ИСХОДНЫЕ АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ 19 страница

Ф. Молой (Moloy F., 1984), касаясь проблемы интеграции арт-тера­пии в систему реабилитации психически больных, отмечает, что в этой деятельности традиционно акцент делается на успехе больного в жизни. Здесь применяется дифференцированная система поощрения и наказа­ния, позволяющая контролировать поведение больного. Такие установ­ки, — отмечает Ф. Молой в другой работе (1997), — расходятся с прин­ципами арт-терапевтической работы, которая основана на уважении и признании переживаний больного и тем самым на укреплении его иден­тичности.

Р. Перкинс и С. Дилкс (Perkins R., Dilks S., 1992) указывают на не­удовлетворенность многих арт-терапевтов своей работой с хронически больными психиатрическими пациентами в атмосфере многочисленных институциональных и методологических ограничений, свойственных пси­хиатрическим больницам. Некоторые арт-терапевты, получившие подго­товку в области психоанализа, имеют установку на более динамичную работу с пациентами.

В связи с этим В. Хьюит (Huet V., 1997) пишет о необходимости вни­мания арт-терапевтов к особенностям психиатрического контингента и специфическим условиям работы. По его мнению, необходимо учиты­вать:

• устойчивый характер нарушений при хронических психических , • заболеваниях, обусловливающий длительную работу с больными

и низкую вероятность достижения видимых «психотерапевтиче­ских» результатов;

• снижение когнитивных возможностей хронически больных и опре­деленную степень эмоционально-волевых нарушений, что предпо­лагает допустимость нерегулярных посещений арт-терапевтиче­ских сессий, низкую степень вовлеченности в работу, необходи­мость жесткой директивности;

• относительно значительную степень нарушения коммуникатив­ных возможностей больных, что затрудняет установление с ними достаточно устойчивого психотерапевтического контакта и не­редко делает проблематичным их участие в некоторых формах групповой арт-терапии.

На основании анализа результатов опроса специалистов, участвую­щих в реабилитации хронических психиатрических пациентов, В. Хью­ит (Huet V., 1997) делает вывод о необходимости дальнейшей адаптации арт-терапии к такой работе. Он пишет о том, что:

• недирективный подход к работе с ними, как правило, малоэффек­тивен;

• не следует ожидать быстрых результатов;

• следует допускать аморфные временные границы арт-терапевти­ческих сессий и нерегулярность их посещений;

• следует ориентироваться на «про-активный подход», предполага­ющий постоянное побуждение больных к работе;

• основный акцент должен быть сделан не на психодинамической стороне работы (включая интерпретацию изобразительной про­дукции больных, прояснение переносов и т. д.), а на процессе ра­боты больного с материалами и помощи ему в этом;

• не следует вдаваться в психологические тонкости, так как при хронических психических расстройствах многие психические про­цессы огрубляются.

Наряду с проблемами в арт-терапевтической работе, вытекающими из особенностей контингента психически больных, существуют и разно­образные «институциональные» проблемы, то есть те, которые являют­ся результатом плохого понимания сотрудниками психиатрических уч­реждений деятельности арт-терапевтов и слабого взаимодействия тех и других. В связи с этим В. Хьюит (Huet V., 1997) указывает на необходи­мость обязательного участия арт-терапевтов в обходах и клинических обсуждениях вместе с другими специалистами. Арт-терапевты должны стремиться по возможности убедительно представлять им свой метод, разъяснять его особенности и отличия от иных используемых в психиат­рии подходов к работе с больными. В частности, персонал психиатриче­ских учреждений склонен оценивать работу арт-терапевта по шкале «успех—поражение», ориентируясь, главным образом, на поведение и внешний вид больных, в то время как арт-терапевт интересуется внут­ренним миром пациентов. Кроме того, следует учитывать имеющуюся у персонала психиатрических учреждений определенную личностную де­формацию, выражающуюся в стремлении спроецировать институцио­нальную психиатрическую «субкультуру» на общество и человеческие взаимоотношения. Поэтому В. Хьюит полагает необходимым более глу­бокое знакомство персонала психиатрических учреждений с другими ме­тодами работы путем организации специальных курсов и супервизий. Та­кая практика позволила бы сгладить противоречия между реабилитаци­онным и «психотерапевтическим» подходами.

