ИСХОДНЫЕ АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ 27 страница

ЛИТЕРАТУРА:

Byers J. Children of the stones: Art therapy interventions in the West Bank an Gaza//Art Therapy. Vol. 13. № 4. 1996. PP. 238-243.

Garbarino J., Kostelny K. Children's response to war: What do we know? The Psychological Effects of War and Violence on Children / Leavitt L. A., Fox N. A. (eds.). Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1993.

Hobfoll S. et al. War-related stress: Adressing the stress of war and other trau­matic events / / American Psychologist. № 46. 1991. P. 848-855.

Losel F., Bliesener T. Resilience in adolescence. A study of the generalizability of protective factors / / Health Hazards in Adolescence / Hurrelmann K., Losel F. (eds.). New York: Walter de Gruyter, 1990.

Wadeson H. Art Psychotherapy. New York: John Wiley and Sons, 1980.

ПОРТАТИВНАЯ СТУДИЯ: АРТ-ТЕРАПИЯ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ

Дебра Калманович, Бобби Ллойд

Печатается по изданию: Kalmanowitz D., Lloyd В. The Portable studio: Art Therapy and political conflict. Health Education Authority,

1997.

Сведения об авторах. Дебра Калманович и Бобби Ллойд — дипломированные арт-терапевты, сотрудники «Арт-терапевтической инициативы» (Лондон), работают с беженцами и перемещенными лица ми.

Продолжающиеся политические кризисы в разных частях планеты подводят к осознанию необходимости преодоления их психологических эффектов. Огромная нагрузка, которая ложится в связи с этим на плечи местных специалистов службы психологического здоровья, свидетель­ствует о недостатках в организации помощи пострадавшим. Тот, кто ра­ботает в условиях политических конфликтов, понимает всю серьезность их последствий как для отдельных граждан, так и общества в целом (UNICEF, 1996; SmytheT., Lewer N., 1992; Sogoric S., 1992; Medact Group Action Report, 1994; Gal R., 1995; Modric Z., 1994; Garcia del Soto A. G., 1994). Проведенные исследования свидетельствуют о чрез­вычайной актуальности этой проблемы. Так, согласно данным департа­мента психологии Наталского университета (Южная Африка), 84% чер­нокожих детей, проживающих в городах, страдает посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР) и депрессией. По данным опроса, проведенного UNICEF в Сараево, 23% детей считают, что им незачем жить (UNICEF, 1994).

В 1993 г. количество людей, вынужденных покинуть свои страны из-за страха Преследований и насилия, в разных частях планеты достигло 18,2 миллиона человек. Примерно десять тысяч человек ежедневно ста­новятся беженцами. С конца 1991 г. в одной лишь бывшей Югославии около четырех миллионов человек вынуждены были искать помощи у международных организаций. Физической травматизации в ходе поли­тических конфликтов, по данным UNICEF, подверглись десять милли­онов детей, которые в свою очередь становятся звеньями продолжаю­щейся цепной реакции насилия.

Причины, превращающие людей в беженцев, вызывают и иные про­блемы, в частности, перемещение людей с одного места на другое в пре­делах одной страны, — эти люди испытывают тот же страх за свою жизнь и те же психологические проблемы, что и беженцы.

Термин «посттравматическое стрессовое расстройство» в настоящее время используется довольно широко для обозначения психологических последствий политических конфликтов. Постановка диагноза ПТСР не должна, однако, заслонять от специалистов важности индивидуального подхода к пострадавшим. Лечение не может быть формальным, а долж­но нацеливаться на оказание помощи конкретным людям с характерны­ми для них разнообразными реакциями на психическую травму. В посе­лениях Квазуму — Натал в Южной Африке, например, многие дети име­ют симптомы ПТСР, однако было бы психологически некорректно и безответственно навешивать на них ярлык этого заболевания. Столь же ошибочно было бы считать, что в «больном» обществе все граждане бу­дут иметь психические нарушения.

