РИТОРИКА 4 страница

Вот приблизительно все положения, на осно­вании которых произносится почти всякая похвала и хула; вот что следует принимать в соображение, хваля или порицая; вот откуда берется содержание для энкомия и порицания: ведь, раз известен этот вид речей [похвальных], очевидны положения про­тивоположные, так как порицание произносится на основании положений, противоположных вышеука­занным.

Речи судебные. — Причины несправедливых поступ­ков; настроения, вызывающие эти поступки; люди, по отношению к которым эти поступки совершаются. — Что значит поступать несправедливо? — Мотивы дурных поступков, порок и невоздержанность. — По­ступки произвольные и непроизвольные. — Мотивы всей человеческой деятельности. — Понятие случайности. естественности, насильственности, привыч­ности. — Совершаемое по соображению, под влиянием раздражения, под влиянием желания.

Далее следует сказать о числе и природе тех по­ложений, из которых должно выводить умозаклю­чения относительно обвинения и защиты. Здесь сле­дует обратить внимание на три пункта: какова при­рода и как велико число тех причин, в силу которых люди поступают несправедливо; под влиянием како­го настроения люди поступают несправедливо; по отношению к каким людям мы поступаем неспра­ведливо и в каком положении находятся эти люди. Итак, определим понятие несправедливости и раз­берем затем каждый из указанных пунктов по по­рядку.

Пусть поступать несправедливо — значит наме­ренно, вопреки закону причинять вред другому ли­цу. Но есть два вида законов — частный и общий. Частным я называю написанный закон, согласно которому люди живут в государстве, общим — тот закон, который признается всеми людьми, хотя он и не написан. Добровольно люди делают то, что они делают сознательно и без принуждения. Не все то, что люди совершают добровольно, совершается ими намеренно, но все, что совершается ими наме­ренно, совершается ими добровольно, потому что человек никогда не находится в неведении относи­тельно того, что он делает намеренно. Мотивы же, под влиянием которых мы добровольно причиняем вред и поступаем несправедливо, — это порок и невоздержанность: когда мы обладаем одним или несколькими пороками, мы оказываемся несправед­ливыми именно по отношению к объекту порока, например, корыстолюбивый по отношению к день­гам, невоздержанный по отношению к телесным на­слаждениям, изнеженный по отношению ко всему тому, что способствует лени, трус по отношению к опасностям (потому что трусы под влиянием стра­ха покидают своих товарищей в минуты опасности), честолюбец по отношению к почестям. Человек вспыльчивый поступает несправедливо под влияни­ем гнева; человек, страстно любящий победу, по­ступает так ради победы, человек мстительный — под влиянием мести, человек неразумный — вслед­ствие неведения того, что справедливо и что не­справедливо, человек бесстыдный — вследствие презрения к доброй славе. Подобным же образом каждый из остальных людей оказывается неспра­ведливым соответственно своему пороку. Но все это ясно отчасти из того, что мы сказали о добродете­лях, отчасти из того, что мы скажем о страстях. Остается сказать, ради чего, под влиянием како­го настроения и по отношению к кому люди по­ступают несправедливо. Итак, предварительно раз­берем вопрос, к чему стремятся и чего избегают люди, принимаясь совершать несправедливости, по­тому что очевидно, что обвинитель должен вы­яснять, какие именно и насколько важные мотивы из тех, под влиянием которых люди поступают не­справедливо по отношению к своим ближним, были у противника, а защищающиеся — какие мотивы в данном случае отсутствовали.

