ИСХОДНЫЕ АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ 25 страница

Клив проживал в приюте уже около двух лет, а до этого более трид­цати лет находился в интернате для лиц со сниженным интеллектом. Ему было 65 лет. Из его родственников в живых уже никого не осталось. Хотя Клив самостоятельно оставил интернат, он вспоминал о жизни в нем как о более счастливом времени, чем настоящее. В интернате он имел возможность трудиться. Там было много мероприятий социально­го характера. Попав в приют, он замкнулся, лишь время от времени об­щаясь с отдельными постояльцами или персоналом.

Саймон гораздо моложе Клива, ему было чуть больше двадцати лет. Он страдал органическим заболеванием головного мозга в результате воздействия жидких токсических веществ и получал лечение, но продол­жал иногда вдыхать пары клея. У Саймона имелись родственники, но он не общался с ними и даже не знал, где они живут.

Клив был направлен на групповую арт-терапию спустя неделю после начала занятий и посещал их регулярно. Саймон, рекомендованный Пи­тером, тоже рано вошел в группу. С самого начала работы рисунки Кли-ва касались одной и той же темы: умея рисовать некоторые предметы, он изображал их вновь и вновь для того, чтобы убедить себя и окружающих в своих способностях. Он рисовал коробки из-под «Оксо», стремясь пе­редать объем (в свое время отец учил его рисовать их), а еще разные фрукты и космические корабли. Обычно он рисовал все это на одном ли­сте; изображения предметов имели четкие контуры, пространство внут­ри он закрашивал краской. На занятиях рисунки Клива включали также образы, отражающие его воспоминания. Эти воспоминания продолжали преследовать его в настоящем, что становилось очевидным в процессе обсуждения.

Клив приходил в помещение одним из первых и уходил одним из по­следних. Он относился к занятиям с большой ответственностью: тща­тельно мыл свою палитру и кисти и просил других делать то же самое. Для него было очень важно, чтобы все соблюдали определенные нормы поведения в группе. Он нередко ходил за одним из участников, чтобы разбудить его после обеда и привести в группу. Клив, казалось, охотно исполнял свою роль серьезного и ответственного члена группы, и его от­ношения с Саймоном были связаны с этой ролью.

Поведение Саймона в группе являлось прямой противоположностью поведению Клива. Саймон, казалось, не имел никакого интереса к дру­гим членам группы и вступал с ними в контакт лишь из-за желания «по­тусоваться». Он выпивал очень много кофе с молоком, так что другим уже ничего не оставалось. Мои просьбы, равно как и просьбы участни­ков подумать об окружающих, он оставлял без внимания. Саймон произ­водил беспорядок на своем рабочем столе, который никогда не убирал, и неизбежно становился объектом нападок со стороны других членов группы.

Мои попытки вступить с Саймоном в контакт были безуспешны. Он отвечал на них лишь улыбкой — не более того. Его речь была односложной, и мне приходилось догадываться о характере его переживаний, скорее руководствуясь его поведением, чем словами. Иногда я понимала, что он вдыхал пары клея, по его особому, «отсутствующему» взгляду и характе­ру рисунков. Саймону было трудно сосредоточиться, и его изображения, если он вообще что-либо создавал, были беспорядочными и неразборчи­выми. Он испещрял поверхность листа прямыми короткими линиями, покрывая их краской, чаще всего черной.

Через несколько недель после начала групповых занятий я обратила внимание на то, что Клив предпочитает садиться за один стол с Саймо­ном. Это говорило об установлении между ними определенных отноше­ний. Через два месяца для меня стал очевиден интерес Клива к Саймо­ну. Клив нередко злился, что Саймон «баловался» с клеем, — старик хо­рошо сознавал вред этого занятия. Ему, казалось, были известны секреты Саймона: у кого тот одалживал деньги, где покупал на них клей, где нюхал его. Для меня было очевидно, что интерес Клива к Саймону не ограничивался лишь контекстом групповой работы. Через пять месяцев после их сближения они уже и за пределами группы проводили большую часть времени вместе.

Клив проявлял интерес к рисункам Саймона, хотя и не считал их удачными. Он побуждал Саймона в рисунках подражать себе. Иногда Саймону удавалось быть «послушным учеником». На приведенных иллю­страциях (рис. 5.24 и рис. 5.25) видно, как Саймон делал попытки ими­тировать некоторые элементы из рисунка Клива — космические кораб­ли и коробки из-под «Оксо».

