации. Ана­литик не волен выбирать тот или иной метод интерпретации произвольным образом, как это было возможно в данном случае. Все решает сам материал, с которым надо будет ра­ботать. Иногда ситуация носит совершенно амбивалентный характер и тогда все, что может сделать аналитик - это ука­зать на обе возможности и пронаблюдать за реакцией как со­знательного так и бессознательного. Таким образом, анали­тик не "делает" ту или иную интерпретацию; материал сам яв­ляется либо редуктивным, либо проспективным, либо и тем и другим. Как пациент, так и аналитик оглядывается по сто­ронам в поисках интерпретации, которая "щелкает". Иног­да становится видно, какой аспект интерпретации отзовется эхом в пациенте. У некоторых пациентов можно обнаружить, что простая аналитическая интерпретация не действует вооб­ще или не оказывает эффекта продолжительное время. С другой стороны, существуют и такие пациенты, на которых достаточно хорошо влияет редуктивная интерпретация. Прав­да, одной этой интерпретацией не добьешься полной психо­логической интеграции и индивидуации, кроме того, с одной стороны некоторые люди не в состоянии достичь этого, а с другой - главной целью лечения является помощь пациенту.

В том случае, когда имеются две интерпретации, то они но являются взаимоисключающими или противоречащими, а скорее взаимодополняющими друг друга. У них существуют точки общего фокуса. Пока пациент накрепко привязан к отцу или матери, то такой точкой является невозможность реализации и интеграции архетипных образов отца и матери. Если же видевший вышеупомянутый сон страдает от "мате­ринской привязанности", он не может достичь творческих взаимосвязей со своим бессознательным, выраженным в об­разе анимы. Каждая такая привязанность, принадлежащая к слою личного бессознательного, блокирует соответствующее восприятие образа коллективного бессознательного. Таким образом, аналитико-редуктивный и синтетико-конструктивный методы интерпретации представляют собой различные стадии интерпретации в соответствии с различными стадия­ми развития. Аналитико-редуктивная интерпретация всегда начинается на объективном уровне, тогда как синтетико-конструктивная интерпретация - это интерпретация на субъек­тивном уровне. Первая должна редуцировать психологичес­кие факты до их составных элементов, будь то юношеские инстинктивные устремления, либо иные патологические ком­плексы. Это необходимо до тех пор, пока между видящим сны человеком и сверхличностной, коллективной основой жизни стоят личностные проблемы. Синтетическая интерпре­тация, со своей стороны, должна применяться во всех случа­ях, когда либо сознательная позиция более менее нормаль­на, но способна к дальнейшему развитию и дифференцировке, либо когда способные к развитию бессознательные тен­денции (Jung, Psychologie und Erziehung, Rascher. Zurich.1945, p.76. also: Contributions to Analytical Psychology). понимаются неправильно или подавляются созна­тельным мышлением.

Здесь вступают в действие нередуцируемые и первичные психические образы, существующие на своих собственных правах, т.е. архетипы. Ясно, что при конструктивно-синтети­ческом подходе оценка детских воспоминаний должна стать относительной и ограниченной. С позиции аналитической психологии значимость их была сильно преувеличена. Анали­тик и пациент проводят трудоемкие часы, усердно выуживая факты в мутной воде детских воспоминаний. Они очень гордятся, когда им удается подцепить на крючок особо круп­ную и красивую рыбку, и тем не менее, ситуация не улучша­ется. Ошибкой является считать более ранний по времени факт более ценным. С точки зрения аналитической психоло­гии настоящая ситуация считается более важной как из-за своей нередуцируемой непосредственной важности, так и из-за своей значимости для будущего.

* * *

Различное отношение к оценке свободных ассоциаций тесно связано с различными оценками воспоминаний детст­ва. Все, что могут свободные ассоциации - это редуциро­вать элементы сновидения до их составляющих глубинных патологических комплексов; но они никогда не помогут рас­крыть значение сна как такового. Само собой разумеется, что для прояснения значения сна определенную пользу мо­гут принести ассоциации самого пациента, но под другим уг­лом зрения, чем в психоанализе, использующем тот же ме­тод. Аналитическая психология работает с определенного рода подконтрольными, или "циркулярными" ассоциациями, чтобы усиливать каждый элемент сновидения. Это усиление приводит к обогащению респективных образов в сновидении при помощи всех возможных аналоговых материалов, пос­редством которых первоначально туманное сновидение ста­новится понятным*.

В качестве замечательного примера метода усиления см. раздел "Изучение сновидений". Вместо цепи ассоциаций, продолжающейся по прямой линии, а, значит, способной к бесконечному удлинению, эти контролируемые ассоциации производят также вращательное движение вокруг различных компонентов сновидения. Таким образом, каждое звено в этой цепи ассоциаций не только предопределено своим предшес­твенником, а также своими радиальными связями с соответ­ственным компонентом самого сновидения. Тем самым, пер­воначальное сновидение никогда не выпадает из поля зрения.

