ИССЛЕДОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ 3 страница

На третьем рисунке цвета соответствуют двум предыду­щим: зеленая змея с желтой короной и красным языком, ко­ричнево-желтые шары и синий цвет между ними.

На четвертом рисунке зеленая змея стала сине-зеленым кольцом, фрагменты имеют желтовато-зеленый цвет, тогда как оригинальный синий цвет - прежний.

Последний рисунок выполнен ровным синим цветом.

Эго и цикл жизни

Волею этой Любви и гласом этого Зова.

Мы не оставим исканий,

И поиски кончатся там,

Где начали их; оглянемся,

Как будто здесь мы впервые.

Перевод С. Степанова Т.С.Элиот, Избранная поэзия,

С. Петербург,"Северо-Запад", 1994 г.

В соответствии с древней каббалистической легендой, описывающей "Образование Младенца", бог повелел, что­бы в момент создания семя будущего человека предстало перед ним, в это время он решит какой же быть душе: муж­ской или женской, мудрой или простодушной, богатой или бедной. Одно лишь оставил он нерешенным, а именно: быть ли ей праведной или нечестивой, ибо как сказано: "Все во власти Господа, кроме страха Господня". Душа стала умо­лять Бога не отсылать ее из этого мира высшей жизни. Но ответил Бог: "Мир, в который отправляю тебя, лучше мира, в котором ты была. Когда я создавал тебя, то создавал для земной судьбы". И повелел Бог правящему душами, живущи­ми в высшем мире, посвятить эту душу во все таинства того, иного мира, провести через рай и ад. Так душа постигла все секреты высшего мира. Но в момент рождения, когда ду­ша пришла на землю, ангел погасил свет знания, зажженный свыше, и душа, заключенная в земную оболочку, вошла в этот мир, забыв свою высокую мудрость, обреченная на веч­ный поиск, чтобы обрести ее вновь.

Какой психологический смысл заключен в этом древнем мифе о судьбе души? Из легенды следует, что Бог опреде­лил все будущее развитие души за исключением одной лю­бопытной детали, одного крайне важного ограничения: он не определил быть ли ей душой праведного или нечестивого че­ловека, ибо "все во власти Господа, кроме страха Господня". Это означает, что определенная судьба, определенный жиз­ненный путь уже предуготован каждому человеку, но выпол­нить ли. предначертания, пойти ли по предназначенному пу­ти или нет эго остается в его собственной воле. Поэтому 'страх Господен", добровольное принятие Его божьего про­мысла это элемент этическою выбора, который остается во власти индивида Цель фиксирована, но выбор пути и способ достижения ее предоставляется каждому индиви­дуально. Это поистине глубочайший ответ на вечный вопрос свободного выбора! В своем диалоге с Богом душа, опасаю­щаяся потерять свою чистоту после контакта с преходящим, земным существованием, протестует против ее сошествия в этот мир. Но Бог укоряет ее. Мир, в который она вот-вот вступит, лучше того, где она была, поскольку именно для этою мира она и была сотворена. Другими словами, это зна­чит, что весь смысл существования каждой души лежит именно в том, что только земное существование может при­вести ее к осуществлению ее главной задачи. Ее главная цель и задача не состоят в достижении чистого и безгреш­ного состояния в идеальном мире, а, скорее, в доброволь­ном принятии ответственности за деяния в этом реальном мире и вызванную этим постоянно повторяющуюся необхо­димость выбора. Вот почему душа должна забыть все зна­ния, все секреты, узнанные ею в Высшем мире, чтобы от­крыть их заново в период земного существования, и тем са­мым сделать их опять своими.

Что же означает сотворивший душу Высший мир на язы­ке психологии? Высший мир - хранилище глубочайших секретов небес и ада, света и тьмы, вершины и дна, позитивного и негативного - другими словами - это мир коллективного бессознательного, из которого все мы и произошли. Потому сказка, что аист приносит детей из глубокого озера, не лишена смысла - это только иное представление того же самого психического опыта: все мы вышли из его великих вод. Утверждаемое механистической и односторонней рационалистической психологией положение, что человек рождается чистой страницей, tabula rasa, совершенно абсурдно.