Каждый человек, вынужденный находиться в условиях военных или политических конфликтов, будет по-своему реагировать на внешние со­бытия. Тем не менее для всех людей их тяготы одинаково реальны и все­гда переживаются крайне остро. Обследования лиц, перенесших психи­ческую травму, позволяют понять характер их переживаний. «Суще­ствует множество определений того, что такое психическая травма, однако во всех случаях она накладывает на психику человека глубокий отпечаток. При этом для переживаний человека характерно наличие чувства беспомощности, неверия в будущее, сочетающееся с иными ма-лодифференцированными эмоциями» (Melzak S., 1992. р. 211).

С учетом остроты проблемы, связанной с психической травматизаци-ей в условиях военных и политических конфликтов, в 1994 г. нами был создан специализированный лечебно-консультативный центр, получив­ший название «арт-терапевтическая инициатива» (АТИ). Основной це­лью деятельности центра является проведение исследований и оказание арт-терапевтических услуг детям, взрослым и различным специалистам в странах бывшей Югославии. Кроме того, опираясь на уже имеющийся опыт работы, в дальнейшем мы приняли участие в проведении обучаю­щих семинаров по арт-терапии в Южной Африке.

В последние годы был накоплен определенный опыт оказания психо­терапевтической помощи людям, пережившим политические конфликты или пытки, заключенным и перемещенным лицам. Ничто, конечно же, не может компенсировать им тех травм и колоссальных потерь, которые они понесли. Психотерапевтическая помощь не в состоянии заменить меры практического характера, в частности, первую медицинскую по­мощь этим людям, создание для них жилищ, выплату пособий, осуществ­ление образовательных и реабилитационных программ, связанных с их занятостью. Тем не менее ценность психосоциальных методов в работе с пострадавшими в политических конфликтах в настоящее время не вы­зывает сомнений. Эти методы включают разные виды психотерапии и психологического консультирования, терапию занятостью, трудотерапию и т. д. (UNICEF, 1994; Smythe Т., Lewer N.. 1992; Medact Group Action Report, 1994; Gal R., 1995; Modric Z., 1994; Garcia del Soto A. G., 1994).

Терапевтическая роль различных видов творческого самовыражения в условиях политических конфликтов в последние годы получила высо­кую оценку (UNICEF, 1996; Smythe Т., Lewer N., 1992; Medact Group Action Report, 1994; Sanderson M., 1991; GolubD., 1984; Seligman Z.', 1991; Gregorian V., Azarian A., De Maria M., McDonald L., 1996; Kling-man A., Koenigsfeld E., Markman D., 1987). Достоинством арт-терапии является, в частности, ее способность выступать в качестве средства вы­ражения чувств в условиях, когда они не могут быть вербализованы или имеют чрезвычайно сильный характер. Кроме того, изобразительное творчество основано на проявлении высокодинамичных, здоровых эле­ментов личности.

Подходы, связанные с использованием разных форм творческой дея­тельности, уже применялись в работе с жертвами политических кон­фликтов в Хорватии, Сербии, Боснии, Анголе, Руанде, Румынии и на Фи­липпинах (UNICEF, 1996; Medact Group Action Report, 1994; Modric Z., 1994; Scottish European Aid, 1994; Marie Stopes International, 1996) и включали в себя занятия в области литературы, музыки, драматическо­го искусства, перформанса, росписи стен и т. д. Однако эти виды дея­тельности не следует смешивать с проведением целенаправленной пси­хотерапевтической работы с участием квалифицированных арт-терапев­тов (Sanderson М., 1995; Golub D., 1984; Seligman Z., 1995; Klingman A., Koenigsfeld E., Markman D., 1987). Хотя опыт психотерапевтической ра­боты такого рода описан в ряде публикаций, он все еще довольно разроз­нен и мало осмыслен.

АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ ИНИЦИАТИВА

. «Арт-терапевтическая инициатива» (АТИ) — это независимый арт-терапевтический центр, созданный в Лондоне в 1994 г. Деброй Калмано-вич и Бобби Ллойдом. Центр получает поддержку со стороны частных

спонсоров, Боснийской Группы Помощи, организации «Дети войны», факультета арт-терапии при Колледже Гольдсмита Лондонского универ­ситета, Университета Дурбан — Вествилль и художественного треста Квазул — Натал из Южной Африки. Основными задачами деятельности центра являются:

• оказание арт-терапевтических услуг детям, взрослым и специали­стам непосредственно в регионах политических конфликтов;

