РИТОРИКА 3 страница

Но так как часто люди, признавая полезными ка­кие-нибудь две вещи, спорят, которая из них полезнее, то вслед за вышесказанным следует разобрать вопрос о большем благе и более полезном. Вещь, превосхо­дящая какую-нибудь другую вещь, заключает в себе то же, что есть в этой другой вещи, и еще нечто сверх того, а вещь, уступающая другой, есть нечто заклю­чающееся в этой другой вещи. Большая величина и большее число всегда таково по отношению к чему-нибудь меньшему, а все большее и малое, многое и немногое таково по отношению к величине [или числу] большинства предметов; понятие большого обозначает превосходство, а понятие малого — недостатки; точно так же и понятие многого и немногого.

Так как мы называем благом то, что желательно само по себе, а не ради чего-нибудь другого, и то, к чему все стремится и к чему стремилось бы все, если бы было одарено разумом и практическим смыс­лом, и то, что создает и сберегает подобные вещи и с чем подобные вещи связаны. Так как цель есть то, ради чего что-нибудь делается, и так как ради нее делается все остальное; так как для данного чело­века благо есть то, что по отношению к этому че­ловеку обладает указанными свойствами, то отсю­да необходимо следует, что большее количество есть большее благо сравнительно с единицей и меньшим количеством, если единица или меньшее количество входит в состав большего; последнее имеет чис­ленное превосходство, в чем ему уступает входящая в его состав единица и меньшее количество. И ес­ли крупнейший [представитель какого-нибудь вида] превосходит крупнейшего [представителя другого ви­да], то и самый [вид] превосходит этот второй [вид], и [наоборот], если какой-нибудь [вид] превосходит другой [вид], то и крупнейший [экземпляр первого вида] превосходит крупнейший [экземпляр второго вида], например, если самый высокий мужчина вы­ше самой высокой женщины, то и мужчины вообще выше женщин, и [наоборот], если мужчины вообще выше женщин, то и самый высокий мужчина выше самой высокой женщины, потому что превос­ходство одного вида над другим аналогично с пре­восходством их крупнейших экземпляров. И когда одно [благо] следует за другим, но это другое за первым не следует, [тогда это другое есть большее благо]. Последовательность же может быть троякая: одно явление или происходит одновременно с другим, или наступает вслед за ним, или обусловливается им, когда бытие следующего явления уже за­ключается [как возможность] в бытии предыдущего. Так здоровье всегда одновременно с жизнью, но жизнь со здоровьем не всегда нераздельна.

Связь последовательности существует между уче­нием и знанием, а связь возможности между свято­татством и грабежом, потому что человек, совершив­ший святотатство, способен на грабеж вообще. И то, что производит большее благо, само больше, потому что это и обозначает возможность производить боль­шее. И то, производящая причина чего больше, так­же больше, ибо если то, что полезно для здоровья, предпочтительнее того, что приятно, и есть большее благо [по сравнению с ним], то и здоровье важнее удовольствия. И то, что желательно само по себе, [важнее] того, что желательно не само по себе, на­пример, сила важнее здоровья, потому что здоровье желательно не само по себе, а сила — сама по себе, а это-то и составляет критерий блага. И если одно есть цель, а другое — не цель, [то первое выше], потому что второе желательно ради чего-нибудь дру­гого, а первое — ради самого себя, например, гим­настика ради хорошего состояния тела. И то, что менее нуждается в другой вещи или других ве­щах, [выше], так как оно самостоятельнее; меньше же нуждается то, что нуждается в вещах менее важ­ных или более легких. И если что-нибудь одно не бывает или не может быть без чего-нибудь другого, а это другое [бывает и может быть] без первого — то, что не нуждается ни в чем другом, более само­стоятельно, а потому и кажется большим благом. И если одна какая-нибудь вещь есть начало, а другая не есть начало или если одна вещь есть причина, а другая не есть причина, то по одному и тому же [первая важнее второй], потому что без причины и начала невозможно бытие или возникновение.

