Примечания. Игра в брак, широко практиковавшаяся во французском высшем обществе первой половины XIX века, подробно описана Бальзаком
Игра в брак, широко практиковавшаяся во французском высшем обществе первой половины XIX века, подробно описана Бальзаком. И если сравнивать современные буржуазные игры для двоих «Фригидная женщина» и «Без тебя» с парижской игрой втроем (муж, жена и любовник), полной тонкости и лукавства, то последняя дает неизмеримо больший простор воображению и интеллекту, в ней больше шика. Бальзак не боится использовать язык игр, отсюда изящество описаний браков; он говорит о защите, западне, стратегии, союзниках. И некоторые авторы в сборнике Кейзерлинга рассматривают брак как игру.
Если говорить более серьезно, то все шутки, относящиеся к браку, указывают на элементы антагонизма, которые он содержит. Очень странно, что глубокие неурядицы в семейных отношениях вызывают шутки и смех, хотя на самом деле они трагичны. А когда какой-нибудь автор описывает идеальный брак, к чему стремится и терапия брака, его воспринимают как что-то сентиментальное.
Возвращаясь к сюжету о браке, коснемся еще одной темы. Можно предположить, что в каждой семье имеется постоянная доза патологии (назовем ее воспаленным диском), которая делится между двумя супругами. Когда один супруг здоров, другой нездоров, или наоборот. Есть семьи с четырьмя, тремя и двумя дисками. В семье, где один здоров, а другой — нет, один не имеет ни одного диска, а другой — четыре; один — три, а другой — один; или оба имеют по два диска, то есть равное количество патологий. И если один из супругов начинает лечиться и его доза патологии уменьшается, то у другого она как бы увеличивается; вот почему терапиюим желательно проходить вместе. Притча с дисками представляет удобную прогностическую лесенку для развития семьи. Прогноз для семьи даже с четырьмя дисками хорош, хоть и небезоблачен. С пятью — совсем ненадежен. Семья с одним или двумя дисками может пользоваться советами человека и без медицинского образования, а семье с тремя дисками следует заняться психотерапией.
РЕГРЕССИВНЫЙ АНАЛИЗ
Конечной целью трансакционного анализа является структурная ректификация и реинтеграция. Это требует, в первую очередь, перестройки и, во второю. очередь, реорганизации. «Автоматическая» фаза перестроения заключается в прояснении и определении границ Я с помощью таких процессов, как диагностическое уточнение и обеззараживание. «Физиологическая» фаза интересуется " перераспределением властных полномочий путем плановой активизации точного состояния Я, активизации, подчиняющейся критериям отбора и соотнесенной со специфическими процедурами с целью установить гегемонию Взрослого посредством социального контроля.
Реорганизация отличается обычно некоторым задабриванием Ребенка, одновременно сопровождаемым выпрямлением Родителя. После этой динамической фазы реорганизации наступает вторичная аналитическая фаза, которая стремится ликвидировать состояние смущения Ребенка.
Оптимальный вариант ректификации и реинтеграции личности в целом предусматривает, чтобы Ребенок выражал себя в присутствии Взрослого и Родителя.Требование, чтобы Взрослый и Родитель были полностью при исполнении своих функций на протяжении всего эксперимента, снижает достоинства, приписываемые гипнозу или фармакологии, так как главная задача этой "техники заключается в освобождении Ребенка путем смещения других аспектов личности. Психоанализ преодолевает эту трудность при помощи техники свободной ассоциации, но в этом случае неудобство состоит в том, что Ребенок часто выражает себя непрямым образом, запутанно и неясно, поэтому успех в большей мере зиждется на профессионализме врача и способности пациента предоставить данные для нужной интерпретации.
Логическим развитием трансакционного анализа является прямое обращение к Ребенку в состоянии бодрствования. Размышления и опыт заставляют верить, что Ребенок выражает себя наиболее свободно тогда, когда имеет дело с другим Ребенком. Следовательно, ближе всего к идеальному решению терапевтической проблемы свободного выражения нас подводит метод регрессивного анализа. Развитие этой процедуры проходит через начальную стадию, и понадобятся годы опытов и работы, чтобы преодолеть многие трудности и получить значительные терапевтические результаты.
