ИСХОДНЫЕ АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ 26 страница

После этого я, поприветствовав всех участников конференции, при­гласила их к обсуждению причин, заставивших посетить ее. Я подчерк­нула роль альтернативных подходов, в частности арт-терапии, в каче­стве средства налаживания диалога между специалистами и искреннего выражения тревоги, боли и надежд на будущее. Затем мы перешли к дис­куссии о роли разных видов искусств в палестинском обществе и необ­ходимости осознания старой и новой системы ценностей. Личностно-центрированная психотерапия является сравнительно новым подходом в странах с традиционным религиозным мировоззрением, поэтому был поднят вопрос о том, как религиозные представления могут быть инте­грированы в разные виды психотерапевтической работы для того, чтобы предоставить детям возможность откровенного обсуждения актуальных для них вопросов. В продолжение темы доктор Насбурн указала на мас­совые проявления у психически травмированных членов общества чувств зависти, злобы и ненависти, что требует серьезной работы, на­правленной на восстановление человеческого достоинства и психиче­ского равновесия его членов.

Вивика Хасбурн, Психиатр и директор Бетлехемской детской клини­ки, продолжила дискуссию на тему психического развития ребенка и формах работы с семьями. Она указала на то, что войны являются обще­человеческой проблемой, и рассказала об эффектах, которые могут быть достигнуты при использовании психоаналитического подхода в работе с детьми.

Доктор Юлиана Озах, врач и директор палестинского центра «Здоро­вый ребенок», остановилась на социальном значении психологической помощи студентам-инвалидам. Она коснулась вопросов человеческого достоинства, профессиональной компетентности, способности человека к самостоятельному принятию решений, социального положения, прав человека и качества жизни. Поднятые ею темы нашли отражение и в выступлении доктора Кайро Арафата — директора Института детского образования, расположенного на Западном берегу реки Иордан. Она так­же говорила о необходимости развития самостоятельности детей, роли превентивных мероприятий и влиянии детского развития на состояние общества. Она сообщила о том, что на Западном берегу на пятнадцать тысяч человек приходится всего один психотерапевт. По ее мнению, си­стема образования может сыграть большую роль в достижении позитив­ных социальных изменений. Доктор подвергла критике широко распрос­траненный у палестинского населения миф о том, что женщине лучше пораньше выйти замуж и жить в бедности, чем оставаться одинокой. Учитывая стремление многих бедных палестинских родителей выдать своих дочерей замуж уже в возрасте двенадцати лет, необходимо прово­дить в жизнь специальные образовательные программы, касающиеся психического здоровья.

Госпожа Хайфа Барамке и госпожа Абла Нассер с факультета после­довательного образования местного университета представили статис­тические данные по образовательным программам в области психологи­ческого консультирования, спонсируемым NECEF, и оценку уровня ком­петентности студентов. Данные количественного и качественного анализов свидетельствовали о переориентации студентов с изучения моделей «нормального» развития на более глубокое освоение психосо­циальных представлений когнитивных концепций. Руководители фа­культета пришли к выводу о необходимости изучения студентами мето­дов психотерапевтической работы с семьями. Из выступлений многих докладчиков следовало, что проблема насилия в палестинских семьях на сегодняшний день является одной из самых острых.

Последним выступлением был доклад, подготовленный коллективом специалистов в сфере психического здоровья, представлявших клинику «Врачи без границ» (Хеврон). Они рассказали об опыте внедрения мето­дов психотерапевтической работы с группами, состоящими из пяти ма­терей и их детей. Судя по результатам работы, использование игровой терапии в сочетании с изобразительной деятельностью оказалось наибо­лее эффективным как в плане диагностики, так и лечения.

ИНСТИТУТ НЕЛЬСОНА МАНДЕЛЫ

Завершение конференции было связано для меня с весьма сложными моментами. Ближневосточный культурный и образовательный фонд Ка­нады предложил мне принять участие во встрече с дирекцией Институ­та Нельсона Манделы (названного по аналогии с южноафриканским Ин­ститутом Нельсона Манделы). Сотрудники Фонда опасались, что мне, единственной женщине, будет непросто участвовать в этой встре­че. Мы собирались посетить несколько тюрем, чтобы убедиться в том, что заключенные не подвергаются пыткам. В условиях палестино-изра­ильского конфликта пленные очень часто подвергаются пыткам, что яв­ляется грубым нарушением прав человека. Планировалось создать спе­циальную группу по защите прав человека на Ближнем Востоке. Кроме того, президент Фонда — Джим Графф — собирался познакомить ди­рекцию Института с возможностями арт-терапии в плане лечения и ре­абилитации заключенных.