Все люди делают одно непроизвольно, другое произвольно, а из того, что они делают непроиз­вольно, одно они делают случайно, другое по не­обходимости; из того же, что они делают по необходимости, одно они делают по принуждению, другое — согласно требованиям природы. Таким образом, все, что совершается ими непроизвольно, совершается или случайно, или в силу требований природы, или по принуждению. А то, что делается людьми произвольно и причина чего лежит в них самих, делается ими одно по привычке, другое под влиянием стремления, и притом одно под влиянием стремления разумного, другое — неразумного. Хо­тение есть стремление к благу, потому что всякий испытывает желание лишь в том случае, когда счи­тает объект своего желания благом. Стремления же неразумные — это гнев и страсть. Итак, все, что люди делают, они делают по семи причинам: случайно, согласно требованиям природы, по принуж­дению, по привычке, под влиянием размышления, гнева и страсти. Бесполезно было бы присоеди­нять сюда классификацию таких мотивов, как воз­раст, положение и т. п., потому что если юно­шам свойственно быть гневливыми или страстны­ми, то они совершают несправедливые поступки не по своей молодости, но под влиянием гнева и страсти. И не от богатства и бедности люди по­ступают несправедливо. Случается, конечно, бед­ным вследствие их нужды желать денег, а богатым вследствие избытка средств желать наслаждений, в которых нет необходимости, но и эти люди будут поступать известным образом не от богатства или бедности, но под влиянием страсти. Равным образом люди справедливые и несправедливые и все те, поступки которых объясняют их душевными ка­чествами, действуют под влиянием тех же вышеуказанных мотивов — соображений рассудка или страсти, причем одни руководятся добрыми нравами или страстями, а другие — нравами и страстями противоположного характера. Случается, конечно, что с такими-то душевными качествами связаны такие-то последствия, а с другими дру­гие: так, у человека умеренного, именно вследствие его умеренности, правильные мнения и желания относительно наслаждений, а у человека невоздер­жанного относительно того же мнения противопо­ложные.

Вследствие этого следует оставить в стороне по­добные классификации и рассмотреть, какие след­ствия связаны обыкновенно с какими душевными свойствами, потому что, если человек бел или че­рен, велик или мал, отсюда нельзя еще выводить никаких заключений, если же, напротив, человек молод или стар, справедлив или несправедлив, то это уже разница. То же можно сказать и относи­тельно всего того, что производит разницу в нравах людей, как, например, считает ли человек себя богатым или бедным, счастливым или несчастливым. Но об этом мы будем говорить после, а теперь же коснемся остальных [ранее намеченных] вопросов. Случайным называется то, причина чего неопреде­ленна, что происходит не ради какой-нибудь опре­деленной цели, и не всегда, и не по большей части, и не в установленном порядке. Все это очевидно из определения понятия случайности. Ес­тественным мы называем то, причина чего подчинена известному порядку и заключается в самой вещи, так что эта вещь одинаковым образом случается или всегда, или по большей части. Что же касается вещей противоестественных, то нет никакой нужды выяснять, происходят ли подобные вещи сообразно с какими-нибудь законами приро­ды или по какой-нибудь другой причине; может показаться, что причиной подобных вещей бывает и случай.

Насильственным называется то, что делается на­ми самими, но вопреки своему желанию и доводам рассудка. Привычным называется то, что люди делают вследствие того, что часто это делали. По соображению [совершается] то, что кажется нам полезным из перечисленных нами благ, или как цель, или как средство, ведущее к цели, когда такая вещь делается ради приносимой ею пользы, потому что иногда и люди невоздержан­ные делают полезные вещи, но не для пользы, а ради удовольствия. Под влиянием раздражения и запальчивости совершаются дела мести. Между местью и наказанием есть раз­ница: наказание производится ради наказуемого, а мщение ради мстящего, чтобы утолить его гнев. Что такое гнев, это будет ясно из трактата о страстях. Под влиянием желания делается все то, что кажется нам приятным; к числу вещей приятных относится и то, с чем мы сжились и к чему привыкли, потому что люди в силу привычки с удовольствием делают многое из того, что по своей природе не представ­ляет ничего приятного.

Таким образом, в результате всего сказанного мы получаем, что все то, что люди делают сами собою, все это — благо, или кажущееся благо, или прият­но, или кажется приятным. Но так как все то, что люди делают сами собой, они делают добровольно, а недобровольно они поступают не сами по себе, то все то, что люди делают добровольно, можно отнести к числу действительных или кажущихся благ, к числу вещей, действительно приятных или кажущих­ся таковыми. К числу благ я отношу также избав­ление от действительного или кажущегося зла, равно как и замену большего зла меньшим, потому что подобные вещи в некотором отношении представ­ляются желательными; точно так же я причисляю к приятным вещам избавление от неприятного или от чего-нибудь кажущегося неприятным или замену более неприятного менее неприятным. Итак, следует рассмотреть полезные и приятные вещи — сколько их и каковы они. О полезном мы говорили раньше, говоря о речах, носящих характер совещательный; теперь поговорим о приятном. При этом достаточными нужно считать те определения, которые отно­сительно каждого данного предмета не представля­ются ни слишком неопределенными, ни слишком ме­лочными.

