За это и многое другое Пифия изрекла знаменитую фразу: "Сократ пре­выше всех своею мудростью". 2 страница

Чтобы заслужить расположение Платона, достаточно было обратиться к его теории идей. Платон, несмотря на свои 60 с лишним лет, не оставлял в покое свою философию, перераба­тывал ее, подтверждая, либо опровергая ее положения. Во взаимной заинтересованности учителя и ученика коренилась их дружба.

Когда Платон умер, Академию возглавил его племянник Спевсипп. Аристотель уехал из Афин, женился на Пи­фиаде, приемной дочери тирана г. Атарнео в Азии Гермия, жил в Ассе, а в 343 году до н.э. был приглашен Филиппом в Пеллу в качестве воспитателя юного Александра Македонского. Собеседования мыслителя и наследника македонского престола происходили в течение двух лет в святилище Муз, находившемся в лесистой местности. Эти два великих человека не повлияли на взгляды друг друга, особенно в области политики и этики. Педантичный Аристотель остался сторонником теории «золотой середины», «обозримого государства», то есть, полиса, Александр Македонский стремился охватить весь мир.

Аристотель был мудрым и осторожным человеком в общении с сильными мира сего. Диоген Лаэртский рассказывает: когда Аристотель собрался из Македонии назад в Афины, он привел к Александру своего родственника философа Каллисфена Олинфского, и, глядя, как тот не в меру вольно рассуждает с царем, предупредил его: «Скоро умрешь ты, о, сын мой, судя по тому, что вещаешь!». Так и получилось. Позднее Каллисфена заподозрили в причастности к «заговору пажей», знатных юношей из свиты Александра, недовольных преобразованиями македонского двора, «долго возили в железной клетке, обросшего и завшивевшего, а потом он был брошен льву и так погиб».[46]

Пока Аристотель жил при македонском дворе, главенство в платоновской Академии перешло к Ксенократу. И тогда в 335 до н.э., на окраине Афин, где был расположен храм Аполлона Ликей­ского, Аристотель осно­вал свою школу – Ликей.

Это был плодотворный период. За двенадцать лет работы в Ликее он написал большинство своих книг. С учениками он беседовал, прохаживаясь взад и вперед по «перипатосу» – крытой галерее, вроде портика, для прогулок вокруг двора. Он вел дискуссии по наиболее запутанным вопросам логики и мета­физики; это были утренние лекции, предназначаемые для учени­ков, подающих надежды. За эти прогулки последователей Аристотеля стали называть перипатетиками. Когда учеников стало больше, он стал говорить сидя, заявивши так: «Позор молчать, коль Ксенократ болтает!».[47]

Аристотель очень высоко ценил образованность. На вопрос, какая разница между человеком образованным и необразованным, он отвечал: «Как между живым и мертвым». Он говорил, что учителя, которым дети обязаны воспитанием, почтеннее, чем родители, которым дети обязаны лишь рождением: одни дарят нам только жизнь, а другие – добрую жизнь. На вопрос, как ученикам преуспеть, он ответил: «Догонять тех, кто впереди, и не ждать тех, кто позади». На вопрос, какую он получил пользу от философии, он ответил: «Стал делать добровольно то, что другие делают в страхе перед законом».[48]

В 323 году до н.э., в год смерти Александра Македонского, Аристотель убежал из Афин в Халкиду, потому что его привлек к суду вер­ховный жрец богини Деметры за гимн в честь тирана и евнуха Гермия, с ко­торым Аристотеля связывала дружба, и за надпись на статуе того же Гермия:

Сей человек, вопреки священным уставам бессмертных,

Был беззаконно убит лучников-персов царем.

Не от копья он погиб, побежденный в открытом сраженье,

А от того, кто попрал верность коварством своим.

На самом деле это был лишь повод. Со смертью Александра Македонского афиняне больше не скрывали враждебного настроя к его друзьям и сторонникам. Обвиненный, как и Сократ, в «нечестии», Аристотель сказал перед своим отъездом: «Я не хочу допустить, чтобы афиняне совер­шили новое преступление против философии». Он передал школу своему ученику Теофрасту и удалился в г. Халкиду на острове Эвбее, в имение, полученное им от матери, где в 322 году умер, от болезни желудка или выпив яд аконит.