Директор Фонда был рад моему участию в этой встрече и познакомил меня с палестинкой, работающей в области прав человека. В течение нескольких лет она являлась адвокатом заключенных и членов их семей. Мы молча слушали выступления докладчиков-мужчин, рассказывавших о разных формах пыток, используемых в ближневосточных тюрьмах. Доклады сопровождались рисунками, изображающими наиболее изо­щренные виды истязаний.

Нам объяснили, что одним из важных направлений работы институ­та является защита прав человека и этических норм в процессе перехо­да к новым формам политической жизни. Некоторыми факторами, влия­ющими на соблюдение прав человека на Ближнем Востоке в последние годы, являются: палестино-израильское соглашение и возможные кон­фликты внутри палестинского общества, в частности, конфликты меж­ду местными палестинцами и теми, кто возвращается из-за границы или остается там жить, а также конфликты между группами, отстаивающи­ми меры политического характера, и группами, ориентирующимися на военные методы и укрепление вооруженной милиции. Этот материал был изложен в розданном нам тексте, подготовленном Халедом Батрави для третьей встречи по защите прав человека на Ближнем Востоке. Один из участников саммита сказал мне, что я являюсь первой женщиной, ко­торой предстоит посетить палестинскую тюрьму, еще год назад подчи­нявшуюся израильскому правительству. По его мнению, мое присут­ствие должно свидетельствовать о внимании международного сообще­ства к тому, как на Ближнем Востоке обращаются с заключенными, многие из которых находились под следствием по подозрению в участии в организованных выступлениях и до сих пор не получили приговора.

ТЮРЬМА

Когда мы шли по заваленной мусором и обломками бетона обочине дороги, я почувствовала внутреннюю дрожь. Мне уже пришлось однаж­ды посетить в Северной Америке колонию для малолетних преступни­ков, и я находилась в состоянии напряженного ожидания. Я знала о том, насколько сознание арабов было наполнено ненавистью к врачам и сте­реотипными представлениями, и поэтому ожидала, что посещение тюрь­мы будет для меня психологически тяжелым делом. Лично я хотела узнать, кто из заключенных занимается художественным творчеством, и какую роль оно может сыграть в реабилитации. На мне был синий кос­тюм деловой американки. Во избежание неприятностей мне было реко­мендовано не смотреть в глаза мужчинам, сидеть и молчать, когда муж­чины разговаривают, и ни с кем не здороваться за руку. Никогда раньше, находясь на Ближнем Востоке, я не чувствовала себя столь униженной, как при посещении этой тюрьмы. По всему периметру ее стен тянулась колючая проволока, на которой через каждые шесть дюймов были при­креплены бритвенные лезвия. Пройдя через двое ворот, мы очутились в некоем подобии внутреннего двора. Я заметила, что многие охранники в специальной одежде непринужденно беседуют с прилично одетыми мужчинами. Эти чисто выбритые, аккуратные на вид господа и являлись заключенными. Всем им было разрешено свободно передвигаться по от­веденной территории. Ни внутренние дворики, ни переходы между ними не имели крыши. Вместо нее над головой нависала колючая проволока. Маленькие камеры, в которых находились лишь металлические двухъ­ярусные кровати, были рассчитаны на двенадцать человек. Двери камер закрывались только ночью. Заключенным было разрешено есть и хра­нить продукты, переданные родственниками.