Определение удовольствия. — Различные категории приятного.

Определим удовольствие как некото­рое движение души и как быстрое и ощутительное водворение ее в ее естественное состояние; неудо­вольствие же определим как нечто противоположное этому. Если же все подобное есть удовольствие, то очевидно, что приятно и все то, что создает выше­указанное нами душевное состояние, а все то, что его уничтожает или создает душевное состояние противоположного характера, все это неприятно. От­сюда необходимо следует, что по большей части приятно водворение в свое природное состояние, и особенно в том случае, когда возвратит себе свою природу то, что согласно с нею происходит. [При­ятны и] привычки, потому что привычное уже как бы получает значение природного, так как привычка несколько подобна природе: понятие «часто» близко к понятию «всегда», природа же относится к поня­тию «всегда», а привычка — к понятию «часто». Приятно и то, что делается не насильно, потому что насилие противно природе; на этом-то основа­нии все необходимое тягостно, и справедливо говорится, что

Всякая необходимость по своей природе тягостна.

Неприятны также заботы, попечения и усилия; все это принадлежит к числу вещей необходимых и вынужденных, если только люди к ним не привыкли; в последнем случае привычка делает их приятными. Вещи, по своему характеру противоположные выше­указанным, приятны; поэтому к числу вещей при­ятных относится легкомыслие, бездействие, безза­ботность, шутка и сон, потому что ни одна из этих вещей не имеет ничего общего с необходимостью. Приятно и все то, что составляет объект желания, потому что желание есть стремление к удовольст­вию. Из желаний одни неразумны, другие разумны; к числу неразумных я отношу те желания, которые люди испытывают независимо от такого или друго­го мнения [о предмете желания]; сюда принадлежат желания, называемые естественными, каковы все желания, производимые нашим телом, например же­лание пищи, голод, жажда и стремление к каждому отдельному роду пищи; сюда же относятся жела­ния, связанные с предметами вкуса, сладострастия, а также с предметами осязания, обоняния, слуха и зрения.

Разумные желания — те, которые являются под влиянием убеждения, потому что мы жаждем увидеть и приобрести многие вещи, о которых мы слы­шали и [в приятности которых] мы убеждены. Так как наслаждение заключается в испытывании из­вестного впечатления, а представление есть некото­рого рода слабое ощущение, то всегда у челове­ка, вспоминающего что-нибудь или надеющегося на что-нибудь, есть некоторое представление о том, о чем он вспоминает или на что надеется; если же это так, то очевидно, что для людей, вспоминающих что-нибудь или надеющихся на что-нибудь, получа­ется удовольствие, так как в этом случае они испы­тывают известного рода ощущение. Таким образом, все приятное необходимо будет заключаться или в ощущении настоящего удовольствия, или в припо­минании удовольствия прошедшего, или в надежде на будущее удовольствие, потому что люди чувствуют настоящее, вспоминают о свершившемся и на­деются на будущее. Из того, что люди припоминают, приятно не только то, что было приятно, ког­да было настоящим, но и кое-что неприятное, если только то, что за ним последовало, было для нас вполне приятно. Отсюда и говорится:

Приятно человеку, избегшему гибели, Вспоминать свои несчастья.

И:

Радость даже в страданиях есть, раз они миновали, Для человека, кто много скитался и вытерпел много.

Причина этому та, что приятно уже и самое от­сутствие зла. А из того, чего мы ожидаем, нам при­ятно то, с присутствием чего связано или сильное удовольствие, или польза, и притом польза, не со­единенная с горем. Вообще же все то, присутствие чего приносит нам радость, доставляет нам обыкно­венно удовольствие и тогда, когда мы вспоминаем такую вещь или надеемся на нее; поэтому и гневать­ся приятно, как сказал о гневе Гомер:

Много слаще, чем мед, стекает он в грудь человека,

потому что мы не гневаемся на того, кого считаем недоступным нашей мести, и на людей более могу­щественных, чем мы, мы или совсем не гневаемся, или гневаемся в меньшей степени.

