Участие китайцев и их роль в различных этапах революционных событий на территории Украины 3 страница

О наличии китайцев в рядах Красной армии свидетельствовали и многие политические деятели украинской революции – В. Чеховский, В. Винниченко, И. Мазепа, Г. Довженко и другие.

Например, И. Мазепа, в книге «Украина в огне и буре революции. 1917–1921» приводил ноту от 9 января 1919 г. Директории наркому иностранных дел РСФСР Г. Чичерину, в которой отмечалось, что «в районе Харькова оперируют регулярные войска армии. Состоят они преимущественно из китайцев, латышей, мадьяр и частично(здесь и далее выделено. – Н.К.) русских. Это китайско-латышское войско, проходя по территории Украинской Республики, опустошает, грабит у крестьян и всего населения все их имущество, укладывает на повозки, грузит на захваченные поезда и отсылает в Россию» [6].

И. Мазепа также приводил выступление главы Директории В. Винниченко в январе 1919 г. на Трудовом Конгрессе в Киеве. В. Винниченко отмечал:

«…Самое тяжелое для нас то, что нам приходится воевать с Советской Россией. Она посылает против нас китайцев и латышей(здесь и далее выделено. – Н.К.). Против нас большевики проводили и проводят контрреволюционную работу…

…Нам они предлагают советы из латышей и китайцев, а Трудовой Конгресс называют фальсификацией.

Вот ведомости из Харькова. Там советская власть, но в ней преимущественно китайцы и латыши. И эти китайцы и латыши несут нам свою «власть» для того, чтобы иметь возможность беспрепятственно вывозить наше добро на Московщинуамое тяжелое для нас то, что нам приходится воеватьс Советской Россией. лавы Директории Винниченко в январе 1919 г. ление к кло» [6].

В Универсале Трудового Конгресса к Украинскому Народу (Киев, 28 января 1919 г.) также говорилось: «Народ Украинский! Будь на страже своего права! Против тебя воюют не только империалистические контрреволюционные враги, но и ты видишь, как Советская Россия, которая не по праву называет себя социалистической, тоже посылает своих наемников – китайцев и латышей (выделено. – Н.К.) против твоей независимости». То же самое и в это же время говорил В. Чеховский в своем выступлении на шестом съезде УСДРП, утверждая, что «власть в центре и на местах должна принадлежать трудовому народу. Нам не по дороге ни с Антантой, ни с империалистической «всемирной революцией» на штыках китайцев» [6].

И. Нагаевский об этом периоде также отмечал, что красноармейские войска состояли в основном из латышей, венгров и китайцев, что войска Директории не желают сражаться с теми красноармейскими частями, которые состояли из украинских солдат, а потому дезертировали из армии, оставшиеся сражались вяло [6].

И. Мазепа в этом контексте приводил мнения украинских политиков о том, что войска Директории, отступившие из Киева, не хотят сражаться с большевиками, поскольку их войска, как и большевистские, состоят из местных украинских крестьян. Что красноармейцы на Украинском фронте, преимущественно, украинские, черниговские и харьковские, а русские части сосредоточены на Южном фронте. На совещании членов Директории и представителей различных украинских партий, состоявшемся 5 апреля 1919 г. в Ровно, уполномоченный социал-демократ Ю. Чубук докладывал, что в «Жмеринке стоят большевистские части преимущественно из китайцев и латышей (выделено. – Н.К.) и что после ликвидации нашего юго-западного фронта главные силы большевиков брошены на Бердичев» [6].

Во мнениях политиков и военных, неоднократно высказанных на совещаниях у С. Петлюры, отмечалось, что большевики не имеют достаточно надежных украинских войск, а потому постоянно перебрасывают с одного участка фронта на другой какие-то надежные части. Например, прибывший в середине марта 1919 г. из Киева в Проскуров социал-демократ М. Драгомирецкий в докладе о положении дел на Украине отмечал, что «после оставления Директорией Киева в город вступил небольшой отряд, около 1 000 человек. Это было не войско, а банда. Начались беспорядки. Была большая угроза погрома. Тогда вызвали китайцев, которые являются наилучшими войсками(выделено. – Н.К.). После боя между ними и остальными войсками было свыше 80 человек расстреляно, в большинстве богунцев и таращанцев, оставшихся отправили на фронт… На Украине большевики имеют всего 25 тысяч войска. Из них меньше половины русских, в том числе свыше 5 тысяч китайцев…» [6].