Вначале наша группа посетила помещение для персонала. Пока пси­хиатры беседовали с несколькими заключенными, один из охранников вышел, чтобы привести восемнадцатилетнего юношу, смастерившего из бумаги и картона несколько мечетей, напоминающих ему о жизни на свободе. С помощью переводчика мне удалось выяснить, что этот застен­чивый юноша убил мирную женщину, когда ему было пятнадцать лет. Он показал мне свою ногу, на которой я увидела следы пулевых и осколоч­ных ранений, полученных в возрасте четырнадцати лет в ходе перестрел­ки на рыночной площади. Заключенному не оказывалась почти никакая медицинская помощь, поэтому в рану вскоре проникла инфекция, сде­лавшая невозможной операцию на костной ткани. Юноша сказал, что в определенный момент боль в ноге стала настолько острой, что он «впал в бешенство» и набросился на свою подругу, с которой поругался. Не сознавая последствий своих действий, он убил ее, хотя и не собирался этого делать.

После ареста он подвергался пыткам и неоднократно находился в за­ключении в связи с подозрениями в участии в вооруженных выступле­ниях. Работник тюрьмы сообщил мне, что психическое состояние юно­ши в момент совершения преступления было, по-видимому, нарушено. Однако поскольку родственники не стали опротестовывать решение су­да, молодой человек был осужден и приговорен к девяти годам тюремно­го заключения.

ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО И РЕАБИЛИТАЦИЯ

Молодой человек с радостью показал мне сделанные им ступеньки вокруг золотого купола. Он должен был пройти по ним для того, чтобы достичь психической целостности. Будучи верующим, он молил Бога о прощении и возможности начать новую жизнь. В соответствии с реаби­литационной программой ему выдавались учебники, чтобы он, спустя некоторое время мог получить диплом о среднем образовании. По до­стижении двадцати одного года он мог бы подлежать амнистии. В целях успешной реабилитации использовались все имеющиеся средства. Юно­ша рассказал мне, какой он видит свою жизнь в ближайшие годы,-к чему стремится, о чем мечтает, о том, что за последнее время он сильно изме­нился и научился сдерживать свои агрессивные чувства. Он неоднократ­но обращался к библейским темам, способствовавшим ему в осмыслении своей жизни, и выражал признательность охранникам тюрьмы, которые, по его мнению, во многом помогли ему. Благодаря встрече со мной у него появились дополнительные материалы для занятий изобразительным творчеством. Он производил впечатление незаурядного человека, нуж­дающегося в поддержке своих талантов.

Хотя наша беседа продолжалась лишь 45 минут, мне казалось, что мы говорили несколько часов. За бетонными стенами, под небом, перетяну­тым колючей проволокой, творческое самовыражение представлялось не роскошью, а средством выживания. В какой-то мере оно позволяло вспомнить бедность визуальных стимулов в окружающей заключенных среде. Большинство из них не знало, когда их выпустят на свободу. Мо­лодой человек был одним из немногих счастливчиков: его освобождения ожидали тринадцать братьев и сестер, живущих в маленьком доме из трех комнат. Я остро ощутила холод бетонных стен и дыхание детской души, затерянной в океане суровой реальности. Для этого юноши со­зданные им картонные мечети являлись воплощением мечты, стремя­щейся вырваться за пределы тюрьмы и того замкнутого жизненного про­странства, которое ассоциировалось с его домом.

ЗАНЯТИЯ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫМ ИСКУССТВОМ В ШКОЛЕ: ПРОГРАММА КУЛЬТУРНОГО ОБМЕНА

На следующий день в сопровождении Янни — местного координато­ра — я отправилась в одну из школ, участвующих в программе культур­ного обмена. После вчерашней тюремной оцепенелости и приглушенно звучащих голосов заключенных раздававшиеся за толстыми белыми бе­тонными стенами звонкие голоса играющих детей показались мне воз­вращением в привычную среду. Внутренний двор школы, огороженный высокой стеной, был расписан детьми. На фреске были видны птицы, светофоры, изображения фантастических животных. Композиция в це­лом не была заранее продумана. После звонка дети вернулись в классы. В этих маленьких комнатах размером с тюремную камеру помещалось по двадцать две парты, рассчитанные на двух человек. Стены классов были совершенно пустыми. Директор школы, учитель рисования и ученики провели меня по коридору, показывая развешанные там керамические плитки, изготовленные и расписанные детьми. Это было не только укра­шение школы, плитки создавали у детей ощущение знакомого, близкого им пространства и напоминали о праве на свободное самовыражение.