Клив был единственным в группе, кто мог иметь хоть какое-то влия­ние на Саймона в том, что касалось рисунков и поведения. Хотя Клив, укоряя Саймона, тратил определенную часть времени каждого занятия, в их отношениях был некоторый налет игривости. Иногда они играли в некое подобие «Ну-ка, отними», что неизменно вызывало смех.

Поведение Саймона в группе определялось тем, удалось ли ему «на­нюхаться» клея. Клив же очень чутко реагировал на это. Казалось, бла­годаря присутствию Саймона Клив становился живее и коммуникабель­нее. Параллельно с тем, как развивались отношения с Саймоном, рисун­ки Клива становились более разнообразными и яркими. Когда же Саймон являлся на занятия «одуревшим» от клея, Клив затихал, а его ри­сунки утрачивали свою выразительность.

В конце лета, несмотря на развитие отношений между Кливом и Сай­моном, здоровье и поведение последнего становились все хуже и хуже. Возобновив работу с группой после недельного отпуска в сентябре, я за­метила, что в отношениях между друзьями возникла напряженность. Тем не менее они по-прежнему садились за один стол. В конце сентября Саймон почти на всех занятиях сидел с «остекленевшим» взором и прак­тически не отвечал на вопросы. Он становился все более агрессивным

к окружающим, нередко бывал возбужден, а рисуя, заполнял весь лист короткими, отрывистыми линиями. На своем последнем занятии в кон­це октября он почти ничего не рисовал и впервые закричал на Клива. В ответ на это Клив «вышел из себя»: подойдя к окну, он начал говорить сам с собой.

Прошло довольно много времени, прежде чем Клив смог приступить к рисованию, и мне пришлось приложить определенные усилия для это­го. Впервые за все время работы в группе Клив оставил свой рисунок (на котором были изображены два осенних дерева) незавершенным.

Придя через неделю в приют для проведения занятия, я узнала о том, что Саймона оттуда выселили. Он не пропустил ни одного занятия в арт-терапевтической группе, и его отсутствие не могло не повлиять на участ­ников. Я особенно беспокоилась за Клива, который потерял близкого друга. Клив появился с часовым опозданием, был молчалив и удручен. На этом занятии он завершил свой рисунок с осенними деревьями с осы­пающейся листвой и ползущими по небу тяжелыми тучами. От рисунка веяло холодом и опустошенностью.

С самого начала работы у меня было ощущение, что Кливу принадле­жит инициатива в его отношениях с Саймоном. Эти отношения оказыва­ли на него положительное воздействие. Он, в частности, получал опре­деленное удовлетворение, сравнивая себя с Саймоном. Восприятие ри­сунков последнего позволяло ему оценить свои собственные работы и давало ему ощущение определенного успеха. Эти отношения приводили к повышению самооценки Клива. Кроме того, группа служила призна­нию его личности: здесь его ценили и никогда не смеялись над ним, его слова внимательно слушали, а его инициативы находили поддержку не только со стороны ведущих, но и со стороны членов группы. Таким обра­зом, участие Клива в групповой работе можно признать весьма успешным. При всем этом Саймон был его другом, поэтому его отсутствие Клив пе­реживал очень остро.

Я не могу сказать, насколько эти отношения были значимы для Сай­мона. Мне бы, наверное, не удалось настолько сблизиться с ним, как это удалось Кливу. Тем не менее то, что он не пропустил ни одного занятия, говорит о значимости для него Клива и группы на протяжении всего пе­риода пребывания в приюте.