Несмотря на определенные проблемы интеграции арт-терапевтиче­ских методов в лечебно-реабилитационную практику, их использование в данной области представляется весьма ценным. Некоторыми достоин­ствами арт-терапии, с точки зрения реабилитации больных, по мнению В. Хьюита (Huet V., 1997), являются:

• ее преимущественно невербальный характер, позволяющий паци­ентам выражать свои сложные, плохо определяемые в словах чув­ства, которые в противном случае могут «выплескиваться» в по­ведении;

• ее влияние на повышение самооценки больных и степени контро­ля ими своего поведения и психических процессов, что помогает им в принятии решений;

• тренировка и совершенствование сенсомоторных возможностей пациентов, умение работать с разными материалами, что может иметь большое значение для активизации больных и сохранения важных практических навыков, включая и навыки трудовой дея­тельности;

• возможность длительного контакта между пациентом и арт-тера­певтом, что при наличии адекватной оценки и понимания послед­ним выраженного в изобразительной продукции внутреннего мира пациента вносит определенный смысл в переживания больного.

Работа с пациентами, страдающими хроническими психическими расстройствами, требует соблюдения определенных правил оформления арт-терапевтического кабинета. У психически больных зачастую отсут­ствует характерное для здоровых людей ощущение «внутреннего» и «внешнего» пространства. Их «Я» отличается особой хрупкостью, и по­пытки вторжения в него могут быть для них очень болезненными. Хруп­кое «Я» психически больного человека отражается и в нередко обострен­ном восприятии границ «личного пространства», которое имеет для па­циента не только отвлеченно-метафорическое, но и вполне конкретное физическое содержание. Как отмечают К. Кейз И Т. Делли, «личное про­странство» отождествляется психиатрическим больным со «вполне опре­деленным местом, доступным для тех или иных манипуляций, и должно быть обозначено конкретными "границами"». «Существующее физичес­кое пространство, реальные предметы и материалы воспринимаются им как "вместилища" его телесных ощущений. Когда ничто не мешает его контролю над ними (включая и арт-терапевта с его стремлением спрое­цировать на них определенный символический смысл или продемонстри­ровать иную форму коммуникативной соотнесенности с вещным миром кабинета), они могут стать частью его "Я". Поэтому особенно важно, что­бы и пространство, и предметы являлись "собственностью" психически больного, а не просто территорией для его работы» (Case С, Dalley Т., 1992, р. 45).

Все это требует от арт-терапевта повышенного внимания к организа­ции рабочих мест. Каждый стол и набор материалов должен быть закреп­лен за определенным больным. Изобразительная продукция пациента должна храниться в индивидуальном месте, и он должен быть уверен в том, что она не становится предметом чьих-либо манипуляций и несанк­ционированного их обсуждения. Должна учитываться и потребность психически больного в автономности, возможности индивидуальной ра­боты в условиях группы, свободном входе и выходе из кабинета в любой момент сессии. Вместе с тем психически больной человек нуждается в четком представлении о нормах поведения в арт-терапевтическом каби­нете и определенном структурировании хода работы.

Из разнообразных видов арт-терапии, используемых в работе с паци­ентами, страдающими хроническими психическими расстройствами, предпочтение отдается групповым формам работы, в первую очередь те­матически ориентированным и открытым студийным группам (как в их «классическом» варианте, так и в сочетании с интерактивной моделью). Аналитические группы, делающие акцент на недирективном подходе, естественном проявлении неосознаваемых переживаний и групповой динамике, в работе с такими больными используются редко. Они пока­заны, главным образом, пациентам с негрубыми психическими наруше­ниями.

