ИСХОДНЫЕ АРТ-ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ 11 страница

Существуют работы, ставящие своей целью определение взаимосвя­зей между проективными рисунками детей, материалом их обсуждения и данными психологического обследования. В исследовании Д. Милуше-ва и соавторов (Milousheva J. et al., 1996) детям рассказывали историю о ребенке, страдающем хроническим заболеванием. Затем детей проси­ли нарисовать этого ребенка после того, как он узнал о своем заболева­нии. Исследователи классифицировали различные копинговые страте­гии, основываясь на особенностях рисунков, а также разделении «фо­кусированных на чувствах» и «фокусированных на проблеме» реакций. Я согласна с тем, что изображение медицинского оборудования являет­ся примером «фокусированных на проблеме» реакций, хотя оно может свидетельствовать и о страхе перед медицинскими процедурами. В этом случае рисунок может указывать на наличие «фокусированных на чув­ствах» реакций. Если не прояснять это соответствующими вопросами, можно сделать неверный вывод.

В моей работе с детьми, страдающими соматическими заболевания­ми, я исхожу из того, что изобразительное творчество может корригиро­вать как аффективные, так и когнитивные процессы. Во многих случаях оно требует достаточных когнитивных возможностей, в частности, спо­собности к принятию решений, хороших моторных навыков, способно­сти к оценочным суждениям. В ряде случаев изобразительное творче­ство не идет дальше этого и не затрагивает потенциала более тонких психических процессов. В других случаях работа разворачивается во­круг содержания изображения, при этом аффект осознается и преобра­зуется в поступки.

Рис. 2.5 был выполнен восьмилетним мальчиком с острой лимфобла-стической лейкемией. Рисунок отражает страх, и это очевидно — ведь ребенок уже узнал о своем заболевании. Такой вывод подтверждают и наблюдения за поведением мальчика: находясь в постели, он все время сосал большой палец, крепко удерживая другими пальцами край одеяла. Когда его спрашивали, почему он сосет палец, он отвечал, что в этом нет ничего особенного. На вопрос о том, что означает его рисунок, отрицал связь изображения с тревогой. Он с легкостью комментировал страшные детали, добавляя, что всегда любил делать такие рисунки, задолго до того, как узнал о своем заболевании, что подтвердили его мать и брат.

В медицинской практике, где преимущественное значение придается внешним проявлениям болезни и поведению пациента, изобразительный материал может представлять особую ценность. На рисунках 2.6 а и 2.6 б приведены работы четырнадцатилетней девочки, страдающей саркомой ноги. Я попросила ее создать иллюстрации для азбуки, в частности, для ее инициалов. Хотя рисункам присуще наличие множества деталей (на­пример, изображение аппарата искусственной вентиляции легких и ап­парата для переливания крови), позволяющих обсуждать опыт ее пре­бывания в больнице, есть основания для того, чтобы обратиться к ее скрытым переживаниям. Без осознания значимости опыта пребывания этой девочки,в стационаре и получения ею химиотерапии, по-видимому, трудно разобраться в этих переживаниях. Думаю, что при работе с деть­ми, страдающими соматическими заболеваниями, очень важно иметь

Четырнадцатилетний мальчик, страдающий лимфомой, изобразил себя с аппаратом для переливания крови (рис. 2.7). Очевидно, что,прося ребенка рассказать о своих переживаниях, связанных с пребыванием в больнице, мы получили бы лишь скупой ответ. Рисунок же говорит о многом. Хотя он отражает вполне реалистическую сцену, благодаря ему мне удалось обстоятельно обсудить с мальчиком все то, что связано с его необычной болезнью, новыми формами проводимого лечения и его опа­сениями относительно будущего.

Его следующий рисунок был выполнен спустя полтора года, в период рецидива заболевания. Он вновь реалистичен, хотя сюжет рисунка уже

иной. Он отражает попытку мальчика осмыслить свою жизнь, то, что он из-за болезни и необходимости прохождения радиационной терапии дол­жен расстаться со своей школьной ролью выдающегося баскетболиста. Рисунок явился красноречивым выражением переживаний мальчика и послужил основой для обсуждения с ним тех проблем, которые связаны с изменением восприятия им своего тела и идентичности в целом. Маль­чик объяснил, что баскетболист на его рисунке должен теперь уйти на пенсию, и добавил, что это временный уход. Таким образом мы постепен­но перешли к обсуждению его инвалидности и того, как он воспринима­ет свое будущее.