Исключение Саймона из приюта, наверное, можно считать моим упу­щением. Это заставило меня трезво проанализировать мои отношения с участниками группы. Однако я убеждена в том, что даже минимальное улучшение качества жизни моих клиентов стоит того, чтобы с ними за­ниматься. Некоторых из них, таких, например, как Клив, арт-терапевти­ческие занятия могут привести к достаточно устойчивым положитель­ным результатам.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Работая с бездомными, я пришла к выводу о малой вероятности до­стижения кардинальных улучшений их состояния и отношения к жизни. Во многих случаях у лишенных крова людей вырабатывается определен­ный жизненный стереотип, изменить который они не хотят. Они не ве­рят в возможность качественных изменений условий своего существова­ния. Присущий им пессимизм основан на убеждении в ограниченности собственных возможностей. Поэтому лишь единицам удается обустро­ить себе собственное жилье. Следует признать, что наша помощь без­домным в большинстве случаев скорее ориентируется на их лучшую адаптацию к существующим условиям жизни, а не на обретение ими сво­его дома. В этом отношении занятия в арт-терапевтической группе мож­но признать весьма подходящей для них формой работы, позволяющей изменить их самооценку и развить социальные навыки. В условиях все еще слабой государственной политики в плане решения проблем бездом­ных людей все мы, работающие с ними, должны признать, что даже та­кие результаты являются немаловажными, хотя стороннему наблюдате­лю они могут показаться вовсе незаметными. Небольшое изменение ка­чества жизни этих людей чрезвычайно значимо. Групповая арт-терапия, несомненно, способствует этому.

ЛИТЕРАТУРА

Appleton P. ICMHP Report from the Development Worker in the Homelessness Sector. Bristol: Inner City Mental Health Project, 1989.

Phillips J. ICMHP Interim Report of Project Officer. Bristol: Inner City Mental Health Project, 1988.

НЕВИДИМЫЕ ГРАНИЦЫ -ОТКРЫТЫЕ ГРАНИЦЫ: ЗАРУБЕЖНАЯ ПОЕЗДКА АРТ-ТЕРАПЕВТА

Джулия Байере

Печатается по изданию: Byers J. G. Hidden Borders, Open Borders: A Therapist's Journey in a Foreign Land. Tapestry of Cultural Issues in Art Therapy / Ed. By Hiscox A. R., Calish A. C. Jessica Kingsley Pub­lishers, London and Philadelphia, 1998. P. 309-326.

Сведения об авторе. Джулия Байере — директор курса экспрес­сивной терапии в Lesley College, Кембридж, штат Массачусетс, в те­чение семнадцати лет работала в Concordia University в Монреале, из которых девять лет возглавляла программу арт-терапевтической под­готовки, имеет богатый опыт клинической работы с детьми и подрост­ками, больными СПИДом, взрослыми клиентами, семьями.

Среди обломков разрушенного снарядами дома сидел кареглазый мальчик, он спрятался в картонной коробке и посасывал большой палец. На соседней улице среди мусора и обезображенных фасадов двое детей играли в «телефон»: разговаривали друг с другом по найденному прово­ду. Прямо за ними находились остатки того, что некогда представляло собой затейливо декорированное здание, в создании которого, по всей видимости, участвовали местные мастера. Развалины стояли за бетон­ной стеной высотой в шесть футов, дверь в стене была выбита. Полураз­рушенные и ныне оставленные их обитателями дома перемежались с новыми постройками и недавно проложенными тротуарами. Все это — и ящик, и провод, и выбитая дверь, и надежда на возвращение — стало для меня метафорами, отражающими совершенно новый опыт.

В этой статье я опишу мою работу в качестве сотрудницы Ближнево­сточного Культурного и Образовательного Фонда Канады. Осуществля­емый Фондом проект был направлен на помощь детям и финансировал­ся Канадским Министерством Здравоохранения. Он предполагал оказа­ние разных видов профессиональных и парапрофессиональных услуг консультативного и обучающего характера специалистами, занятыми в сфере психического здоровья и образования населения Западного бере­га реки Иордан и сектора Газа. В рамках проекта приоритетный харак­тер имели различные мероприятия, осуществлявшие психологическую поддержку палестинских детей и их родственников, перенесших психи­ческую травму, вызванную массовым насилием и выступлениями Анти-фады. Местными партнерами фонда, способствующими осуществлению мероприятий проекта, являлись участники общинной программы психи­ческого здоровья сектора Газа, представители Палестинского центра психологического консультирования, Университета Бир Зейт, Бетле-хемской детской клиники, а также специалисты группы «Врачи без гра­ниц» из Енина и Хевр'она. Проект включал в себя программу культурного обмена, в которой участвовали: Образовательный и развивающий центр Туфаха, Ассоциация свободной мысли и культуры Хана Иниса, началь­ная школа для девочек Нуссерира, начальная школа Абу Тур, школа Эль-Бирех (Западный берег), восемь канадских школ, несколько начальных и средних школ из провинции Онтарио, школа Денс из форта Норман (северо-западные территории Канады). Программа культурного обмена была связана со стимулированием прямых контактов между детьми, со­зданием условий для их свободного самовыражения и эмпатической ком­муникации посредством разных видов искусств, помогающих в преодо­лении культурного и языкового барьера, в осознании общечеловеческих ценностей и тех потребностей, устремлений, страхов и горестей, кото­рые разделяют дети и взрослые разных культур и национальностей.

