ИСХОДНЫЕ АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ 21 страница

Таким образом, к началу пятого занятия композиция оказалась пре­дельно насыщенной, и что-либо добавить к ней уже было сложно. Хотя далеко не у всех возникло ощущение завершенности работы, участники группы согласились, что следует принять ее, как она есть. При этом не­которые заявили о чувстве сожаления оттого, что полноценного взаимо­действия между сторонами так и не произошло. Смысл «пугающих» мужских образов остался непроясненным и, возможно, непонятным даже самим создателям (по крайней мере, никто из мужчин не смог объяснить, зачем им нужно было «сжигать» себя и проливать столько «крови», навешивать на себя столько рогов и черных очков).

Единственным утешением для нескольких участников было призна­ние ими того, что «в жизни именно все так и есть, как на нашей карти­не» (Александр, Татьяна, Валентина). Александр добавил: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда». «Окольцованные» руки, казалось, на­поминали о том, что ситуация может и должна быть иной.

Личный ответ участников на эту ситуацию был различен, а опыт совместной работы над темой осознан ими в разной степени: кто-то унес с собой «умудренную грусть», приняв ситуацию, как она есть (Алек­сандр, Татьяна), кто-то убеждение, что «так не должно быть», и надежду на возможность иного исхода (Валентина, Николай), а кто-то просто не сформулировал свою позицию; считая, что может быть по-разному и что от него все равно ничего не зависит (Анна, Петр).

Опыт применения техники «драматическая арена» в данной группе позволил сделать некоторые выводы.

1. Несмотря на определенный интерес к работе со стороны участников группы, уровень внутригруппового взаимодействия оказался слиш­ком низок. Это отразилось на композиции, так и оставшейся разде­ленной пополам (при отдельных попытках преодолеть это разделе­ние). Низкий уровень внутригруппового взаимодействия можно, по-видимому, объяснить, во-первых, характерным для ряда психических заболеваний снижением коммуникативных возможностей и, во-вто­рых, слишком сильной «закрытостью» ряда больных, не позволившей им откровенно выразить в работе свои чувства. По-видимому, «уро­вень безопасности» оказался для них недостаточным, чтобы они смог­ли преодолеть свои защитные тенденции. Данный вывод в целом согласуется с существующим мнением о том, что формы арт-терапев­тической работы, предполагающие активное взаимодействие участ­ников, обычно мало пригодны для использования в группе психиче­ски больных.

2. Члены группы продемонстрировали разный уровень вовлеченности в. совместную работу, а также различные формы поведения при ее вы­полнении. Некоторые из них проявили реакции избегания или пас­сивного компромисса, что свидетельствовало об ограниченности их адаптивных возможностей в конфликтной ситуации. Разный уровень вовлеченности в общую работу можно отчасти объяснить гетероген­ным составом группы, в которую вошли пациенты с разной степенью эмоционально-волевых и когнитивных нарушений.

3. Отдельным участникам группы удалось продемонстрировать доста­точно конструктивные формы реагирования на конфликтные ситуа­ции, достичь определенного психотерапевтического эффекта, про­явившегося в динамике их психического состояния в процессе груп­повой работы. Так, у Валентины, Александра и Николая и отчасти у Татьяны заметно снизился уровень тревожности. Они смогли осмыс­лить некоторые особенности и механизмы своего поведения в кон­фликтной ситуации и найти формы ее конструктивного разрешения. Александр, к примеру, смог интегрировать свой опыт работы над те­мой, признав закономерными и необходимыми обе позиции — муж­скую и женскую, и осознать связи, существующие между его формой участия в арт-терапевтической работе и поведением в реальной жиз­ни. Валентина проявила определенную волю к конструктивному вза­имодействию с участниками мужской группы, не состоявшемуся, од­нако, из-за отсутствия реакции с противоположной стороны. Продук­тивной оказалась и позиция Николая, который попытался взять на себя роль лидера, объединив композицию образом «древа жизни».

Таким образом, положительные эффекты работы, отмечаемые у от­дельных участников в сочетании с низкой групповой динамикой в целом, позволяют говорить о целесообразности формирования гомогенных групп.