В отличие от Платона, который излагал свое учение в форме диалогов красочным языком, наполненным мифическими, художественными и бытовыми образами, Аристотель был великим систематизатором философии, писал свои работы в виде учебников, поделенных на главы и параграфы, а материал излагал строгим научным языком.

До нас дошло множество работ Аристотеля: сочинение "Метафизика" из 14 книг; трактаты по логике: "Категории", "Об истолковании", "Первая аналитика", "Вторая аналитика", "Топика", "О софистических опровержениях"; книги по естественным наукам: "Физика", "О небе", "О возникновении и уничтожении", "Метеорологика"; произведения по психологии: "О душе", "Малые труды по естествознанию". Этическое учение в книгах: "Никомахова этика", "Большая этика", "Евдемова этика", "Политика". Работы по эстетике: "Риторика" и "Поэтика". Биологические труды: "История животных", "О частях животных", "О передвижении животных", "О происхождении животных".

Трактат «Метафизика» посвящен вопросам онтологии. В нем дана критика «теории идей» Платона и обосновано учение о материи и форме – пассивной и активной сторонах бытия.

Метафизика – синоним философии, то есть, того, что над физикой – означает любую попытку человеческой мысли выйти за пределы эмпирического мира. Метафизика – наиболее возвышенная из наук, говорит Аристотель, потому, что она не связана с материальными нуждами и не преследует практические цели. Но она отвечает на запросы духовные, такие, которые проявляются, когда удовлетворены физические потребности. Это чистая жажда знания, страсть к истине, в противовес лжи. Аристотель, как и Платон, идеализирует созерцательную деятельность философа, поднимает ее на недосягаемую высоту.

Для Аристо­теля, как и для Платона, выс­шее начало есть безусловное начало, но в отли­чие от платоновского, оно перестает быть за пре­де­лами ума и бытия, а природа вполне постижима. Аристотеля скорее интересует порядок мира и его науч­ное обоснование, чем происхождение этого порядка. Платон рассматри­вал временное с точки зрения вечного, чувственное с точки зрения сверхчувст­венного, Аристотель ищет реализации идеального в чувственном мире, пы­таясь соединить опыт и размышление. В творчестве Платона очень сильны ми­фологический и эсхатологический эле­менты, Аристотель опирается на поня­тия, схематичность, стремится к научной опреде­ленности и точности пред­мета и методов философского исследования. В.С. Соловьев очень метко про­тивопоставил философию Платона и философию Аристотеля как оппози­цию «философии жизни» и «философии школы».

Учение Аристотеля о категориях имеет двойственный логико-онтоло­гический харак­тер. «Категории» – основные роды или разряды бытия и соот­ветственно основные роды поня­тий о бытии, тех общих понятий, без которых ничто не мыслится. Аристотель выде­ляет 10 таких категорий: сущность, ка­чество, количество, отношение, действие, стра­дание, ме­сто, время, обла­дание, положение.

Категория «сущность» является ключевой для онтологии Аристотеля. Одно из опреде­лений сущности гласит:

«Сущность есть то, что никогда не бывает сказуемым, а всегда только подлежащим». То есть всякая сущность существует сама по себе, а не в чем-то другом. При переводе на латинский язык греческое слово «сущность» пе­ревели как «суб­станция», а принадле­жащее сущности как «акциденция». У Аристотеля мы встречаемся только со словом «сущность», но оно имеет двойственный смысл: 1) как синоним суб­станции, 2) как суть какого-либо предмета. Платоновские «идеи» Аристотель стал назы­вать «формами» именно для того чтобы подчеркнуть, что идеи не обособлены в «умном месте» за пределами чувственно-воспринимаемого мира, а действуют в этом мире как на­чала, изнутри формирующие вещи. «Сущность вещей не может быть отрешена от того, чего она есть сущность», - говорит Аристотель.

Этой, отличной от платоновской, трактовке идей способствовали не только логические исследования Аристотеля, но и его естественно-научные интересы, связанные с убежде­нием в несомненном существовании знания о природе. Природа для Аристотеля – это со­единение бытия и становления, а не чистое становление, как для Платона.

