ИСХОДНЫЕ АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ 13 страница

Культурный опыт во многом определяет, что именно клиент считает своей проблемой, к кому он склонен обращаться за помощью и каким образом он представляет эту проблему в общении со специалистом (Pin-derhughes Е., 1989). Культурный барьер может осложнять психотерапев­тический процесс и вести к преждевременной терминации и ошибочной ди­агностике. В качестве составляющих этого барьера в кросс-культурной психотерапии можно считать различия языка, форм полового поведения, игнорирование системы поддержки клиента, неверно построенную проце­дуру психологического обследования, а также опору специалиста исклю­чительно на линейное мышление (Westrich С, 1994). Так, язык очень часто создает препятствие для психотерапевтической коммуникации и может быть причиной неверного понимания ее участниками друг друга. Клиент может не владеть языком в той степени, которая необходима для того, чтобы использование вербальной психотерапии было эффектив­ным, особенно в тех случаях, когда психотерапевт опирается на комп­лексные когнитивные представления, необходимые для достижения ин-сайта (Atkinson D., Morten G., Sue D., 1993).

Как отмечают К. Кервин и соавторы (Kerwin С, et al, 1993), лица сме­шанной расы не склонны воспринимать себя в качестве «маргиналов» ни в одной из культурных сред, с которыми они связаны по своему происхож­дению. Однако, согласно Н. Винн и Р. Прист (Winn N., Priest R., 1993), дети смешанной расы очень часто поставлены перед дилеммой выбора культурной идентичности одного из своих родителей в качестве домини­рующей. Многие пациенты смешанной расы, участвующие в психотерапев­тической работе, обнаруживают сниженную самооценку, социальную изоляцию, депрессивные переживания и плохую социальную приспособ­ляемость. Расовая идентичность, по-видимому, является одной из глав­ных компонент, которую следует учитывать для достижения лучшего по­нимания клиентом самого себя (Winn N., Priest R., 1993).

Латиноамериканцы являются вторым по численности меньшинством в Соединенных Штатах Америки. Они значительно отличаются друг от друга по степени аккультуризации и, следовательно, по типу своих про­блем. Последние могут включать переживание вины из-за неспособно­сти полноценного осуществления материнских функций и отрыва от се­мьи в результате переезда на новое место жительства, а также устойчи­вое ощущение себя в качестве гражданина «второго сорта» (Lee С. С, 1991). Религиозный и духовный опыт неотделим от культуры и является важным фактором, влияющим на верования и состояние психического здоровья. Так, например, в одних случаях заболевание может связывать­ся с особенностями поведения человека, в других же, — главным обра­зом с внешними факторами, такими как грязный воздух или резкие пе­репады температуры (Sue D., Ivey A., Pedersen P., 1996). Учитывая все это, следует признать, что корректные в культурном, духовном и соци­альном отношениях формы психотерапевтической интервенции имеют первостепенную значимость(Lee С. С, 1991).

Изобразительное искусство является альтернативой вербальной ком­муникации, с ним связаны иные модели психотерапевтической интерак­ции (Burt Н., 1993). Ш. МакНифф утверждает, что арт-терапия облада­ет «уникальным потенциалом в плане создания кросс-культуральной теории психотерапевтической работы, основанной на признании универ­сального характера творческих процессов <...>, поскольку воображение является значимым фактором изобразительной работы» (цит. по: Wes-trich С, 1994, р. 188). Все люди без исключения, независимо от возрас­та, расового и национального происхождения, обладают способностью к творчеству. В то же время форма художественной экспрессии во многом связана с культурой. В художественном творчестве проявляются куль­турные установки (Cattaneo М., 1994). Через визуальные образы люди передают представления о самих себе, свои чувства и то, в какой мере они идентифицируют себя с конкретной культурой. Важно осознать, что диагностическая функция изобразительного творчества может быть адекватно реализована лишь в условиях учета культурной среды (Сат-panelli М., 1991). Так, например, для рисунков мексиканца могу быть ха­рактерны жирные контуры фигур, в то время как в рисунках японца об­наруживается много свободного пространства. Оба этих примера демон­стрируют связь изобразительной экспрессии с определенной культур-ной-традицией.