ЛИТЕРАТУРА

Case С, Dalley Т. The Handbook of Art Therapy. London & New York: Tavi­stock / Routledge, 1992.

Huet V. Challenging Professional Confidence Arts Therapies and Psychiatric Rehabilitation // Inscape. Vol. 2. № 1. 1997.

Liebmann M. Art Therapy for Groups. London: Croom Helm, 1987.

Moloy F. Art, Psychotherapy and Psychiatric Rehabilitation. Arts Psychothe­rapy and Psychosis / Killick K., Schaverien J. (eds.). London and New York: Rout­ledge, 1997.

Moloy F. Art Therapy and Psychiatric Rehabilitation: Harmonious Partnership or Philosophical Collision? / / Inscape. Summer 1984.

Perkins R., Ditks S. Worlds Apart: Working With Severely Socially Disabled People // Journal of Mental Health. Vol. 1. 1992. P. 3-17.

\

АРТ-ТЕРАПИЯ В СОЦИАЛЬНОЙ СФЕРЕ

В этой главе представлены формы арт-терапии, реализуемые, глав­ным образом, вне госпитальной сферы и ориентированные не на меди­цинские, но на психокоррекционные и психопрофилактические задачи. Использование этих форм работы связано с решением проблемы психи­ческого здоровья определенных социальных групп (бездомных, безра­ботных, заключенных, людей, прошедших лечение от алкогольной или наркотической зависимости и стремящихся удержаться в состоянии «ре­миссии», перемещенных лиц, беженцев и др.). Грань между клинически­ми и неклиническими (социальными) задачами, конечно же, весьма отно­сительна и порой трудноуловима. Психофизическое и духовное здоровье человека вряд ли можно отделить от «здоровья» среды — социальной, экономической, культурной, политической. Эта среда в значительной мере обусловливает системы медицинского обслуживания и образова­ния, методы социальной работы с населением и, самое главное, те инте-риоризованные ценности и представления, которые становятся движу­щими факторами человеческого поведения.

Сознавая условность деления на социальные, образовательные и ме­дицинские задачи, составители сборника тем не менее сочли необходи­мым выделить некоторые статьи в отдельную главу, посвященную ис­пользованию арт-терапии в социальной работе. Это было продиктовано необходимостью обозначить социальную сферу в качестве относительно самостоятельной и чрезвычайно важной области арт-терапевтической деятельности, пример которой показывает, насколько серьезную роль может играть тот или иной психотерапевтический метод в жизни об­щества.

С точки зрения профессиональной социологии, арт-терапия, несо­мненно, представляет собой яркий образец новой специальности, сфор­мировавшейся за последние полвека. Многие факторы ее развития сле­дует рассматривать в социальной плоскости. Иной «язык», которым арт-терапия, по сути, во многих случаях является, складывался параллельно и в тесной связи с протекающими в обществе культурными метаморфо­зами и обострявшимися социальными проблемами. На сегодняшний день арт-терапевты являются одной из наиболее прогрессивных и дина­мичных общественных групп, чутко отзывающихся на такие проблемы и прикладывающих усилия к их разрешению.

Подтверждением этому могут служить все без исключения статьи главы. Так, М. Либманн описывает арт-терапевтическую работу с «услов­но» осужденными и находящимися под надзором лицами, а К. Тисдейл демонстрирует возможности арт-терапевтического подхода к работе с преступниками, имеющими личностные расстройства и находящимися в специализированном закрытом лечебно-исправительном учреждении. Вряд ли стоит указывать на то, что условия содержания заключенных и методы работы с осужденными в нашей стране пока еще далеки от тех, что описаны этими двумя авторами. Однако и с позиции международных норм прав человека, и с практической точки зрения формы арт-терапев­тической работы с данной социальной группой оказываются не столь уж «утопическими», как может показаться на первый взгляд.

В статье К. Свенсон представлен опыт ведения арт-терапевтической группы из числа бездомных, занимающихся на базе приютов и соци­альных центров. Учитывая то, что бездомных лиц в нашей стране стано­вится все больше, арт-терапевтическую работу с ними вряд ли можно считать далекой от российской действительности «экзотикой».