Этот вид ассоциаций, как считал Юнг, похож на "прожек­тор, тщательно и сознательно направленный на те ассоциа­ции, которые группируются вокруг ключевого слова в снови­дении". Допуская, что сон содержит образ дерева или две­ри, мы не вынудим пациента пройти через бесконечную се­рию ассоциаций, а вместо этого спросим его, что особо зна­чимого для него содержится в образе "дерева" или "двери". Свободные ассоциации, несомненно, не могут точно указать на комплексы пациента, но сны не обязательно служат для этого, потому что, как правильно говорил Фрейд, любая слу­чайная мысль может послужить отправной точкой ассоциа­ций, которые жестко детерминированы комплексами субъек­та. Метод циркулярных ассоциаций, со своей стороны, ис­пользует каждый отдельный элемент сна в большей степени не для раскрытия комплекса, а для выяснения, каким точным и индивидуальным значением обладает этот компонент в контексте данного сновидения.

Свободные ассоциации необходимы, если при их помощи ожидается обнаружить латентное, скрытое значение, находя­щихся за маской очевидного значения сна. Но поскольку ана­литическая психология не приемлет теории искажения зна­чений сновидений, то это приводит к различным оценкам свободных ассоциаций. Короче говоря, в то время как Фрейд спрашивает: "Чем вызваны сновидения? Симптомами чего они являются?", Юнг задает вопрос: "Каково значение этого сна? Символом чего оно является?"

Это различие выражает еще раз глубинное расхождение концепций Юнга и Фрейда о природе бессознательного. Ес­ли, по Фрейду, считать все сны патологией, то можно огра­ничить свои интересы беспорядочными, т.е. патологически­ми комплексами, содержащимися в этих снах; Юнг смотрит на сновидения как на нормальное и творческое самовыраже­ние бессознательного, концентрируясь на значении самого сна. Творческая природа бессознательного очевидна в не­врозах и в их симптомах. Как указывалось выше, они пред­ставляют собой попытку, хотя и безуспешную, отрегулиро­вать нарушенный баланс психе.

Задачей аналитического лечения (и задачей интерпрета­ции снов как его части) является, следовательно, помощь пациенту в поиске позитивных и прогрессивных устремлений, скрывающихся за неприспособленными и поэтому безус­пешными попытками к компенсации. Все это можно проил­люстрировать следующим характерным примером. "Мужчина пятидесяти одного года пожаловался, что уже некоторое вре­мя при любом путешествии поездом или самолетом, если скорость их движения достигает определенного предела, он начинает испытывать приступы головокружения и становится жертвой неприятного чувства тревоги. Можно, если захотеть, сделать главный акцент на предшествующую историю, то есть можно попытаться удостовериться, что болезненный подростковый опыт или перенесенная в детстве пациентом травма, подавляется сейчас самим пациентом. С другой сто­роны, можно вывести совершенно иную линию: а именно, на­чиная с настоящей острой ситуации, в которой эти симпто­мы дают о себе знать. Другими словами: можно использо­вать либо редуктивный либо синтетический подход. Разре­шите мне начать сейчас рассмотрение данного случая под вторым углом зрения. Этот человек удачно и счастливо же­нат, бизнесмен, в самом начале шестого десятка жизни был совершенно неспособным даже заподозрить хоть какую-то причину своих симптомов. Единственное, что он мог пред­положить, было то, что эти абсурдные "истероидные" при­ступы, как он пренебрежительно их называл, особенно стали досаждать ему с тех пор, когда по делам службы возникла необходимость частых и длительных путешествий, он даже вынужден был отправить одного из своих подчиненных на важное совещание потому, что сам был слишком напуган предстоящей поездкой в поезде.

Если начать расспрос с позиции раскрытия причинного фактора в его прошедшей жизни*, то можно, вероятно, об­наружить, что этот пациент, будучи ребенком, испытал шок, который был связан с головокружением; но это, конечно же, не объяснит, почему эта травма напомнила о себе именно в этот момент. Таким образом, в действительности мы едва ли продвинемся дальше, действуя подобным образом. Ведь это же случилось именно в настоящий момент. Но если стать на Результирующую позицию и рассмотреть теперешнюю острую ситуацию с точки зрения будущих возможностей, то не­медленно поймешь, что симптомы имеют одно определенное и непосредственное воздействие, поскольку очевидно, что ощущение пациентом головокружения и сопутствующего страха лишает его деловой активности. Не говоря уже о ес­тественно неприятных симптомах, именно понижение рабо­тоспособности заставило пациента обратиться за помощью к психотерапевту. Хотя, если мы воспримем его очевидное бессилие в безуспешной попытке адаптироваться, то сим­птомы укажут на что-то совершенно иное - на страстное тай­ное желание избежать деловой встречи.