• проведение индивидуальной и групповой арт-терапии в Лондоне с детьми, взрослыми и семьями, являющимися беженцами или вы­нужденными переселенцами в результате политических конфлик­тов;

• оказание методической помощи разным специалистам, работаю­щим с людьми в условиях политических конфликтов;

• проведение исследований, касающихся арт-терапевтической ра­боты в условиях политических конфликтов;

• информирование специалистов и общественности о результатах, достигнутых при использовании арт-терапии в условиях полити­ческих конфликтов, а также организация широких обсуждений подобной практики в форме семинаров, выставок, конференций и других мероприятий.

Наша работа в бывшей Югославии началась в ноябре 1993 г. Неза­долго до этого мы имели весьма продуктивные контакты с британской благотворительной организацией «Дети войны», чья деятельность ори­ентирована на оказание помощи детям, пострадавшим в результате бос­нийского конфликта. Исследования, проведенные этой организацией, позволили нам лучше понять масштаб страданий, переживаемых мест­ным населением, и убедили нас в определенных возможностях арт-тера­певтического подхода в работе с пострадавшими в результате политиче­ских конфликтов. Как нам стало известно, организация «Дети войны» планировала создание специального художественного центра, предна­значенного для оказания помощи пострадавшим в Боснии. В дальней­шем, однако, характер проекта изменился и стал связан с созданием Музыкального Центра Паваротти в городе Мостар. Там должны были проводиться музыкальные выступления, работать художественные мастерские, студия звукозаписи, устраиваться неформальные встречи.

В конце 1994 г. в соответствии с планами АТИ была сформирована небольшая рабочая труппа в которую, наряду, с Д. Калманович и Б. Ллойдом, вошла Диана Уэллер, выступавшая в роли консультанта. Вскоре АТИ реализовала два пилотных проекта в Словении и Хорватии и провела исследования в Лондоне, Хорватии и Боснии (Сараево и Вос­точный Мостар), позволившие укрепить и расширить контакты, установ­ленные ранее организацией «Дети войны» и факультетом арт-терапии при Колледже Гольдсмита. В дальнейшем АТИ продолжила свою дея­тельность уже независимо от «Детей войны» в тесном контакте с фа­культетом арт-терапии. Ей удалось получить грант Лондонского универ­ситета на проведение научных исследований и обработку результатов работы.

АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКАЯ ИНИЦИАТИВА В БЫВШЕЙ ЮГОСЛАВИИ: КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ ПРОЕКТА

АТИ работала в бывшей Югославии с 1994 по 1996 г. Такая продол­жительность проекта позволила нам лучшим образом вписаться в слож­ную ситуацию, обусловленную войной в регионе, организовать финанси­рование проекта (хотя значительная часть нашей деятельности осуще­ствлялась без какой-либо финансовой поддержки), а также накопить и проанализировать материалы. Собственно полевая работа проводилась за три поездки в течение 1994 г. Одна из них (в Словению) продолжа­лась пять недель. При этом мы работали с двумястами боснийских и хор­ватских беженцев (из них сто детей). Другая поездка в Словению была менее продолжительной. Третья поездка была в Хорватию и продолжа­лась три недели. Там мы работали с двадцатью четырьмя боснийскими беженцами (из них — двадцать один ребенок и три женщины).

Работа в рамках проекта была связана с использованием арт-терапев­тического подхода в условиях политического конфликта и нацелена на оказание помощи детям и взрослым. Все они являлись беженцами; мно­гие из них подвергались насилию.

Согласно плану арт-терапия беженцев должна была продолжаться не менее трех месяцев. В случае необходимости она могла быть продолже­на еще на три или шесть месяцев. Занятия должны были проводиться пять раз в неделю. Во избежание «выгорания» персонала общая продол­жительность работы не должна была превышать одного года.

В течение каждой недели мы планировали проводить следующие ме­роприятия:

• групповые арт-терапевтические занятия;

• индивидуальные арт-терапевтические занятия;

• консультации и супервизии с участием местных специалистов;

• обсуждение хода работы с иными специалистами в области арт-терапии в условиях политических конфликтов;

• сеансы психологической поддержки для местных специалистов;

• составление отчетов и ведение текущей документации;

• встречи с членами семей клиентов, представителями местных служб и организаций.