Прочие публикации посвящены использованию арт-терапии в усло­виях военных и этнических конфликтов. Д. Байере представительница Ближневосточного культурного и образовательного фонда Канады рас­сказывает о своей поездке в Израиль. Она делает акцент на поисках об­щечеловеческих доминант, позволяющих преодолевать культурные и ре­лигиозные антагонизмы, и целым рядом примеров демонстрирует, как посредством живой коммуникации с использованием изобразительного искусства людям, пострадавшим в локальных конфликтах, удается воз­родить в себе надежду и любовь к жизни.

Д. Калманович и Б. Ллойд описывают ход и результаты своей арт-те­рапевтической деятельности в лагерях беженцев на территории Боснии и Словении. Среди методов работы с жертвами политического преследо­вания и организованного насилия арт-терапия в последнее время при­влекает к себе все больше внимания. Многочисленные наблюдения благо­творного действия на людей, переживших насилие, спонтанного творче­ства или художественной работы под руководством соответствующих специалистов свидетельствуют о значительных возможностях арт-тера­певтического подхода. Описанные в статье формы арт-терапии сильно

отличаются от традиционных моделей психотерапевтической интерак­ции: особенностью работы на Балканах явилось проживание участниц проекта непосредственно в лагерях беженцев и использование лишь до­ступных в местных условиях материальных ресурсов. Такие обстоятель­ства требовали большой гибкости и оперативности специалистов.

Помимо описанной в данной главе арт-терапевтической помощи пра­вонарушителям, заключенным, бездомным и беженцам существует ши­рокий спектр иных видов арт-терапевтической деятельности в социаль­ной сфере. Сегодня во многих странах арт-терапия довольно хорошо ин­тегрирована в жизнедеятельность местных сообществ и муниципальных общинных центров культурного и социального назначения, которые ис­пользуют ее в основном в формах открытых студийных или тематически ориентированных групп. Особенности этой практики заключаются в от­сутствии «психотерапевтической» направленности работы и отказе, в большинстве случаев, от учета психодинамических представлений. Участие в группе сугубо добровольно и не предполагает подписания пси­хотерапевтического контракта. Основной акцент делается на стимули­ровании коммуникации участников и развитии их практических навы­ков, в том числе художественных или декоративно-прикладных. Задача­ми своей работы такие группы видят преодоление социальной изоляции, освоение адаптивных форм поведения (в частности, в ситуациях кон­фликта), самовыражение, работу над характерными данному составу участников проблемами, развитие творческих возможностей, личност­ный «рост» и ряд других.

ИСТОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ В РИСУНКАХ

Мариан Либманн

Статья печатается по изданию: Liebmann М. 'It Just Happened': Looking at Crime'Events / / Art Therapy in Practice / Liebmann M. (ed.)- London: Jessica Kingsley Publishers, 1990. P. 133-155.

Сведения об авторе. Мариан Либманн — педагог, социальный работник, арт-терапевт, использует арт-терапию в общинной работе, деятельности центров дневного пребывания, работе с правонаруши­телями. Автор книги «Арт-терапия для групповой работы» и состави­тель ряда сборников, в частности «Арт-терапия в практике».

ВВЕДЕНИЕ

В статье представлена практика использования арт-терапии в работе с находящимися под надзором правонарушителями. Вначале я охаракте­ризую область работы и людей, с которыми приходилось иметьдело. За­тем опишу, каким образом я пришла к использованию изобразительных методов в работе с правонарушителями, и приведу некоторые примеры из личной практики, включающей как индивидуальную, так и групповую арт-терапию. В заключение я изложу некоторые свои соображения отно­сительно дальнейшего развития форм арт-терапевтической работы с пра­вонарушителями.

ПРАВОНАРУШИТЕЛИ И СИСТЕМА НАДЗОРА

Прежде всего важно подчеркнуть, что в реальной жизни правонару­шители далеко не всегда соответствуют тому образу, который создан средствами массовой информации; среди них много «обычных» людей — мужчин, женщин, подростков и взрослых (иногда и стариков, но редко), экстравертов и интровертов, людей веселых и добродушных, раздражен­ных и агрессивных. Они совершают преступления по разным причинам, и подчас очень трудно понять, что же на самом деле подтолкнуло их к криминалу. На эту тему проводились многочисленные социологические исследования. Основным предметом статьи будет разбор тех причин правонарушений, которые коренятся в личности преступника и над ко­торыми он имеет определенную степень контроля.