Напротив, человек в глубинах своего естества скрывает опыт восходящий к древнейшим временам, следы поступки их последствий, выходящих далеко за рамки персонального существования, равно как и определенные индивидуальные возможности, уже предвещающие события далекого будущего. Этот опыт представляет ту же сущность ребёнка, что до сих пор живет в таинственном мире мифический образов и магическою соединения. Действительно, он погружен в мир образов коллективного бессознательного мифологическое прошлое человечества, не проясненного к конкретной реальностью настоящего. Для ребенка великие коллективные образы прошлого еще слишком близки. Первейшей задачей для него является освобождение от очарования их сверхличностной силы В этом противостоянии ребенок должен выковать свою маленькую личность, тем самым соединяя и развивая свое отце очень фрагментированное индивидуальное эго.

Если мы хотим понять психологию маленького ребенка, то подходить к этому вопросу надо с позиций мира мифов и магии в этом мире, выражаясь психологическим языком, его жизнь не достигла никакого индивидуального имени, она существует в чисто анонимном состоянии. Всякий, кто хотя бы раз имел дело с детьми, наблюдал бесчисленное количество примеров, объяснение которым можно отыскать только в анонимной мифической и магической сфере. Например, почти все дети практикуют проведение определенных и весьма странных церемоний, особенно перед сном, поскольку переход от бодрствования ко сну - это особенно важный момент, предоставляющий собой как бы переход от света к мраку. Этими церемониями могут быть какая-то "ритуальная" манера пожелания спокойной ночи, заботливого рукопожатия куклам или чего-то еще подобного. Эти столь легко пренебре­гаете ребячества при надлежащем рассмотрении представляют пережитком магических апогропейных, то есть защища­ющих от зла церемоний, привычных для примитивных пле­мен. Именно потому, что ребенок осведомлен о ничтожнос­ти своего маленького эго по сравнению с первозданной си­лой коллективного могущества, он ищет в таких обрядах уве­ренное, что его крошечное его не будет вновь полностью поглощено в течение великой первозданной ночи Мы, взрослые, слишком легко забываем, каким ужасом для ре­бенка является исчезновение света, ведь нет же никакой га­рантии, что свет, а значит и жизнь появятся вновь! Но все-таки, если все шло так же вчера и позавчера. То есть какая-то надежда, что завтра все повторится снова. Юнг представил интересный омег о ритуале, имеющемся у племени пуэбло в Мексике, среди которого он провёл некоторое время. Они считают себя детьми солнца, а своей священной обя­занностью - заставлять всходить солнце и совершаю; ото каждое утро при помощи ритуальною действия. А если они прекратят исполнение своего ритуала, то через некоторое время солнце перестанет восходить на небосклон Эта четкая проекция и конкретизация психологической опасности. Без исполнения определенных ритуальных обрядов и померк бы свет сознания. Таким же образом и детские церемонии представляют собой магические чары, противодействующие великой силе мрака для того, чтобы не угас слабый луч све­та детской индивидуальности.

Интересно прокомментировал это действие пятилетний мальчик, которого попросили рассказать о сне: "Не сон на­ходился в моей голове, а я находился во сне".

Потому что дети действительно заключены в свои сны, то есть во всеохватывающую силу великой психической первоз­данной ночи. Вот почему дети так легко смешивают реаль­ность и фантазию, а разделительная линия на первых порах вообще не существует. Мне вспоминается шестилетняя де­вочка, которая была все утро была вне себя от радости потому, что ей ночью приснилось, будто бы ей подарили изу­мительную куклу. с которой она все время играла. И это чув­ство счастья осталось даже после пробуждения, поскольку сон для этой девочки был теперь абсолютно реальным и кон­кретным фактом. Следующему примеру легко подобрать аналогии. На картине изображен был солдат, убивающий противника. Мальчик четырех с половиной лет, глядя на эту картину, тут же достал игрушечную винтовку и застрелил убивавшего насмерть, после чего испустил вздох облегче­ния,* ведь для него убийство стало отомщенным не только в мире фантазий, но и в реальной жизни. Из литературы нам хорошо известны примеры совершения ритуалов молодыми людьми, что можно отыскать в "Исповеди" Руссо где он рас­сказывает, как в детстве пользовался предсказаниями. Он старался попасть камешком в дерево. Если это удавалось, то он воспринимал это как добрый знак, а если промахивался то это был знак плохой. (Дерево же должно было быть до­статочных размеров, чтобы не делать задание излишне сложным!) На самом деле, кто из нас, взрослых, не продол­жает заниматься чем-то подобным и до сих пор, кто пол­ностью освободился от всяческих магических действий, на­зываемых нами просто "суевериями", таких., как загадывание желания при взгляде на падающую звезду и не наступать на щель между камнями на мостовой?