ОПИСАНИЕ ХОДА РАБОТЫ И ЕЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

Арт-терапевтическая работа в рамках проекта проводилась в двух резко отличающихся друг от друга лагерях беженцев в Словении и Хор­ватии. В Словении лагерь беженцев располагался в горняцком городе Храстник. На протяжении четырех лет население лагеря оставалось от­носительно стабильным и состояло из двухсот человек (из них сто де­тей). Здесь проводились разные виды арт-терапевтических занятий, в которых участвовало несколько групп беженцев.

В Хорватии лагерь беженцев находился на острове Првик, недалеко от далматийского побережья. Этот лагерь являлся местом кратковре­менного пребывания беженцев, поэтому их состав постоянно менялся. В момент нашей работы в лагере находилось двадцать четыре человека (из них двадцать один ребенок и три взрослые женщины). Здесь исполь­зовались различные виды арт-терапевтических занятий, в которых участ­вовали дети, подростки и взрослые. Работа в целом продолжалась три недели.

В обоих случаях основной целью нашей деятельности было оказание беженцам арт-терапевтической помощи и оценка возможности осуще­ствления долгосрочной арт-терапии в условиях политических конфлик­тов. Приводимые нами описания хода работы и ее результатов в разных лагерях сильно отличаются друг от друга, что связано с различиями в характере пилотных проектов, в соответствии с которыми эта работа осуществлялась. И в первом, и во втором случае специалисты АТИ жили и работали непосредственно в лагерях беженцев. Описание проделан­ной работы включает в себя ход занятий и изобразительную продукцию их участников, а также общие впечатления специалистов АТИ от пребы­вания в лагерях.

Отчет о работе в лагере города Храстник в Словении имеет описа­тельный характер. Она проводилась в ходе нашего первого визита в быв­шую Югославию и была связана с общей оценкой ситуации и пережива­ний беженцев. Структура арт-терапевтических занятий формировалась естественным образом.

Отчет о работе в лагере на острове Првик в Хорватии написан в форме дневника, с тем чтобы передать как можно больше конкретных деталей.

При реализации второго проекта был учтен опыт работы в Храстнике. Второй отчет более формализован и является результатом определенной рефлексии. Хотя для нас и здесь многое оставалось неясным и новым, мы уже имели определенное представление о тех условиях, в которых нам предстоит работать. С учетом того, что использование арт-терапевтиче­ского подхода в лагере Храстника оказалось достаточно результативным, при реализации второго проекта проводились более четкие по структу­ре занятия, адаптированные к условиям жизни беженцев в лагере Први-ка. Основной целью нашей работы здесь было уточнение представлений об арт-терапевтической работе с беженцами.

Лагерь беженцев в городе Храстник

Лагерь беженцев Храстника был расположен в живописной, холмис­той местности, на которой находились земельные наделы местного насе­ления. Хотя они были совсем рядом с лагерем, беженцам не разрешалось пересекать их границы. На территории лагеря было шесть одноэтажных деревянных бараков. В хорошую погоду жизнь здесь била ключом, а в не­погожие дни лагерь чем-то напоминал колонию. Правительство Слове­нии несло ответственность за этот лагерь, который обслуживала неболь­шая бригада, состоящая из местных жителей. Вблизи бараков с бежен­цами находились шесть домиков, в которых проживали сезонные рабочие. В одном домике разместились шахтеры — иммигранты из Бос­нии, работавшие здесь с начала войны. Кроме того в лагере находился корпус, занимаемый швейцарским представительством по борьбе с чрез­вычайными ситуациями, в котором имелись разные помещения, включая кухню, столовую и учебную комнату. На двести беженцев приходилось четыре туалета и душевых кабин. Горячая вода давалась всего на три часа в сутки.