Повышенная оценка качественного состояния китайских формирований со стороны командования Красной армии началась еще во второй половине 1918 г., когда эти формирования находились за пределами Украины. Газеты неоднократно сообщали о самопожертвовании китайцев, отмечая, что они являются лучшими бойцами-интернационалистами, «играют важную роль» в красноармейской массе, что они дисциплинированны, выдержанны и терпеливы. «Истекая кровью, затыкая тряпками раны, …бросаются они в атаку», из боя «уходят они последними» [14, 121].

В сообщении отделения информации и связи Реввоенсовета Южного фронта о стойкости в бою китайцев-интернационалистов 21-го Московского полка 15 ноября 1918 г. сообщалось: «В полку 500 человек китайцев-интернационалистов. Китайцы дисциплинированы, терпеливы, стойки в бою. Они играют большую роль (выделено. – Н.К.), своим примером заражая и требуя устойчивости и храбрости от наших красноармейцев, впервые явившихся на фронт. Китайцы положительно [влияют] на рядовых красноармейцев: получившие по несколько ранений после легкой перевязки остаются в строю» [2, 441].

Высокую оценку китайским добровольцам, где бы они ни воевали, дал комиссар Дербентского полка Ф. Яковенко: «Китайцы оказались отличными бойцами. За них всегда можно быть спокойными: какая бы тяжелая обстановка ни создавалась, – они никогда не дрогнут, не отступят. И потом поражало их исключительное чувство воинского долга» [6].

Г. Новогрудский и А. Дунаевский также отмечали, что у китайцев «все держалось не столько на четко отработанной воинской дисциплине, сколько на чувстве долга» [6].

Бывший участник Гражданской войны, впоследствии один из генералов Советской армии, вспоминал, что служивших в их дивизии 120 китайцев уважали «за храбрость и колоссальную выносливость» [16, 98].

В ходе боев китайских подразделений с частями Добровольческой армии в 1918 г. впоследствии у погибших белогвардейцев находили письма, которые они не успели отправить. В этих письмах они писали: «Сегодня был жуткий бой. Мы сражались с полком, состоящим из одних китайцев. Дерутся они, как черти, кажется, что их ни пуля, ни шашка не берет. Лезут и лезут без конца...» [13, 30].

Л. Корнилов еще в начале ХХ в. отмечал, что «китаец-простолюдин обладает крепким телосложением; он хороший ходок, вынослив, неприхотлив, трудолюбив, послушен, старателен и, как показывает опыт, быстро усваивает технику военного дела». И далее он подчеркивал, что китайские войска «способны не только к стойкой обороне, но и к энергичному наступлению» [6].

Украинские части в этот период пополнялись не только одиночными китайскими рабочими, но и передислоцированными с других фронтов. Вот как описывал свой путь в Красную армию на Украину Цзян Лянь-фынь, который оказался после службы на Восточном фронте в госпитале в Москве: «Я оказался один среди русских бойцов. Поскольку я плохо владел русским языком, командир части откомандировал меня в 8-ю роту Богунского полка, которым командовал Щорс. Эта рота состояла из 180 китайских добровольцев. Наш полк принимал участие в освобождении Киева от петлюровцев…» [10, 73]. В дальнейшем 8-я рота участвовала в боях под Житомиром, Шепетовкой, Старо-Константиновым, Проскуровом. А всего в Богунском полку Н. Щорса было две роты китайцев. По оценкам советских историков, героически сражалась в составе 9-й стрелковой дивизии Южного фронта 18-я рота, сформированная в начале 1918 г. из китайцев-горняков Донбасса, а затем преобразованная в батальон. Командиром ее был Ли Шу-ан, его помощником – Вэй Бин-чин [6].

15 июля 1919 г. «Известия» Великолуцкого Совета рабочих и крестьянских депутатов в статье «Герои» сообщала об исключительном мужестве группы китайцев-пулеметчиков, сражавшихся на Западном фронте. В тяжелом бою часть роты попала в окружение. В живых осталась лишь группа китайцев – лучших красноармейцев в роте, которые пулеметным огнем уничтожили большое количество противника. Когда у оставшихся бойцов стали кончаться патроны, они, не желая сдаваться в плен, «на глазах противника, став во весь рост, перестреляли друг друга» [14, 121–122].