Использование тематически ориентированных групп может пред­ставлять особый интерес прежде всего потому, что такие группы предо­ставляют большую возможность для выбора тем и поэтому могут быть легко адаптированы к любому составу пациентов. Кроме того, темати­чески ориентированные группы являются более структурированными (по сравнению, например, с аналитическими группами), что означает относительно высокую степень директивности и контроля за группой со стороны арт-терапевта. Это позволяет организовать работу даже в тех случаях, когда участники имеют выраженные в той или иной мере эмо­ционально-волевые и коммуникативные нарушения.

М. Либманн (Liebmann М., 1987) предлагает использовать в арт-тера­певтической работе с психиатрическими пациентами темы и упражнения:

• предполагающие разные формы работы с изобразительными мате-' риалами и имеющие своей целью общую активизацию больных и

совершенствование сенсомоторных навыков и ассоциативного мышления;

• предназначенные для тренировки активного внимания и памяти;

• позволяющие больным невербально выражать мысли и чувства, касаться своих разнообразных проблем, развивать коммуникатив­ные навыки;

• проясняющие восприятие пациентами самих себя (упражнения данной группы способствуют укреплению идентичности больных, исследованию их системы отношений и поэтому представляют особую ценность для реабилитационной работы);

• предназначенные для совместной деятельности больных в группе, например упражнение «вклад в общее дело».

Следующее описание является иллюстрацией работы тематически ориентированной группы больных с хроническими психическими рас­стройствами.

Состав группы: Татьяна (48 лет, диагноз «шизоаффективный пси­хоз», инвалидности не имеет), Валерий (64 года, диагноз «шизофрения

И

вялотекущая», инвалид второй группы), Александр (43 года, диагноз «шизофрения, простая форма», инвалид второй группы), Юлия (23 года, диагноз «органическое заболевание головного мозга с изменением лич­ности»), Анна (28 лет, диагноз «шизофрения, простая форма», инвалид второй группы), Александр (35 лет, диагноз «органическое заболевание головного мозга с психическими нарушениями», инвалидности не име­ет), Наталья (24 года, диагноз «шизофрения, параноидная форма», инва­лидности не имеет), Светлана (54 года, диагноз «инволюционная депрес­сия», инвалидности не имеет), Татьяна (35 лет, диагноз «невротическая депрессия», инвалидности не имеет), Марк (56 лет, диагноз «инволюци­онный параноид», инвалидности не имеет).

Арт-терапевтическая работа с больными этой группы проводилась в период их лечения в дневном стационаре психоневрологического дис­пансера. Все они характеризовались отсутствием острых психотических расстройств. В двух случаях (Александр, 43 года, и Александр, 35 лет) имелись субдепрессивные, в одном случае (Юлия) — депрессивно-ипо­хондрические проявления. В остальных же на первый план выступали эмоционально-волевые и когнитивные нарушения. У большинства боль­ных имели место более или менее тягостные переживания социальной изоляции, пустоты и бессмысленности существования. Результаты экс­периментально-психологического исследования с применением Семан­тического Личностного Дифференциала и теста Люшера свидетельство­вали о заниженной самооценке, бедности аффектов и мотиваций у цело­го ряда больных этой группы.

Пациенты не имели ранее какого-либо опыта занятий в психотерапев­тической группе и были направлены на арт-терапию лечащими врачами-психиатрами. Занятия проводились через день (три раза в неделю) и про­должались по полтора часа с учетом распорядка дня дневного стациона­ра. В данном составе группа существовала около двух месяцев, после чего большая ее часть, закончив основной курс лечения, прекратила по­сещение арт-терапевтических сессий. Один человек продолжил арт-те­рапевтические занятия,войдя в новую группу.

За этот период использовались разные темы и упражнения, предпо­лагающие как самостоятельную, так и совместную с другими участника­ми изобразительную работу (в парах или коллективно). Применялись темы и упражнения всех основных категорий (см. Приложение). В боль­шинстве случаев группа выбирала одну из нескольких предложенных арт-терапевтом тем. Иногда в результате непродолжительной дискуссии больные сами формулировали тему, отвечающую их интересам. Как пра-

вило, сессии имели обычную для тематически ориентированных групп структуру и состояли из трех основных частей: введения и «разогрева», разработки темы в изобразительной работе, обсуждения и заключения.