Художественные образы могут, как известно, выступать в качестве своеобразных метафор, позволяющих оценивать различные аспекты пси­хической жизни или условий существования их автора (Riley S., 1994). Исследования, проведенные Т. Тиббетс и Б. Стоун (Tibbetts Т., Stone В., 1990), свидетельствуют о том, что краткосрочная арт-терапия является особенно эффективной в работе с подростками, имеющими эмоциональ­ные или поведенческие нарушения. Арт-терапия, как правило, способ­ствует укреплению их психической идентичности, что в свою очередь помогает достичь более реалистичного и менее дефензивного взгляда клиентов на ситуацию и самих себя.

По данным X. Квятковска (Kwiatkowska Н., 1978), использование тех­ники «портрет семьи» помогает понять роли ее членов и их взаимоот­ношения. Семья является носителем определенных «истин», которыми руководствуются ее члены, по мере того как каждое поколение сталки­вается с новой для себя социальной реальностью (Riley S., 1994). По­скольку культура оказывает влияние на модели семьи, очень важно по­нять условия воспитания и происхождения клиента. Кроме того, реак­ции клиента на психотерапевтическую интервенцию могут во многом определяться семейной динамикой. Так, например, для выходцев из Ла­тинской Америки характерно стремление искать психологическую под­держку в первую очередь у членов своей семьи. К психиатрии и психоте­рапевтической работе они обращаются лишь в исключительных случаях (Moreno G., Wadeson Н., 1986).

КЛИНИЧЕСКИЙ ПРИМЕР: СЛУЧАЙ С МЕГАН

Меган — 16-летняя иммигрантка из Панамы. Она была помещена в психиатрическую больницу в связи с неправильным поведением. С 12 до 14 лет она, живя в Панаме, злоупотребляла алкоголем. Накануне госпи­тализации Меган выпила четырнадцать унций рома и затем отрезала го­лову кошке. Ее сестра сообщила, что Меган сделала это потому, что мо­лодой человек, в которого она была влюблена, не обращал на нее ника­кого внимания. Родственники отмечали у нее периодические внезапные перепады настроения. В момент поступления в психиатрическую боль­ницу она отрицала намерение покончить жизнь самоубийством.

Меган была самой младшей из четырех детей. Она родилась в Па­наме, где и жила со своей матерью и отчимом до 13 лет. В детстве она нередко подвергалась унижениям и физическому насилию. Ее мать час­то работала по ночам. Отчим же злоупотреблял алкоголем. Когда мате­ри не было дома, отчим неоднократно домогался девочки. Когда Меган исполнилось 13 лет, мать отправила ее в США к старшей сестре. На мо­мент поступления в психиатрическую больницу Меган проживала с нес­шими за нее ответственность сестрой (31 год) и деверем (32 года).

Меган училась в одиннадцатом классе школы и получала в основном хорошие и удовлетворительные оценки. Годом раньше ее успеваемость была хуже. В школе ей удалось подружиться с некоторыми девочками и мальчиками. Она была довольно общительной, хорошо танцевала и зани­малась в драматическом кружке. Интерес к каким-либо другим видам увлечений и внеклассной работе у нее был низкий.

В шестилетнем возрасте она однажды подожгла матрас, а в четырнад­цатилетнем, считая себя излишне полной, в течение месяца вызывала у себя рвоту. Однажды она перерезала себе вены на запястье, а в другой раз приняла большую дозу ибупрофена (почувствовав себя плохо, она не смогла выпить весь флакон). В школе Меган посещала групповые заня­тия с психологом один раз в неделю.