Лю Юн-ань приводил показательный пример, как стойки китайцы под пыткой и умеют хранить тайну: «Был такой случай. Красные отряды были вынуждены поспешно отступить из Ново-Гуляевки. Белым удалось схватить двух китайцев. Они подвергли их жестоким пыткам, били шомполами, подвешивали вниз головой… требовали, чтобы им сказали, сколько насчитывается бойцов у красных, кто их командир и т. п. Оба китайца могли бы по-русски ответить, но они скончались под пытками, не произнеся ни слова» [13, 31].

В 1919 г. в течение нескольких месяцев Н. Гажалов был комиссаром китайского красноармейского отряда, который состоял из горняков, работавших на шахтах «Иван» и «София» (300 китайских бойцов). Первый бой с белогвардейцами они приняли в пригороде Юзовки (ныне Донецк). Там был ими захвачен бронепоезд. Участник Гражданской войны А. Кусков вспоминал о подвиге (самопожертвовании) одного китайского добровольца в боях с белогвардейцами под Ясиноватой 22 мая 1919 г. Тогда красноармейский отряд 74-го полка попал под огонь деникинцев с двух сторон. В этот критический момент неожиданно по противнику с фланга ударил пулемет. Один китайский доброволец взобрался на стог сена, решив отвлечь огонь противника на себя. Это спасло многих бойцов, но сам китаец, фамилия которого неизвестна, погиб (он сгорел заживо вместе со стогом сена) [8].

В составе войск Западного фронта сражался китайский батальон Лю Гун-ляна, созданный коммунистами из рабочих-китайцев одного из заводов. Этот китайский батальон входил в состав 461-й полка. Сначала полк участвовал в боях против войск Н. Юденича, затем против частей армии А. Деникина в Донбассе, против белополяков на Западном фронте, а также выполнял различные задания командования по «борьбе против бандитизма». Китайский батальон неоднократно получал благодарность от военного командования за боевое отличие. В ожесточенном сражении на советско-польской границе 461-му полку было приказано любой ценой удержать мост, который имел весьма важное значение для советского командования. В этих боях 461-й полк понес большие потери. Только в китайском батальоне погибло более 120 человек, а во всем полку осталось немногим больше 400 человек. Штаб советского командования принял решение взорвать мост и поручил это сделать китайскому батальону, что и было выполнено [13, 40–41].

Весной 1919 г. при обороне Луганска на передовую линию прибыл отряд китайцев. Командир батальона 9-го Краснознаменного полка 15-й Инзенской дивизии И. Сила вспоминал, что в прибывшем батальоне было «до 1 000 чел. революционных китайцев» [8]. Во время переформирования партизанских отрядов в полки, в подчинение И. Силы также была влита рота китайцев, которым он доверял выполнять много ответственных заданий [8]. Таких примеров можно привести много.

С занятием Киева и продвижением на Юг и Запад вдруг выяснилось, что кроме красных партизан, количество которых потенциально оценивалось в 14 тысяч штыков, пополнять ряды Красной армии никто не желает. Командование все чаще стало заявлять о дезертирстве и ненадежности частей.

1919 год ознаменовался тем, что крестьянство Украины не желало воевать за коммунистов. Уже 6 марта 1919 г. на второй день работы 3-го Всеукраинского съезда Советов в Гуляй-Поле собрался съезд Военно-Революционного Совета повстанцев-махновцев. На нем делегаты высказали свой протест против проводимой Временным Украинским правительством аграрной политики, системы избрания делегатов на 3-й Всеукраинский съезд Советов (из 1719 делегатов избрано 1435 коммунистов и им сочувствующих, что не отвечало реальному политическому спектру партий на Украине), притеснений других партий, действий ЧК и ее особых отрядов в тылах, закрытия газет и других способов информации левых партий, реквизиции хлеба продармией, состояния фронта, системы снабжения войск и прочего. Продработники осуществляли жестокие поборы в деревнях, а к тем, кто выражал недовольство, применяли репрессии. Крестьянство в соответствии с Декретом о земле уже поделило земли и инвентарь бывших крупных, с их точки зрения, землевладельцев. И вдруг теперь это нужно вернуть и вступить в коммуны. Неприемлемы для крестьянства и были мотивы, по которым сельскохозяйственная техника и инвентарь передавались, прежде всего, в коммуны. Положение рабочих с занятием Украины Красной армией не улучшилось, даже ухудшилось. 3 апреля 1919 г. председатель Донецкого губисполкома в секретариат ЦК РКП доносил:

«На заводах положение прямо безвыходное. Прежние гетманские ставки малы, жизнь вздорожала невероятно. Новых ставок еще не платят; ввиду отсутствия денежных знаков не платят жалования рабочим, не дают пищи больным в больницах, не платят жалования медицинскому персоналу, который бежит. А в то же время поднимают производительность труда до уровня 1913 г., увеличивая за февраль или март производительность труда по сравнению с ноябрем 1918 г. в десять (10) раз! При этом не то что премий не платят, а вообще не платят за абсолютным отсутствием денежных знаков…

Общее положение Екатеринославской губернии печально во всех отношениях. Острый продовольственный кризис. Безработица и большая смертность среди голодных рабочих. Заводы стоят. Рабочие, ожидавшие, что Советская власть пустит заводы, сильно недовольны. Среди рабочих усиленно ведется антисемитская агитация. Общеполитический уровень сознания рабочих – низкий. Среди населения (обывателей), благодаря провокационным слухам, царит недоверчивое отношение к Советской власти.

Анархо-антисемитская агитация разлагает части гарнизона… Даже 80-й полк 9-й дивизии, прибывший из России, разложился. Части мародерствуют, расхищают народное достояние» [8, 71–75].

Показательными с точки зрения ненадежности войск весной 1919 г. являются доклады с фронта. Командир бригады Шкуть, находясь под Бердичевом, 29 марта докладывал: «Положение на фронте плохое, части бьются вяло, самовольно оставляют позицию. Вчера самовольно снялся от Пятигорок и Жидовцов 6 полк. Он пришел в город, требовал еду и обувь. С большими усилиями отправлена часть его на позицию. Сейчас Жидовцы занял противник. На житомирском направлении разбежался почти весь 21 полк… (за исключением батальона китайцев из этого 21‑го Московского полка. – Н.К.). Наши части, которые оперируют на указанных участках, сильно разлагаются под влиянием усталости, недостатка продуктов, обуви. Резервов нет. Нужно сменить кое-какие части на новые» [6]. В этот же день начальник 1-й дивизии также сообщал, что «положение на бердичевском направлении ужасное. Насколько вчера было хорошо и победоносно, сегодня все бегут в панике, особенно 21 полк. Он подвергся разложению. Почти навсем фронте (выделено. – Н.К.) ужасная паника. Несмотря ни на какие приказы, расстрелы, полки, которые бегут, под револьверами заставляют направлять эшелоны на Бердичев, оставляя фронт. Принимайте меры. Или дайте мне директивы как мне быть» [6]. В. Антонов-Овсеенко 1 апреля 1919 г. распорядился «отдать под Трибунал командный состав 9‑го и 21-го полков за контрреволюционные действия, что проявились в содействии разгрома Житомирского ревкома и ЧК» [6].

Возникает вопрос, если на фоне дезертирства ситуация усугубляется еще моральным разложением частей, то кто заменит дезертиров (первое) и кто остановит бегущие от противника в боях деморализованные части (второе)?

Вот как командующий 2-й армией в своем докладе командующему Украинским фронтом писал в апреле 1919 г. о той же 9-й дивизии из России: «Волноваха взята противником. Мариуполь отрезан. Прорыв расширяется… Вся серьезность положения в том, что части 9-й дивизии панически бегут… Некоторые эшелоны этих частей добежали уже до Полог. Чтобы задерживать (здесь и далее выделено. – Н.К.) в Пологах и для приведения их в порядок, высылаю в Пологи мой последний резерв – батальон интернационалистов под руководством Тимошенко» [6]. А. Шкуро, отбросив дивизию Н. Махно, сделал прорыв у Волновахи, и 21 мая А. Скачко сообщал: «Волновахский прорыв собственными силами армии не только не может быть ликвидирован, но не представляется возможным приостановить развивающийся успех противника… В резерве 2-й армии лишь 2-й интернациональный полк (400 шт.)» [6].