Это магическое мышление является типичным для опре­деленного уровня жизни, чьи корни уходят не столько в пер­сональное эго, а в безличный слой коллективного бессозна­тельного. Удивительные проявления этого слоя можно уви­деть в артистических усилиях детей. Вот, например, рисунок пятилетней девочки (см. рис.10). Это полностью спонтанное выражение ощущений без какого-либо определенного пред­мета. Но при внимательном рассмотрении возникает совер­шенно безошибочное впечатление мифического ландшафта или пришедшей из мира "Тысячи и одной ночи" картины. За­мечательно то, что сильное эмоциональное воздействие мо­жет вызвать детский, совершенно наивный рисуночек. Но это становится понятным, если уяснить себе, что он выражает, так сказать, внутренний детский ландшафт. Фактически так выражается цвет и напряженность сокровенного детского мира, в котором ребенок прожил большую часть своей жиз­ни. Такие спонтанность и напряженность возможны только благодаря огромному перевесу и витальности мифического мира по сравнению с миром его эго-сознания.

10. Мифический ландшафт

Эго и цикл жизни

11. Два демона

Барьер, возводимый эго-сознанием взрослого человека для защиты от мира коллективных образов столь высок, что преодолеть его можно только с огромными трудностями. Этим же можно объяснить и странную психологию художни­ка. Выйдя из мира своего эго-сознания и при его содейст­вии, он обретает способность проникать в мир мифов и ма­гии. Подобно Улиссу, надежно прикрепленный к мачте ре­альности, он способен уже слышать голоса сирен и заклю­чать свои слова в их музыку. По этой же причине во все вре­мена поэты почитались в народе мудрецами. Они были "про­видцами", видевшими великие надличностные взаимосвязи во вселенной. В то время как ребенок ведет, так сказать, униполярную жизнь, функционирующую главным образом в слое коллективного бессознательного, жизнь художника би­полярна: обладая в полной мере своим эго, он нисходит в подземный мир коллективных образов и при посредничестве свой индивидуальной личности извлекает из глубин достой­ные благоговейного страха сокровища. Вот почему художни­ки живут в состоянии опасности, что их захлестнет волна ве­ликих коллективных образов и хорошо известно, что часто эта сила магического мира порабощала и превозмогала и, наконец, поглощала их.

В этом коллективном мире художников и детей колдуны и феи являются не персонажами сказок, а обычными обитате­лями земли. Характерный пример этому иллюстрируется картиной мальчика пяти с половиной лет, которую он нари­совал и раскрасил по своей инициативе (см. рис. 11). Пер­вая из двух фигур представляет собой странную демоничес­кую фигуру с причудливым головным убором, состоящим из короны с рогами по бокам, причем эта фигура сильно напо­минает танцевальную маску примитивных колдунов или пол­ную боевую раскраску шаманов. Второй рисунок, нарисован­ный тем же мальчиком, изображает похожую фигуру, некий вид демона с длинным хвостом, что можно трактовать как бессознательный фаллический символ. В этом случае головной убор еще более замысловат, с двумя огромными рога­ми, а центральная часть, как и в первом случае, несет на своей верхушке странный мифический символ. Едва ли мож­но вообразить более удачный и красочный образ колдуна или животного-бога.