С большей частью желаний связано некоторое удовольствие: мы испытываем его, или вспоминая, как наше желание было удовлетворено, или надеясь на его удовлетворение в будущем; например, боль­ные, мучимые жаждой в жару, испытывают удо­вольствие, и вспоминая о том, как они утоляли свою жажду в прошедшем, и надеясь утолить ее в буду­щем. Точно так же и влюбленные испытывают на­слаждение, беседуя устно или письменно с предметом своей любви или каким бы то ни было другим образом занимаясь им, потому что, живя воспоми­нанием во всех подобных состояниях, они как бы на самом деле ощущают присутствие любимого чело­века. И для всех людей любовь начинается тем, что они не только получают удовольствие от присутст­вия любимого человека, но и в его отсутствие ис­пытывают наслаждение, вспоминая его, и у них яв­ляется досада на его отсутствие. И в горестях и слезах есть также известного рода наслаждение: горечь является вследствие отсутствия любимого человека, но в припоминании и некоторого рода ли­цезрении его — что он делал и каков он был — заключается наслаждение, поэтому справедливо го­ворит поэт:

Так говорил, и у всех возбудил он желание плакать.

Приятна также месть, потому что приятно достигнуть того, не достигнуть чего тяжело. Гневаясь люди безмерно печалятся, не имея возможности ото­мстить, и, напротив, испытывают удовольствие, на­деясь отомстить. Приятно и побеждать, и это при­ятно не только для людей, любящих победу, но и для всех вообще, потому что в этом случае является мысль о собственном превосходстве, которого более или менее жаждут все. Если приятна победа, то от­сюда необходимо следует, что приятны и игры, где есть место борьбе и состязанию, потому что в них часто случается побеждать; сюда относятся игры в бабки, в мяч, в кости и в шашки. Точно то же можно сказать и о серьезных забавах: одни из них делаются приятными по мере того, как к ним привыкаешь, другие же сразу доставляют удовольствие, например травля собаками и вообще всякая охота, потому что, где есть борьба, там есть место и по­беде; на этом основании искусство тягаться по судам и спорить доставляет удовольствие тем, кто привык к подобному препровождению времени и имеет к нему способность.

Почет и добрая слава принадлежат к числу наи­более приятных вещей, потому что каждый вообра­жает, что он именно таков, каков бывает человек хороший, и тем более в том случае, когда [почести и похвала] воздаются со стороны лиц, которых мы считаем правдивыми. В этом случае люди, нам близкие, значат более, чем люди, нам далекие, и люди, коротко знакомые, и наши сограждане больше, чем люди, нам чужие, и наши современники больше, чем наши потомки, и разумные больше, чем неразумные, и многие больше, чем немногие, потому что есть более основания считать правдивыми перечислен­ных нами людей, чем людей, им противоположных. Раз человек с пренебрежением относится к какой-ни­будь категории существ (как, например, он относит­ся к детям или животным), он не придает никакого значения почестям со стороны их и доброй славе среди них, по крайней мере ради самой этой славы, а если он и придает этим вещам значение, то ради чего-нибудь другого.

Друг также принадлежит к числу приятных [ве­щей], потому что, с одной стороны, приятно лю­бить: никто, кому вино не доставляет удовольствия, не любит его; а с другой стороны, приятно также и быть любимым, потому что и в этом случае у человека является мысль, что он хорош, а этого жаждут все способные чувствовать люди; а быть любимым — значит быть ценимым ради самого се­бя. Быть объектом удивления приятно уже потому, что с этим связан почет. Приятно также быть объек­том лести, приятен и льстец, потому что он — ка­жущийся поклонник и друг. Приятно часто делать одно и то же, потому что, как мы сказали, все при­вычное приятно. Приятно также испытывать пе­ремену, потому что перемены согласны с природой вещей, так как вечное однообразие доводит до пре­увеличения (чрезмерности) раз существующее на­строение, поэтому и говорится: «во всем приятна перемена». Вследствие этого приятно то, что явля­ется через известные промежутки времени, — люди ли это, или неодушевленные предметы, — потому что это производит некоторую перемену сравни­тельно с настоящим; кроме того, то, что мы видим через известные промежутки времени, представля­ет некоторую редкость. По большей части приятно также учиться и восхищаться, потому что в вос­хищении уже заключается желание [познания], так что предмет восхищения скоро делается предме­том желания, а познавать — значит следовать закону природы. К числу приятных вещей относит­ся оказывание и испытывание благодеяний, потому что испытывать благодеяние — значит получать то, чего желаешь, а оказывать благодеяние — значит обладать [самому], и притом обладать в большей степени, чем другие, — а к тому и другому люди стремятся. Так как приятно оказывать благодеяния, то приятно также поставить на ноги своего ближнего и, вообще говоря, приятно завершать неокон­ченное. Раз приятно учение и восхищение, необходимо будет приятно и все подобное этому, напри­мер подражание, а именно: живопись, ваяние, поэзия и вообще всякое хорошее подражание, если даже объект подражания сам по себе не представляет ни­чего приятного; в этом случае мы испытываем удо­вольствие не от самого объекта подражания, а от мысли [умозаключения], что это, [то есть подра­жание], равняется тому, [то есть объекту подражания], так что тут что-то познается. Приятны также внезапные перемены, приятно и с трудом спастись от опасностей — это приятно потому, что все по­добное возбуждает удивление.