Все чаще интернациональные части как надежный последний резерв перебрасываются на проблемные участки фронтов. В марте 1919 г. во время обороны Донбасса В. Антонов-Овсеенко в докладной Главкому писал, что «Южфронту мы передали до 10 тысяч штыков, 10 орудий, два бронепоезда, в резерве у меня ни одной сформированной части нет… Глаголев просит подкрепить Киев, куда переходит правительство. Румыны и греки усиленно прибывают в Одессу, пока могу лишь послать два полка интернационалистов – 3400 штыков… Екатериноштадцы уже двинуты, 2-й коминтернациональный полк идет через два дня» [6].

Сложившаяся тяжелая ситуация в апреле 1919 г. на участке обороны Донбасса потребовала уже переброски туда частей с Украинского фронта, в том числе интербригады численностью 5–6 тысяч штыков. Но в то же время при нехватке личного состава только из состава 8-й и 9-й армий выделено на подавление восстаний 16,5 тысяч штыков и сабель, так необходимых для обороны Донбасса [6].

Подавить восстание донских казаков могли только самые стойкие, самые надежные части. В. Ленин, отстаивая в свое время единство Донбасса в составе Украины, возлагал надежды на рабочий класс Донбасса, а в текущий момент на интернациональные части, находящиеся на территории Украины. Поэтому 20 апреля 1919 г. он в телеграмме Г. Сокольникову писал: «Я крайне обеспокоен замедлением операции против Донецкого Бассейна и Ростова. Ускорение необходимо, но, конечно, лишь с серьезными силами (здесь и далее выделено. – Н.К.). Выработайте практические директивы для этой цели, и мы проведем через Цека для украинцев, а равно для наших. Верх безобразия, что подавление восстания казаков затянулось» [6]. В это же время В. Ленин телеграфировал на Украину Х. Раковскому, В. Антонову-Овсеенко, Н. Подвойскому, Л. Каменеву: «Во что бы то ни стало, изо всех сил и как можно быстрее помочь нам добить казаков и взять Ростов, хотя бы ценой временного ослабления на западе Украины, ибо иначе грозит гибель» [6].

В итоге, всего Укрфронт передал Южфронту 35 пехотных полков, 5 кавалерийских полков, до 50 000 штыков и 4 000 сабель. В. Антонов-Овсеенко утверждал, что «взамен не получили ни одной сформированной части» [6].

Однако надежных частей в рассматриваемый период было недостаточно и на Украине. Когда в марте 1919 г. кто-то сообщил в штаб Заднепровской дивизии в Александровск, что на них движутся повстанческие отряды Н. Махно, хотя это не соответствовало действительности, штаб Харьковской группы охватила паника. А. Скачко в телеграмме от 26 марта 1919 г. требовал из Харькова немедленной помощи, ссылаясь на то, что все резервы на фронте. Он писал: «Сейчас в Александровск выезжает член Реввоенсовета Тищенко с политработниками и ротой интернационалистов…(здесь и далее выделено. – Н.К.). Надо принимать экстренные меры. Под угрозой оказывается левый фланг моей группы и правый фланг Донецкого Бассейна. На подавление восстания необходимо посылать только русские или интернациональные части. Местные войска для этого не годятся. Прошу принять меры к самой экстренной высылке в Александровск надежной части…» [6]. А из «русских» на участке обороны Донбасса была только 9-я дивизия, да и то уже разложенная, державшаяся на последнем резерве – 8-ом интернациональном полку, включая батальон китайцев. Командарм 2-й по этому поводу докладывал, что части 9-й дивизии не представляют никакой боевой силы, «нужна экстренная поддержка надежными украинскими частями», что без подкрепления с фронта, состоящих из надежных украинских частей, ему восстановить положение нечем [6].

Но переброска новых надежных украинских частей была проблематичной. 18 апреля комендант станции Знаменка сообщал, что 5-й Кавалерийский полк на его станции устроил митинг, где обсуждалось – куда ехать: в Полтаву ли, где остались семьи красноармейцев, или в Екатеринослав. После настояний коменданта решили ехать в Екатеринослав, но послать делегацию в Полтаву. На просьбы А. Скачко дать надежные части В. Антонов-Овсеенко отвечал: «Сейчас идет упорный бой у Шепетовки и Тирасполя и упорная борьба с кулацкими восстаниями повсеместно (здесь и далее выделено. – Н.К.). Кроме того, более половины сил – местные формирования, которые рассыпаются при переброске» [6].