Школа оказалась довольно прогрессивной, поскольку детям здесь было разрешено заниматься художественным творчеством, не ориенти­руясь на религиозные шаблоны. Они рисовали мир, в котором живут, своих родственников, выражали в рисунках свои надежды, опасения и фантазию. Я обратила внимание на один из рисунков, в котором было много оранжевого цвета, — изображение трех футболистов. Находя­щийся в центре композиции игрок почему-то вместо мяча запустил в воз­дух свою голову. На другом рисунке ребенок, пытаясь передать взгляд из пещеры, изобразил прекрасное здание с ползущими над ним тяжелыми облаками. Этот рисунок отражал травматичный опыт и в то же время мечту его автора.

На следующем рисунке были видны военные корабли, выпускающие ракеты в находящихся на берегу людей и здания. Хотя школа была рас­положена неподалеку от Иерусалима в населенном пункте, не имеющем выхода к морю, автор рисунка, по-видимому, отразил свои впечатления от военных действий, связанных с захватом прилегающих к морю терри­торий. Я обратила внимание на то, что характер и стиль рисунков в ка­кой-то мере свидетельствовали о стремлении учителей и детей рисовать так, как могли бы, по их представлениям, рисовать дети в Северной Аме­рике. Например, на многих рисунках можно было видеть цветы и иные повторяющиеся образы. Учителя явно не поощряли стремление детей отразить в рисунках свой собственный культурный опыт. В то же время, в условиях отсутствия ярких визуальных впечатлений, характерных для жизни учащихся, изобразительное творчество помогало им воплощать свои мечты.

Следующим пунктом моего турне в тот день был Реабилитационный центр К. Абу Рея. Араф — специалист по терапии занятостью — позна­комил меня с персоналом центра, деятельность которого спонсировалась шведским правительством. Центр является одним из лучших, хорошо оборудованных медицинских учреждений, которые мне когда-либо при­ходилось видеть. Он первоначально предназначался для детей с пораже­ниями спинного мозга, в частности полученными в результате пулевых ранений. В распоряжении пациентов здесь имеются большие возможно­сти для изобразительного творчества. Специальные приспособления по­зволяют включиться в работу и пациентам с самыми разными двигатель­ными нарушениями. Мне показали работы одного из подростков, зани­мающегося выжиганием. На его первых декоративных панно были изо­бражены автоматы, выстрелами из которых он был ранен. В дальнейшем, по мере стабилизации его физического и эмоционального состояния, об­разы, связанные с войной и насилием, уступили место изображениям домов и мирных пейзажей. Мальчику удалось добиться в своем деле тако­го мастерства, что его работы со временем начали продаваться. Изобра­зительное искусство помогло ему преодолеть травматичные пережива­ния и стало средством возвращения в социум. Араф испытывал чувство гордости по поводу успехов подростка в процессе реабилитации, однако признал, что далеко не все пациенты достигают таких результатов.

В одной из палат я увидела девятилетнего мальчика, страдающего полиомиелитом. Лежа в кровати он ожидал прихода врача. Этот мальчик стал случайной жертвой политического конфликта. Трагизм его положе­ния был связан не столько с полученным им физическим увечьем, сколь­ко с тем, что он оказался оторванным от своих родственников, думаю­щих лишь о собственном выживании. Стыдясь полиомиелита, они нико­му не показывали мальчика и возлагали надежды лишь на здоровых детей. Когда социальный работник обнаружил его, мальчик был сразу же помещен в больницу, чтобы обучиться простейшим приемам ухода за собой. Родственники не могли оплачивать его образование и содержа­ние. Из-за ужесточения режима въезда на территорию, где находился центр, они не могли навещать его, и ему приходилось по пять месяцев ожидать их визитов. Я никогда не забуду мужество и надежду, светив­шиеся в глазах этого ребенка. Не зная его языка, я немного поиграла с ним. Фактически мы общались на понятном нам обоим языке — языке человеческой заботы. Специалист по терапии занятостью сказал мне, что сорок пациентов с травмами, полученными в результате политиче­ского конфликта, ожидают поступления в реабилитационный центр. Из-за закрытия границы сектора Газа они не могли получить необходимую помощь.