Четырнадцатилетняя девочка, страдающая остеогенной саркомой, нарисовала лысых людей, отдыхающих на пляже (рис. 2.8). Создание рисунка вызвало у нее положительные эмоции. На вопрос о том, не свя­зывает ли она изображение лысых людей с тем, что в результате химио­терапии сама облысела, она всякий раз отвечала отрицательно и говори­ла, что ей нравится, как выглядят эти человечки. Она отрицала какой-либо скрытый смысл в своем рисунке и то, что изображенная сцена счастливой жизни может быть контрастом по отношению к той ситуа­ции, в которой она сама оказалась. Хотя эта девочка находилась в состо­янии психического равновесия, ее отец высказал озабоченность тем, что, по его мнению, она игнорирует свое заболевание, и поэтому ей сто­ит посещать сеансы визуализации, отражающие ситуацию болезни. Она

была одной из тех детей, которые никогда ни на что не жалуются, при­нимают ситуацию как должное и избегают проводить какие-либо парал­лели между своими рисунками и переживаниями. Иногда она рассказы­вала о своих ассоциациях, вызванных рисунками, но всякий раз они име­ли конкретный характер и никак не отражали переживаний, связанных с онкологическим заболеванием. Лишь в беседах, никак не относящих­ся к рисункам, она рассказывала об ощущаемых ею побочных эффектах лечения и проявлениях заболевания. Вряд ли можно говорить о том, что совершенствование вербальных и художественных способностей, на­блюдающееся по мере взросления ребенка, само по себе является гаран­том раскрытия его духовных качеств. Хотя в приведенном примере име­ются достаточные основания предполагать связь рисунка с актуальными переживаниями девочки, она сама ее отрицала. В то же время нельзя не признать, что работа над рисунком сопровождалась терапевтическим эффектом и определенно нравилась ей.

Двенадцатилетнюю девочку, больную лимфомой, я попросила со­здать рисунок на тему «мое настоящее и будущее». Она нарисовала две фигуры, являющиеся копией друг друга, за исключением того, что фигу­ра девочки в будущем была более мелкая, а на ногах у нее были ролико­вые коньки (рис. 2.9 а). Рисунок в целом отражал связанное с будущим ощущение неопределенности. Девочка перенесла очень тяжелую реак­цию в начале химиотерапии, ей давался кислород, и она была частично парализована. На момент выполнения рисунка она потеряла почти все

волосы и, хотя могла работать руками и говорить, все еще передвигалась на коляске. Из-за страха упасть она сопротивлялась попыткам физиоте­рапевта научить ее заново ходить, была часто озлоблена и испытывала явную растерянность из-за неопределенности своего будущего. Учиты­вая то, что девочка до болезни отличалась очень живым темпераментом, мелкая фигурка на ее рисунке могла показаться безжизненной. Однако если принять во внимание недавно пережитое ею коматозное состояние и то, что она уже могла самостоятельно рисовать, эта фигурка могла, скорее, восприниматься как своеобразный успех.

Три месяца спустя, находясь под амбулаторным наблюдением, на мою просьбу нарисовать место, где ей хотелось бы быть, девочка изобразила пустынный пляж (рис. 2.96). И хотя он выглядел почти идиллически, де­вочка заявила, что ей не хотелось бы туда идти, так как ей пришлось бы передвигаться в коляске и она стеснялась бы своего внешнего вида.