Поистине ошеломляющее впечатление производит близкая аналогия между детским мышлением и образами коллективного бессознательного при сравнении этих рисун­ков с рисунками Бронзового Века. Это изображение из Мо-хенджо-Даро индийского бога Пражапати,* "Бога всего жи­вого", олицетворяющего творческие силы природы. Два на-

Рогатый Бог. Репродукция из Маргарет А. Мюррей: "Бог ведьм"

рисованных ребенком демона вполне могут восприниматься как отражение его собственных инстинктивных творческих энергий. Особенно поражает удивительное сходство укра­шенных рогами головным уборов и центральной частью, увенчанной в каждом случае разными двукрылыми символа­ми. Это ясно показывает, как сильно детские фантазии опре­делены образами коллективного бессознательного.

Если мы суммируем основные моменты, то получим сле­дующую картину психологического развития ребенка. Разви­тие его началось с состояния полной вовлеченности и недифференцированности от внешнего и внутреннего мира, в кото­ром он живет, а затем начался процесс развития собственно­го эго, отделения его личности от анонимного тождества со всеми существующими явлениями. Вот почему слово "Я" до­вольно поздно входит в сознание ребенка, уже ближе к кон­цу третьего года жизни. Только тогда можно заметить первые сознательные и заметные следы появляющейся эго-личности, в противоположность коллективной психе.

Интересно и то, что примитивные языки весьма часто не имеют средств для выражения понятия "эго". Таким образом, в оригинальном семитском языке не существовало понятия "эго". Первые семиты не говорили "Я убиваю", а говорили "Здесь вот убийство". Только в результате постепенного раз­вития стало возможным выражаться так, как мы теперь пони­маем - "Я убиваю". Если маори говорит от первого лица, то это не всегда значит, что он говорит о себе, скорее о груп­пе, с которой естественным образом идентифицирует себя самого. Он говорит: "Я сделал то или это", а в действитель­ности это значит, что "Мои сородичи делали это". "Моя" зем­ля означает землевладения племени*. Как и в случае с ре­бенком, это отражает признаки пока еще фрагментарного развития эго-сознания. Антропологи отмечают существова­ние подобного факта практически в каждой примитивной ци­вилизации. Таким образом, подав один пример из многих, можно выразиться словами Каффира: "Они едва ли осозна­ют даже самые крупные фрагменты своей индивидуальнос­ти, которая лежит ниже уровня полного сознания... Подсоз­нательное "я" гораздо больше, чем часть его вырастающая до полного самосознания". Но приобретение все более расширяющегося эго сознания указывает направление раз­вития для всего человечества в целом, и для ребенка и под­ростка в частности. Насыщенный конфликтом процесс осво­бождения от чудовищной власти коллективных образов ис­ключительно труден. В случае примитивных племен, такие попытки несут крайне противоречивое содержание и всегда сопровождаются жертвоприношениями с целью задобрить первозданные стихии.

Даже в наши дни многие из нас идут на уступки или сра­зу же сдаются при первом же препятствии в ходе преодоле­ния власти бессознательных коллективных образов. Как спо­койно и комфортно выглядит перспектива постоянного пре­бывания в защитном круге магического мира и каким жесто­ким и холодным кажутся грубые резкие очертания сознатель­ного эго. Многие мифы и легенды отражают бесконечные трудности, сопровождающие это освобождение. Так, в мифе о грехопадении человека, задача отделения от "Рая", кото­рый, говоря психологическим языком, является состоянием перед дифференциацией сознания, кажется столь устраша­ющей, что воспринимается как грех и святотатство.

Решительный разрыв с состоянием идентификации се­бя с миром коллективного психического содержания и вступление в мир индивидуального эго встречается только при достижении половой зрелости. Агрессивность и самоу­веренность подростков - это только внешнее проявление внутреннего конфликта, а степень агрессивности и непокор­ности отражает силу конфликта. Интересно заметить, что примитивные народы различают только физическую зре­лость, а долгий и мучительный процесс психической зрелос­ти, в течение которого личность выходит из личиночной ста­дии, незнакома им также, как и наше понятие об индивидуальной личности.

Обряды посвящения подростков служат не для того, что­бы инициировать юношу к жизни полностью развившегося индивидуума, а для введения в новый уровень коллективной жизни, то есть социальной и религиозной активности племе­ни. "Главным значением обрядов инициации, общим среди всех примитивных народов, является введение мальчиков в контакт с духами предков, которые обеспечивают общественный порядок, вызывают у посвящаемых уже самой цере­монией страх и трепет перед сверхчеловеческими силами, подчиняют их обычаям племени.