Предметом философии Аристотеля является не только исследование высших родов бы­тия, но и поиск его первопричин. Аристотель указывает че­тыре первопричины бытия. Это материаль­ная, формальная, движущая и целевая пер­во­причины. По сути, они могут быть сведены к материальной и формальной.

Первые две причины – это форма и материя, образующие все вещи. Они являются достаточным условием для понимания ре­альности, если ее рассматривать статически. Человек, с этой точки зрения, есть его материя (мясо и кости) и его форма (душа). Но если его рассматривать с точки зрения становления, динамически, то мы спросим: "Как он родился?", "Кто его родил?", "Почему он развивается и растет?". Значит, необходимы еще две причины – двигательная (родители, давшие жизнь человеку) и целевая (цель, в направлении которой развивается человек).

Материя понимается Аристотелем как чистая потенция быть чем угодно. Она лишена ка­ких-либо свойств, качеств, величины и строения. Именно Аристотель ввел в философию сам термин «материя» (буквально: строи­тельный материал, лес) как обозначение субстрата, лежащего в основе всего сущего (латинский эквивалент «mater rerum» означает «мать ве­щей»). Форма – это деятельное начало, переводящее потенциальное бытие в дейст­витель­ное, определяющее суть вещей. Всякая вещь в природе является ре­зультатом слияния формы и материи, которое осуществляется посредством движения. Источник этого дви­жения – форма всех форм, чистая форма – не­подвижен, един, деятелен. Суть деятельности божественного перводвигателя состоит в мышлении, не соединенном ни с чем материаль­ным, то есть энте­лехией. Бог или перводвигатель – конечная цель всех типов движения и всех форм жизни, присущих природе. Если божественный перводвигатель вечен, неиз­ме­нен, разумен, то материя содержит в себе задатки всех форм и устрем­лена к формам, а не к чистой бесформенности.

Если вещи – есть сплав материи и формы, одушевленные существа – есть соединение души и тела. Душа не представляет собой некоей самостоя­тельной сущности, отделенной от тела, как у Платона, она неразрывно свя­зана с телом и является его сущностью. Душа есть принцип, дающий жизнь. Цель живой природы – воплотить разум, но достигается она путем развития, то есть одновременно существуют различные ступени достижения этой цели.

Аристотель выделяет три части души.

Растительная часть, отвечает за рождение, питание, рост и является низшей формой органической жизни.

Чувствующая или животная часть, отвечает за ощущения и движение.

Разумная часть отвечает за познание, самоопределение.

Высшая разумная ступень развития души не может существовать без низших. Аристо­тель отрицает бессмертие души в платоновском смысле, но признает, что активный разум (интеллект) как высшая способность души имеет сверхчувственную и сверхтелесную природу, лишен индивидуально­сти и вечен.

Специальных работ, посвященных теории познания, у Аристотеля нет, но его вклад в теорию познания огромен. И этим вкладом является логика. Именно он впервые создал и подробно разработал эту науку как область гуманитарного знания, но термин ло­гика ему не принадлежит. Он открыл непосредствен­ные очевидные истины, не нуждающиеся в доказательстве, – логические законы мышле­ния: закон тождества («если высказывание истинно, то оно истинно»), закон противоречия («ничто не может одновременно быть и не быть»), закон исключенного третьего («между тем, чтобы иметь и не иметь, третьего не может быть»).

Законы логики привели Аристотеля к двум выводам, послужившим дальнейшему от­ходу от платонизма. Первый вывод: идея блага – верховная царица в платоновском мире идей – не может подчинять себе идей вещей, поскольку вещи относятся к категории сущ­ности, а благо – к категории каче­ства. Второй вывод: благо как относящееся к категории качества не сущест­вует само по себе, а лишь как принадлежащее какой-либо сущности.

Главная цель познания – достижение истины. Логика Аристотеля стала методологическим инструментом, универсальным орудием, пользуясь которым не только в философии, но и во всех отраслях знания можно достигнуть истины. Как «отец логики» Аристотель стал главным философским наставником двух тысячелетий, благодаря точности, ясности и последовательности своих определений. Он разрешил поставленную Сократом задачу и создал язык науки. Основные научные понятия и выражения, употребляемые еще и теперь, были сформулированы Аристотелем.[49]

Однако австрийский философ Карл Поппер (1902-1994 гг.), заметил, что от Аристотеля в теорию познания проникла очень вредная техническая методика – эссенциалистский (сущностный) ме­тод определений. Он послужил многовековым источником путаницы и спе­цифической болтовни, которая позднее породила зловредное интеллектуаль­ное, рожденное в уме Гегеля, заболевание – философию оракулов.