Первые беженцы прибыли в этот лагерь из Боснии в апреле 1992 г. Предполагалось, что они смогут вернуться домой через несколько не­дель. Однако и через два года, в мае 1994 г., большая часть из прибыв­ших сюда в 1992 г. продолжала оставаться в лагере. 107 детей, 72 жен­щины, а остальные — мужчины. У беженцев не было свободы передви­жения: чтобы сходить в город на десять минут, им требовалось получить пропуск. Для всех находящихся в этом лагере — и беженцев, и персона­ла — перспектива длительного пребывания в нем была очевидна. Жен­щины занимались хозяйством; присутствие мужчин было малоощутимо. Большинство их были либо убиты, либо воевали, местонахождение мно­гих было неизвестно. Возраст тех мужчин, которые находились в лаге­ре, как правило превышал шестьдесят лет. Среди них было несколько рабочих-мигрантов, не имевших статуса беженцев. К молодым мужчи­нам в лагере женщины относились с пренебрежением — они сознавали, что их мужья в это время вынуждены воевать.

Дети посещали школу, расположенную в бараке универсального на­значения. Во время уроков его внутреннее пространство разделялось ширмой, позволяющей заниматься двум классам одновременно. Во вре­мя обеда ширма убиралась. Уроки вели шесть учителей, не получавших за это деньги. Они тоже были беженцами и проживали в лагере. Четве­ро из них работали с полной нагрузкой, хотя и не имели дипломов. Двое учителей с дипломами были заняты лишь неполный рабочий день и вели уроки географии и английского языка. Дети начинали посещать школу с восьми лет. В ней занимались пятьдесят учеников в возрасте от восьми до двенадцати лет; пятьдесят — в возрасте от тринадцати до восемнад­цати лет; двенадцать — в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Работающий в лагере волонтер Бернард МакМахон вел занятия по рисованию с детьми от четырех до восьми лет и давал уроки английского языка для всех желающих. Он пытался организовать социальный клуб для пятнадцати подростков, нуждающихся в дополнительной работе с ними.

Беженцам лагеря Храстника не оказывалось какой-либо психологи­ческой помощи, однако в 1993 г. один испанский психолог, находясь здесь три недели, пытался проводить мероприятия социального, спортивного и образовательного характера. Учитывая отсутствие психо­логической помощи беженцам лагеря, Боснийская Группа Помощи под­держала наш проект. Прибыв на место, мы проживали в одном из шести бараков, где размещалось 85 беженцев. Мы занимали одну комнату, ко­торая служила для нас гостиной, спальней и кабинетом для проведения некоторых арт-терапевтических занятий.

Во время первого посещения нашей основной целью было налажива­ние арт-терапевтической работы в конкретных условиях. Однако когда беженцы узнали о нашем приезде, мы были вынуждены сразу же начать арт-терапевтические занятия и работать с полной нагрузкой, поскольку, не считая учебы в школе, в лагере не проводились никакие мероприятия ни с детьми, ни со взрослыми.

В лагере царила атмосфера скуки, уныния и озлобления, которая лишь в небольшой степени скрашивалась юмором, проявлявшимся глав­ным образом во время чаепитий и отчасти в повседневной деятельности беженцев — мытье полов, переоборудовании помещений, уборке ку­хонь, мытье посуды, стирке и т. д.

Во время первого посещения мы стремились вовлечь как можно боль­ше людей в занятия рисованием и живописью. Эти занятия строились по-разному, так, чтобы заинтересовать представителей разных возраст­ных групп. Хотя значительная часть нашей работы была ориентирована на детей, мы также проводили занятия с их дедушками и бабушками (чьи портреты рисовали внуки), с матерями, а подросткам давали уроки изо­бразительной грамоты. Матери, как правило, не имели возможности по­сещать арт-терапевтические занятия, но по вечерам, закончив свои хо­зяйственные хлопоты, приходили заниматься вышивкой. За этим делом они могли затронуть вопросы личного характера (следует напомнить, что вышивание является традиционным делом боснийских женщин этой возрастной группы).

Занимаясь с лицами преклонного возраста, мы предлагали им в парах рисовать портреты друг друга. Молодые люди предпочитали занятия, на которых они могли рисовать натюрморты и портреты, и это было исполь­зовано в начале нашей работы с ними. Дети составляли большинство населения лагеря, поэтому арт-терапия их проводилась как утром, так и вечером. В каждой группе было по пятнадцать детей. Большинство детей рисовали вне занятий. Хотя эта тема не задавалась, они стремились со­здать образ «идеального дома» (рис. 5.27).