В рамках проекта был создан специальный CD-ROM. Он назывался «Невидимые границы: объединение детей искусством» и включал в себя более тысячи рисунков и живописных произведений детей.

В настоящей статье описывается моя вторая поездка на Западный берег реки Иордан и в сектор Газа вместе с доктором Салихом Хасаном (детским и семейным психиатром), доктором Фредерико Аллоди (транс-культуральным психиатром и всемирно известным экспертом в области работы с жертвами пыток), доктором Мунир Сами (детским психиатром и психоаналитиком) и доктором Джимом Графом (философом, экспер­том в области защиты прав человека, президентом Ближневосточного культурного и образовательного фонда Канады).

Я поделюсь своим опытом работы женщины-психотерапевта на окку­пированной территории и попытаюсь обсудить некоторые вопросы ин-теркультурального характера. Статья написана в форме свободного по­вествования. Думаю, попытка представить мой опыт в более формализо­ванной манере привела бы к утрате ощущения моего реального участия в описываемых событиях. В то же время я испытываю потребность в ин­теграции всех тех материалов, авторами которых являются другие пси­хотерапевты, работающие в данном направлении. Мой материал можно, по-видимому, рассматривать как попытку объединения впечатлений лич­ного характера с профессиональным взглядом на вещи. В нем запечатле­ны трудности, связанные со стремлением людей определить для себя меру взаимной открытости, допустимую в тяжелых условиях войны и многолетних страданий. Как отмечают Ф. Лозел и Т. Близенер (Losel F., BliesenerT., 1990), «первейшим стремлением ребенка является сохране­ние своей связи с жизнью» (р. 18). Война многократно усиливает страх утраты дома, разлуки с родственниками или возможной смерти родите­лей и других членов семьи. Эти переживания, свойственные всем людям, независимо от их культурного багажа, порой могут быть скрыты от глаз, но в определенный момент культурные различия преодолеваются и на­чинают проявляться те чувства, которые объединяют все человечество.

Мой канадский паспорт предоставлял мне возможность беспрепят­ственного пересечения границ демаркационной зоны, разделяющей Из­раиль и Палестину. Белый цвет кожи и западная одежда указывали на то, что я — иностранка; это тоже позволяло мне свободно передвигать­ся по разным территориям. Мои пол и национальность не вызывали у местных жителей какой-либо неприязни: в их глазах я априори не при­надлежала к какой-либо из конфликтующих сторон. Мой материнский опыт позволял мне преодолевать культурные и политические барьеры. Ощущение внутреннего родства с разными людьми в какой-то мере уси­ливалось тем, что я, временно оставив своих детей, отправилась в дру­гую страну для того, чтобы оказывать помощь чужим детям и их род­ственникам. Думаю, в отношениях с этими людьми наибольший вес име­ли не уровень моей квалификации или университетский диплом, а взаимная эмпатия, позволяющая преодолевать культурные различия, ибо все мы в одинаковой мере любим детей и заботимся о них.

НАЧАЛО ПУТИ В РАМАЛЛАХ

На площади в Рамаллахе стоял высокий новый монумент. На верши­не фаллической формы располагались электронные часы, а в основании был оборудован фонтан, и из львиных пастей текли струи воды. Прежде это место неоднократно фигурировало в международных сводках ново­стей. Здесь неоднократно происходили массовые выступления протесту­ющих палестинцев, летели камни и бомбы. На улицах в Рамаллахе тор­говцы в традиционных восточных костюмах предлагали арабский кофе. Они наливали его из огромных медных сосудов, висящих за их спинами, и подавали проезжающим в автомобилях. В пекарне европейского стиля в обеденный перерыв продавались хлебобулочные изделия. На тележках уличных торговцев можно было увидеть крупный, спелый инжир, ассор­ти из орехов и другие товары.