И превосходящее от большего из двух начал боль­ше, так же как происходящее от большей из двух причин больше, и, наоборот, из двух начал больше то, что служит началом большего, и из двух причин важнее та, которая служит причиною большему. Из сказанного очевидно, что одна вещь может быть больше другой и с той и с другой стороны, если она есть начало, а другая не есть начало, первая пока­жется важнее, точно так же [как и в том случае], если она не есть начало, а другая вещь есть начало, потому что цель важнее начала. Так, и Леодамант, обвиняя Каллистрата, говорил, что советник винов­нее исполнителя, потому что проступок не был бы совершен, не будь дан совет. И наоборот, [произнося обвинительную речь] против Хабрия, [он говорил], что исполнитель виновнее советчика, потому что дело не совершилось бы, не будь человека, готового его совершить: люди-де с тем и составляют заговоры, чтобы кто-нибудь совершил их. И то, что встреча­ется реже, лучше того, что бывает в изобилии, как, например, золото лучше железа, хотя оно и менее полезно, обладание им представляется большим благом, потому что оно труднее. С другой стороны, существующее в изобилии лучше того, что встречается как редкость, потому что пользование им более рас­пространено, ибо «часто» имеет преимущество перед «редко», отчего и говорится:

Лучше всего на свете — вода.

И вообще более трудное [лучше], чем более легкое, потому что оно более редкое, а с другой точки зрения, более легкое [лучше], чем более трудное, потому что подчиняется нашим желаниям. [Большее благо] и то, чему противоположно большее зло, и то, лишение чего чувствуется сильнее. И добродетель выше того, что не есть добродетель, а порок выше того, что не есть порок, потому что добродетель и порок суть це­ли, а эти другие [качества] такими не представляются. И из причин важнее те, следствия которых значи­тельнее — в хорошую или дурную сторону. И более важны следствия того, хорошие и дурные стороны чего крупнее, потом}' что каковы причины и начала, таковы и следствия, и каковы следствия, таковы и причины и начала. [Лучше] и то, высшая степень чего более желательна или прекрасна, как, например, желательнее хорошо видеть, чем тонко обонять, потому что зрение лучше обоняния. И любить друзей лучше, чем любить деньги, так что и дружелюбие лучше корыстолюбия. Наоборот, чрезмерная степень чего-нибудь лучшего лучше и чего-нибудь прекрас­ного прекраснее, точно так же как лучше и прекраснее те вещи, которые возбуждают более высокие и пре­красные желания, потому что более сильные желания относятся к большим объектам, а по той же самой причине и желания, возбуждаемые более прекрасны­ми и высокими предметами, прекраснее и выше. И чем прекраснее и ценнее науки, тем прекраснее и цен­нее их объекты, потому что какова наука, такова и истина, в ней заключающаяся, так как каждая наука располагает своей собственной истиной. По аналогии с этим науки тем прекраснее и ценнее, чем прекраснее и ценнее их объекты. И то, что могут признать или признали большим благом люди разумные, или все, или многие из них, или большая часть их, или лучшие из них, будет считаться большим благом или вообще, или постольку, поскольку их суждение было разумно. Это правило распространяется и на другие вопросы, потому что