В ряде случаев листы были запачканными, иногда на рисунке появля­лись изображения непонятных предметов, словно вопреки воле автора «содержимое» дома оказывалось выброшенным наружу. Случалось, что и весь рисунок оказывался в конце смятым или обезображенным. Винов­никами этого наряду с автором рисунка бывали и другие дети (рис. 5.28).

Тема домов побудила нас совершить с группой детей из восьми чело­век экскурсию на городскую свалку, где ребята занялись строительством дома, используя найденные материалы и предметы. Создав «живую цепь», дети передавали камни и складывали из них фундамент. В «дом» были принесены старая кухонная плита, ванна, раковина, полки, кро­вать, горшки, бачки, рамы и т. д. Результаты работы вызвали у строите­лей чувство гордости и удовлетворения. Когда через несколько дней де­ти обнаружили, что их «дом» был разрушен местными ребятишками, они молча восстановили его. Когда «дом» оказался разрушенным во второй раз, дети, сев среди его «развалин», занялись рисованием домов и окружа­ющего пейзажа, а затем, используя наш фотоаппарат, сфотографировали то, что осталось от «дома» (рис. 5.29). Им нужно было запечатлеть это;

поскольку ни у кого из них не осталось снимков собственных разрушен­ных или брошенных настоящих домов.

Дети младшего возраста пытались строить рядом с лагерем домишки из дерева. Они собирали кирпичи для постройки кресел, доски — для столов, цветы — для украшения «комнат», а затем забирались внутрь своих домиков (рис. 5.30). Каждый день в течение целой недели эти до­мики подвергались разрушению другими детьми и вновь терпеливо вос­станавливались.

Некоторым из детей-беженцев, прежде чем они прибыли в Словению, пришлось долго прятаться в лесах. Построенные ими домики было легко разрушить, однако все они имели четко обозначенные границы фунда­мента или прилегающей территории, что свидетельствовало не только о повышенной потребности этих детей в безопасном личном простран­стве, но и об их психической уязвимости. Когда у них была возможность, они стремились запечатлеть свои домишки с помощью фотоаппарата — нередко сами забирались внутрь дома для съемки. Весь этот цикличе­ский процесс разрушения и настойчивого восстановления домиков про­извел на нас очень сильное впечатление.

Наше второе пребывание в лагере (в августе 1994 г.) продолжалось восемь дней. На сей раз мы прибыли с педиатром Ником Лессофом. При первом посещении лагеря для нас стало очевидным, что ни один врач не находился в лагере более двух часов, и хотя беженцы имели возмож­ность получать качественную медицинскую помощь в медицинском цен­тре Храстника, они редко ею пользовались из-за того, что был необходим специальный пропуск и общение с врачом предстояло на словенском языке. Некоторые просто боялись узнать о состоянии своего здоровья и поэтому не обращались за медицинской помощью.

Целью второго посещения лагеря было возобновление контакта с бе­женцами, оказание им психологической поддержки и создание возмож­ности для их дальнейшей художественной работы. Кроме того, учитывая то, что волонтеры непрерывно находились в лагере уже в течение не­скольких месяцев и были явно переутомлены, мы решили оказать поддерж­ку и им, в частности обсуждая трудные вопросы и обмениваясь идеями.

Во время первого посещения лагеря нам удалось начать постройку небольшого павильона для различных занятий рекреационного характе­ра. Приехав сюда вновь, мы обнаружили, что строительство павильона уже завершено благодаря финансовой помощи со стороны одной из итальянских организаций. Создание павильона явилось для нас большой радостью, поскольку означало то, что правительство Словении с понима­нием отнеслось к необходимости проведения рекреационной работы с беженцами. Таким образом, во время второго посещения мы проводили арт-терапевтические занятия уже в павильоне, а не в бараке. Хотя мы продолжали организовывать художественные сеансы, на сей раз было решено использовать также технику настенной росписи; в создании пан­но, занявшего две стены павильона, приняли участие двадцать детей и одна пожилая женщина. Когда мы прибыли в лагерь, к нам стали обра­щаться многие женщины, просившие сфотографировать их с семьями для того, чтобы они смогли затем послать снимки своим родственникам в Боснию. Фотографированию было уделено одно из арт-терапевтических занятий. На нем царила торжественная атмосфера: люди надели на себя все самое лучшее и позировали с серьезным выражением лица. Ни у кого из беженцев не было фотоаппарата, поэтому возможность сфотографи­роваться с нашей помощью имела очень большое значение. И хотя это занятие трудно назвать арт-терапевтическим в прямом смысле слова, оно в полной мере соответствовало духу осуществляемой нами миссии.