Я начала свою работу здесь с проведения двухдневного семинара на факультете последипломного образования в Университете Бир Зент в Ра-маллахе. По пути я заметила многочисленные свидетельства изменений, произошедших после моей первой поездки сюда летом 1995 г. На дорогах от Тель-Авива до Иерусалима были сняты многие пункты досмотра, хотя все еще оставались мешки с песком и металлические будки солдат. На ули­цах Иерусалима и Рамаллаха были видны приметы возрождающейся жиз­ни. Дома с ранее заколоченными окнами и покрытыми политическими граффити стенами были теперь выкрашены свежей краской.

Целью моей поездки было обучение местных психотерапевтов и учи­телей основам экспрессивной арт-терапии. Прослушав двухдневный семинар, каждый участник получал сертификат, подтверждающий его ознакомление с арт-терапией. Большинство из них работало в реабили­тационных стационарах и центрах. Их клиентами являлись дети с серь­езными физическими увечьями, (в частности, параличами в результате повреждений спинного мозга), и с посттравматическим стрессовым рас­стройством (ПТСР), развившимся в результате перенесенных издева­тельств или присутствия при совершении насилия над другими.

АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ СЕМИНАР

Чтобы создать условия для получения слушателями опыта арт-тера­певтической работы, я начала семинар с техники рисуночного диалога, который обычно называют «линии коммуникации». При выполнении за­дания возникали ситуации, связанные с переживанием конфликта и фру­страции. Одна из участниц, например, сказала, что в ее каракулях про­сматриваются огонь и сломанные деревья, ассоциирующиеся с разбиты­ми мечтами. Она испытывала чувство опустошенности, видя, что переживают дети, — очень часто они становились жертвами насилия, совершающегося на основе политического противостояния. Другая участ­ница, слепая, вместо того чтобы участвовать в создании каракулей, ра­ботала с пластилином, который давал ей больше тактильных ощущений. Она символически изобразила детей в образе двух лошадок и пояснила, что они играют, хотя постороннему наблюдателю может показаться, что они дерутся друг с другом. Она признала, что в ее работе просматрива­ется защитная реакция, за которой скрывается мечта о мире.

Чтобы изучить эмоциональные реакции участников семинара, я пред­ложила им разделиться на малые группы и вместе создать трехмерные композиции, используя найденные на улице предметы и глиняные фигу­ры. Эта работа позволила каждой малой группе в проективной форме отразить переживания участников и то, что их сближает и разъединяет в сложившейся ситуации. При создании одной из композиций была ис­пользована колючая проволока, по-видимому, являвшаяся остатками ограждений контрольного пункта или тюрьмы периода оккупации. Участ­ники придали проволоке форму дерева, на одну из ветвей которого были положены остатки гнезда и несколько диких ягод, имитирующих яйца. Композиция в целом передавала довольно слабое чувство надежды. Оно было столь же слабым, как и основание дерева, с трудом удерживающее его вес. Участники другой малой группы, разглядывая эту композицию, заявили, что образ дерева с гнездами и яйцами «скрывает в себе нечто ценное».

Некоторые исследователи утверждают, что травматичный опыт остав­ляет различный по глубине след, в зависимости от целого ряда причин. Характер переживаний потерпевшего зависит от наличия посттравмати­ческого стрессового расстройства, участия в угрожавшей жизни ситуа­ции, потери близких, внезапности травмы, отрыва человека от привыч­ного для него социального окружения и других факторов. Поведение че­ловека в психотравмирующей ситуации и глубина переживаемого им морального конфликта (связанные, в частности, с его участием в кон­фликте в роли агрессора или жертвы) являются предпосылками развития посттравматического стрессового расстройства. Комплексный характер травм и их влияние на человеческое сообщество были достаточно на­глядны в работе с участниками семинара. Казалось, что яйца могут вы­пасть из гнезда в любой момент. В композиции с деревом и гнездом я ви­дела отражение чувств привязанности участников семинара к своим де­тям и в то же время их неспособности защитить детей. Я вспомнила слова доктора Вивики Хассбун из Бетлехемской детской клиники, кото­рая сообщила мне о том, что практически каждый ребенок и взрослый в этой стране получил психическую травму, связанную с войной.