сущность, степень и качество вещи тако­вы, какими их признали знание и рассудок. Но о вопросах блага мы уже сказали, так как мы определили благо как нечто такое, что избрали бы для себя все существа, одаренные рассудком. Отсюда очевид­но, что и большее благо — то, чему рассудок ока­зывает больше предпочтения. И то [качество], кото­рое есть у лучших людей, есть большее благо или безусловно, или постольку, поскольку они лучшие лю­ди, например, мужество лучше силы. [Большее благо] и то, что предпочел бы лучший человек или безус­ловно, или поскольку он лучший человек; так, напри­мер, терпеть несправедливость лучше, чем делать не­справедливость, потому что первое предпочел бы бо­лее справедливый человек. И более приятное [лучше], чем менее приятное, потому что все гонится за удо­вольствием и добивается удовольствия ради него са­мого, а такими чертами мы определили благо и цель. А из двух вещей приятнее та, которая доставляет удовольствие с меньшей примесью горечи и более продолжительное время. И более прекрасное прият­нее, чем менее прекрасное, потому что прекрасное есть или нечто приятное, или желательное само по себе. И то, что люди с большей охотой делают для себя или для своих друзей, есть большее благо, а то, чего они совсем не хотят делать [для себя или для друзей], есть большее зло. И более продолжительные блага [лучше] менее продолжительных, точно так же, как более прочное [лучше] менее прочного, потому что первые имеют преимущество в отношении време­ни, а вторые в отношении удовлетворения желания: когда у нас является желание, нам более доступно пользование прочным благом. И так далее: оценкой одного понятия определяется оценка и другого род­ственного с первым или выраженного другой формой того же слова, [которым выражено первое], напри­мер, если «мужественно» прекраснее и желательнее, чем «умеренно», то и мужество желательнее умеренности, и быть мужественным желательнее, чем быть умеренным. И то, что предпочитают все, [лучше того], чему предпочтение оказывается не всеми, точно так же, как то, чему оказывает предпочтение боль­шее число людей, [лучше того], чему оказывает пред­почтение меньшее число людей, так как благо было определено у нас как нечто такое, к чему все [стре­мятся], откуда большее благо будет то, к чему люди больше стремятся. И то, что предпочитают наши про­тивники, или враги, или судьи, или посредники, из­бранные судьями, [лучше], потому что в первом слу­чае мы как бы имеем дело с суждением, разделяемым всеми людьми, а во втором — с суждением людей знающих и сведущих. Иногда лучше то, чему причастны все, так как позорно не быть причастным та­кой вещи, а иногда те, чему никто [не причастен] или [причастны] немногие, потому что подобная вещь представляет большую редкость. И то, что заслужи­вает похвалы, [ценнее], потому что прекраснее; рав­ным образом [лучше] то, что влечет за собой больше почета, потому что почет есть как бы цена. [Наобо­рот, хуже] то, что влечет за собой большее наказание. То, что выше вещей, признаваемых или кажущихся великими, [лучше], и одна и та же вещь, когда ее разложить на составные части, кажется больше, по­тому что она представляется большей большего числа вещей, откуда и рассказ поэта о том, как Мелеагра убедили восстать [соображения о том], что