ПОСЕЩЕНИЕ СЕКТОРА ГАЗА

Нашей группе, состоящей из представителей международных органи­заций, было разрешено посетить сектор Газа. Я заметила изменения, произошедшие за год. Хотя мы по-прежнему должны были идти пешком с багажом в руках вдоль колючей проволоки и бетонной стены четверть мили от израильской границы до палестинской, теперь функционировали уже два таможенных поста. Улицы были недавно заасфальтированы, а пешеходные дорожки приведены в надлежащее состояние. В прошлом же году на улицах населенных пунктов в секторе Газа валялся мусор и текли сточные воды. Судя по возросшему числу прохожих, доступ в сек­тор Газа был несколько увеличен. В то же время бросались в глаза при­меты социального неравенства. Сохранившиеся давно не ремонтирован­ные дома были перенаселены. В этих условиях предпринимались попыт­ки восстановления службы психического здоровья. Организованная ею конференция имела большое значение для всех специалистов, занятых в этой области. Ахмет Абутавафена открыл ее, обозначив «синдром сек­тора Газа» и выделив шесть ведущих культурных факторов, влияющих на состояние психического здоровья населения этого региона.

Проявления религиозности местного населения были весьма ярки. Жизнь людей здесь тесно связана с семьей. При осуществлении лечеб­ных мероприятий местные специалисты, как правило, стремятся зару­читься согласием и поддержкой авторитетных членов рода, например дяди того или иного пациента. Страх и стыд, связанные с психиатриче­ской и психотерапевтической помощью, являются обычным делом. Мно­гие граждане устремляются к религиозным авторитетам для того, чтобы избежать стигматизации, неизбежной при обращении к психотерапевту. Многие участники Сопротивления, чья самоотверженность сделала их героями в глазах местного сообщества, избегают просить психотерапев­тической помощи, считая это недопустимым для мужчины. Местным жителям гораздо проще признать то, что они страдают, например, от го­ловной боли, чем то, что у них имеются психологические проблемы. Следствием этого является, в частности, чрезмерное употребление ме­дикаментов. Хотя для участников сопротивления характерны такие на­рушения, как бессонница и фобии, связанные с воспоминаниями о пере­житых ими пытках, они негативно относятся к психотерапии. Один из них, например, не мог принимать душ, который напоминал ему об истя­заниях, и предпочитал совсем не мыться, чем обратиться к психотера­певту. Для сектора Газа характерно то, что психические нарушения яв­ляются следствием не столько единичной физической или психической травмы, связанной с пережитыми пытками или насилием, сколько с це­лой цепью разнообразных травматических событий. Их сочетание при­водит к развитию «синдрома сектора Газа». Повторные пытки вызывают труднодиагностируемое состояние. Своеобразно протекающие психозы, депрессии, паранойи, агрессивные реакции и другие формы нарушений затрудняют осуществление лечебных мероприятий.

Следующим на этой конференции было выступление Захиа Елькара, посвященное реабилитации детей. Она отметила, что палестино-изра­ильский конфликт отразился на представителях всех социальных групп. Одной из наиболее серьезных проблем является то, что дети не чувству­ют себя в достаточной мере защищенными своими родителями. В одной из школ ученик зарезал ножом учителя на глазах у всего класса, запо­дозрив педагога в сотрудничестве с врагами. У многих детей, ставших свидетелями этого, развился энурез, нарушения концентрации внима­ния, ночные страхи, фантазии устрашающего характера, внезапные со­стояния панического ужаса, сопровождаемые криками. Захиа Элькара указала на то, что дети в возрасте от одного года до восемнадцати лет со­ставляют больше половины населения сектора Газа и 50% из них пере­несли множественные психические травмы. В качестве примера она при­вела случай, когда на глазах' у восьмилетней девочки ее брату оторвало на мине ноги. Хотя девочка отчетливо видела все произошедшее, внача­ле она отрицала то, что ее брат потерял ноги. Она испытывала жажду мести. Благодаря занятиям изобразительным творчеством и использова­нию игровой терапии ей удалось преодолеть последствия психической травмы. Первоначально ее рисунки не отражали пережитого. На них были изображены море, цветы и т. д., что можно расценивать как прояв­ление защитных механизмов. По мере установления психотерапевтиче­ских отношений в ее фантазиях и сновидениях психический конфликт давал себя знать: во сне на нее нападал то волк, то какое-то чудовище. Благодаря использованию семейной психотерапии в сочетании с изобра­зительными приемами девочка смогла выразить свои переживания, свя­занные с психической травмой, в частности чувство вины из-за неспо­собности помочь брату. В дальнейшем ее рисунки стали отражать про­блемы, вызванные учебой и отношениями с окружающими.