Переживаемый участниками семинара стресс был заметен и на сле­дующий день. При освоении одной из супервизорских техник, связанной с ролевыми играми, каждый должен был создать коллаж, иллюстрирую­щий любую сложную ситуацию в процессе работы с клиентом. Мы обсу­дили проблему контрпереноса и использования альтернативных форм психотерапевтической интервенции. Один из участников — специалист по терапии занятостью — попытался изобразить противоречивые чув­ства своего клиента-подростка. На фоне квадратов красного, черного, зе­леного и синего цвета, чем-то напоминающих флаг, он представил пере­живания этого юноши. На первый квадрат красного цвета он наклеил вырезку с изображением двух мужчин в костюмах, обсуждающих что-то между собой. По словам автора, он хотел передать этим стремление пер­сонала больницы помочь пациентам начать активную, более счастливую жизнь. С другой стороны композиции, на фоне черного квадрата были помещены вырезки с изображением тяжелораненых пациентов. С целью пояснения этого образа Аки (псевдоним автора) написал: «Кризис». Он также сказал, что палестинские дети не чувствуют себя в безопасности. Клиент Аки был ранен случайной израильской пулей, в результате чего оказался прикованным к инвалидной коляске. Другая часть композиции передавала попытки этого пациента начать новую жизнь. На фоне квад­рата синего цвета была наклеена вырезка с изображением одного из ге­роев комиксов, катящегося в огромном колесе, что должно было сим­волизировать мечту подростка о женитьбе и покупке шикарного авто­мобиля. Композиция в целом передавала сложные переживания малолетнего инвалида. И участники семинара, и я сама — все мы стре­мились осознать смысл переживаемой людьми этого региона трагедии. Одним из следствий полученной травмы было то, что этот подросток для прохождения курса реабилитации был помещен в больницу, располо­женную за много миль от своего дома. Из-за сложностей, связанных с переходом границы, родственники не имели возможности его навещать. Таким образом, этот двенадцатилетний пациент не только получил тяже­лое увечье, но и, оказавшись вдали от своей семьи, был лишен эмоцио­нальной опоры. Автор композиции, не уверенный в будущем своего кли­ента, пытался сделать все возможное и на время заменить ему близких. В результате обсуждения коллажа участники семинара смогли осознать то, что в этой композиции было слишком мало живых человеческих чувств. Кроме того, роль религии и культуры не была никак проявлена в работе. Автор композиции использовал вырезки из журналов, изобража­ющих людей в западной одежде, никак не передающей их национально­сти и культурного происхождения. В своем стремлении создать предпо­сылки для «нормальной» жизни мальчика Аки обратился к западной культуре как средству разрешения проблем своего народа (а может быть, и бегства от них). Он признался в том, что слишком полагается на международные организации, испытывает неуверенность в своих силах, а это, по-видимому, не позволяло его пациенту в должной мере опереться на свои внутренние ресурсы, культурно идентифицироваться и увидеть смысл в жизни. Я чувствовала некоторое смущение, видя подобные ре­зультаты работы, но при этом стремилась к тому, чтобы участники семи­нара смогли осознать свои силы и способность самостоятельного реше­ния сложных жизненных проблем. Я стремилась убедить их в том, что не собираюсь предлагать никакого магического средства, но в то же время, используя коммуникативные возможности изобразительного искусства, могу помочь в реализации того внутреннего потенциала, который даст им возможность продолжить свою работу.