Британская пенитенциарная система использует разные методы ра­боты с правонарушителями. Лишение свободы является основным из них, однако в последние годы этот метод вызывает в обществе все боль­шую неудовлетворенность из-за высокой стоимости содержания тюрем. Кроме того, опыт свидетельствует: заключение человека под стражу мало способствует изменениям в его поведении и не приводит к его ре­абилитации.

В случаях нетяжких правонарушений используется система штра­фов, а также некоторые новые формы работы с правонарушителями — центры посещений, сочетающие методы физического воспитания, произ­водственные и дискуссионные группы (проводимые, как правило, по суб­ботам) и методы общинной помощи (безвозмездная работа в пользу местных сообществ). При определенных обстоятельствах лишение сво­боды может быть заменено на «условную» меру наказания.

Надзор используется при необходимости обследовать или оценить социальные обстоятельства преступления, в особенности если это свя­зано с алкоголизмом, разводом, семейными проблемами или нищетой. В этом случае специалисты пытаются разобраться как в особенностях поведения правонарушителя, так и в причинах преступления. С право­нарушителями работают социальные работники, которые применяют са­мые разные подходы в зависимости от обстоятельств. Правонарушители продолжают находиться на свободе и приходить на беседы к следовате­лю (иногда он посещает их дома). Такая работа может иметь разную про­должительность: минимум — шесть месяцев, максимум — три года.

Другой задачей надзора является подготовка специальных отчетов для суда, с тем чтобы способствовать вынесению правильного пригово­ра, учитывающего личные и семейные обстоятельства преступника. Обычно по поводу причин преступления высказываются разные мнения. По закону правонарушитель должен дать согласие на осуществление надзора, однако, учитывая альтернативу — лишение свободы, — люди редко от него отказываются. В период надзора правонарушители нахо­дятся под постоянным наблюдением. Многие из них заинтересованы в решении своих проблем с законом и заключают индивидуальные кон­тракты со следствием, в которых, как правило, человек берет на себя обязательства по поиску работы и жилья, решения финансовых про­блем, изменения условий жизни и т. д. — таким образом может быть снижен риск повторных нарушений закона. Многие правонарушители обязуются посещать специальные группы (например, по преодолению алкогольной зависимости, работе с гневом, совершенствования навыков вождения, женские группы, группы, состоящие из лиц, совершивших сексуальное насилие, и т. д.). В процессе групповой работы правонару­шители смотрят и обсуждают фильмы, осваивают определенные упраж­нения, анализируют последствия совершенных преступлений и участву­ют в других видах деятельности. Некоторые проходят индивидуальные консультации, пытаются осмыслить свои установки и представления о жизни. Очень часто преступление является лишь верхней частью айс­берга, в то время как под водой скрываются проблемы, остававшиеся без внимания в течение многих лет. Для правонарушителей, ранее уже пы­тавшихся изменить свою жизнь к лучшему, надзор является важным пе­риодом.

Надзор осуществляется с помощью разнообразных учреждений и форм работы, включая приюты и центры дневного пребывания, а также описанные выше виды групповых занятий. Некоторые из них посещают­ся на добровольной основе, другие в административном порядке или по решению суда. Многие специалисты, осуществляющие надзор, имеют подготовку в области общинной работы, психотерапии или, например, скалолазания, что помогает им в общении с правонарушителями.

Большинство центров дневного пребывания для правонарушителей использует разные формы работы, среди которых есть и изобразитель­ное искусство. Это могут быть уроки рисования под руководством педа­гога-художника либо самостоятельные занятия с рекреационной направ­ленностью. В некоторых центрах дневного пребывания осознают, что занятия изобразительным творчеством могут являться важным инстру­ментом коммуникации и работы с личностью правонарушителя. Поэто­му в таких центрах трудятся арт-терапевты.