Данная госпитализация Меган в психиатрическую клинику была для нее первой. В прошлом она никогда не лечилась в больницах и не подвер­галась хирургическим операциям, хотя опыт общения с врачами име­ла — она страдала бронхиальной астмой и контрактурой бронхов. Во время нашей первой беседы, организованной для сбора анамнести­ческих данных и объяснения задач совместной работы, Меган выгляде­ла опрятно и была одета по сезону. Она смотрела на собеседника и зада­вала вопросы по существу — о целях нашей работы. Она не испытывала каких-либо трудностей в выборе английских слов и могла вполне эффек­тивно общаться со мной.

Меган была достаточно ориентирована во времени, месте, собствен­ной личности и ситуации. Ее отличала яркость эмоциональных проявле­ний. Ей были, очевидно, небезразличны род исследования или вид рабо­ты, которые я была намерена с ней проводить. Она попросила меня дать время обдумать мое предложение провести с ней арт-терапевтические занятия и решить, стоит ли соглашаться. Прежде чем пойти на участие в арт-терапевтических занятиях, Меган задала мне несколько вопросов: «Кто Вы по национальности? Сколько Вам лет? Как долго Вы здесь рабо­таете?» Тем самым она пыталась определить для себя, стоит ли мне до­верять, и в какой степени она может идентифицироваться со мной.

Первое занятие

Наиболее значимым для Меган оказался фрагмент «Изоляция». Де­вушка прокомментировала его следующим образом: «Это одинокая ма­ленькая девочка; ее обидели, и ее глаза печальны». Меган пояснила, что ей трудно жить, поскольку она иммигрантка, не имеет разрешения на работу, говорит с акцентом и люди нередко смеются над ней. По поводу фрагмента «Традиция» она сказала, что он ассоциируется у нее с лати­ноамериканцами, «раздающими детям тумаки»: на ее родине люди стро­го обращаются с детьми, и мать Меган, воспитывая ее, регулярно прибе­гала к физической силе. Фрагмент «Крещение» Меган связала с ощуще­нием своей греховности — она не ходит в церковь, и в ее жизни «происходило слишком много плохого».

По поводу фрагмента, названного «Невинность», она заявила: «Это то, что я потеряла», — а по поводу картинки «Сила» сказала, что это та сила, позволяющая переносить пребывание в психиатрической больни­це. Картинка «Успех» означала для нее качество, которое она хотела бы иметь и которым она, по-видимому, сможет обладать, если будет хорошо трудиться.

На этом занятии Меган рассказала мне о своей жизни в Панаме и школьных проблемах, связанных с ее принадлежностью к меньшинству. Она была искренней, хотя ее манеры производили впечатление некото­рой театральности. Временами она возвращалась к отношениям со сво­им бывшим другом. Меган говорила, что никто не знает о том, кем она является на самом деле. Так, например, школьные учителя видят в ней лишь «пуэрториканку», и их представления о ней не выходят за рамки стереотипов.

Второе занятие

По утверждению Л. Гольдшейдер (Five Hundred self-portraits, 1937), самым первым в истории автопортретом является изображение Пта-Хо-тепа, найденное при раскопках в районе, прилегающем к пустыне Саха­ра. В дальнейшем разными художниками были созданы сотни автопортре­тов. Особо следует упомянуть Рембрандта, который на протяжении сво­ей жизни написал их великое множество. X. Чапман (Chapman Н., 1990) замечает, что наиболее ранние автопортреты Рембрандта отражают ста­новление его самосознания. Создание автопортретов во все времена слу­жило самоутверждению и укреплению психической идентичности (Wade-son Н., Durkin J., Perach D., 1989).

Подростки нередко создают изображения автопортретного характе­ра, которые можно считать средством постижения ими своего «Я» (Mal-chiodi С, 1990). Создание автопортретов в арт-терапевтической работе помогает выявить способность клиентов к принятию иного образа «Я» и их наиболее значимые проблемы (Wadeson Н., Durkin J., Perach D., 1989). Кроме того, как утверждает В. Окландер (Oaklander V., 1988), «телес­ный образ "Я" выступает в качестве значимого показателя принятия че­ловеком самого себя» (р. 284).