"Развитие мысли после Аристотеля, – писал Поппер, – можно, как мне кажется, резюмировать следующим образом: каждая дисциплина, как только она начинала использовать аристотелевский метод определений, останавли­валась в своем развитии, впадая в состояние пустых словопрений и голой схоластики, и, наоборот, степень, в которой различные науки оказывались способны к прогрессу, зависела от того, насколько они смогли избавиться от аристотелевского эссенциалистского метода. (Именно поэтому наша "соци­альная наука" до сих пор в основном принадлежит средним векам.)"[50]

В разделении знания и мнения Аристотель следовал за Платоном. Зна­ние, по Аристотелю, может быть либо демонстративным, либо интуитивным. Демонстративное знание представляет собой знание "причин". То есть, это силлогизмы, которые фиксируют причины в своих "средних терминах". Пример такого силлогизма:

Все люди смертны (большая посылка).

Сократ – человек (меньшая посылка).

Следовательно, Сократ смертен (заключение).

Средний термин – человек (люди). То есть причина смертности Со­крата та, что Сократ – человек. Таково демонстративное знание.

Интуитивное знание состоит в схватывании "неделимой формы", сущ­ности или сущностной природы вещи, если она непосредственна. Интуитив­ное знание – это знание того, что это такое та или иная вещь. Интуитивное знание нуждается в определении и является первоначальным источником всей науки, так как оно формирует первоначальные базисные посылки для всех доказательств.

Но как отыскать эти базисные посылки, то есть, как дать определение? Что такое щенок? Щенок – это молодой пес. Или щенок – это тот, кто на че­тырех ногах? Но четыре ноги не есть сущность щенка, они есть и у лошади. Сущность щенка или другого объекта схватывается при помощи интеллек­туальной интуиции – это молодой пес. Тогда что такое пес? Вопрос может уходить в бесконечность.

Поэтому Аристотель видел конечную цель всех исследований в состав­лении энциклопедии, содержащей интуитивные определения всех сущно­стей, то есть, их имена вместе с их определяющими формулами, а прогрес­сом знания он считал постепенное пополнение такой энциклопедии, расши­рение ее, заполнение в ней пробелов.

Все это находится в вопиющем противоречии с методами современной эмпирической науки. Хотя науки заняты поиском истины, ученые осознают, что никогда не могут быть уверены, что обнаружили ее. Прошлые неудачи научили нас не расстраиваться по поводу крушения наших научных теорий. Мы прогрессируем, и это знание компенсирует нам потерю иллюзии оконча­тельности и достоверности наших выводов. Мы знаем, что наши научные теории навсегда должны остаться только гипотезами. В результате научную достоверность мы заменили научным прогрессом. И этот взгляд на научный метод подтверждается развитием самой науки.

Дело в том, что наука развивается не путем постепенного накопления энциклопедической информации, как думал Аристотель, а значительно более революционным путем – благодаря смелым идеям, странным теориям и нис­провержению прежних теорий.

Такой подход к научному методу означает, что в науке нет "знания" в том смысле, в котором понимали его Платон и Аристотель, то есть, в оконча­тельном смысле. Есть информация, касающаяся самого последнего и наи­лучшим образом проверенного научного "мнения". Такое воззрение означает также, что в науке не существует доказательств. Доказательства существуют в чистой математике и логике, но они не дают нам никакой информации о мире, а только разрабатывают средства его описания.

У Аристотеля определение дается слева – направо: "Щенок – это моло­дой пес" (это эссенциалистское определение, и оно не играет научной роли). Для Аристотеля определения представляют собой принципы, из которых вы­водится все наше знание, то есть они должны содержать все наше знание.

В современной науке определение дается только справа – налево: "Как мы будем называть молодого пса? - Щенок" (это номиналистское определе­ние, то есть, введение в научных целях сокращенных обозначений или сим­волов для более краткой записи). Научные, или номиналистские, определе­ния не содержат не только "знания", но даже и "мнения", а только вводят но­вый технический термин, помогают сократить длинный текст.