Регрессивный анализ представляет собой особый метод, которому обучают пациента, но необходимым условием для этого является четкое усвоение им структурного анализа. Все данные заставляют предполагать, что такие пациенты, как догматик Труа, цепляющийся за Родительское поведение, или интеллектуал Кинт, исповедующий Взрослого, с огромными трудностями ослабляют защиту и совершают необходимый перенос полномочий. Напротив, большинство людей проявляют большую гибкость и удивительную быстроту переноса, а некоторые индивиды с особыми навыками (их природа еще не совсем ясна) могут это делать мгновенно.
Чтобы сделать короткое резюме, следует сказать, что Ребенок рассматривается с функциональной точки зрения как проявление органа психической системы, археопсихики. В феноменологическом плане Ребенок представляется как состояние Я интегрированное и прерывистое; с точки зрения поведения его можно узнать по симптоматическим, физиологическим, психологическим и словесным признакам, а с социальной точки зрения — по характеру его трансакций. С исторической точки зрения можно подтвердить, что все проявления Ребенка воспроизводят явления, имевшие место в детстве индивида. Однако описание поведения и реконструкция истории — все это Взрослые подходы. Пациент и врач говорят о Ребенке с теоретическим, отстраненным уклоном, как при знакомстве по переписке. Это имеет определенный терапевтический эффект, который достаточно ценен, но смещается на другой уровень по сравнению с тем, что происходит, когда архаическое состояние Я живо воспроизводится в уме пациента вместо слабой реконструкции по внешним данным. Такое живое воспроизведение сродни «абреакции» Фрейда, «ожившим воспоминаниям» Куби, «временной доле» Пенфилда. Речь идет о недедуктивном методе восприятия, который составляет «знакомство в прямом опыте» в самом строгом смысле слова. В этом случае уже не Взрослый говорит о Ребенке, а Ребенок сам лично.
Чтобы это стало яснее клиницисту, следует привести примеры. Ситуация в точности такая, как будто в комнате вместе с врачом находятся еще два человека: взрослый, который наблюдает, и патологический ребенок, правда, в одном лице. Задача состоит в том, чтобы разделить их в психологическом плане, чтобы Ребенок мог говорить самостоятельно. (Для простоты не будем пока упоминать третьего партнера, Родителя.) Разделение такими искусственными средствами, как гипноз, нежелательно из-за конечного результата; когда педиатр рассказывает матери, ожидавшей за дверью кабинета, что говорил ее ребенок, это не то же самое, как если бы она слышала это сама.
Когда прошлое впечатление как бы оживлено во всей свежести, оно находится полностью в распоряжении врача и пациента, которые могут изучить его самым подробным образом. Ребенка можно окружить заботливым вниманием, чтобы он расцвел как цветок, выставил напоказ все сложности своей внутренней структуры. Можно поворачивать его во все стороны и рассматривать качества, которые раньше были в тени, а теперь высветились.
Ирис входила в группу в течение нескольких лет с небольшими перерывами; она великолепно играла в игру «Психиатрия», владела терминами и структурного, и трансакционного анализа. Методом наблюдения и дедукции она могла диагностировать состояние Я у себя и у других членов группы, а также анализировать трансакции. Как-то ей представилась возможность пройти курс индивидуальной интенсивной терапии, к которому она была подготовлена, по мнению и врача, и ее самой. Когда сеансы индивидуальной терапии стали регулярными. Ирис совершенно преобразилась. Феноменологический Ребенок проявился и распустился как цветок, в полном блеске. Она вдруг почувствовала двойственность между Взрослым и Ребенком. На другой день она рассказала: «Со вчерашнего дня я впервые ясно вижу многие годы своей ранней жизни. Как будто я сейчас вышла из тумана. Знать о существовании Ребенка — это одно, но чувствовать его в себе реально — это другое. Это удивительно и страшно. И то, что это мой Ребенок, немного успокаивает: я знаю, по крайней мере, откуда идут все эти чувства».