Что в завоеванном граде людей постигает

несчастных:

Граждан в жилищах их режут, пламень весь град

пожирает,

В плен и детей, и красноопоясанных жен увлекают.

[Подобное же значение имеет] и сопоставление и соединение отдельных частей, которое употреблял Эпихарм, и по тем же причинам — разъединение их, потому что сопоставление частей придает целому вид сильного превосходства и потому что тогда це­лое кажется началом и причиной великих вещей. Так как лучше то, что труднее и что представляет боль­шую редкость, то указания на обстоятельства, воз­раст, место, время и силы могут увеличивать значение вещи, потому что если она была совершена вопреки силам и возрасту, вопреки тому, что совер­шают подобные нам, и если она была совершена именно там-то или тогда-то, то она в таком случае получает вид вещей, значительных по красоте, по­лезности или справедливости, или же вещей, им про­тивоположных, откуда и эпиграмма в честь одного победителя на Олимпийских играх:

Некогда я, с изогнутым коромыслом на плечах,

Носил рыбу из Аргоса в Тегею.

Отсюда и Ификрат восхвалял себя, говоря: «Вот с чего я начал». И полученное от природы лучше, чем приобретенное извне, потому что первое труднее; поэтому-то и поэт говорит:

Я самоучка.

И самая большая часть чего-нибудь большого имеет наибольшее значение; так, Перикл в «Над­гробной речи» сказал, что потеря юношества имеет для отечества такое же значение, как если бы из года исчезла весна. Лучше также то, что оказывает помощь в большей нужде, например в старости и болезнях. И из двух благ ценнее то, которое бли­же к цели, а также то, которое хорошо и для меня, и вообще, и возможное выше невозможного, по­тому что первое имеет значение для человека, а второе нет. Лучше то, что бывает в конце жизни, ибо то, что бывает под конец, в большей степени обладает свойствами цели. И то, что относится к области истины, лучше того, что делается для сла­вы, а к области делаемого для славы относится то, чего никто бы не предпринял, зная, что это оста­нется тайной. И поэтому такой человек предпочи­тает получить услугу, нежели ее оказать; получить услугу он может незаметно, а оказать услугу, оставаясь в тени, он не считает нужным. Но [на самом деле] насколько важнее быть лучше, чем [только] казаться, потому что это гораздо ближе к истине. [Тем не менее] некоторые [все-таки] предпочитают казаться, а не быть, [что, правда, не относится к здоровью], и поэтому они и справедливость счита­ют чем-то незначительным. Более ценности имеет и то, что во многих отношениях оказывается более полезным, например, помогает нам жить, быть счаст­ливыми, пользоваться удовольствиями и делать добро, поэтому-то богатство и здоровье считаются величайшими благами: ведь они обусловливают со­бой все эти блага. И то, что влечет за собой мень­ше горя и что связано с удовольствием, лучше, потому что такая вещь заключает в себе больше, чем одно благо, так как и удовольствие — благо, и отсутствие печали — также благо. И из двух благ больше то, которое, будучи сложено с той же величиной, [как и другое], образует в результа­те большее целое. И то, присутствие чего замет­но, лучше того, присутствие чего незаметно, пото­му что первое ближе к истине; поэтому-то, пожалуй, лучше быть, чем казаться богатым. Ценнее также и то, что пользуется любовью, и один и тот же предмет дороже для того, у кого этот предмет один только, чем для того, у кого таких предме­тов много. Поэтому-то неодинаковое наказание по­стигает того, кто лишит глаза человека одноглазо­го, и того, кто сделает это с человеком, обладаю­щим обоими глазами, потому что в первом случае у человека отнят особенно дорогой для него орган. Итак, мы приблизительно сказали, откуда нуж­но черпать способы убеждения, когда приходится склонять или отклонять кого-нибудь.

Совещательный оратор должен знать различные формы правления. — Четыре формы правления: демо­кратия, олигархия, аристократия, монархия. — Цель каждой формы правления. — Совещательный оратор должен знать нравы каждой из форм правления.

Самое же главное и наиболее подходящее сред­ство для того, чтобы быть в состоянии убеждать и давать хорошие советы, заключается в понимании всех форм правления, обычаев и законов каждой из них, а также в определении того, что для каждой из них полезно, потому что все руководятся полезным, полезно же то, что поддерживает государст­венное устройство. Решающее значение имеет вы­ражение воли верховной власти, а виды верховной власти различаются согласно видам государственно­го устройства: сколько есть форм правления, столь­ко и видов верховной власти. Форм правления че­тыре: демократия, олигархия, аристократия и монархия, так что верховная власть и власть судебная принадлежат или всем членам государства, или час­ти их. Демократия есть такая форма правления, где должности занимаются по жребию, олигархия — где это делается сообразно имуществу граждан, аристократия — где это делается сообразно воспи­танию граждан. Под воспитанием я ра­зумею здесь образование, установленное законом, потому что люди, не выходящие из пределов за­конности, в аристократии пользуются властью; не­обходимо, чтобы они казались лучшими из граждан, откуда получила название и сама форма правления. Монархия, как показывает само название ее, есть такая форма правления, в которой один властвует над всеми. Из форм единовластия та, которая осу­ществляется по своего рода порядку, есть царство­вание, а другая, ничем не сдерживае­мая, представляет собой тиранию.