Два первых занятия были посвящены знакомству, объяснению основ­ных принципов арт-терапевтической работы, правил поведения в группе. Этап «разогрева» на обеих сессиях включал в себя выполнение простых физических упражнений с последующим использованием несложных изобразительных техник. В первый день это была техника «автографы»: каждый участник выбирал по своему желанию карандаш или фломастер определенного цвета и оставлял свой автограф на общем листе бумаги. Во второй день это была техника «эстафета линий»: один из участников фломастером определенного цвета изображал какую-нибудь линию (про­стую, ломаную или волнистую) и передавал лист следующему для про­должения.

Основная часть двух первых занятий отводилась знакомству. В пер­вый день использовалась техника «интервью партнера» с Последующим реалистическим или метафорическим изображением человека. Участни­ки группы разделялись по парам и в течение десяти-пятнадцати минут расспрашивали друг друга об основных интересах, истории жизни и т. д. Затем каждый, ориентируясь на полученную информацию и впечатле­ния, пытался создать портрет партнера либо изобразить его в виде сим­волической или метафорической композиции.

На этапе обсуждения во время первого занятия участники препод­несли друг другу свои рисунки. Было предложено при желании как-то ответить на этот жест: расспросить о вложенном в рисунок смысле, про­сто поблагодарить партнера, дополнить или исправить изображение, если оно казалось неточным или неверным. Двое участников создали реалистические портретные изображения партнеров, в большинстве же случаев рисунки имели отвлеченный метафорический или символиче­ский характер.

Знакомство участников группы продолжилось на втором занятии. После «разогрева» (в дальнейшем описания первого этапа сессий не при­водятся), чтобы представить" себя группе, было предложено использо­вать тему «линия жизни». Каждому участнику предоставлялась возмож­ность выбрать любой способ раскрытия данной темы. Рисунок мог иметь отвлеченный характер, использовать график с символическими обозна­чениями, изображать некий маршрут или путь на местности и т. д.

Двое участников-мужчин (Валерий и Александр, 43 года) использова­ли форму графика без каких-либо дополнительных изображений. По их мнению, график позволял более четко представить «масштаб» жизнен­ных событий, обозначить периоды жизни и степень выраженности тех или иных проявлений болезни. В обоих случаях примечательно то, что больные продемонстрировали на рисунках детальное знание своего за­болевания, его «предысторию» и даже обозначили перспективу его даль­нейшего развития. Александр использовал цвет для передачи «качества» или «оттенка» состояний на разных этапах своей жизни.

Наталья нарисовала затейливую линию голубого цвета с краткими символическими обозначениями. Характер линии передавал «пульс» и динамику ее жизни.

Татьяна (48 лет) изобразила дерево. Наиболее важные события жиз­ни обозначались ветвями, отходящими от ствола на разной высоте. Так, например, произошедшим около 20 лет назад началу болезни и разводу соответствовали две обломанные, расположенные внизу ветви. Сила и жизнеспособность изображенного дерева, несмотря на болезнь и потря­сения, соответствовали довольно хорошей социальной адаптации паци­ентки в настоящее время и относительно высокому качеству ремиссии.

Тема третьего занятия называлась: «Одно из наиболее ярких событий детства». Она могла рассматриваться как определенное продолжение начатого на предыдущей сессии. Было предложено не только выбрать и изобразить наиболее запомнившийся эпизод из своего детства, но и по­думать над тем, какую связь этот эпизод имеет с настоящим, или как он отражается на жизни в данный момент. Было сказано, однако, что эта связь далеко не всегда может быть очевидной.

Рисунок Светланы являлся иллюстрацией одного из наиболее ярких переживаний, испытанных ею в возрасте девяти лет, когда она, прожи­вая в Крыму, отправилась с группой детей на берег моря. Был вечер, й, надвигалась гроза. Дети смотрели на море с крутого обрыва. Внезапно почти прямо под ними вспыхнул свет — это рыбаки зажгли в лодке фа-: кел. Неожиданность и яркость этой вспышки в напряженной, предгрозо­вой атмосфере потрясли Светлану. Однако она не смогла сказать, какое отношение это событие может иметь к ее жизни в настоящий момент; (рис. 4.6).