Использование арт-терапии здесь основано на тех же принципах, что и в работе с другими группами клиентов. Правонарушители могут зани­маться арт-терапией как индивидуально, в соответствии с личными про­граммами, так и в группах, использующих определенные темы, значимые для всех участников. В такого рода группах изобразительная деятель­ность дополняется комментариями, на основе которых затем разворачи­ваются дискуссии.

При всем разнообразии накопленного опыта арт-терапевтической ра­боты с правонарушителями мне хотелось бы остановиться только на од­ной технике, особенно интересной и плодотворной на начальных этапах надзора.

ВЗГЛЯД НА ПРАВОНАРУШЕНИЕ

В отношении правонарушителей возбуждается уголовное дело. Для большинства это само по себе является психотравмирующим фактором. Многие правонарушители не понимают, что привело их к преступлению; для них оно является лишь «свершившимся фактом». Даже те из них, кто неоднократно привлекался к суду, порой не осознают, как «все это могло произойти», и воспринимают содеянное ими «результатом случай­ного стечения обстоятельств», управлять которыми они не в состоянии.

Техника «рассказа в картинках» помогает человеку воссоздать закон­чившуюся преступлением цепочку обстоятельств и поступков, предста­вить свой взгляд на нее. Это способствует осознанию альтернативных вариантов развития событий, не имевших бы таких тяжелых послед­ствий. Кроме того, становятся очевидными некоторые стереотипы кри­миногенного поведения, осознать которые очень сложно, если использу­ются лишь вербальные способы коммуникации.

Техника «рассказа в картинках» имеет особую ценность в работе с лицами, затрудняющимися в вербальном описании событий или своих чувств. Многие правонарушители, находящиеся под надзором, знакомы с ней, что позволяет им включиться в работу. Их рисунки могут затем стать предметом обсуждения и глубокого анализа.

Идея использования техники «рассказа в картинках» появилась у ме­ня еще в период моей работы в центре дневного пребывания. Я обратила внимание на то, что многие правонарушители получают удовольствие от занятий рисованием и более склонны выражать себя в рисунках, неже­ли в словах. Когда я вошла в состав бригады надзора, я решила исполь­зовать эту технику в индивидуальной работе. Мне представлялось, что «рассказ в картинках» вряд ли уступает традиционно применяемым в психологическом консультировании методам вербального диалога.

Я начала с того, что спросила одного из клиентов, готов ли он рисо­вать. Он ответил утвердительно, тогда я, учитывая то, что эта техника была ему уже знакома и не вызывала у него страха, предложила изобра­зить «историю в картинках». Она позволила получить гораздо больше информации, чем многочисленные беседы с клиентом в течение несколь­ких месяцев. Поэтому я решила и впредь использовать эту технику. Дальнейший опыт показал, что она дает прекрасную возможность на­чать обсуждение с клиентом обстоятельств правонарушения.

После назначения надзора несколько занятий, как правило, исполь­зуются для оценки личности правонарушителя. Обычно из материалов следствия бывает уже многое известно о его проблемах, однако требует­ся сформировать индивидуальный план работы и выделить приоритет­ные задачи. Поскольку правонарушение является причиной назначения надзора, оно становится первоочередной темой обсуждения.

Именно на этой стадии я считаю целесообразным использовать изо­бразительные методы. Если я знаю, что клиент любит рисовать, я гово­рю ему, что тоже занимаюсь рисованием, и предлагаю вместе попробо­вать разобраться в обстоятельствах, связанных с преступлением. Если же клиент не может быть увлечен рисованием как процессом, я просто предлагаю ему воспользоваться техникой «рассказа в картинках», чтобы поведать мне о случившемся и о том, как он сам это воспринимает. Не­которые отказываются (обычно по причине страха перед рисованием), и я не принуждаю их. Кроме того, существуют некоторые правонаруше­ния, которые вряд ли целесообразно исследовать с помощью данной тех­ники, — например,повторные преступления.

В начале работы клиент нуждается в помощи — либо из-за неуверен­ности в своих художественных возможностях, либо из-за того, что ему трудно вспомнить и объяснить случившееся. Создание серии рисунков предполагает диалог между мной и клиентом, направленный на полу­чение как можно большей информации о правонарушении. Я обычно стремлюсь понять точку зрения клиента и воспринять случившееся его глазами.