Примерно месяц спустя на мое предложение изобразить транспорт­ное средство она создала фургон (рис. 2.9 в). В этот период по указанию психиатра, занимающегося ее реабилитацией, мы составляли совместно с девочкой реабилитационную программу. Она дала согласие на занятия физическими упражнениями для того, чтобы развить двигательные на­выки и уменьшить свою зависимость от родственников. Создавая фур­гон, она уже могла без страха самостоятельно передвигаться и испыты­вала зависть к своей здоровой сестре. Не думаю, что при создании пер­вого рисунка она могла предвидеть подобный прогресс, однако фигурка девочки на роликовых коньках очевидно отражала ее надежду и волю к жизни.

Рисунок другой девочки, изображающий летящих над городом птиц (рис. 2.10), показывает, что важный психологический материал не мо­жет быть получен механическим образом. Аналитик, использующий «технологию поваренной книги», обратил бы внимание прежде всего на тяжеловесные здания, прочно стоящее дерево, птиц, устремленных к земле. Он предположил бы, что девочка ощущает «обездвиженность», подобную изображенному ею дереву, и это предположение подкрепля­лось бы имеющимися у нее двигательными нарушениями. Он, возможно, расценил бы черные силуэты домов как отражение ее депрессивного со­стояния либо ощущения себя заточенной в стенах больницы. Однако когда я попросила ее прокомментировать свой рисунок, она дала следу­ющее описание. «В первый день, когда я начала работать над этим рисун­ком, я действительно была в подавленном состоянии. Меня словно не существовало. Но по мере того как я наполняла свой рисунок чувствами

и красками, я почувствовала себя намного лучше. Я поняла, что для меня в жизни есть шанс. Никогда не следует опускать руки и недооценивать свои возможности, как я сама до этого делала. Когда я начинала рисо­вать, мне казалось, что я никогда не смогу создать ничего стоящего. Но Робин сказала мне: "Добейся своего!" И я действительно сделала краси­вый рисунок и почувствовала уважение к себе самой. Когда я смотрю на свой рисунок, я ощущаю желание уйти туда и никогда не возвращаться обратно. Птицы вызывают радость, а солнце на рисунке оживляет мир вокруг меня. Именно так я себя чувствую, и мне очень нравится мой ри­сунок».

Наше понимание рисунка изменяется, когда мы узнаем о том; какой смысл вкладывает в него его автор, как в приведенном примере, где ас­социации девочки со своим рисунком и процессом его создания выходят за рамки внешнего изображения. Таким образом, обсуждение работы становится исповедью, в которой проявляется надежда, а вовсе не по­корность судьбе..

Все эти примеры свидетельствуют о том, что различные рисунки спо­собны вызывать разные вопросы и, соответственно, давать самую разную информацию. И конечно же, в одной беседе невозможно узнать все, что вы хотите узнать о человеке. Подобно тому как в беседе мы задаем челове­ку вопросы для того, чтобы прояснить для себя что-либо или разгадать не­кую загадку, при обсуждении его рисунков мы должны быть предельно бдительны. Арт-терапевтическая деятельность требует умения перераба­тывать информацию и делать на основе ее определенные заключения. В вер­бальном диалоге мы используем общепринятый язык для того, чтобы об­мениваться представлениями и прояснять смысл. В арт-терапии клиент рисует или лепит, мы же не отвечаем ему посредством того же. Поэтому мы должны пользоваться речью, с тем чтобы объективировать изображение и, что наиболее важно, понять заключенный в нем смысл, неизменно со­блюдая должную меру уважения к его автору.

ЛИТЕРАТУРА

Ваитапп S. L. Parse's Research Methodology and the Nurse Researcher-Child Process // Nursing Science Quarterly. Vol. 9. № 1. 1996. P. 27-32.

Bowers J. J. Therapy through Art: Facilitating Treatment of Sexual Abuse / / Journal of Psychosocial Nursing. Vol. 30. № 6. 1992. P. 15-24.

Carpenter M., Kennedy M., Armstrong A. L., Moore E. Indicators of Abuse or Neglect in Preschool Children's Drawings / / Journal of Psychosocial Nursing. Vol.35. № 4. 1997. P. 10-17.

Colette. The Sick Child. The Collected Stories of Colette. Phelps R. (ed.). New York: Farra, Strauss <& Giroux, 1991.