В этом месте необходимо предостеречь от возможного неправильного истолкования. Сходные объяснения могут да­ваться представителями школы индивидуальной психологии Альфреда Адлера, а именно, что этот симптом - попытка ос­вободиться от своих обязанностей как бизнесмена, но инди­видуальная психология интерпретировала бы это в отрица­тельном смысле как попытку к бегству. Аналитическая психо­логия, со своей стороны, принимает в расчет особые обстоя­тельства пациента, его возраст, который надо интерпретиро­вать позитивно, как важный знак, указывающий на какую-то внутреннюю потребность, имеющуюся в его жизни. То есть, в результате дальнейших бесед с пациентом, я, откорректиро­вав или пересмотрев выводы, могу объяснить симптомы сле­дующим образом. Этот человек стал серьезно идентифициро­вать себя со своей деловой жизнью и общественными обязан­ностями, чем существенно нарушил баланс своей психики. Его симптомы были бессознательной попыткой заставить ограни­чить до разумных пределов совершенно избыточное увлече­ние своей деловой и общественной жизнью. Поскольку ему уже за пятьдесят, то есть определенно он находится во второй половине своей жизни, его внешняя активность будет посте­пенно затихать. С практической точки зрения мы бы были до­лжны не пытаться исследовать его воспоминания детства или травмы, а, основываясь на очень простых и прямых объясне­ниях его главных симптомов, должны были попытаться выяс­нить и указать на слабые места в его теперешней ситуации.

Мне бы хотелось описать более позднее сновидение па­циента, иллюстрирующее те же симптомы, но с другой точ­ки зрения: "Время уборки урожая, я сижу на огромной заваленной сеном телеге и направляю ее к сараю, но груз сена _столь высок, что перемычка двери сарая бьет меня по голо­ве так, что я падаю и просыпаюсь в ужасе от самого акта па­дения". Значение этого сна становится ясным при подходе к нему с проспективной позиции; четко видно, что пациент пе­регрузил телегу с таким избытком, что превысил свои спо­собности, и как следствие этого, его сознательные намере­ния получили удар. Задача анализа состоит, поэтому, в том, чтобы сновидящий начал осознавать послание своего бессо­знательного, и осведомленность эта помогает ему устано­вить правильные взаимоотношения между внешним успехом и внутренней необходимостью. Другими словами, этот сон должен пониматься как попытка его психе компенсировать одностороннюю экстравертированную позицию, которая, учитывая его пребывание уже во второй половине жизни, во­шла в противоречие с настоящим психологическим ритмом и поэтому нарушила его равновесие. Одна из центральных концепций аналитической психологии ясно иллюстрируется этим случаем: понимание психики как саморегулирующейся системы. Когда бы ни стала разбалансированной психологи­ческая ситуация индивидуума из-за чрезмерной или односторонней позиции, или когда он пренебрегает своими основными потребностями, его бессознательное немедлен­но стремится произвести такой материал, который обяза­тельно восстановит баланс и целостность ситуации. В этом смысле бессознательное имеет постоянное влияние на со­знательное мышление и взаимосвязь с ним. На это можно не обратить внимание или недооценить из-за преувеличенной оценки сознательной позиции. Именно тогда "симптомы" происходят, и их энергетическая функция, правильно поня­тая, является признаком сигнала опасности. Бессознатель­ная психе в ее глубоко безличных слоях имеет, иначе гово­ря, суждение о ситуации, которая не искажена страхом, ам­бициями, желаниями, привязанностями или чем-либо еще, что бывает в различных случаях, но заинтересована в восста­новлении сбалансированного паттерна личности. Вот почему Юнг назвал бессознательное "объективной психе", так как она играет ведущую и независимую роль в отношении воз­можных искажений сознательного мышления его субъектив­ными предрассудками. Необходимо обратить внимание на трудности, с которыми большое число пациентов пережива­ет принятие правды при подобной интерпретации их срывов. Вместо поиска в их воспоминаниях детства козла отпущения, посредством которого они могут избавиться от ответствен­ности за свои симптомы, аналитик предъявляет им требова­ния самооценки и переориентации их собственной жизни. Но мы можем не позволить себе избавляться от симптомов с помощью любого вида сопротивления. Ведь часто происхо­дит, что пациент с самого начала анализа ожидает от психо­терапевта какого-то волшебного средства, которое просто избавит его от симптомов без сколь-нибудь значительного вторжения в остальную структуру его жизни, которая его со­вершенно устраивает. От аналитика слишком часто ожидают ипостаси "целителя", который заставит симптомы исчезнуть без вмешательства в нутро пациента. Действительность же такова, что никто не сможет вылечиться, если не готов при­нять необходимость более-менее полной переориентации своей жизни. В двух словах: исцеленная личность не перво­начальная личность, лишенная симптома, а заново переори­ентированная личность, в которой, благодаря этой новой ориентации, потребность в симптомах и, следовательно, са­ми симптомы исчезли. Иногда может случиться, что лечение означает не исчезновение симптома, а исчезновение страда­ния, вызванного этим симптомом, потому что первоначаль­ное страдание достигло своей цели.