Александр (43 года) назвал свой рисунок «капкан». Он изобразил себя в возрасте пяти-шести лет, стоящим на ступеньках лестницы у вхо-j да в детский сад (рис. 4.7). Был морозный день, сверкающий иней покрьН вал металлические перила лестницы, и мальчик лизнул их. Александра всегда крайне немногословный, и в данном случае не стал комментирм вать свой рисунок. Но и без его слов изображение представляется глуі

боко символичным и может рассматриваться как весьма емкая метафо­ра взаимоотношений пациента с окружающим миром в настоящем. Этот мир великолепен, но холоден. Он предлагает больному нечто соблазни­тельное. Пациент тянется ему навстречу, но «прилипает». Прилипание языка к перилам может означать ощущаемую самим больным утрату важнейшего инструмента в диалоге с миром — либо то, что суть его пе­реживаний не может быть передана словами, либо то, что мир «отказы­вает» больному в общении и понимании. В рисунке можно прочесть и выражение исключительности позиции больного по отношению кдругим людям (все остальные дети изображены ниже). Можно увидеть в рисун­ке и мотив «внутреннего ребенка», который воспринимает себя безза­щитным, покинутым, встретившимся один на один с холодным и безжа­лостным миром. Здание детского сада допустимо трактовать как символ социума, мира «взрослых людей», куда Александр не может или не же­лает войти.

Примечательно, что этот пациент, испытывающий большие затрудне­ния в вербализации своих переживаний, одиночество и пустоту жизни, проявил большой интерес к работе в арт-терапевтической группе и

рассказал, что время от времени самостоятельно занимается рисовани ем, пытаясь «лучше понять себя» и «хоть чем-то занять время».

Валерий, у которого на протяжении всей жизни были очень сложны отношения с отцом (в частности, и потому, что отец впервые «сдал» ег в психиатрическую больницу), изобразил, как тот плывет по озеру и ве зет его, еще не умеющего плавать, на своей спине.

Марк нарисовал автомобиль и самолет, пояснив, что эти рисунки свя заны с его первым полетом в самолете и поездкой в автомобиле. И то \ другое произвело на него очень сильное впечатление. Это было в 50-е гг. когда, как пояснил Марк, техника была окружена ореолом научного «ру котворного чуда». Пациент добавил, что тогда он почувствовал себя комфорте и безопасности и даже испытал чувство определенного пре восходства над другими, оттого что сидит в салоне могучего самолет или автомобиля, в то время как другие люди вынуждены идти пешком В дальнейшем он, закончив институт, многие годы занимался техниче ским проектированием, хотя его чувства, связанные с техникой, уже н имели того «романтического» оттенка, который отличал их в детстве.

Юлия нарисовала большую кошку и стоящую перед ней маленькую девочку. Девочка протягивает руки, умоляя кошку остаться с ней. Боль­ная пояснила, что рисунок является иллюстрацией к самой любимой сказке ее детства («Кошка, которая гуляла сама по себе»). Сказка была записана на пластинке, и больная часто ее слушала. После этой сессии Юлия дома подробно зафиксировала на бумаге далекие детские впечат­ления и передала затем свои записи арт-терапевту. «Слушая сказку "Кошка, которая гуляла сама по себе", я представляла себя одиноким ребенком, сидящим у домашнего очага в темной хижине. Ребенок плакал и хотел ласки, тепла и немного радости. Мать была занята делами о доме и муже и не уделяла ребенку внимания. Тогда пришла кошка, которая играла с ребенком, рассказывала ему сказки, а ночью, когда он засыпал, уходила. Родителям это понравилось, и они все заботы о ребенке взва­лили на кошку, которая за блюдце с молоком и место у очага согласилась помогать им. Ласковым голосом она пела песни, была такой мягкой и нежной, умной и красивой, что ребенок привязался к ней. Когда ребенок повзрослел и стал подростком, кошка ушла в лес, потому что любила свободу. Девушка захотела пойти с ней, но родители не пустили ее. Столкнувшись с проблемами, которые приготовила ей судьба, девушка стала делать ошибки и наделала их слишком много — ей не хватало под­держки и мудрости кошки. Мать растерялась от горя и перестала бороть­ся за судьбу дочери. Отец отрекся от нее. Девушка отправилась на поис­ки кошки, но в пути ей никто не помог. Оставшись одна, девушка забо­лела. За время путешествия она видела много разных людей, похожих на кошку, но все они были чужие и недоступные для нее».