Когда по приказу Главкома разбросанную по Киевщине и Подолью 2-ю Украинскую дивизию решили перебросить в Донбасс, политком дивизии И. Минц 8 мая 1919 г. докладывал, что «полки устали. Полки утомлены. Они все чаще и чаще начинают отказываться выступать на фронт, все чаще слышны ропот и все легче контрреволюции развивать свою деятельность» [6].

Не лучшим образом выглядел и командный состав. В этот период С. Минин, член РВС Южного фронта, выступая в марте 1919 г. на заседании Военной комиссии в рамках 8-го съезда РКП, возмущался, что на Южный фронт поступают дивизии с командным составом низкого качества. При сдаче, например, Железной дивизии оказалось, что «большая часть командного состава целиком взята из нижегородской тюрьмы» [6]. Выступавшая после С. Минина начальник политотдела 8-й армии (а с октября 1919 г. – 13-й армии) Р. Землячка (Самойлова) то же сказала и о комиссарах: «К нам присылают преступный элемент. Я настаиваю на том, чтобы к нам таких комиссаров не присылали…» [6].

Весной 1919 г. в центральной и западной частях Украины надежных красноармейских частей также было мало. Об их разложении говорит следующая характеристика командукра В. Антонова-Овсеенко. 4-й Нежинский полк – бойцы учинили в Казатине еврейский погром и избили железнодорожных служащих; 2-й Таращанский полк лихорадило ввиду провокации против «батько Боженко», которому доложили, что, якобы, в Киеве в ЧК убита его жена; 6‑й полк в середине апреля устроил погром в окрестностях Белой Церкви; в 3‑м батальоне Осинского из 8‑го полка развилась анархия и антисемитские настроения, Осинский бежал; 10‑й полк в начале апреля после расстрела его командира «почти развалился»; 14‑й Миргородский полк в бою под Шепетовкой перешел на сторону противника и ударил в тыл своему же красному 5‑му полку, «спасая этим предательством петлюровцев от окончательного разгрома»; «мало надежны, – отмечал В. Антонов-Овсеенко, – были 1-й и 5‑й кавалерийские полки»; «В пограничной дивизии – неблагополучно: 11‑й полк «разлагается под влиянием влившихся пополнений» (ахтырский батальон), настроения в 12‑м пограничном полку «неблагоприятны»; «Открытые антисоветские действия 20‑го полка: в Радомысльском уезде, по распоряжению комполка Дробенко, арестован ревком м. Иваноков и командир Черниговской роты; в полку много бандитов, перешедших от Струка. Полк впоследствии пришлось расформировать»; сразу же после подавления восстания Григорьева из-за личных обид командира 1‑го полка Гребенко и комбрига Крючковского снялся с позиций 1‑й кавалерийский полк в составе 950 сабель, «остальные два полка – 2‑й и 3‑й – недееспособны: в обоих – 160 сабель»; была заминка с 1-м полком Червонного казачества во второй половине мая 1919 г.: полтора года полк доблестно сражался на фронтах, но по прибытии из Киева в Кременчуг отказался грузиться для отправки на защиту Донбасса, запросил отдыха. Основой брожения в нем явилось недовольство эскадрона из мадьяр, требовавших отправки против румын. (Это единственная причина, по которой, как отмечал В. Антонов-Овсеенко, наблюдались в этот период отдельные факты недовольства венгерских и румынских интернациональных частей, которым была обещана отправка на помощь революционной Венгрии через Румынию, а фактически они были направлены на подавление антисоветских восстаний). 9‑й полк «доставил много хлопот» и «для прочистки был вызван в Киев». В конце апреля полк требовал денег на жалование и обмундирование, иначе в бой не пойдет. Затем на ст. Тетерев бойцы полка грабили, избивали пассажиров, убили нескольких евреев. В Киеве они срывали красную звезду с проходящих красноармейцев, агитировали среди бойцов 2-го полка Особого назначения и 30-го полка; провели всефронтовой съезд для обсуждения вопросов «борьбы с чрезвычайкой и еврейским засильем»; состав его – 2 298 человек – преимущественно из Курской и Харьковской губерний. А 9 июня полк пришел к закономерному финалу – под оружием верных частей, в том числе Киевского гарнизона, он разоружен, произведены аресты, личный состав полка взят под охрану 1-го полка Особого назначения из числа китайцев. В 22‑м полку (у Бердичева) «неблагополучно: 9 мая разгромил ЧК и выпустил заключенных. Один (из 9) эшелонов 5‑го полка произвел грабежи на ст. Фастов». «Некоторое разложение наблюдается даже в частях и органах ЧК. 14 мая нами арестован и расстрелян председатель ЧК в Фастове. 15 мая в Белой Церкви нами арестована часть сотрудников ЧК, остальные разбежались» [6].