Так как приятно все согласное с природой, а все родственное соответствует друг другу по природе, то по большей части все родственное и подобное приятно, например, человек приятен для человека, лошадь для лошади, юноша для юноши, откуда произошли и поговорки, что сверстник веселит сверст­ника, что всякий ищет себе подобного, что зверь узнает зверя и что галка всегда держится галки, — и все другие подобные пословицы. Так как все по­добное и родственное приятно одно для другого и так как каждый человек наиболее испытывает это по отношению к самому себе, то все люди необхо­димо бывают более или менее себялюбивы, потому что все такое существует в основном по отношению к самому себе. А раз все люди себялюбивы, для всякого человека необходимо бывает приятно все свое, например свои дела и слова; поэтому-то люди по большей части любят льстецов и поклонников и бывают честолюбивы и чадолюбивы: ведь дети — наши создания. Приятно также завершить неоконченное дело, потому что оно в этом случае уже ста­новится нашим собственным делом. Так как очень приятна власть, то приятно казаться мудрым, так как основание власти в знании, а мудрость есть зна­ние многих удивительных вещей. Кроме того, так как люди по большей части честолюбивы, то отсю­да необходимо следует, что приятно порицать своих ближних, приятно и властвовать. Приятно также человеку держаться того, в чем он, по своему мнению, превосходит сам себя, как говорит поэт:

И к тому труду он привязывается, Уделяя ему большую часть каждого дня, В котором сам себя превосходит.

Равным образом, так как шутки и всякое отдохновение приятно, а равно и смех, то необходимо будет приятно и все, вызывающее смех, — и люди, и слова, и дела. Но вопрос о смешном мы рассмотрели отдельно в «Поэтике». Итак, вот что мы имели сказать о приятном. Что же касается неприятного, то это понятие станет ясным из положений, проти­воположных высказанным.

Настроения, вызывающие несправедливые поступ­ки. — Условия, благоприятствующие безнаказаннос­ти преступлений и проступков.

Итак, вот причины, побуждающие людей посту­пать несправедливо. Теперь скажем о том, находясь в каком нравственном состоянии они поступают не­справедливо и по отношению к кому они так посту­пают.

Люди поступают несправедливо, когда счита­ют совершение данного поступка возможным безот­носительно и возможным для себя; кроме того, ког­да думают, что их поступок останется необнаружен­ным, или что они не понесут за него наказания в случае его обнаружения, или, наконец, что хотя они и понесут за него наказание, но оно будет менее значительно, чем выгода, которая получится от этого поступка или для них самих, или для их близких. Позднее мы скажем, что именно кажется возмож­ным и невозможным, потому что эти замечания име­ют значение для всех родов речей.

Безнаказанно совершать несправедливые поступ­ки считают для себя наиболее возможным люди, умеющие говорить, ловкие, имевшие много случа­ев вести подобную борьбу, люди, у которых много друзей и денег. Наиболее сильными люди считают себя в том случае, когда они сами удовлетворяют указанным условиям; если же этого нет, то в том случае, если у них есть такие друзья, слуги или со­общники; это дает им возможность совершать не­справедливости, утаивать это и не нести за них на­казания. Надеяться на это можно еще и в том слу­чае, когда мы дружны с тем, кому наносим обиду, или с судьей: друзья, с одной стороны, не прини­мают предосторожностей от несправедливостей, а с другой стороны, мирятся, не давая делу доходить до суда. Что же касается судей, то они угождают тем, с кем они дружны, и или совсем не взыскивают с них, или налагают незначительное наказание.