Когда серия рисунков закончена, мы вместе ее обсуждаем. Это в ка­кой-то мере позволяет клиенту дистанцироваться от обстоятельств пре­ступления и посмотреть на него «новыми глазами». Кроме того, он неред­ко начинает ощущать себя действующим персонажем, находящимся в центре событий, а не только «жертвой обстоятельств». Это знаменует собой важную веху на пути формирования у клиента ответственности как перед окружающими людьми, так и перед собственным будущим. Приведенные ниже примеры показывают, каким образом я использую этот подход в своей индивидуальной работе с правонарушителями.

ПРИМЕРЫ ИЗ ПРАКТИКИ

Обычно первая попытка клиента создать «рассказ в картинках» по­зволяет обнажить лишь часть обстоятельств преступления. Следующий пример демонстрирует те связанные с правонарушением «белые пятна», которые впоследствии заполняются событиями.

Дон: проблема насилия

Дону было 16 лет, когда он напал на девочку. Он очень стыдился про­изошедшего и надеялся, что это никогда не повторится. Однако педагоги его школы отмечали склонность юноши к насилию, а мать Дона считала, что ее сын «пошел по стопам отца». (Родители развелись после того, как отец несколько раз избил жену и детей.) Дон посещал специальную шко­лу, с трудом читал и писал, но увлекался рисованием. Он охотно отклик­нулся на мое предложение использовать рисуночную технику.

Я предложила ему изобразить то, что произошло с ним в школе, в виде серии рисунков. На первом занятии было сделано лишь четыре кар­тинки (рис. 5.1). На них Дон от своего друга узнает, что одна из знако­мых смеется над ним. Приятели решают специально уйти с уроков, что­бы подкараулить девочку и «разобраться» с ней. Они поджидают ее у школы в течение всего дня до того времени, когда дети начинают расхо­диться с уроков. На последнем рисунке показано, как Дон избивает де­вочку, которая якобы посмеялась над ним.

В этих рисунках, на мой взгляд, очень многое было пропущено, поэто­му через неделю я попросила Дона повторить задание, но выполнять его медленнее и отразить больше деталей, особенно касающихся того, что произошло, начиная с третьего рисунка — то есть перед тем, как Дон начал избивать девочку. Я полагала, что подробная детализация помо-

жет Дону осознать некоторые значимые внешние и внутренние факто­ры, определившие трагический финал.

На рис. 5.2 показана вторая версия «рассказа в картинках». Первый из серии рисунков отражает опознание друзьями девочки. Затем Дон подходит к ней и начинает ей угрожать. После он ее избивает и наконец наносит удар ногой. В этот момент на его лице видна улыбка. По пути домой Дона преследует другая девочка — свидетель произошедшего. Дон начинает испытывать страх и обращается в бегство. Он объяснил мне, что собирался лишь отругать девочку, но когда она сказала ему: «Иди своей дорогой и отвали от меня, жирный ублюдок!» — он потерял над собой контроль и начал ее бить. Я попросила его уточнить детали разговора, произошедшего между ними, и записала все, что он смог вспомнить.

Затем мы использовали эти рисунки как исходный материал для вы­яснения тех качеств Дона, которые привели его к такому результату. Он смог осознать, что нечто подобное случалось с ним в школе неоднократ­но, когда он должен был участвовать в «разборках» и попадал в разные неприятные истории. Он знал о недовольстве учителей тем, что всегда просит прощения за свое поведение, но вскоре вновь совершает плохие поступки. Дон сказал, что в нем есть хороший и плохой человек, но он никогда не знает, какой из них одержит верх в той или иной ситуации. Я попросила его нарисовать два рисунка — «хорошего» и «плохого» Дона, и он выполнил мою просьбу с удовольствием.