12. Сражение с драконами

Прекрасной иллюстрацией этой борьбы за достижение индивидуальности служит рисунок одиннадцатилетнего мальчика, то есть пребывающего в пубертатном возрасте (см. рис, 12). На рисунке изображено огромное дерево с чрезвычайно развитыми корнями, растущее между двумя чу­довищными драконами. В кроне этого дерева спрятался ма­ленький человек, с виду - охотник, направивший какое-то копье в сторону одного из чудовищ. Над головой у человека висит рюкзак. Смысл этого рисунка следующий: Человек вы­ступает как собственно человеческий элемент, то есть эго -сознание. Драконы - силы коллективного бессознательного и этому человеку обязательно надо их победить. Не составит большого труда догадаться, что драконы представляют еще и психические образы родителей, всемогущественные обра­зы родительского архетипа. В периоде детства эти архетипы находятся в доминирующем положении, поскольку, отражая коллективное бессознательное, образуют противоположный полюс для индивидуального эго. Этим же объясняется сила родительского влияния, часто превосходящая силу личности самих родителей. Интересной деталью являются усы у одно­го из драконов (левого), что ясно указывает на его принад­лежность к мужскому полу, отражая архетип отца. Следова­тельно, дракон с правой стороны должен отражать материн­ский архетип, то есть дракона-самку, а то, что копье направ­лено именно в её сторону, говорит о том, что первой зада­чей для мальчика является освобождение от своей матери. Дерево отражает естественный процесс роста, ''дорогу жиз­ни", извивающиеся змеей корни дерева прочно зацепились в глубинах созидающей и питающей земли, давая поддержку еще пока крошечной личности, уберегая ее от хищных дра­конов, являющихся типичным примером безличных коллек­тивных образов. Бессознательное обладает двумя аспекта­ми: продуктивным и конструктивным с одной стороны, и деструктивным и истребляющим - с другой. Поскольку дере­во выступает сейчас в роли символа жизни, непрекращающейся и инстинктивной, то драконы в этот момент жизни отражают деструктивный аспект психической приро­ды. Действительно, вся жизнь - это процесс адаптации к оп­ределенным a priori фактам. Мы с рождения попадаем в веч­ную и всемогущественную предсуществующую реальность. Реальность эта состоит из реалий внешнего, окружающего нас мира и мира внутреннего, то есть мира коллективного бессознательного и архетипов. Каждый человек рождается в этом мире заново, неся в себе крошечный зачаток эго-личности, неким X, неизвестным фактором в жизни. И человек должен не только адаптироваться к этим внутренним и внеш­ним реальностям, но и абсорбировать их и снова возродить­ся индивидуально. Без этого не будет, выражаясь психологи­чески, существовать эго, которое обязано воспринять и пе­рестроить внутреннюю и внешнюю реальность, весь окружа­ющий мир. Если индивидуум в состоянии перестроить, вос­создать в своем сознании весь мир, то тогда существование его бесконечно малого эго обогатит всю вселенную и мир архетипов изменится, хотя и совсем в ничтожной степени. Если же человек потерпит неудачу, то его жизнь станет по­хожа на лопающиеся пустые пузыри, возникающие на боло­те мироздания. Жизнь сама по себе - это природа, а приро­да не имеет сознательной истории. Крайне важно, что при­митивные народы не имеют истории в нашем понимании этого слова. Для них жизнь индивидуума, как и жизнь племе­ни, приходит и уходит, как времена года, и исчезает без вся­кой истории. (Едва ли для ребен­ка существует прошлое и будущее. Он как первобытный человек, жи­вет исключительно в настоящем". Цит. no Kelsen, l.,c. р.270)

Без сознания не существует времени, потому дети и при­митивные люди имеют весьма слабое понятие о хронологи­ческом порядке. Только персонифицированное индивидуаль­ным эго сознание способно вводить новый элемент. В приро­де все процессы находятся в бесконечном круговороте. Вы­йти за пределы этого круга может только сознательное эго, чтобы, созерцая его как бы со стороны, воссоздать его зано­во. Это огромнейшее достижение человеческого сознания. При помощи этого важнейшего шага человек отделяет себя от паутины природных обстоятельств и переносит себя на прямо противоположный природе полюс, прометеева борьба с которой, из-за неистовой атаки против совершенно естес­твенного порядка вещей, навечно навлекает на себя гнев бо­гов. Но вечная попытка осуществить это - неизбежная судь­ба человека, так как именно благодаря сознанию человек мо­жет стать человеком в полном смысле слова, без него чело­век останется слепой природой, естеством.