Gantt L. M. A Validity Study of the Formal Elements Art Therapy Scale (FEATS) for Diagnostic Information in Patients' Drawings. Unpublished doctoral disserta­tion, University of Pittsburg, Pensylvania, 1990.

Glaister J. A. Serial Self-Portrait: A Technique to Monitor Changes in Self-Con­cept //Archives of Psychiatric Nursing. № 5. 1996. P. 311-318.

Glaister J. A., McGuinness T. Helping Chronic Trauma Survivors / / Journal of Psychosocial Nursing. Vol. 30. № 5. 1992. P. 9-17.

Grasha A. F'., Homan M. Psychological Size and Distance in the Relationships of Adult Children of Alcoholics with Their Parents / / Psychological Reports. 76. 1995. P. 595-606.

Hacking S., Foreman D., Belcher J. The Descriptive Assessment for Psychiatric Art // Journal of Nervous and Mental Disease. Vol. 184. № 7. 1996. P. 425-430.

Hagood M. M. Diagnosis or Dilemma: Drawings of Sexually Abused Children / / British Journal of Projective Psychology. Vol. 37. № 1. 1992. P. 22-33-

Horowitz M. J., Milbrath C, Stinson С. H. Signs of Defensive Control Locate Conflicted Topics in Discourse / / Archives of General Psychiatry. № 52. 1995. P. 1040-1047.

Johnson В. H. Children's Drawings as a Projective Technique / / Pediatric Nur­sing. Vol 16. № 1. 1990. P. 11-17.

Laub D., Podell D. Art and Trauma / / International Journal of Psychoanalysis. № 76. 1995. P. 991-1005.

Lewis L., Langer К. G. Symbolization in Psychotherapy with Patients Who are Disabled // American Journal of Psychotherapy. Vol. 48. № 2. 1994. P. 231-239.

Mathews G. B. Tje Philosophy of Childhood. Cambridge: Harward University Press, 1994.

Milousheva J., Kobayashi N.. Matsui I. Psychosocial Problems of Children and Adolescents with a Chronic Disease: Coping Strategies / / Acta Paediatric Japoni-ca.№38. 1996. P. 41-45.

Mishara A. L. Narrative and Psychotherapy — the Phenomenology of Healing / / American Journal of Psychotherapy. Vol. 49. № 2. 1995. P. 180-195.

Pennebaker J. W., Hughes C. F., O'Heeron R. C. The Psychophysiology of Con­fession: Linking Inhibitory and Psychosomatic Processes / / Journal of Personality and Social Psychology. Vol. 52. № 4. 1987. P. 782-793.

Rose G. J. Necessary Illusion: Art as 'Witness'. New York: International Univer­sity Press, 1995.

Sourkess B. Truth to Life: Art Therapy with Pediatric Oncology Patients and Their Siblings // Journal of Psychosocial Oncology. Vol. 9. № 2. 1991. P. 81-96.

Waldman T. L„ SilberD. E., Holmstrom R. W.,Karp S. A. Personality Charac­teristics of Incest Survivors on the Draw-a-Person Questionnaire // Journal of Personality Assessment. Vol. 63. № 1. 1994. P. 97-104.

Walker C. Use of Art and Play Therapy // Pediatric Oncology. Vol. 6. №4. 1989. P. 121-126.

АРТ-ТЕРАПИЯ В РАБОТЕ С ДЕТЬМИ И ПОДРОСТКАМИ, ПЕРЕНЕСШИМИ СЕКСУАЛЬНОЕ НАСИЛИЕ

Дженни Мерфи

Статья печатается по изданию: Murphy J. Art Therapy with Sexually Abu­sed Children and Young People // Inscape. Vol. 3. № 1. 1998. P. 10-16.

Сведения об авторе. Дженни Мерфи работает в качестве арт-терапевта в специализированном центре по оказанию психологиче­ской помощи детям и семьям в г. Плимут (Великобритания). Статья подготовлена на основе исследования, проведенного в рамках ее дип­ломной работы в период арт-терапевтической подготовки в Gold­smith's College.