Когда я спросила Меган, кем она является на самом деле, она ответила, что воспринима­ет себя в роли печальной, одинокой девушки, после чего перешла к изложению своих поло­жительных качеств. Она поделилась со мной тем, что у нее всегда вызывают возмущение и гнев попытки людей воспринимать ее в соот­ветствии со стереотипами. Затем она рассказа­ла о бывшем друге, который оставил ее и стал дружить с другой девушкой из-за того, что Ме­ган отказалась вступить с ним в половой кон­такт, а также о своих отношениях с лицами мужского пола — их общение обычно оказыва­лось непродолжительными из-за ее неспособ­ности к эмоциональной близости с ними и то­го, что они хотели лишь ее тела.

К работе над автопортретом ОНа ОТНеСЛаСЬ р_ис. 2.16. «Автопортрет

с энтузиазмом: вначале обвела контуры своего в зеркале»

лица, тщательно выверяя пропорции, затем стала подбирать оттенки, соответствующие цвету ее волос и кожи. Эти оттенки действительно со­ответствовали оригинальным. Создавая иссиня-черный оттенок для изображения волос, она сказала, что хотела бы иметь светлые волосы, и хотя естественный цвет ее волос ей нравится, светлые волосы, по ее мнению, наиболее красивы. Изображая торс, она вначале закрасила его контур телесным цветом, создав тем самым свое обнаженное (однако ли­шенное половых признаков) изображение, а потом стала накладывать второй слой красок, соответствующий одежде. В конце концов на рисун­ке предстала девушка в ярком, декорированном платье (рис. 2.16).

Сексуальные переживания Меган имели двойственный характер. Образ «пуэрториканской потаскушки» вызывал у нее явное неприятие. То, что на автопортрете ее тело и запястья закрыты платьем, можно рас­сматривать как отражение защитной реакции и в то же время попытку скрыть следы сделанных ею ранее порезов. Обращает на себя внимание и то, что она не изобразила свое тело целиком. Отсутствие его нижней части можно расценить, как стремление скрыть свою сексуальность.

Третье занятие

По мнению Р. Берне и X. Кауфман (Burns R., Kaufman Н., 1972), ки­нетический рисунок семьи «отражает внутренние дисгармонии гораздо более точно, чем вербальный опрос клиента или использование иных ме­тодов» (р. 2). Эта техника позволяет выявить чувства гнева и депрессии, бессилия и страха, а также дефицит доверия клиента к специалисту (Wohl, Kaufman, цит. по: Malchiodi С, 1990).

Меган нарисовала свою семью в гостях у деверя (рис. 2.17). Она изобразила родственников, проживающих в США, но не изобразила мать и отчима. Себя она поместила рядом с двадцатилетней сестрой, с которой часто делилась своими переживаниями. Она особо останови­лась на весьма напряженных отношениях со старшей сестрой и призна­лась, что та трижды порывалась задушить ее, и попыталась объяснить мне причины, по которым сестра могла испытывать к ней столь отрица­тельные чувства. Работа над рисунком и его обсуждение позволили вы­явить определенные семейные проблемы, среди которых одни имели культурный, а другие — дисфункциональный характер.

Меган сказала, что боится быть депортированной обратно в Панаму. Судя по рисунку и словам она переживала сложные отношения в семье: старшая сестра хотела отправить ее на родину, а деверь стремился удер­

жать в США. Меган ощущала чувства вины и стыда из-за того, что от­крыла постороннему человеку — мне — семейные тайны, и в то же вре­мя испытывала гордость в связи с тем, что ей удалось проделать опреде­ленную внутреннюю работу, чтобы обеспечить стабильность своего по­ложения в будущем.