Легко скрыть свою вину тем людям, качества ко­торых идут вразрез с возводимыми на них обви­нениями, например, человеку бессильному легко скрыть преступление, заключающееся в насилии, а человеку бедному и безобразному — прелюбодея­ние. Легко также скрыть и то, что слишком явно и слишком бросается в глаза, так как таких вещей люди не замечают, считая их невозможными. Точно так же легко скрыть преступление такой важности и такого сорта, какого никто не совершал, потому что таких вещей никто не остерегается: все остере­гаются привычных преступлений, как это делают и по отношению к привычным болезням, но никто не принимает предосторожностей против того, чем ни­кто никогда не страдал. Легко также нападать на тех людей, у которых или совсем нет врагов, или много их: в первом случае нападающий надеется ос­таться необнаруженным на том основании, что его жертва не принимает никаких мер предосторожности, а во втором он остается необнаруженным, по­тому что нападение на людей, принявших оборони­тельное положение, представляется со стороны дан­ного человека делом невозможным, и виновный в свою защиту может сказать, что он никогда не от­важился бы на подобное дело.

Легко совершать преступления и тем, кто может укрыться — благодаря ли способу, которым совер­шено преступление, или месту, где оно совершено, или для кого благоприятно слагаются обстоятельст­ва. [На преступления решаются также те люди], у которых есть возможность в случае обнаружения преступления избежать суда, или выиграть время, или подкупить судей, а также те, у которых в случае наложения наказания есть возможность избежать приведения его в исполнение или добиться продол­жительной отсрочки его; наконец, те, кому вследст­вие крайней бедности терять нечего.

Кроме того, на преступления решаются те лица, которым выгоды от преступления представляются очевидными, значительными или близкими, а нака­зание за него — ничтожным, неверным или далеким. И те преступления, кара за которые не равна получаемой от них выгоде, всегда находят исполни­теля; такова, например, тирания; то же можно ска­зать о преступлениях, совершение которых влечет за собой осязательную выгоду, между тем как на­казание за них заключается только в позоре. И на­оборот, на преступление отваживаются и в том слу­чае, когда совершение его приносит некоторого рода славу, например, если удается разом отомстить за отца или за мать, как это удалось Зенону, а наказание за него заключается в денежной цене, изгна­нии или в чем-нибудь подобном. Люди поступают несправедливо под влиянием тех и других из ука­занных мотивов и в том и другом из указанных настроений, но это не одни и те же люди, а лица совершенно противоположных характеров. Решают­ся на преступление еще и те, кому часто удавалось или скрыть свое преступление, или остаться безна­казанным, а также те, кто часто терпел неудачу, потому что в подобных вещах, как и на войне, не­которые способны добиваться победы во что бы то ни стало. На преступление решаются еще и в тех случаях, когда немедленно вслед за ним наступает удовольствие, а потом, уже позже, приходится ис­пытывать нечто неприятное, или когда выгода близ­ка, а наказание отдалено. В подобном положении находятся невоздержанные люди, а невоздержание может касаться всего, что составляет предмет наших желаний. Преступление совершается также и в тех случаях, когда, напротив, все неприятное, связанное с преступлением и наказанием за него, постигает человека немедленно, а удовольствие и пользу по­лучают лишь позже, но на более продолжительное время; к такого рода вещам стремятся люди воздержанные и более разумные.

[Преступления совершаются также] теми людь­ми, у которых есть возможность объяснить свой поступок случайностью, или необходимостью, или законом природы, или привычкой, — вообще в тех случаях, где есть возможность доказывать, что совершена ошибка, а не преступление. [Несправедли­вость совершается и в том случае], когда можно по­лучить снисхождение. [На несправедливый посту­пок решаются] также люди нуждающиеся, причем нужда может быть двоякого рода: или в вещах не­обходимых, как у людей бедных, или в вещах излишних, как у богатых. [На преступление решают­ся] также люди, имеющие или очень хорошую, или очень дурную славу, первые в расчете на то, что на них не падет подозрение, вторые — в той мыс­ли, что от этого слава их не ухудшится.