В рамках конференции я провела семинар по экспрессивной терапии. Я предложила участникам создать четыре рисунка, отражающие их представления о себе, использовав их как материал для развития их эм-патических возможностей и освоения приемов интерактивной интерпре­тации, а также для того, чтобы проиллюстрировать роль личности в об­ществе и показать необходимость психической интеграции.

В семинаре участвовало более сорока специалистов, которые в своих рисунках пытались показать, как они воспринимают себя и как их вос­принимают клиенты. По выражению Ахмета Абутавафсна, люди переда­вали в этих рисунках свой культурный опыт. Наиболее интересным мо­ментом работы был тот, когда я попросила участников разделиться на небольшие группы по пять человек для обсуждения рисунков. В несколь­ких группах люди испытывали определенные затруднения, ощущая не­обходимость в присутствии лидера. Трудно сказать, являлось ли это от­ражением культурных факторов или наличия множества психологиче­ских проблем участников. Как отметил один из них, местные специалисты привыкли доверяться авторитетам и не имеют опыта участия в спонтан­ных дискуссиях. Когда я затем предложила обсудить рисунки всей груп­пе, было заметно, насколько полезным для развития инициативы оказа­лось предыдущее упражнение. Мой семинар завершал конференцию и давал ее участникам возможность выражать и обсуждать свои наиболее яркие впечатления от нее. Свидетельством их большой вовлеченности в работу при посещении семинара были пожелания сделать его более про­должительным.

СНОВА В ИЕРУСАЛИМ

В Иерусалиме я встретилась с доктором Юманой Одех, чтобы поболь­ше узнать о деятельности представляемого ею центра. Она сказала, что сотрудники Палестинского центра здорового общества убеждены в том, что каждый ребенок имеет право на социальную защищенность, каче­ственное образование, медицинское обслуживание и достойные условия жизни. В палестинском обществе, однако, они часто лишены всего это­го в силу множества политических, социальных и иных проблем, особен­но остро отражающихся на детях-инвалидах. Центр стремится в своей деятельности ориентироваться на нужды именно этой группы, чтобы дети могли почувствовать себя полноценными членами общества. Кро­ме того, центр проводит работу с родственниками этих детей и с местны­ми сообществами с целью создания атмосферы понимания и поддержки, в которой дети могли бы реализовать свой потенциал.

Юмана являет собой пример прогрессивно мыслящего специалиста. Она была одета в костюм с традиционной вышивкой, сшитый по ее соб­ственному эскизу. Мы обсудили с ней один из ее последних проектов, получивший поддержку ЮНЕСКО. Он предполагал, в частности, созда­ние специальных образовательных программ для девушек, которые не носят паранджу. Юмана сообщила мне о своем несогласии с тем, что де­вочкам в местных школах не разрешают играть наравне с мальчиками, и рассказала о том, как ей самой удалось преодолеть культурные стерео­типы, касающиеся женского поведения. Однажды в детстве, при совер­шении массового моления она потеряла в толпе своего дедушку и реши­ла дождаться его возле фонтана, расположенного в центре площади, где она в последний раз его видела. Когда он наконец появился там, ей пока­залось, что он может ударить ее и отругать. Он, однако, улыбнулся и по­вел ее в кондитерскую. Она принесла купленные им конфеты домой и угостила своих братьев и сестер, которые позавидовали тому вниманию, которое оказал ей дедушка. Тогда она испытала чувство гордости за себя. Юмана сообщила мне, что стала врачом благодаря уважению и под­держке со стороны дедушки.