Четвертое занятие

Во второй половине XV века крестоносцы в Европе стали использо­вать специальные эмблемы для обозначения своего положения в обще­стве. Эти эмблемы в виде гербов помещались на сбруе коней и щитах. Символы, используемые при создании гербов, были разнообразными и включали изображения животных, растений, звезд и т. д. Люди знатно­го происхождения гордились своими гербами и никому не позволяли их использовать. Гербы не только обозначали идентичность того или иного человека и привилегии его семьи, но и говорили о его происхождении (HornD., 1983).

При создании рисунка на тему «мой герб» (рис. 2.18) Меган прояви­ла большую активность. Делая паузы в работе, она смотрела на меня.

Хотя Меган перечислила целый ряд своих достоинств, ее настрой оставлял желать лучшего. Она призналась, что сомневается в своих спо­собностях достичь намеченной цели раньше 21 года. Ее жизнь, как ей казалось, складывалась плохо, якобы потому, что на ее семье лежит про­клятье — многие из женщин ее рода были изнасилованы или стали жерт­вами издевательств, а собственность семьи была проиграна мужчина­ми в азартных играх. Меган не была уверена в том, что в будущем ей удастся избежать печальной участи своих родственниц. По поводу же своего рисунка она испытывала гордость и повесила его на стене своей палаты.

Пятое занятие

По мнению К. Юнга, мандала является отражением Самости — орга­низующего центра личности (JungC, 1959; FincherS., 1991). Он пишет: «Этот центр не связан с тем, что называется "Эго"; он связан с Самостью» (Jung С, 1959, р. 73). Самость воплощает полноту психической жизни и включает в себя как сознание, так и бессознательное (JungC, von Franz М., 1964). Во многих культурах мандалы предстают в качестве музыкальных инструментов, используемых для решения задач психиче­ского роста (Jung С, von Franz М., 1964). Эти циркулярные символы не­редко отражают состояние просветления и духовной свободы, например в системе представлений дзен-буддизма. В христианской традиции разно­видностью мандалы можно считать изображение нимба, а в языческой — солнца. В культурах народов Европы, Африки и островов Тихого Океана циркулярные символы очень часто связаны с мифами творения. Являясь украшением священных мест, мандала способна оказывать определенное лечебное, гармонизирующее воздействие. «Мандала связана с определен­ным влиянием со стороны Самости — исходного паттерна порядка и целост­ности, той "паутины жизни", которая поддерживает и питает нас. Созда­вая мандалы, мы творим наше личное жизненное пространство, то про­странство, в котором мы чувствуем себя защищенными и которое служит концентрации нашей психической энергии» (FincherS., 1991, р. 24). Спонтанная изобразительная деятельность, направленная на заполнение пространства в круге разными цветами и формами, может сопровождать­ся исцеляющими эффектами и расширением системы самосознания, а так­же вести к личностному росту (Fincher S., 1991).

Рисуя собственную мандалу, Меган молчала и казалась глубоко по­груженной в свои мысли. Закончив работу, она заявила, что рисунок ас­социируется у нее с жизненным опытом, любящими ее людьми, ее буду­щим, а также целомудрием, составляющим сильные стороны ее лично­сти (рис. 2.19). Девушка особенно выделила это качество и пояснила, что в ее культуре девственность священна. Определенные изменения, отмечаемые в поведении моей клиентки, являлись, на мой взгляд, ре­зультатом борьбы противоречивых чувств, связанных с курирующим от­деление мужчиной-психиатром. Меган рассказала мне, что накануне у чее произошел с ним конфликт, и она опасается, не будет ли он из-за это­го уволен. Казалось, она находилась в эмоциональной зависимости от него. С этим я связала ее страх возможной утраты в случае его увольне­ния. Сейчас она переживала нечто подобное тому, что испытывала при

разрыве отношений со своим бывшим другом. Она не объяснила мне до конца причину своих переживаний, но сказала, что если бы находилась дома, то обязательно бы напилась. Меган призналась, что утрачивает способность трезво мыслить, если на кого-нибудв¹ сердится, и что ей час­тно бывает трудно контролировать свое поведение. Она согласилась с тем, что ее приспособительные способности снижены, но не решилась обсуждать со мной более эффективные способы преодоления эмоцио­нального стресса, чем те, которые для нее были обычно характерны (в частности, нанесение порезов). Ее настроение оставалось все еще по­давленным. Она продолжала считать, что присущие ей положительные качества не позволяют преодолевать жизненные трудности.