Таким образом, регрессивный анализ является попыткой перевести исследование Ребенка из ранга дедукции в ранг феноменологии.
Одному хорошо подготовленному пациенту, который имел опыт структурного анализа, трансакционного анализа и анализа игр, врач сделал следующее заявление: «Мне пять лет, я еще не хожу в школу. Вам — сколько хотите, но не более восьми. Теперь начинайте». В данных обстоятельствах врач играет роль ребенка, который не знает ни трудных слов, ни понятий. Это роль особого типа, она привычна врачу, ему надо только вспомнить, каким он был в пять лет.
Не так просто составить отчет о результатах сеанса регрессивного анализа. Положение врача не совсем свободно: он должен быть наполовину Ребенком, наполовину Взрослым, чтобы наблюдать за поведением пациента и своим собственным, то есть поддерживать оба состояния активными одновременно. Отчет о регрессивном анализе трудно составить еще и потому, что невозможно запомнить все детали, а магнитофон использовать нельзя из-за непредсказуемости его действия на пациента. Приблизительное восстановление сеанса передает лишь общую атмосферу.
Отец господина Веата, собеседника врача, умер, когда мальчику было два года. Помимо Родительских проблем у него на момент сеанса были и сексуальные.
Доктор К. Мне пять лет, я еще не хожу в школу. Вам не более восьми. Теперь начинайте.
В. Мой папа умер. А где твой?
Доктор К. Он пошел лечить больных людей. Он доктор.
В. Я тоже буду доктором, когда вырасту.
Доктор К. А что значит «умер»?
В. Умер — это когда ты такой, как мертвая кошка, или птица, или рыба.
Доктор К. Это не так, потому что, когда умирает человек, его хоронят, и все.
В. Откуда ты знаешь?
Доктор К. Знаю, потому что это так. У них есть могилки,и их хоронят на кладбище. Твой папа на кладбище?
В. Да. И еще в раю.
Доктор К. Как это: и на кладбище, и в раю?
В. А вот так.
Доктор К. Гдеже рай?
В. Это высоко на небе.
Доктор К. Если твой папа на небе, он не может быть на кладбище.
В. Нет, может. Есть что-то такое, что вылетает из него на небо, в рай, а остальное они хоронят на кладбище.
Доктор К. Откуда это вылетает?
В. Это вылетает через рот.
Доктор К. Ты смешной. Я тебе не верю. Почему через рот, ты это видел?
В. Нет, но это не так важно, что я не видел.
Доктор К. Если ты не видел, откуда же тогда знаешь?
В. Потому что мама мне говорила: «Твой папа улетел на небо, только его тело везут на кладбище».
Доктор К. Как же это он может быть в двух местах? Что он делает на небе?
В. Сидит рядом с Иисусом и смотрит на нас. А ты сам смешной, у тебя маленькая голова.
Доктор К. А ты глупый, раз считаешь, что твой папа может быть в двух местах.
В. Я очень хотел, чтобы у меня был настоящий папа. (Он заплакал.) Ну все, я больше не могу.
Этот небольшой эксперимент ясно показал и пациенту, и врачу все смущение и растерянность, которые были в Ребенке господина Веата относительно наличия и функций его Родителя. До этого момента влияние его отца подсознательно сказывалось только на его поведении. Регрессивный анализ показал, насколько эти влияния обильны, он показал также, насколько ребенку трудно примириться с противоречиями, вызванными смертью: с одной стороны, его отец в холодной земле на кладбище, с другой стороны, где-то рядом с Иисусом в светлых голубых небесах; помимо отца приходит на ум и своя очередь быть похороненным и оплаканным и, может быть, предстать перед Господом.