Она считает необходимым внедрение в местных школах специальных программ по сексуальному воспитанию или, по крайней мере, препода­вание базисных знаний, касающихся зачатия и деторождения. По ее сло­вам, в местных университетах можно встретить женщин, полагающих, что беременность может наступить после любого полового сношения. Результатом таких представлений является то, что замужние женщины стремятся как можно реже иметь половые сношения, думая, что это наи­более эффективное средство для контроля рождаемости.

Юмана высказалась за введение в Палестине закона, запрещающего девушкам выходить замуж раньше шестнадцати лет. Очень многие мест­ные девушки вступают в брак в возрасте одиннадцати-двенадцати лет. До сих пор здесь нередки браки между двоюродными братьями и сестра­ми. Местные жители полагают, что благодаря этому супруги лучше зна­ют друг друга и родственников супруга или супруги и могут лучше вести домашнее хозяйство. Очень редко супружеские пары живут независимо от своей многочисленной родни. Из-за многолетней войны практически полностью отсутствуют места, в которых мужчины и женщины могли бы знакомиться друг с другом. Нет ни баров, ни дискотек. Затем мы обсуди­ли с Юманой разнообразные возможности изобразительного искусства, которые могут использоваться в условиях групповой работы для отдыха, образования и лечения.

НАДЕЖДА

Я закончила свое турне по Ближнему Востоку в Иерусалиме, встре­тившись здесь с психотерапевтами, с которыми год назад вместе работа­ла в местной больнице в составе группы представителей Ближневосточ­ного культурного и образовательного фонда Канады. Одна из них, по име­ни Рана, была преисполнена надежд на будущее, намереваясь работать на избирательном участке во время предстоящих выборов в Иерусалиме. Надежду на будущее вселял и тот факт, что жители этого города имели теперь возможность более свободного перемещения и на улицах было меньше солдат. Надежда звучала в словах местных психологов Шафика и Рима. Хотя консультативный центр, в котором они раньше трудились, был временно закрыт, они нашли себе работу в психиатрических учреж­дениях этого же района. Потребность в психологических и психотера­певтических услугах, как мне показалось, была весьма высокой. Уста­новки общества менялись. Новые, более прогрессивные представления внедрялись в образование. Хотелось бы надеяться на то, что новые тен­денции в палестинском обществе позволят соединить традиционные культурные ценности с уважением к правам и достоинству человека.

Я покидала Западный берег реки Иордан и сектор Газа, достаточно хорошо представляя себе тяготы жизни, переживаемые местным населе­нием. Богатая история этой земли, на которой соседствуют три мировых религии, отражает парадоксы человеческой цивилизации в целом. В каж­дом ребенке, с которым я встречалась, посещая школы, реабилитацион­ные центры и больницы, и в каждом специалисте, с которым мне приходи­лось общаться в Иерусалиме, Рамаллахе, секторе Газа и других местах, я почувствовала глубокое уважение к общечеловеческим ценностям. Я поняла, что арабский народ представляет собой жизнь во всем много­образии и противоречивости ее проявлений. Как отмечает X. Вадесон (Wadeson Н., 1980), «жизнь — это непрерывное творчество в наиболее глубоком смысле этого слова». «Творчество и жизнь незаменимы» (р. 3). Я цитировала X. Вадесон при подготовке отчета о моей первой поездке на Западный берег реки Иордан (Byers J., 1996) и считаю необходимым вновь привести здесь ее мудрые слова.

Искусство способно открывать любые двери, оно является универ­сальным средством общения и создает такие условия, в которых языко­вые барьеры не представляются больше препятствием. Благодаря искус­ству закрытые границы становятся открытыми проникновению общече­ловеческого опыта. Страдание и ненависть в одно мгновение могут трансформироваться в опыт познания. Все эти возможности искусства являются ценным достоянием, используемым арт-терапевтами. Я верю, что бетонные укрытия, колючая проволока и металлические двери могут стать метафорами преображения. Использование арт-терапевтических методов в пределах развитых стран и ориентация на уже освоенные фор­мы работы были бы равносильны смерти арт-терапии. Лишь благодаря эмпзтии и способности проникать в скрытый смысл творческого процес­са мы можем прийти ко всем тем, кто нуждается в нашей помощи.