В. Антонов-Овсеенко отмечал, что «брожения в наших частях не удивительны, скорее удивительно то, что они в большинстве случаев не были особенно заострены и что мы с ними справились… голой агитацией». На самом деле приведение в подчинение разложенных частей происходило усилиями особых отрядов, состоящих в основном из латышей, венгров и китайцев. А в самом Киеве В. Антонов-Овсеенко и Н. Подвойский «договорились о создании в Киеве центра для поочередной прочистки частей, отзываемых с Укрфронта на Южный фронт» [6]. То есть тех частей, которые направлялись на защиту Донбасса и для выполнения важных задач по подавлению восстаний на Востоке Украины и в Донской области. Состоял «центр по прочистке» из надежных и особых частей из иностранного компонента. Они были немногочисленными, но эффективными. «Голая агитация» проходила успешно тогда, когда под дулами пулеметов китайцев из особых частей окруженные митингующие солдаты выдавали из своих рядов зачинщиков, после расстрела которых часть переформировывали, а «чистка» считалась завершенной. В июне 1919 г. нарком по военно-морским делам Н. Подвойский, узнав о том, что в Киеве есть китайский батальон Лю Шао-лю, отдал распоряжение влить этот батальон в 1‑й советский коммунистический полк, которым командовал Иван Цыпылов. Китайцы приняли участие в подавлении поднявшего мятеж 9‑го киевского полка, о котором выше писал В. Антонов-Овсеенко [6].

Следует отметить, что местных красноармейцев в этот период на Украине не устраивало ни материальное, ни денежное снабжение, что вызывало волнение в частях, неподчинение начальству и отказ выступать на позиции. Анализируя личные дела бывших красных партизан и красногвардейцев, приходится констатировать, что огромная масса местных крестьян из этой категории в среднем 2–3 раза оставляла службу в своих частях под разным предлогом – заболел, плохо себя почувствовал, решил отдохнуть, попросился в отпуск, а чаще всего – просто «остался дома» после очередного отступления Красной армии из местности его проживания. И «оставался дома» пока Красная армия вновь не приходила в его село. В такой ситуации роль оставшихся в армии интернационалистов, которым по большому счету и идти-то было некуда, возрастала.

Но В. Антонов-Овсеенко, идя походом на Украину, надеялся не только на партизанские отряды, но и на пополнения армии путем мобилизации. Он был крайне недоволен, как выполнялись планы формирований и поставок по линии военного наркома Украины. По плану командующего фронтом должно быть 8 000 командиров и 216 000 красноармейцев на Украине, а фактически к 1 июля 1919 г. было 4 000 командиров и 89 200 красноармейцев. Наркомвоен по своей линии планировал в начале 1919 г. мобилизовать 8 000 командиров и 241 000 бойцов, фактически к 1 мая имелось 3 000 командиров и 45 000 бойцов. Таким образом, некомплект всего на фронте и в тылу составил к 1 июня 7 000 комсостава и 280 000 красноармейцев [8, 71–75].

В. Антонов-Овсеенко в записке от 3 апреля 1919 г. о формировании частей Наркомвоен по Киевскому округу приводил катастрофические результаты. Большинство поименованных частей имели пометку «100% некомплекта». Это же касалось и формируемых частей в Николаеве и Херсоне [6].

Приток добровольцев в Красную армию почти прекратился и к концу мая 1919 г. лишь в 55 уездах был проведен учет военнообязанных. А из 900 тысяч взятых на учет, только 90 тысяч были мобилизованы в армию, то есть, как отмечал В. Антонов-Овсеенко, «принцип обязательности военной службы советскому отечеству остался совершенно не привитым украинскому крестьянству и рабочим (выделено. – Н.К.)» [6]. К середине 1919 г. ситуация не улучшилась. Плановая комплектация по Киевскому, Харьковскому и Одесскому округам по штату составляла 272 620 человек, а в наличии имелось 100 746 человек (некомплект – 63%) [6].