Шестое занятие

По мнению X. Квятковска (Kwiatkowska Н., 1978), последний рису­нок всей серии работ клиента не только имеет большое диагностическое значение, но и выражает его сокровенные мысли, которые он пытается донести до окружающих. Завершающая работа является средством под­ведения итогов психотерапевтического процесса и позволяет клиенту обратиться к своим мечтам и надеждам. М. Наумбурх (Naumburg М., 1973) отмечает, что спонтанный рисунок часто отражает работу вообра­жения, направленную на удовлетворение глубинных потребностей чело­века. На последнем занятии не только суммируется все то, что происхо­дило с клиентом на предыдущих стадиях психотерапевтического процес­са, но и закладывается фундамент нового этапа его жизни (Wadeson Н., Durkin J., Perach D„ 1989).

Придя на последнее занятие, Меган попросила перенести его на бо­лее поздний срок. Придя во вновь назначенный час, она высказала целый ряд малоубедительных доводов в пользу еще одного изменения времени. Создавая свой последний рисунок (рис. 2.20), Меган вела со мной раз­говор в излишне эмоциональной, несколько развязной манере, похлопы­вала себя по ноге. Она призналась, что испытывает тревогу, связанную с предстоящим сеансом семейной психотерапии. Она сказала, что испы­тывает страх и в то же время определенное возбуждение, предвидя воз­вращение в школу. Меган выполнила свой рисунок довольно быстро, не вкладывая в него больших усилий и обсуждая со мной по ходу работы результаты психиатрического обследования и лечения. Она скрепила два листа бумаги с помощью нити и нарисовала на обеих частях большие яркие цветы. Завершив рисунок, она призналась, что ее первоначальное нежелание идти на эту встречу было связано с тем, что ей предстояло го­ворить о грядущих школьных экзаменах и встрече с родственниками. Она поблагодарила меня за то, что я настояла на последнем занятии.

Обсуждение

На протяжение всего процесса лечения Меган неоднократно обраща­лась к теме психической идентичности и своего культурного наследия. Так, на первом занятии она сконцентрировала внимание на том фрагмен­те своей работы (названном ею «Традиция»), на котором помещена фо­тография матери и ребенка. По поводу этой фотографии она сказала: «Так нас воспитывают». Она заявила, что баскетболист и ребенок, сидя­щие за решеткой (на другом фрагменте ее коллажа) — латиноамерикан­цы, и что она чувствует себя в изоляции, потому что является иммигрант­кой и говорит с акцентом. На втором занятии она в основном говорила о том, что окружающие воспринимают ее как пуэрториканку в соответ­ствии со сложившимися стереотипами. На третьем занятии — о своем нежелании возвращаться в Панаму, а на четвертом — о своем культур­ном наследии и достоинстве. Наконец она обратилась к понятию цело­мудрия и связала его с культурой своего народа.

Тема сексуальности оказалась для Меган значимой. Накануне госпи­тализации она даже хотела отрезать себе грудь. В начале процесса лече­ния она неоднократно заявляла, что учителя считают ее «пуэрторикан­ской потаскушкой». Связанные с этим переживания усугублялись ее воспоминаниями о перенесенных в детстве эпизодах сексуального наси-' лия. Она считала, что учителя-мужчины испытывают к ней лишь физи­ческий интерес. В ее отношении к теме сексуальности просматривалась, амбивалентность: наряду с отрицательными чувствами в ее высказыва­ниях звучало сожаление о разрыве с бывшим другом и желание его вер-і нуть. К концу лечения Меган признала целомудрие проявлением личност­ной силы и больше не возвращалась к возникавшим у нее ранее пережи­ваниям, связанным с ее сексуальной «доступностью».