Не должно упускать из виду цель каждой из форм правления, потому что люди всегда избирают то, что ведет к цели. Цель демократии — свобода, олигархии — богатство, аристократии — воспита­ние и законность, тирании — защита. Очевидно, что если люди принимают решения, имея в виду цель государства, то следует рассмотреть обычаи и законы каждой из форм правления и то, что для каждой из них полезно, — разобрать все это как имеющее отношение к цели каждого из видов го­сударственного устройства. Но так как можно убеждать не только посредством речи, наполненной доказательствами, но еще и этическим способом, — ведь мы верим оратору, потому что он кажется нам человеком известного склада, то есть если он кажется нам человеком честным или благомыс­лящим или тем и другим вместе, — ввиду всего этого нам следовало бы обладать знанием нравов каждой из форм правления, потому что нравствен­ные качества каждой из них представляют для них самих наибольшую убедительность. Это достигает­ся теми же самыми средствами, потому что нравственные качества обнаруживаются в связи с на­мерениями, а намерение имеет отношение к цели. Итак, мы сказали, насколько это было здесь уме­стно, к чему, уговаривая, мы должны стремить­ся, имея в виду будущее или настоящее, и откуда должны черпать способы убеждения, касающиеся полезного, а также нравов и законов каждой из форм правления, и о том, какими способами и каким образом мы можем облегчить себе [разреше­ние] этих вопросов. Точнее об этом изложено в на­шей «Политике».

Объекты эпидейктической речи. — Определение пре­красного.— Определение добродетели; части добродете­ли; величайшие добродетели; определение различных добродетелей. — Перечисление вещей прекрасных. — Похвала и энкомий. — Прославление блаженства и прославление счастья. — Отношение похвалы к совету. — Усиливаю­щие обстоятельства, сравнения и преувеличения при­годны для эпидейктической речи; для совещательной пригодны примеры, для судебной — энтимемы.

Вслед за этим поговорим о добродетели и поро­ке, прекрасном и постыдном, потому что эти поня­тия являются объектами для человека, произносящего хвалу или хулу. Говоря об этом, мы вместе с тем выясним, в силу чего о нас может составиться по­нятие как о людях известного нравственного харак­тера, в чем, [как мы сказали], заключается другой способ внушать доверие, потому что одним и тем же путем мы можем сделать и себя и других людь­ми, внушающими к себе доверие в нравственном от­ношении.

Так как нам часто случается — серьезно или не­серьезно — хвалить не только человека или бога, но и неодушевленные предметы и первое встречное животное, то следует и по отношению к этому пунк­ту рассмотреть таким же образом основные положения, потому коснемся и этого вопроса, насколько это нужно для примера.

Прекрасное — то, что, будучи желательно само ради себя, заслуживает еще похвалы или что, будучи благом, приятно потому, что оно благо. Если таково содержание понятия прекрасного, то добродетель не­обходимо есть прекрасное, потому что, будучи бла­гом, она еще заслуживает похвалы. Добродетель, как кажется, есть возможность приобретать блага и со­хранять их и вместе с тем возможность делать бла­годеяния [другим] во многих важных случаях и всем вообще во всевозможных случаях. Части добродетели составляют справедливость, мужество, благоразу­мие, щедрость, великодушие, бескорыстие, кротость, рассудительность, мудрость. Раз добродетель есть способность оказывать благодеяния, величайшими из добродетелей необходимо будут те, которые наибо­лее полезны для других. Вследствие этого наиболь­шим почетом пользуются люди справедливые и мужественные, потому что мужество приносит пользу людям во время войны, а справедливость и в мир­ное время. Затем следует благородная широта нату­ры, потому что такие люди легко отказываются от денег и не затевают споров из-за них, а они составляют главный предмет стремлений для других. Справедливость — такая добродетель, в силу которой каждый владеет тем, что ему принадлежит, и так, как повелевает закон, а несправедливость — такое качество, в силу кото­рого люди в опасности совершают прекрасные дела, руководясь законом и повинуясь ему; трусость же— качество противоположное. Умерен­ность— добродетель, в силу которой люди так относятся к физическим наслаждениям, как повелевает закон; невоздержанность — противоположное этому качество. Бла­городная широта натуры — в способности охотно помочь деньгами, а скаредность — качество противоположное. Великодушие— добродетель, побуждающая к совершению великих благодеяний, ничтожность— качество противоположное. Щедрость — добродетель, побуждающая к крупным издержкам, мелочность и скряжничест­во — качества противоположные. Рассудительность есть интеллектуальная добродетель, в силу которой люди в состоянии здраво судить о зна­чении перечисленных выше благ и зол для блажен­ства.