В приведенном примере взрослый врача должен был программировать Ребенка. И возникшие трудности были очевидны. Например, может ли пятилетний ребенок настойчиво обсуждать одну тему? Разумно ли употреблять слова «глупый» или «сумасшедший», когда имеешь дело с пациентом, хотя эти слова принадлежат как бы пятилетнему ребенку? Может ли пациент перестать видеть в своем враче Родителя и разговаривать с ним, как с другим Ребенком? Очевидно, что регрессивный анализ находится на экспериментальной стадии и может быть использован в избирательном режиме. Использование этого метода в групповой терапии тоже дает интересные результаты. Вот небольшой пример из практики.
Доктор К. Мне пять лет, я еще не хожу в школу. Каждой из вас столько, сколько вы хотите, но не более восьми. Ну, а теперь начнем.
Этер. Мой папа делает мне гнусные штучки.
Магнолия. Я не могу припомнить, чтобы кто-то из мужчин в нашей семье мне сделал что-то некорректное.
Доктор К. Магнолия ходит в школу и говорит «взрослые» слова, которые я не понимаю. Что такое «некорректное»?
Камелия. А я знаю, мне сказала мама. «Некорректное» — это когда делаешь то, что не должен делать.
Дэзи. Вы со своей мамочкой, наверно, очень дружно живете, Камелия? Имеете тесные отношения?
Доктор К. У нас тут есть одна дама, ее зовут Дэзи, которая нас слушает и говорит «взрослые» слова.
Ирис. Иногда я боюсь играть здесь, потому что знаю, что есть эта дама, Дэзи, которая на нас смотрит.
Доктор К. Почему же вы все приходите ко мне играть?
Розита. Я люблю ходить играть к мальчику. Можно играть во всякие игры и делать такие же штучки, как моя мама с некоторыми мужчинами, которые к ней приходят.
И так далее в течение двадцати минут. Когда все закончилось, каждая из женщин сказала, что этот эпизод произвел на нее огромное впечатление, какой-то необычный эффект. Камелия почувствовала боль в груди, напомнившую ей похожие боли в детстве; Розита ощутила чувство полета; у Этер дрожали руки; Пэппи плакала; у Дэзи случилась мигрень, какой она не испытывала с восьми лет; у Магнолии было сильное сердцебиение; Ирис была охвачена волной новых воспоминаний.
Все были так взволнованы мощью этой новой техники, что, когда Этер предложила на следующем сеансе продолжить прошлый эксперимент, проголосовали против, и только через несколько недель могли к нему вернуться. А тем, кто проходил индивидуальную терапию, было что рассказать из «вновь приобретенных» воспоминаний.
Возраст восьми лет выбран потому, что почти нет людей, у которых бы не было воспоминаний после этого возраста, то есть на утрату воспоминаний никто из пациентов сослаться уже не мог. Возраст врача — пять лет — был выбран потому, что чувство реальности у ребенка в этом возрасте уже развито, но его словарь еще очень ограничен. Ограничения в словаре позволяют отсеивать тех, кто не участвует в эксперименте, и тех, кто не старается изменить свой словарь. Эти ограничения позволяют довольно точно показать пациенту, что от него требуется, и если он не понимает такого примера, то, возможно, не из-за непонятливости, а из-за сопротивления, упрямства.
Регрессивный анализ представляет собой вид психодрамы, но его теоретические обоснования и техника более четки и точны. Его цель более ограниченная и менее искусственная, так как все участники, включая врача, проиграли свои роли кровью, потом и слезами. Регрессивный анализ ближе всего к прямому анализу Розена, в частности, в способе использования материала. Так как регрессивный анализ ближе всего соседствует с трансакционным анализом, все сведения о нем носят гипотетический характер. Возможно, опыты Шандлера и Гартмана с LSD25 внесут больше ясности в эту тему, потому что это средство имеет много сходства, как кажется, с регрессивным анализом, но в нем нет тех отрицательных качеств, которые свойственны другим фармакологическим субстанциям.
Дата добавления: 2015-04-07; просмотров: 595;