На следующей неделе мы попытались проанализировать эти рисунки и выявить различия между двумя образами. «Хороший» Дон был слово­охотлив и искренен, мог договариваться с людьми и не стремился к гла­венствующему положению. «Плохой» — любил драться и неизменно участвовал во всех потасовках. Дон снова посмотрел на свой «рассказ в картинках» и попытался определить, была ли у него возможность не из­бивать девочку. Мы выявили «триггеры», вызывающие его агрессивное поведение, и расположили их на «шкале» его чувств. Две группы «триг­геров» оказались особенно значимыми: первая состояла из ситуаций, в которых кто-нибудь называл Дона «жирным» или «ублюдком»; вто­рая — из ситуаций, в которых кто-нибудь обижал или оскорблял значи­мых для него людей, особенно друзей, брата или мать. Благодаря этому мы смогли перейти к анализу внутрисемейной ситуации в целом, вклю­чая и личность отца.

Таким образом, первая попытка создания Доном «рассказа в картин­ках» и затем ее вторая версия позволили выявить некоторые существен­ные темы и более глубоко их проанализировать с учетом личного опыта Дона. Для нас стало очевидно, что проблема заключается не только в осо­бенностях темперамента, но и в специфике ролевого поведения юноши.

Следующий пример демонстрирует сходную модель поведения, про­явившуюся, однако, в другой ситуации и связанную с другим видом пра­вонарушения.

Мэк: кража и проблема одиночества

У Мэка отмечалась небольшая задержка развития, а его речь была замедленна. Он дважды попадал в автомобильные аварии (в возрасте 7 и 17 лет), в результате чего получил две не очень сильные черепно-моз­говые травмы. Писал Мэк с определенным затруднением. В момент моей работы с ним ему было 24 года; он жил вдвоем с матерью и работал не­полный день.

Молодой человек попал под надзор после неудачной попытки украсть бензин. Хотя рисунки Мэка было трудно разобрать, арт-терапия помог­ла ему воссоздать и проанализировать закончившийся кражей ход собы­тий. Серия рисунков показывает, как Мэк в компании друга отправляет­ся на квартиру к своему брату, а затем на автостоянку — добывать бен­зин для мотоцикла приятеля. Друг разрезает проволоку ограждения и заставляет Мэка пролезть в образовавшееся отверстие, чтобы позаим­ствовать бензин в припаркованных машинах. Полиция застает товари­щей на месте преступления. Друг спасается бегством, а Мэка арестовы­вают.

Мы обсудили с Мэком, какими могли быть иные варианты развития событий. Он предположил следующие:

а) вернуться на квартиру брата и не забираться на стоянку;

б) остаться на ночь у брата, если в мотоцикле у друга нет бензина;

в) не идти на поводу у своих чувств, когда друг назвал его «трусли-
вым цыпленком^;

г) сказать другу: «Давай не делать глупостей»;

д) сказать другу: «Делай это сам, если хочешь».

При нашей следующей встрече Мэк признал, что окружающим часто удавалось «заговорить ему зубы» и что его друзья в большинстве своем были плохими людьми. Имея свободное время, он часто испытывал оди­ночество и подавленное настроение: ему казалось, он никому не инте­ресен. Поэтому Мэк легко попадал на крючок к более «компанейским» товарищам, особенно к тем, которые «делали нечистые дела». Мэк на­звал наиболее серьезной своей проблемой поиск и обретение хороших друзей.

Вскоре после этого разговора Мэк решил уйти от матери и начать жить с друзьями. За исключением одного случая, когда друзья пытались «приписать» ему совершенное ими преступление (Мэк был оправдан), он больше не привлекался к суду. В конце срока надзора я спросила его, что изменилось в результате проделанной нами совместной работы, и он ответил: «Теперь я говорю им: делайте сами свое нечистое дело. Я чув­ствую себя более уверенным в себе. Кроме того, я научился сам находить себе друзей».

Раймонд: семьянин и насильник

Раймонду было 40 лет, когда он был привлечен к суду за то, что в ав­тобусе пытался засунуть свою руку между ног 12-летней девочки. Он со­вершил аналогичное правонарушение тремя годами раньше и успешно прошел двухлетний надзор. Состоя в счастливом (втором) браке, Рай­монд имел двоих детей: пяти и одного года. Первый брак был расторгнут в результате правонарушений Раймонда на сексуальной почве.