Другая участница семинара отразила в композиции опыт работы с аутичной девочкой. Даже специалисту было трудно определить, связан ли аутизм этого ребенка со средовыми или органическими факторами. В отличие от вышеописанного случая, девочка не переносила травм и, судя по ее возрасту, не могла непосредственно участвовать в Антифаде. Можно лишь спекулировать по поводу того, что стресс войны, пережи­ваемый ее родителями, мог как-то отразиться и на ней. Ее отец, являясь участником Антифады, провел много лет в тюрьме. Ее мать практически не имела возможности уделять достаточно внимания младшей из семи дочерей, родившейся в результате незапланированной беременности. В со­ответствии с традицией ислама женщины производят на свет столько детей, сколько возможно. Коллаж этой участницы семинара имел фраг-ментированный характер и изображал ребенка с огромной головой и не­пропорционально маленьким телом. Фигура ребенка была соединена с туловищем психотерапевта, у которого были отрезаны голова и конечно­сти. Вместо рук на туловище ребенка автор коллажа изобразила голу­бую грудь, напоминающую крылья. В соответствии с представлениями теории объектных отношений, образ может отражать дихотомию «хоро­шей» и «плохой» груди. С одной стороны автор композиции написала: «Я нуждаюсь в тебе» и «Я хочу летать». С другой стороны коллажа было: «Оставь меня» и «Я хочу понюхать твой клей». В левом верхнем углу композиции она наклеила пять разных автомашин, поместив их одну на другую (что, по-видимому, могло отражать стремление ребенка к сохра­нению неизменной предметной среды). Справа же она поместила вырез­ку с изображением в профиль человека, кричащего с закрытыми глаза­ми: «Помогите!» В ходе обсуждения рисунка участница смогла осознать то, что он свидетельствует об отсутствии связующего начала. Пытаясь понять внутренний мир ребенка, она создала образ, состоящий из раз­розненных частей. Она призналась в том, что, стремясь оказать девочке психотерапевтическую помощь, не имела четкого ощущения целей и за­дач работы. Семинар заставил ее пересмотреть используемые подходы для того, чтобы лучше понять, какого результата она хочет достичь. Она, в частности, пришла к выводу о том, что одной из задач работы с аутич-ной девочкой может быть обучение матери больной альтернативным способам взаимодействия с дочерью, в большей степени отвечающим потребностям ребенка в эмоциональной привязанности. Эта участница семинара также коснулась проблемы стигматизации и трудностей в по­строении отношений с поколением палестинцев, выросшим в условиях войны и разрухи. Она поделилась своими впечатлениями от того, на­сколько трудно быть женщиной прогрессивных взглядов и заниматься активной профессиональной деятельностью в условиях традиционной патриархальной системы.

В завершение двухдневного семинара я предложила его участникам, используя ткани, веревку и иные материалы, создать групповую скульп­туру. Все это было включено в трехмерную композицию, в центре кото­рой расположился клубок из металлической нити, символизирующий напряжение, переживаемое в семьях участников семинара. Спонтанная работа по созданию композиции позволила им увидеть ситуацию с раз­ных точек зрения. Даже слепой психотерапевт мог «увидеть» части еди­ного образа, ощупывая различные материалы и ощущая степень напря­жения в местах соединения фрагментов. Наиболее важным результатом наших двухдневных занятий, пожалуй, было то, что они помогли участ­никам почувствовать и осознать богатые возможности интуиции, кото­рые могут быть использованы при оказании разных видов помощи их клиентам. Хотя это может показаться банальным, но специалистам, ра­ботающим в сфере психического здоровья во многих случаях изолиро­ванно, семинар помог возродить надежду и укрепить самооценку, что столь необходимо для их последующей работы. Представляется, что ха­рактерная для многих из них устойчивая низкая самооценка может быть результатом постоянной психической травматизации, испытываемой жителями оккупированных территорий.

КОНФЕРЕНЦИЯ БЛИЖНЕВОСТОЧНОГО КУЛЬТУРНОГО И ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ФОНДА

Эта конференция была организована с участием местных организа­ций, базирующихся в район Западного берега реки Иордан, с целью на­лаживания взаимодействия между разными службами. В самом начале конференции были подняты вопросы, связанные с деятельностью специ­алистов в сфере психического здоровья. Доктор Аллоди показал схему, иллюстрирующую опыт психической травматизации, испытываемой жи­телями этого региона (рис. 5.26). Вице-президент местного университе­та — доктор Ахмад Вейкер, детский психолог — подчеркнул, что палес­тинское общество в настоящее время находится на новом этапе раз­вития. Он призвал специалистов сконцентрировать свои усилия" на преодолении чувств бессилия и растерянности, осознании смысла всего пережитого и укреплении морального духа палестинского населения. Его выступление продолжил доктор Хассан, обративший внимание на необходимость защиты прав человека, проблему роста насилия в семьях и насущную потребность в реабилитационных мероприятиях с жертва­ми пыток.