Как видно из этого описания, Юлия изменила сюжет сказки таким образом, что он стал фактическим отражением ее жизненного пути и отношений с близкими людьми в настоящий момент. Больная восполь­зовалась предложенной темой для того, чтобы поделиться с арт-терапев­том и группой своими проблемами. Рисунок и его описание отражают ха­рактерные черты в поведении больной — ее эмоциональную зависи­мость от окружающих, склонность избегать самостоятельного решения проблем, ее эмоциональную незащищенность и одиночество. Кроме того Юлия сказала, что кошка для нее — это, наверное, ее лечащий врач (женщина) в дневном стационаре, которая, по мнению больной, «не по­нимает» и «отвергает» ее, отстраняясь при любых попытках ей «испове­даться» или проявить неформальный жест симпатии и привязанности (так, например, Юлия однажды принесла ей в подарок кассеты с люби­мыми музыкальными записями, но врач их не приняла, посчитав это на­рушением врачебной этики).

Большинство участников в конце занятия отметили, что тема вызва­ла у них сильный эмоциональный отклик. Иногда работа над рисунком сопровождалась оживлением светлых воспоминаний, но в ряде случаев провоцировала обостренное переживание проблем, существующих в на­стоящий момент (как, например'у Юлии), что требовало повышенного внимания к больным. В этих ситуациях арт-терапевт занимался с неко­торыми участниками группы между групповыми сессиями в индивиду­альном порядке.

Три первых занятия способствовали сближению участников группы и определению их основных проблем и интересов. Некоторые пациенты отмечали, что изобразительная работа над предложенными темами дала им возможность проанализировать события своей жизни и «упорядо­чить» мысли, связанные с прошлым, настоящим и будущим. Один боль­ной, однако, прекратил свое пребывание в группе после первых трех сес­сий (Марк) — он нашел работу слишком «напряженной» для себя. Все остальные участники продолжали посещать групповые занятия вплоть до выписки из дневного стационара.

Четвертое занятие было связано с обращением к теме «Изображение своего состояния». Участникам было предложено изобразить свое состо­яние (настроение, чувства, мысли, фантазии) в любом виде — конкрет­ном, абстрактном, метафорическом. В частности, рекомендовалось пользоваться выразительными возможностями цветов, линий и форм.

Рисунки пациентов были разнообразны. Александр (43 года) изобра­зил свое состояние в виде символического герба. В центре листа нахо­дится растрескавшийся рыцарский щит, обрамленный лентами без ка­ких-либо надписей. Здесь, как и в рисунке по заданию «наиболее яркие воспоминания детства», вновь звучит тема отчуждения, пустоты суще­ствования, «безъязыкости».

Рисунки четырех участников представляли собой абстрактные ком­бинации цветных полос и фигур. Цвет играл ведущую роль в передаче качеств их состояния.

Работы других участников содержали в себе не только абстрактно-символические, но и фигуративные элементы.

Наталья изобразила свое состояние в виде пейзажа, обозначив себя в образе летящей над морем чайки. Чайка стремится проскочить в узком пространстве между двумя скалами. На небе тяжелые грозовые облака и два светила — солнце и луна, — изображенные в противоположных углах листа. Волны с силой ударяют о берег (рис. 4.8).

Рисунок Александра (35 лет) — «Преображение» — состоит из двух контрастных половин. На одной из них изображен ночной пейзаж и ви­

ден упавший с горы человек. Однако, не достигнув дна, он оказался под­хвачен чьими-то руками, не давшими ему разбиться об острые камни. На другой половине рисунка изображен день и виден взбирающийся на гору навстречу солнцу человек (рис. 4.9).