ВВЕДЕНИЕ

За последние двадцать лет стали очевидны масштабы сексуального насилия над детьми и его долговременные последствия для их психиче­ского здоровья. Специалисты системы здравоохранения и других служб пытаются помочь жертвам в преодолении осложнений перенесенной травмы. Поскольку сексуальное насилие является сложным для обсуж­дения предметом (в частности, из-за того, что жертвы насилия часто под­вергаются шантажу во избежание разглашения обстоятельств престу­пления), арт-терапевтический подход является для ребенка менее трав­матичной формой установления диалога. По моему личному опыту, арт-терапия предоставляет дополнительные возможности, связанные с использованием материалов и фасилитирующих приемов, способствую­щих успешному преодолению психической травмы вне зависимости от качества вербального контакта.

Публикация М. Хагуд (Hagood М., 1992) поднимает вопросы исполь­зования арт-терапии в работе с британскими детьми, перенесшими сексу­альное насилие. Эта статья побудила меня к исследованию диагностиче­ских и лечебно-коррекционных возможностей применения арт-терапии в данной группе детей, наиболее эффективных форм арт-терапевтиче­ской работы, особенностей самого изобразительного процесса и оценки арт-терапевтами собственной работы. Кроме того, я попыталась выяс­нить, насколько британские арт-терапевты нацелены на изучение той специфики изобразительной продукции перенесших сексуальное наси­лие детей, которую возможно привлечь в качестве доказательств совер­шения преступления.

ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ

Сексуальное насилие и его последствия

Понятие сексуального насилия, независимо от того, совершается ли оно однократно или повторяется на протяжении некоторого времени, обозначает совокупность определенных преступлений — от демонстра­ции перед ребенком половых органов и до совершения с ним орального, анального или вагинального полового акта. В наиболее тяжелых случа­ях оно может сопровождаться угрозами или садистскими действиями. Как правило, насильник знаком ребенку (часто является его родственни­ком) и использует свой авторитет для принуждения к половому контак­ту. Таким образом ребенку наносится физическая и психическая травма, страдает система его социальных отношений.

Непосредственными следствиями насилия является переживание ребенком чувств страха, тревоги, депрессии, гнева, враждебности, зани­женной самооценки, нередко сопровождающиеся нарушениями сексу­ального поведения. Долгосрочные последствия насилия могут выражать­ся в психических расстройствах, сопряженных с самодеструктивными тенденциями, токсикоманией, расстройствами питания, депрессией, тревогой, чувствами социальной изоляции и стигматизации, высокой вероятностью ревиктимизации, затруднениями в установлении довери­тельных отношений с окружающими и сексуальных отношений (Browne А., FinkelhorD., 1988).

Л. Янг (Young L., 1992) описывает характерный для посттравмати­ческого стрессового расстройства симптомокомплекс, трактуя психи­ческую травму как «угрозу жизни или физической целостности». Целост­ность телесного образа «Я» может рассматриваться как основополагаю­щий фактор идентичности. Следствием нарушения этой целостности становится глубокий отпечаток травматического опыта в телесных ощу­щениях и восприятие пострадавшим своего тела и окружающего мира как «опасного, поврежденного или мертвого» (Young L., 1992).

Компенсаторные процессы могут возникать непосредственно после со­вершения акта насилия и становиться устойчивым механизмом выживания, ценой чего оказывается утрата приятных, чувственных, проприоцептивных ощущений (Young L., 1992). Они также снижают способность постра­давшего к словесному описанию своих чувств, символообразованию и воображению. Психотерапевтические приемы имеют целью свести к ми­нимуму долговременные эффекты травмы в психическом здоровье ребен­ка, предупредить ревиктимизацию и преобразовать «интрузивное, по­вторное переживание насилия» в простой «факт воспоминаний» (John­son D. R., 1987).

Работа с изобразительными материалами

Использование визуального канала коммуникации имеет целый ряд достоинств. Исследования показывают, что травматичный опыт запечат­левается онтогенетически примитивными визуальными механизмами как единое целое, поэтому создание изобразительных образов помогает получить к ним доступ (Johnson D. R., 1987). Его словесное описание по различным причинам часто представляет серьезную проблему: ребенок может не иметь соответствующего запаса слов для выражения того, что относится к сфере сексуальных отношений взрослого (Kelley S. J., 1984), сексуальное насилие могло быть совершено на превербальной стадии психического развития (Young L., 1992), насильник мог напугать ребенка расправой за разглашение преступления (Sagar С, 1990).