Итак, для настоящего случая мы достаточно ска­зали о добродетели и пороке вообще и о составных частях этих понятий; отсюда уже нетрудно вывести заключение относительно других пунктов, так как очевидно, что и то, что производит добродетель, необходимо должно быть прекрасно, как имеющее отношение к добродетели, и все, производимое ею; таковы признаки и дела добродетели. Если же при­знаки добродетели и соответствующие им поступки и чувства нравственно хорошего человека прекрас­ны, то отсюда необходимо следует, что все то, что представляется делом или признаком мужества или что было мужественно совершено, — все это прекрасно, точно так же как прекрасно все справедли­вое и справедливо — совершенное; что же касается страдательных состояний, [носящих характер спра­ведливости], то о них этого нельзя сказать, так как только в одной этой добродетели не всегда пре­красно все справедливое, например, в деле наказа­ния позорнее быть справедливо наказанным, чем понести наказание напрасно; относительно других добродетелей [можно сказать] то же самое. Пре­красно и все то, наградой за что служат призы и с чем сопряжено более почета, чем денег. И из поступков, [подлежащих выбору], прекрасны те, которые человек совершает, имея в виду нечто же­лательное, но не для себя самого; прекрасны также и безотносительно хорошие поступки, которые кто-либо совершил для пользы отечества, презрев свою собственную выгоду, точно так же как прекрас­но все то, что хорошо по своей природе и что хо­рошо, но не именно для данного человека, потому а что такие вещи делаются ради самого себя. Пре­красно и все то, что скорее может относиться к человеку умершему, чем к живому, потому что то, что делается для человека, находящегося в живых, сопряжено с эгоистическим интересом делающего. Прекрасны также те поступки, которые соверша­ются ради других, потому что такие поступки менее носят на себе отпечаток эгоизма. Прекрасно и то благоденствие, которое имеет в виду других, а не самого себя, а также то, которое касается наших благодетелей, потому что это согласно со справед­ливостью. Прекрасны также благодеяния, потому что они относятся не к самому человеку, [их со­вершающему]. Прекрасно и противоположное то­му, чего люди стыдятся, потому что они испыты­вают стыд в том случае, если говорят, или делают, или намереваются сделать что-нибудь постыдное, в этом смысле выразилась в стихах Сафо по поводу слов Алкея: «Я желаю сказать нечто, но меня удерживает стыд». «Если бы ты желал чего-нибудь бла­городного или прекрасного и если бы твой язык не намеревался высказать ничего дурного, то стыд не заволакивал бы твоих глаз, ты говорил бы о спра­ведливом».