На пятом занятии использовалась техника «рисование в круге». Она в каком-то смысле могла рассматриваться как способ продолжить тему предыдущей сессии. Ее отличие заключалось в том, что пациентам было предложено воспользоваться пространством круга для изображения в нем всего, чего им захочется. Было сказано несколько слов о том, что круг очень распространен в природе, служа основой для организации живых и неживых форм. Очень часто он является творением человече­ских рук, что может отражать естественное стремление человека к гар­монии и полноте. Больных попросили принять удобную позу, закрыть глаза и постараться запомнить наиболее яркие образы, которые будут появляться в воображении, а затем нарисовать их в пространстве круга. При желании можно было выходить за очерченные границы. Тот, кто ис­пытывал явные затруднения в визуализации образов, мог после непро­должительной релаксации перейти к рисованию в круге, используя лю­бой стиль изображения.

В результате получились самые разнообразные рисунки: одни — бо­лее абстрактные, другие — наполненные фигуративными элементами. Например, работа Анны изображала «круговорот» времен года и содер­жала их видимые приметы, а Юлия создала пейзаж «Знойный полдень в лесу».

Рисунок Александра (43 года) представляет собой комбинацию из трех геометрических фигур разного цвета. Фиолетовый треугольник изображен на фоне желтого, местами розового квадрата. Центром же композиции является черный круг, помещенный внутрь фиолетового треугольника. Рисунок был назван автором «Настоящее время». Автор сопроводил его кратким пояснением к основным цветам: «Желтый — ра­дость жизни, зеленый — гармония, синий — разум, розовый — тревож­ный, черный — тайна».

Образ, созданный другим Александром (35 лет), отличается более сложной структурой и имеет значительную символическую нагрузку (рис 4.10). Поскольку его автором является пациент, чье участие в груп­повой работе характеризовалось значительной динамикой, есть смысл более подробно описать и прокомментировать этот рисунок. Он слегка

асимметричен по горизонтали и вертикали. Композиция в целом отда­ленно напоминает песочные часы. Вертикальный «канал», пересекаю­щий пространство круга, суживается в центре, передавая определенную степень напряжения, связанного с переходом из одной части в другую. Место перехода, являющееся композиционным центром, включает в себя две небольшие фигуры — оранжевый ромб и нарисованное чуть ниже красное солнце с черным центром. В верхней части «канала» рас­полагается что-то вроде радуги с наличием в ней полос черного и корич­невого цветов, а в нижней его части — нечто, напоминающее капли дож­дя. Правая и левая части композиции также имеют различный характер. В правой части используется фиолетовый цвет, и видна жирная, черная дуга, обозначающая правую границу круга. Слева, на бледно-зеленом фоне — растительные формы. Можно было бы подробно проанализиро­вать каждый из элементов изображения, поскольку все они весьма емки по своему содержанию. Однако в данном случае можно ограничиться лишь констатацией того, что рисунок отражает определенное состояние напряженного движения, перехода из одного качества в другое. Оба эти качества достаточно «структурны» и неоднозначны по своему характеру.

Налицо «борьба мотивов», о чем свидетельствует, например, наличие двух центральных фигур и неопределенный, «незавершенный» характер состояния. Александр не смог вербализовать все оттенки и взаимосвязи своего состояния в тот момент, однако ему удалось довольно полно пе­редать через рисунок свои переживания.

Шестое занятие было связано с темой «Я как сообщество». Она пред­полагала углубление анализа своего состояния участниками группы. Им было предложено изобразить себя в виде «сообщества» или «коллекти­ва» нескольких персонажей либо в виде сочетания нескольких качеств. Предоставлялась неограниченная свобода в выборе способов изображе­ния. В результате получились самые разнообразные рисунки. Два из них были выполнены в форме диаграммы, с пояснением того, что обозначает тот или иной сектор; например на рисунке Александра (43 года) сектора имели обозначения: «аскет», «художник», «воин», «друг» и т. д. Один рисунок сочетал в себе реалистические и геометрические элементы. В остальных же использовались, как правило, предметные изображения.