Человеческой натуре присуще врожденное стремление к индивидуации. Мы не в силах научно объяснить его, но обя­заны принять его, поскольку это стремление проявляет себя посредством объективных фактов внешней и внутренней ре­альности. В психологическом смысле это значит, что созна­ние человека вечно воссоздает мир наново, но одновремен­но он же формируется под влиянием действительных фактов реального мира. Взаимосвязь между природой и эго, между коллективным бессознательным и индивидуальным сознани­ем - это взаимосвязь между воздействием и противодей­ствием, взаимосвязь, составляющая реальность мира людей.

Эта взаимосвязь человека и природы, субъекта и объекта лучше всего выражена в самих словах "субъект" и "объект". Objectum - на латыни буквально значит то, что находится в оппозиции или напротив вас, subjectum - подчиненный, ле­жащий в основе или находящийся во власти объекта. Но объ­ект может ожить только благодаря субъекту. Поэтому задача первой половины жизни состоит в укреплении субъекта в та­кой мере, чтобы он стал равным по силе и противоположным полюсом, способным воспринимать objectum. Но процесс этот чрезвычайно труден, поскольку objectum той же самой природы, но неизмеримо сильнее. Objectum обладает всей мощью природы. К тому же нам не следует забывать, что, с точки зрения природы, наличие нашей эго-личности пол­ностью излишне и даже оказывает вредное вмешательство в ее процессы. Для природы существует только одна цель размножение, чисто биологическое сохранение жизни. Поэ­тому-то с ее точки зрения наша индивидуальность выглядит совершенно ненужной роскошью, более того, реальной угро­зой этой чисто биологической цели. Вот почему природа, ка­жется, хочет с таким пренебрежением задушить наши ма­ленькие эго. Но, вопреки различию в размерах, стремление к индивидуации стоит на основании равенства со своим про­тивоположным полюсом, природой, а проблема заключается в синтезе тезы чистой природы и антитезы противопостав­ленного ей эго в одну сознательную природу.

Огромная напряженность, существующая между чисто природным состоянием и состоянием эго-сознания, объяс­няет, почему так чрезвычайно трудно для индивидуума осво­бодить себя от психической власти коллективного бессознательного и почему столь часты неудачи. Так, маленькая де­вочка трех с половиной лет попросила положить ей на голо­ву камень, потому что она не хочет умирать. Мама спросила ее как же камень поможет предотвратить смерть. На что ре­бенок ответил с совершенно детской логикой: "Потому что я тогда не вырасту. А все люди, которые выросли, затем ста­реют и умирают". (Sully, Studies of Childhood. London, 1895. p. 121)

Это пример огромного регрессионного влечения, прояв­ленного первобытной природой. Иной похожий пример рас­сказал мне тридцатипятилетний человек, пришедший ко мне из-за выраженной фиксации к матери, и слишком заметно идентифицировавший себя со всей семьей. Он рассказал, что будучи ребенком, не осмеливался дышать на полную грудь, так как боялся преждевременно израсходовать весь запас своего дыхания, которого не хватило бы ему на ос­тальную часть жизни. Эти два примера показывают, что да­же в самом раннем детстве существует страх перед необхо­димостью сделать следующий шаг, принятием в будущем со­бственных решений, причем этот страх бывает столь выра­женным, что человек предпринимает любые попытки, не­смотря на все возможные выгоды, чтобы остаться в настоя­щем. Но, увы, настоящее так быстротечно, что за страстным желанием остаться в раю можно пропустить всю жизнь. Это - страх потерять защитный плащ, наброшенный перво­бытным состоянием идентификации с коллективным бессо­знательным, боязнь превращения в личность и тем самым принятия на себя полной ответственности взрослых людей.