В наши намерения входило периодическое посещение лагеря Храст-ника с целью продолжения начатой работы, а также обсуждения с бе­женцами их переживаний, связанных с утратами близких, перемещени­ем, неясностью перспектив. Следующий визит был запланирован на октябрь 1994 г. Однако он не состоялся из-за того, что правительство Словении ограничило пребывание иностранных граждан в Храстнике одним днем. Таким образом, продолжение полномасштабной работы ста­ло невозможным. Тем не менее нам отчасти удалось продолжить ее бла­годаря контактам с местными волонтерами и представителями Босний­ской Группы Помощи в Лондоне. Вскоре после подписания мирного согла­шения в ноябре 1995 г. многие семьи стали готовиться к возвращению на родину. Боснийская Группа Помощи оказывала им всяческое содей­ствие. Хотя правительство Словении в дальнейшем приняло решение о закрытии лагеря Храстника, некоторые семьи беженцев остались в этом регионе для постоянного проживания. Другие же были приняты своими родственниками в третьих странах.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Участие беженцев в арт-терапевтических занятиях оказалось даже более успешным, чем предполагалось. Мы рассчитывали проводить эти занятия осторожно, не навязывая их участникам каких-либо жестких моделей работы, способных вызвать отрицательную реакцию. В то же время с самого начала мы были убеждены в том, что занятия беженцев изобразительным творчеством будут иметь для них большое значение. Мы планировали начать работу со знакомства с жизнью беженцев в ла­гере и их проблемами. Однако они сразу же почувствовали (особенно дети), что предлагаемые нами формы работы связаны с возможностью творческой реализации. Детям явно не хватало свежих впечатлений, и родители были заинтересованы в том, чтобы кто-нибудь оказал их де­тям помощь.

В течение пяти недель сложилась та форма арт-терапевтических за­нятий, которая отвечала условиям жизни беженцев и имеющимся воз­можностям. Кроме проведения по утрам общих групповых художествен­ных сессий для детей мы решили проводить специальные групповые занятия для пяти детей, особо нуждавшихся в психологической поддерж­ке. Эти занятия организовывались в одно и то же время в течение пяти недель. Однако мы вынуждены были прекратить их из-за того, что в усло­виях сложившейся особой «культуры» лагеря беженцев было трудно обеспечить регулярность посещения детьми занятий в установленное время. Беженцы предпочитали сами строить распорядок дня по своему усмотрению. Тем не менее дети, пришедшие в данную группу, в дальней­шем на протяжении всех пяти недель регулярно посещали общие худо­жественные сессии.

Благодаря тесному знакомству с беженцами и условиями их жизни в лагере нам вскоре удалось определить для себя оптимальный подход. Он был обусловлен вниманием к проблемам беженцев, стремлением приве­сти модели арт-терапевтической работы в соответствие с реальными усло­виями и необходимостью гибкости. Ниже приводятся примеры тем, ока­завшихся наиболее значимыми при работе с беженцами в лагере Храст­ника.

1. Карты (территории)

Э. Вуллиами (Vulliamy Е., 1994) — автор книги «Сезоны ада: что та­кое боснийская война?» — называет эту войну «войной территорий» и «войной народов». Он пишет: «В этой войне территорий и войне народов нет ни понятия объективной истории, ни представления об общеприня­тых ареалах проживания того или иного народа с определенными грани­цами. Поистине страшно то, что в процессе разговора с любым из участ­ников боснийской войны историческая память народа довлеет всему остальному. Ответ на мой вопрос, касающийся, например, вчерашнего артобстрела, вполне мог начаться с описания событий, происходивших в 925 г. И любой из моих собеседников неизменно пытался при этом ткнуть пальцем в карту»(р. 5).