Вот в каком настроении люди решаются на пре­ступления.

А люди и вещи, против которых направляются преступления, бывают обыкновенно таковы: они об­ладают тем, чего у нас нет, идет ли дело о чем-нибудь необходимом или о чем-нибудь, касающемся наслаждения. [Несправедливости совершаются] по отношению к людям как близким, так и далеким, так как в первом случае скоро получаешь, а во вто­ром нельзя ожидать скорого мщения, например в том случае, если бы были обокрадены карфагеняне. [Обида причиняется также людям], которые не при­нимают мер предосторожности, не берегутся, лю­дям слишком доверчивым, потому что в этом случае легко укрыться от внимания всех, а также людям беззаботным, потому что нужно быть человеком заботливым, чтобы вести дело судом, людям совест­ливым, потому что они не способны вступать в спор из-за выгоды, людям, которые, будучи оскорбле­ны многими, не доводили дело до суда, так как та­кие люди, по пословице, легко становятся добычей мизийцев, — людям, которые никогда не терпели оскорблений или терпели их очень часто, потому что и те и другие не принимают мер предосторожно­сти — первые потому, что полагают, что никто ни­когда их не оскорбит, а вторые потому, что, по их мнению, больше уж никто их не оскорбит. Легко обидеть также тех людей, которые оклеветаны или которых легко оклеветать, потому что такие люди обыкновенно не решаются начать процесс, боясь су­дей, и никому не могут внушить к себе доверия; так бывает с людьми, возбудившими всеобщую нена­висть и зависть. [Несправедливости направляются] также против людей, относительно которых мы имеем что-нибудь, — касается ли это их предков, или их самих, или их друзей, — за то, что они обидели или хотели обидеть нас самих, или наших предков, или людей нам близких, потому что, по пословице, злобе нужен только предлог. [Обижают] и врагов, и друзей, потому что первых обидеть легко, а вторых приятно, [обижают] и тех, у кого нет друзей, кто не умеет ни красно говорить, ни вести дело, потому что такие люди или не пытаются вести дело судом, или идут на мировую, или ничего не доводят до конца. [Часто поступают несправедливо с людьми], которым неудобно тратить время, добиваясь суда или удовлетворения, каковы, например, чужеземцы и ремесленники, которые собственными руками за­рабатывают себе хлеб, потому что эти люди мирятся на малом и легко прекращают дело. [Несправедли­вость легко делается по отношению к тем людям], которые сами поступали несправедливо во многом или именно в том, в чем теперь поступают неспра­ведливо относительно их, так как несправедливость почти не кажется несправедливостью, когда кому-нибудь причиняется именно такая обида, какие он привык причинять другим, например, если кто-нибудь оскорбит человека, привыкшего оскорблять других. Несправедливо поступают также с теми людьми, которые обидели нас, или хотели обидеть, или хотят обидеть, или обидят; в этом случае несправедливость заключает в себе нечто приятное и прекрасное и уже почти не кажется несправедливос­тью. Мы легко обижаем также тех, унижение кото­рых будет приятно или нашим друзьям, или тем, кому мы удивляемся, или кого любим, или нашим повелителям, или вообще тем людям, от которых мы зависим и от которых можем получить какую-нибудь выгоду. [Мы совершаем также несправед­ливость по отношению к тем людям], над которы­ми мы произнесли осуждение и с которыми прерва­ли сношения, как, например, поступил Каллипп по отношению к Диону, потому что и подобные по­ступки почти не кажутся несправедливыми. Точно так же поступаем мы и с теми людьми, которых если не мы, так другие обидят, так как в этом слу­чае кажется невозможным колебание; так, по пре­данию, поступил Энесидем, который послал Гелону, поработившему какой-то город, коттабий, поздрав­ляя его с тем, что предупредил его именно в том, что сам он, Энесидем, намерен был сделать. [Оби­да часто причиняется в тех случаях], когда это да­ет возможность сделать много хорошего обижен­ным, потому что в этих случаях искупление пред­ставляется делом легким, как говорил фессалиец Ясон, что должно иногда поступать несправедливо, чтобы иметь возможность совершать много справед­ливых дел.