Прекрасно также то, из-за чего люди хлопочут, не будучи побуждаемы страхом, потому что они поступают так в вещах, ведущих к славе. Прекраснее добродетели и деяния лиц, лучших по своей при­роде, так, например, добродетели мужчин выше, чем добродетели женщин. Точно так же прекраснее добродетели, от которых получается больше пользы для других людей, чем для нас самих; поэтому-то так прекрасно все справедливое и сама справедли­вость. Прекрасно также мстить врагам и не при­миряться с ними, так как справедливо воздавать равным за равное, а то, что справедливо, прекрасно, и так как мужественному человеку свойственно не допускать побед над собой. И победа, и почет при­надлежат к числу прекрасных вещей, потому что как то, так и другое желательно, даже если и не соединено ни с какой материальной выгодой, и так как обе эти вещи служат признаком выдающихся достоинств. Прекрасно и все памятное, и чем вещь памятнее, тем она прекраснее. И то, что нас пере­живает и с чем соединен почет и что имеет характер чрезвычайного, [все это прекрасно]. Прекраснее то, что есть только в одном человеке, потому что та­кие вещи возбуждают более внимания. Прекраснее также собственность, не приносящая дохода, как более соответствующая достоинству свободного че­ловека. И то, что считается прекрасным у отдель­ных народов и что служит у них признаком чего-либо почетного, также прекрасно; как, например, считается прекрасным в Лакедемоне носить длин­ные волосы, ибо это служит признаком свободно­го человека, и нелегко человеку, носящему длинные волосы, исполнять какую-либо рабскую работу. Прекрасно также не заниматься никаким низким ремеслом, так как свободному человеку не свойст­венно жить в зависимости от других. [При этом] нужно принимать качества, близкие к данным, за тождественные с ними как при одобрении, так и при порицании, так, например, человека осторож­ного нужно принимать за холодного и коварного, человека простоватого — за доброго, а человека с тупой чувствительностью — за кроткого, и каждое из свойств нужно истолковывать в наилучшую сторону, так, например, человека гневливого и не­обузданного [должно считать] человеком бесхит­ростным, человека своенравного — полным вели­чавости и достоинства, и вообще людей, обладающих крайней степенью какого-нибудь качества, [должно принимать] за людей, обладающих добро­детелями, например, человека безрассудно смело­го — за мужественного, а расточительного — за щедрого, так как такое впечатление получится у толпы. Вместе с тем здесь можно построить пара­логизм из причины: в самом деле, если человек ки­дается в опасность там, где в этом нет необходи­мости, то, по всей вероятности, он с гораздо боль­шей готовностью сделает это там, где этого требует долг. И если человек щедр ко всем встречным, он будет таковым и по отношению к своим друзьям, потому что благодетельствовать всем и означает крайнюю степень добродетели. При этом нужно об­ращать внимание и на то, среди кого произносится похвала, потому что, по выражению Сократа, не­трудно восхвалять афинян среди афинян же. Следует усвоить [восхваляемому лицу] то свойство, ко­торое ценится у данного класса людей, например у скифов, или у лаконцев, или у философов. Вообще понятие почетного следует возводить к понятию прекрасного, потому что эти понятия кажутся близ­кими одно другому. [Следует хвалить] и то, что является соответствующим и приличным, например то, что достойно славы предков и деяний, ранее на­ми совершенных, потому что прибавить себе сла­вы — счастье и прекрасно. Прекрасно и то, что случается несогласно с нашими ожиданиями в луч­шем и более прекрасном смысле, например, если кто-нибудь в счастье был умерен, а в несчастье стал великодушен или если кто-нибудь по мере своего возвышения становится все лучше и доступнее. В таком роде и слова Ификрата: «Из чего и к чему я пришел?», а также слова победителя на Олимпий­ских играх: «Некогда я, с изогнутым коромыслом на плечах...» Отсюда и стих Симонида: «Будучи дочерью, женой и сестрой тиранов...» Так как че­ловеку воздается похвала за его дела и так как нравственно хорошему человеку свойственно дейст­вовать согласно заранее принятому намерению, то должно стараться показать, что человек, [которого мы хвалим], действует согласно заранее принятому намерению. Хорошо также казаться человеком, часто действовавшим так; поэтому случайности и нечаянности следует считать за нечто, входившее в наше намерение, и если можно привести много по­добных случаев, они покажутся признаком добро­детели и намеренных поступков.