Благодаря Аристотелю до сих пор существует предрассудок, согласно которому можно придать языку большую точность посредством использова­ния определений. Однако в философии, которая в течение двадцати веков за­ботилась о значении своих терминов, содержится множество не только пус­тых слов, но и крайне неясных и двусмысленных терминов. В то же время наука типа физики, которая вряд ли вообще заботится о своих терминах и их значении, а, скорее печется о фактах, достигла величайшей точности. Более того, концентрация внимания на проблеме значения термина не только не по­зволяет добиться точности, она сама является главным источником неясно­сти и двусмысленности. В науке следует избегать споров о словах.

Озабоченность значениями терминов с неизбежностью приводит к ти­пичному для последователей Аристотеля результату, – к схоластике и мис­тике. Средневековая философия полна такой схоластики, и эта тенденция существовала вплоть до Канта.

Аристотель стал отцом науки этики. Разработке ее основ он посвятил труды «Никомахова этика», «Большая этика», «Евдемова этика».

Этика Аристотеля основана на общефилософском принципе объектив­ной целесообраз­ности. В человеке заложено внутреннее стремление к благой цели, то есть цели, пресле­дуемой ради нее самой. Это стремление к счастью. Но счастье – не вещь, а действие, при­носящее удовольствие. Следует под­черкнуть, что во времена Аристотеля добродетель – это не делание добра другому, а соответствие своему назначению, добротность.

В основе добродетельного поведения лежит совершенство воли чело­века, то есть, желание блага себе – значит совершенный склад души, и жела­ние блага другому человеку – означает совершенный мотив. Место пребыва­ния души – не просто индивидуально ограниченное тело, а также – государ­ство. Душа в государстве – такова исходная позиция этики Аристотеля, то есть границы этики между психологией (учением о душе) и политикой (уче­нием о государстве).

Счастлив, а, следовательно, и добродетелен тот, кто поступает наилуч­шим образом при данных обстоятельствах, так как ошибаться можно различ­ными способами, а поступать правильно – единственно верным.

Аристотель делит добродетели на этические (практические: мужество, умеренность, щедрость, правдивость)и на дианоэтические (научные: рассу­дительность, мудрость, ра­зумность). Высшей добродетелью и нравствен­ным идеалом является мудрость, по­скольку она связана с созерцанием выс­ших принципов бытия и Бога.

Душа человека приспосабливается к бытию в государстве путем созна­тельного преобразования страстей в добродетели. Добродетель по Аристо­телю в умении избежать крайностей в поведении и выбрать "золотую сере­дину".

Страсть – это непосредственная почва нашего духа, на которой вырас­тает волевой импульс.

Добродетель – это мера страсти, а порок – крайность страсти, то есть ее избыток или недостаток.

Например, страх – изначальная страсть души, на почве которой могут сформироваться как добродетели, так и пороки. Избыток страха есть тру­сость, недостаток страха – дерзость и безрассудство. И то, и другое – порок, неконтролируемое разумом стремление души, отсутствие разумного начала.

На почве страха вырастает и добродетель – мужество, и здесь выра­жена мера страха. Мужество в том, чтобы, чувствуя страх, совершать пре­красные дела, не поддаваясь страху. Человек, господствующий над стра­стями, всегда и во всем знает меру. Человек, попавший в рабство к страстям, всегда впадает в крайность в проявлении чувств и поступков.

Таблица соотношения страстей, добродетелей и пороков по Аристотелю

Этика Аристотеля подчинена политике. Теорию государственного устройства, Аристотель анализирует в трактате «Политика», который называют самым важным текстом во всей античности и не только античности.[51]

Город-государство – единст­венно возмож­ная форма обще­жития и гарантия всех моральных ценностей. Цель государ­ства – воспитание граждан в духе добродетели. Государство стоит выше се­мьи, личности и относится к своим членам, как целое к частям. Человек – это политическое (общественное) животное. Гражданином явля­ется тот, кто умеет и властвовать, и подчиняться. Отношения власти и под­чинения бывают трех родов: 1) господские, 2) брачные, 3) отцовские. Рабы не принадлежат к со­ставу государства, они – «одушевленная собственность». Ребенок (он еще не развит) и женщина (она лишена действенности) лишь по­тенциально при­надлежат государству, т.к., являются гражданами.