Этот же самый страх перед новым и неизвестным застав­ляет примитивные народы так тщательно сохранять свои об­ряды и обычаи. Каждое нововведение вызывает необходимость новой адаптации, а последствия ее могут быть слиш­ком опасными. У примитивных людей возникновение нового явления вызывает не любопытство а страх.

Примитивный человек без своих старых обычаев потеря­ется в вихре сбивающих с толку фактов. Мудрый эскимос­ский шаман сказал Расмуссену: "Наши отцы унаследовали от своих отцов все древние правила жизни, правила основан­ные на опыте и мудрости поколений. Мы не знаем как, мы не скажем почему, но мы храним и чтим наши правила, чтобы наша жизнь прошла гладко. И мы столь невежественны, не­смотря на все наше шаманство, что все незнакомое нас пу­гает... Потому-то у нас есть наши обычаи". (Rasmussen, intellectual Cuilture of the iglulik Eskimos (цитируется из Kelsen, I.e., p.22) - Многочисленные примеры хорошо известной враж­дебности примитивных к каждому новому изменению и нововведению - так называемый мизонеизм - можно встретить у Levy-Bruhl, Pri-mitivies and the Supernatural or Primitive Mentality.)

Крепко держась за каждую мелочь мы, кажется, испыты­ваем иллюзорное чувство защищенности, но получаем ее це­ной жестоких переживаний иного рода, ведь дерево всегда растет вверх. Колесо катится и если мы останемся непод­вижными, то оно переедет нас. Тот же, кто попытался бежать от жизни, то есть от развития своей индивидуальной личнос­ти, тот пал ее жертвой. Только тот, кто принял жизнь со все­ми ее сложностями и конфликтами, добился полноты живого сознания, давшего ему возможность найти новую точку опо­ры в жизни, лежащую вне досягаемости путаницы настояще­го. Только благодаря полному жизненному опыту мы сможем стать сознательными, а трагизм этой ситуации заключается в том, что только отделяя себя от коллективной матрицы, мы становимся способными воспринимать опыт. Пока мы индентифицируем себя с каким-нибудь явлением жизни, до тех пор мы не ощущаем, не воспринимаем его. Требование поз­нания и восприятия всего вызывает отделение нашего эго от того, чем мы всегда были, то есть от коллективных образов, архетипов. Тот же, кто бежит прочь от своих ощущений и опыта, отказывается совершить акт отделения, сделается бессильным против мрачных сил подземного мира. На того, кто не посмотрит им в глаза, они нападут сзади. Тогда вместо интеграции с ними, он будет сокрушен темной тенью ми­ра психической природы.

Приведенный ниже сон послужит иллюстрацией к сказанно­му. Его рассказал мне спустя несколько месяцев после начала анализа тот же пациент, что боялся в детстве глубоко дышать.

"Я нахожусь в поле, разрыхляю заточенной мотыгой землю Воз­ле меня по сторонам сидят двое моих детей. Вдруг я вижу пришед­ших навестить меня родителей, В этот момент я испытываю непре­одолимое желание напасть с мотыгой на своих детей".

В этом сне видно, что пациент уже сумел освободиться в какой-то мере от своей семьи и приобрел определенную степень индивидуации - он уже обрабатывает свой участок земли со своими "детьми". (На самом деле он неженат и у него нет детей). Но мощь родительских образов столь сокру­шительна, что их появление заставляет его переделать ору­дие труда, так успешно им использовавшееся, на орудие "убийства" своих "детей", отражавших в данном случае его будущее развитие. В реальной жизни пациент поплатился за эту свою тенденцию, принося снова и снова зачаток со­бственной личности в жертву мрачным силам своих предков, испытывая при этом жуткий страх и навязчивые мысли.

И для парности приводится сон молодой женщины, двад­цати с небольшим лет. Она подошла к критическому моменту в борьбе за адаптацию к жизни и познанию своей непосред­ственной роли в ней, принятию индивидуального развития. Вот что приснилось ей в этот критический период жизни.