Эффект лечения Меган был довольно высоким. Она смогла опреде­лить для себя понятие своего культурного наследия и осознать его в кон-* тексте повседневной жизни — оно оказалось многомерным, включаю-; щим не только восприятие ее окружающими в соответствии со сложив-] шимися стереотипами, но и чувство гордости, обусловленное осознани­ем ценностей, которые несло в себе ее происхождение. В соответствии с моделью развития идентичности представителей меньшинств Меган смогла продвинуться со стадии 2 («диссонанс») на стадию 3 («сопротив­ление и иммерсия») (Atkinson D., Morten G., Sue D., 1993). В начале ле­чения она жаловалась на то, что чувствует себя в роли аутсайдера. Она скептически оценивала практику воспитания, характерную для Панам­ской традиции, и выражала неприятие собственного образа, форми­ровавшегося в глазах представителей доминирующей белой группы на­селения. К концу лечения Меган смогла интегрировать положительные качества, связанные со своим культурным наследием, в образ «Я» и аб­страгироваться от чувства стыда. Ей удалось идентифицироваться с це­ломудрием и выразить свое отрицательное отношение к физическому наказанию. Изобразительная продукция Меган включала целый ряд об­разов, связанных с ее родной культурой: латиноамериканцев на колла­же, смуглую кожу и иссиня-черные волосы на автопортрете, образ индей­ской принцессы — прародительницы Меган. Кроме того ее автопортрет обнаруживает определенное сходство с этой принцессой, изображенной на гербе. Данный факт сам по себе свидетельствует о положительной идентификации Меган со своей культурной традицией.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В этой статье было показано использование арт-терапевтического подхода с целью исследования культурного опыта клиента в процессе психиатрического лечения. Как следует из приведенного описания, арт-терапия может играть значимую роль в укреплении культурной идентич­ности клиента и способствовать его личностному росту. Она может быть ценным инструментом в решении тех проблем, которые так или иначе связаны с понятием культуры. В то же время ее возможности, несомнен­но, выходят далеко за пределы тем, относящихся к культурному багажу и культурной идентичности.

Подобно тому как значение картины трудно осознать без представле­ний о ее происхождении и влиянии на последующее развитие изобрази­тельного искусства, формирование идентичности в подростковом возра­сте невозможно понять, не имея сведений о детских годах жизни клиен­та и том, что происходит с ним, когда он становится взрослым (Kroger J., 1989). Работа с клиентами разного культурного происхождения требует от специалиста готовности расширять диапазон своих представлений о системе верований, особенностей поведения и ценностей определен­ной малой группы. Он должен обратить особое внимание на то, как куль­турные различия влияют на психотерапевтические отношения (West-rich С, 1994). «Специалист, игнорирующий своеобразие культурного багажа своих клиентов, вряд ли сможет найти с ними общий язык» (Ка-gawa-Singer М., Chung R., 1994, р. 200). Следует задавать себе вопросы, касающиеся верований, ценностей и норм, спрашивать себя: «Что такое идеальное "Я"? Каким образом можно достичь психической интеграции и целостности? Каковы правила, регулирующие человеческие отноше­ния?» (Kagawa-Singer М., Chung R., 1994). «Оценка собственного куль­турного багажа является основой уважения иного культурного опыта других людей» (Cattaneo М. 1994, р. 186). Для того чтобы не предъяв­лять неадекватных требований клиентам, психотерапевты должны хоро­шо осознавать свои ценности. Они должны признавать культурные разли­чия и сходства. Культурные барьеры могут быть причиной постановки ошибочного диагноза и преждевременного завершения психотерапевти­ческого процесса. Понимая культурные различия, мы проявляем уваже­ние к нашим клиентам и укрепляем в них гордость и чувство собствен­ного достоинства.