Существенный признак высшего блага состоит в его достижимости, т.к., благо не явля­ется совершенством «вообще», а для каждого человека свое собственное.

Исходя из этого, Аристотель критикует идеальное государство Пла­тона. Он считает ин­дивидуальную собственность и семью основой устойчи­вого государства, сильнейшим мо­тивом человеческой деятельности, так как человеку по природе больше свойственно забо­титься о своем, чем об общем. Любовь к своей семье – есть основа, на которой дер­жится государство - ис­точник радости и дружбы.

Он шел по стопам Платона: принял и систематизировал платоновскую натуралистическую теорию рабства, считая, что одни люди по природе сво­бодны, другие – рабы, и этим последним быть рабами и полезно и справед­ливо. Его теория наилучшего государства смоделирована по образцу плато­новского идеального государства. Вместе с Платоном он учит, что работаю­щие классы не должны править, а правящий класс не должен ни работать, ни заботиться о деньгах.

Всякая профессиональная деятельность порицается Аристотелем и фактически приравнивается к рабству. Занятия философией – это благород­нейший и наиболее рафинированный способ скоротать время.

Аристотель рассуждает не об «идеальной» конституции, а о наилучшей в данных обще­ственных обстоятельствах. Проанализировав вместе с учени­ками государственную прак­тику 158 греческих государств, Аристотель соз­дает свою классификацию форм госу­дарст­венного устройства. К «правиль­ным» формам он относит монархию, аристократию и по­литию, а к непра­вильным – тиранию, олигархию и демократию. Из неправильных типов наи­худший - тирания, наиболее умеренный – демократия. Счастье обеспечено там, где нет ни чрезмерного богатства, ни чрезмерной нищеты, где в управ­лении преобладают люди среднего достатка и управляют ради общей пользы. Политические идеи Аристотеля по сути своей были достаточно консервативными, и даже временами с оттенком ретроградства.

Вопросам эстетики и искусства, в частности трагедии посвящена книга «Поэтика».

Аристотель создал дифференцированную систему знаний и сам стиль научного мышле­ния, разработал понятийный аппарат, которым философия пользуется до настоя­щего вре­мени. Историческое значение философии Аристотеля грандиозно, но неоднозначно. По сравнению со своими предшественниками, в частности, с Платоном, Аристотель сделал громадный шаг вперед, он отказался от «чар Платона» – от объективного идеализма. Вернул философию и, вместе с ней, человека, да и все вещи на землю, сделал человека цельным, а не сказочно разорванным на космическую душу и земное тело. И когда мы рассматриваем историю философии как борьбу материализма «линии Демокрита» и идеализма «линии Платона», мы не причисляем Аристотеля ни к одной из них. Но влияние Аристотеля на последователей неоднозначно.

Бертран Рассел писал: «Аристотель жил в конце творческого периода в греческой мысли, и после его смерти прошло две тысячи лет, прежде чем мир произвел на свет философа, которого можно было бы рассматривать как приблизительно равного Аристотелю. К концу этого долгого периода авторитет Аристотеля стал почти таким же бесспорным, как и авторитет церкви; и этот авторитет стал серьезным препятствием для прогресса как в области науки, так и в области философии. С начала XVII века почти каждый серьезный шаг в интеллектуальном прогрессе должен был начинаться с нападок на какую-либо аристотелевскую доктрину; в области логики это верно и в настоящее время».[52]

Малые сократические школы. После казни Сократа его ученики орга­низуют во множестве постоянные философские школы (Мегарская, Кирен­ская, Элидо-эретрийская, киниче­ская), в которых была рутинная практика школьных упражнений и преемственность ру­ководителей школы – схолар­хов. Фридрих Ницше, характеризуя эти школы, писал: "Чем больше падало могущество греческих философов, тем более они внутренно страдали от этой желчности и злобности; а когда различные секты стали защищать свои ис­тины на улицах, души этих женихов истины были совершенно загрязнены ревностью и злословием; тиранический элемент свирепствовал отныне, как яд в их собственном теле. Это множество маленьких тиранов готовы были съесть живьем друг друга; в них не осталось уже ни одной искры любви и слишком мало радости от своего собственного познания".[53]