Изобразительное творчество помогает восстановить чувство соб­ственного достоинства (Franklin М., 1992; Stember С, 1980), оживить сферу физических ощущений, заблокированных в результате травмы (Carozza Р. М., Heirsteiner G.L., 1982), и способствовать выражению подавленных чувств (Sagar С, 1990). Восстановление образа «Я» может стимулироваться физическими свойствами изобразительных материа­лов, которые являются невербальными инструментами для определения относящегося и не относящегося к сфере «Я» (Cody М., 1987).

С. Сагар описывает то, как перенесшие сексуальное насилие дети нередко стараются смешать разные краски и материалы, а затем разма­зывают их по плоскости или помещают в какую-либо емкость для того, чтобы арт-терапевт сохранил эти «работы» в надежном месте. Подобно­го рода артефакты могут выражать некую «тайну», которую ребенок дол­жен был до этого держать в себе самом (Sagar С, 1990).

Работа с материалами способствует интеграции личности ребенка и имеет подчас весьма конкретное и ритуальное выражение. С. Сагар (Sa­gar С, 1990) связывает свои наблюдения за особенностями психических процессов у перенесших сексуальное насилие детей с идеей художе­ственного образа как талисмана. Художественный образ может быть предметом для избирательной проекции чувств ребенка и выполнять роль «козла отпущения». Образ может сохраняться либо разрушаться без причинения ущерба другим людям (Schaverien J., 1987). В против­ном случае гнев и желание возмездия могли бы выплескиваться на окру­жающих, порождая тем самым новый цикл насилия (Naitove С. Е., 1988). В тоже время С. Сагар (Sagar С, 1990) и П. Левинсон (Levinson Р., 1986) рассматривают отреагирование агрессивных чувств пострадавшего ре­бенка как один из факторов его долгосрочной психотерапии.

Индивидуальная и групповая арт-терапия

Интенсивный характер отношений при индивидуальной психотера­пии создает для клиента потенциально опасную ситуацию, способную провоцировать травматичный опыт (DeYoung М., Corbin В. А., 1994). Доверие ребенка к психотерапевту может возникнуть при наличии чет­ких границ и структуры психотерапевтических отношений, а также при безусловном принятии детских переживаний и изобразительной продук­ции (Malchiodi С, 1990). Изобразительную работу можно рассматривать как безопасный и естественный для ребенка вид деятельности (Stember С, 1980; Carozza Р. М., Heirsteiner С. L., 1982; Kelley S. J., 1984), который служит для него «транзитным пространством», более надежным, чем слишком личные по своему характеру отношения пере­носа (Johnson D. R., 1987).

Подходы к индивидуальной терапии могут быть различными. Б. Пик (Реаке В., 1987), например, видит свою работу «настолько неинтрузив­ной и недирективной, насколько это возможно». Такой подход обуслов­лен потребностью клиента ощутить полный контроль над ситуацией. М. Хагуд (Hagood М., 1992), наоборот, утверждает, что до тех пор, пока не будет использована та или иная форма директивной терапии, ребенок будет избегать обсуждения вызванных сексуальным насилием пережи­ваний. П. Левинсон (Levinson Р., 1986) описывает «высвобождающую чувства терапию» в форме структурированной определенным образом игровой деятельности, способствующей отреагированию чувств, связан­ных с перенесенной травмой.

В отличие от индивидуальной терапии, групповая терапия лишена осложнений от дисбаланса ролевых функций. Поэтому большинство кли­ницистов рекомендует использовать ее в работе в первую очередь с жерт­вами сексуального насилия (Knille В. J., Tuana S. J.. 1980; Steward М. S.