Похвала есть способ изъяснять величие до­бродетели какого-нибудь человека; следовательно, нужно показать, что деяния этого человека носят характер добродетели. Энкомий же относится к са­мым делам (другие же обстоятельства внешнего ха­рактера, например благородство происхождения и воспитание, служат поводом, так как естественно, что от хороших предков происходят хорошие потомки и что человек, воспитанный именно так, бу­дет именно таким). Потому-то мы и прославляем в энкомиях людей, совершивших что-нибудь, дея­ния же служат признаком известного нравственного характера; ведь мы могли бы хвалить и человека, который не совершил таких деяний, если бы были уверены, что он способен их совершить. То, что называется «прославление блаженст­ва» и «прославление счастья», тож­дественны между собой, но не тождественны с по­хвалой и энкомием: как понятие счастья заключает, в себе понятие добродетели, так «прославление блаженст­ва» и «прославление счастья» должны обнимать собой похвалу или энкомий.

Похвала и совет сходны по своему виду, потому что то, что при подавании совета может служить а поучением, то самое делается похвалой, раз изменен способ выражения: раз мы знаем, как мы должны поступать и какими мы должны быть, нам нужно, чтобы произнести это в виде совета, лишь изменить и затем переставить выражения, например: «следует гордиться не тем, что нам даровано судьбой, но тем, что приобретено нами самими». Выраженное в такой форме, это положение имеет силу похвалы: «он гордился не тем, что было даровано ему судь­бой, а тем, что приобретено им самим». Так что, когда ты хочешь хвалить, посмотри, что бы ты мог посоветовать, а когда хочешь дать совет, посмотри, что бы ты мог похвалить. Что же касается способа выражения, то он здесь по необходимости будет противоположный, потому что перестановка касает­ся выражений, в первом случае имеющих характер запрещения, а во втором случае не имеющих его. Следует также принимать в расчет многие усиливающие обстоятельства, например, если человек, [которого мы хотим хвалить], действовал один, или первый, или при содействии немногих лиц, потому что все такое прекрасно. [Можно также извлекать выгоду] из указаний на время, [именно, выставляя на вид], что совершено нечто, несмотря на небла­гоприятное время и на неблагоприятные обстоятель­ства. [Хвалят также человека], если ему часто уда­валось одно и то же дело: это ведь и трудно, и может служить доказательством того, что восхва­ляемый обязан был успехом не случаю, а самому себе. [Заслуживает также похвалы] человек, ради-; которого изобретены и приведены в исполнение ка­кие-нибудь способы поощрения и чествования, например тот, кто первый был воспет в похвальной песне; таков Гипполох, таковы и Гармодий и Арис-тогитон, в честь которых была впервые воздвигнута статуя на Агоре. Такие же соображения имеют зна­чение и по отношению к обстоятельствам проти­воположного характера. Если ты не находишь что сказать о человеке самом по себе, сравни его с дру­гими, как это делал Исократ вследствие непривы­чки говорить в суде. Следует сравнивать человека с людьми знаменитыми, потому что, если он ока­жется лучше людей, достойных уважения, его до­стоинства от этого выиграют. Преувеличение по справедливости употребляется при похвалах, пото­му что похвала имеет дело с понятием превосход­ства, а превосходство принадлежит к числу вещей прекрасных, потому, если нельзя сравнивать чело­века с знаменитыми людьми, следует сопоставлять его вообще с другими людьми, потому что превос­ходство служит признаком добродетели. Вообще из приемов, одинаково принадлежащих всем [трем] ро­дам речей, преувеличение всего более подходит к речам эпидейктическим, потому что здесь оратор имеет дело с деяниями, признанными за неоспори­мый факт; ему остается только облечь их величием и красотой. Что же касается примеров, то они наи­более подходят к речам совещательным, потому что мы произносим суждения о будущем, делая предположения на основании прошедшего. Энтимемы, напротив, [наиболее пригодны] для речей судебных, потому что прошедшее, вследствие своей неясности, особенно требует указания причины и доказатель­ства.