6-1508

et al., 1986). Эта форма терапии позволяет преодолеть чувства социаль­ной изоляции и стигматизированности, переживаемые многими жертва­ми сексуального насилия (Knille В. J., Tuana S. J., 1980; Carozza P. M., HeirsteinerC. L., 1982; Berliner L., Ernst E., 1984; WolfV. В., 1993), а так­же детьми из дисфункциональных семей. Групповое взаимодействие со сверстниками в присутствии двух психотерапевтов в какой-то мере спо­собствует формированию у них опыта семейных отношений (Stew­ard М. S. et al., 1986, DeYoung М., Corbin В. А., 1994). Для подростков индивидуальная арт-терапия может быть малопригодной из-за присуще­го им негативного отношения ко взрослым и социальным авторитетам, поэтому работа в группе сверстников подходит им в большей степени (Knille В. J., Tuana S. J., 1980).

В группах перенесших сексуальное насилие детей для вербализации чувств пациентов можно использовать разнообразные изобразительные материалы. Арт-терапевты, работающие с такими детьми, рассматрива­ют художественные образы в качестве основополагающего инструмента коммуникации. Данная невербальная коммуникация в сочетании с пере­живаемыми ребенком творческими процессами способствует преодоле­нию психической травмы и восстановлению его положительной само­оценки (Carozza Р. М., HeirsteinerC. L., 1982; Brooke S. L., 1995). Парал­лельно с этими формами работы могут проводиться групповые занятия с матерями и иными близкими ребенку лицами, о чем пишет, например, М. Xaryfl(HagoodM., 1991).

Рисунки в качестве инструмента диагностики сексуального насилия

В США уделяется большое внимание разработке таких арт-терапев­тических методик, которые могли бы служить инструментом подтверж­дения фактов сексуального насилия. Основой для работы является пред­положение о том, что художественные образы, созданные не признаю­щимися в совершении над ними сексуального насилия детьми, могут содержать очень важную информацию об учиненном преступлении. Де­лаются попытки разработать «графические индикаторы» сексуального насилия (Cohen F. W., Phelps R. Е., 1985; Sidun N. М., Rosenthal R. H., 1987; Hibbard R. A., Hartman G., 1990). Хотя в рисунках перенесших сек­суальное насилие детей были выявлены некоторые особенности, имею­щие определенную клиническую значимость, исследователи предосте­регают от безоговорочного использования этих особенностей для обо­снования диагноза сексуального насилия. Специалисты полагают, что эти особенности могут лишь указывать на его вероятность.

Если бы все-таки удалось обнаружить некие «графические индикато­ры» сексуального насилия, психотерапевты и социальные работники были бы вооружены эффективным средством как для постановки диагноза, так и проведения судебного расследования (Kelley S. J., 1985; Hagood М. М., 1992). В США, например, были случаи использования детских рисунков в суде в качестве свидетельств, а арт-терапевты неоднократно привлека­лись к расследованию в качестве экспертов (Malchiody С, 1990).

МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ

Для того чтобы охватить исследованием многочисленную группу арт-терапевтов, работающих с детьми в разных частях Соединенного Коро­левства, я решила использовать специальный опросник. Всего было ра­зослано по почте 129 анкет. Ответы были получены примерно от 52% опрошенных, главным образом тех, кто имел определенный опыт рабо­ты с перенесшими сексуальное насилие детьми и подростками.

Некоторые вопросы предполагали готовые варианты ответов, дру­гие — ответы в свободной форме: стояла задача получить статистиче­ские данные и в то же время качественные описания, характеризующие работу арт-терапевтов с клиентами данной категории. Первая группа вопросов предполагала калибровку и возможность компьютерной обра­ботки информации. Оценка ответов на вопросы второй группы, содер­жавших разнообразные сведения о чувствах, а также наблюдения и ком­ментарии респондентов были объединены в несколько кластеров со сходными темами и переживаниями. В приведенном ниже описании ре­зультатов исследования содержится лишь статистическая информация на 1996 г. Я намеренно исключила из статьи значительную часть стати­стических данных — так она более удобна для восприятия. Информация дополняется данными моих собственных наблюдений, иллюстрирующих ответы респондентов.