Концепция идеальных движущих сил

Родоначальником концепции идеализма в философии Древней Греции считается Платон. До него преобладал стихийный материализм. Учение Платона — система объективного идеализма. По мнению философа, дух, мышление, идеи существуют независимо от человека и первичны по отношению к бытию.

Платон критикует тех, кто «признает тела и бытие за одно и то же» и утверждает, что настоящее бытие — «это некие умопостигаемые и бестелесные идеи», или «сущности» [114]. Давая идеалистическую трактовку бытия, философ выражает и свое, связанное с этим представление, понимание характера, природы мышления: чтобы объяснить какое-то явление, следует найти его идею как некоторую сущность, недоступную чувственному восприятию. Возникает вопрос: «Сколько таких идей должно быть, чтобы объяснить все многообразие бытия?» Очевидно, столько же, сколько существует явлений, процессов, состояний, свойств и т.д., хотя у Платона здесь нет ясности, что само по себе уже говорит об уязвимости его позиции [115].

Значение Платона не в том, что он дал ключ к пониманию истории в целом или конкретных ее событий, а в том, что он в общей философской форме выразил существо подхода к ее пониманию. Смысл данного подхода — в стремлении понять и объяснить историю, исходя не из нее самой, а на основе внешних по отношению к ней сил, сущностей, идей и т.д.

Разновидностью этих представлений является вера в Бога как творца всего сущего. Она присуща историческому мышлению Геродота (между 490 и 480 — ок. 425 г. до н.э.). Впрочем, вера в Бога есть и у Платона: он говорил не только о первичности безличных идей, но и о Боге, как устройстве мироздания. С возникновением мировых религий (христианства, мусульманства и т.д.) идеальное становится (в рамках этих вероисповеданий) синонимом божественной воли как некой универсальной первопричины всего сущего. В Евангелии от Иоанна сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» [116]. Влияние этих идеалистических представлений на историческое мышление Средневековья огромно. Данное мышление по своему существу теоцентрично: фактор, определяющий развитие истории, — божественное провидение. Бог вечен, неизменен, ни от чего не зависит, все в мире — продукт его творения.

Концепцию всемирно-исторического развития на базе религиозного христианского мировоззрения создал Августин епископ Гиппонский (354—430). О ее значении свидетельствует тот факт, что она лежит в основе хроник и исторических сочинений многих авторов Средневековья, в том числе такого известного, как Оттон Фрейзингенский (1111 — 1158). Всемирная история представлялась Августину как реализация заранее предопределенного божественного плана, направленного на совершенствование «государства божьего». Бог, по понятиям Августина, — не какая-то отвлеченная, абстрактная сущность, а творец-промыслитель, который своей волей определяет развитие человечества.

Развитие исторической науки в Средние века и в Новое время было воплощением этого взгляда и отходом от него одновременно.

Сочетание божественного и рационального начал характеризует историческое мышление Дж. Вико, оказавшего большое влияние на последующее развитие историографии. По его мнению, развитие истории — это органический процесс, в основе которого лежат законы, присущие человеческой природе, например закон эволюции от низшего к высшему. Речь идет, таким образом, о принципе внутреннего развития, лежащем в основе истории каждого народа. Однако этот принцип установлен божественной волей, следовательно, имеет место факт божественного вмешательства, проявляющегося в идее общего идеального закона развития как некоего первотолчка. Центр тяжести исторического мышления Дж. Вико лежит в области рационального, с чем связаны многие его представления об истории в целом и о конкретных событиях, но все это покоится у него на упомянутом идеальном начале как первоисточнике, первопричине. Что же важнее? Очевидно, что если разъединить идеальное и рациональное, то последнее ничего не теряет в своем содержании; правда, это уже будет не Дж. Вико. Идеальное — продукт веры, а не научного знания, рациональное — область рассудочного мышления Дж. Вико. Предметом последнего является реально свершившаяся история, не оставляющая места божественному вмешательству в конкретный ход событий. Следовательно, историю надлежит понимать исходя из нее самой, а не из ее идеального первоначала. Такова суть исторического мышления Дж. Вико.

Особенную важность эта проблема представляла для просветителей. Для части из них, в том числе для Вольтера, свое значение сохранял тезис об акте сверхъестественного творения как первопричине бытия человека и истории. Однако пафос позиции состоял в другом — в противопоставлении веры разуму, в изгнании бога из истории, что нашло воплощение в широко известном тезисе: разум правит миром. Требование разума у просветителей означает требование переустройства жизни людей на началах разума, т.е. на основе научного знания, интеллекта, расцвета наук и искусств. Следовательно, речь идет о разновидности идеального, хотя и реального, земного первоначала как движущей силы истории.

Придание идеальному первоначалу отчетливо светского, рационального характера и смысла, конечно, означало шаг вперед в развитии мышления, однако и оно не оправдало надежду просветителей на всеобъемлющее объяснение истории. В частности, для них оставался необъяснимым феномен зла в истории: в мире есть зло, но они не решались рассматривать его в качестве торжества разума.

Известно затруднение Вольтера в попытке объяснить гибель в считанные секунды нескольких тысяч людей в результате лиссабонского землетрясения 1755 г.:

О вы, чей разум лжет: «Все благо в жизни сей»,

Спешите созерцать ужасные руины,

Обломки, горький крах, виденья злой кончины,

Истерзанных детей и женщин без числа,

Разбитым мрамором сраженные тела; [117]

Нет, зла не мог создать создатель совершенный,

Не мог создать никто, коль он — творец вселенной.

Все ж существует зло. Как истины грустны! [118]

Проблема происхождения зла в мире выглядела неразрешимой. Кроме того, развитие знания, просвещения, культуры многое объясняет в истории, но все это само нуждается в объяснении, так как не возникает из ничего, следовательно, не является первопричиной. Величайшие научные открытия XVII в. — века рационализма, — которые так сильно поддерживали веру просветителей в торжество разума, были сделаны не на пустом месте, а подготовлены совокупностью предпосылок, в том числе развитием производства, основанном на мануфактурном разделении труда. Без этого разделения не могло бы быть и промышленного переворота конца XVIII в. Следовательно, категория «разум» не является в действительности идеальной первоосновой всемирной человеческой истории вопреки глубокому убеждению в этом просветителей. Тем не менее, данная концепция не ушла в небытие вместе с ее творцами. Существенные её элементы стали составной частью философии истории Г.В.Ф. Гегеля.

Идея бога вовсе не чужда Г. В. Ф. Гегелю, хотя речь идет не о божестве в смысле христианской веры, а о безличном процессе самодвижения объективного духа как основы единой человеческой истории. Каждый народ, каждый этап его развития — воплощение этого духа. Дух — объект и субъект истории одновременно; в качестве объекта он познается самим собой, формой самопознания духа является разум, «...разум, — утверждал Г.В.Ф. Гегель, — господствует в мире, так что, следовательно, и всемирно-исторический процесс совершался разумно» [119]. Идею господства разума в истории философ выразил в афористически кратких формулировках, в которых заключен особый философско-исторический смысл: «все действительное разумно, все разумное действительно», «кто разумно смотрит на мир, на того и мир смотрит разумно» [120] и т.д.

Это ничто иное, как особое восприятие Г. В.Ф. Гегелем просветительского тезиса о господстве разума в истории. Совпадение в обоих случаях говорит об общей, духовной основе понимания всемирной истории.

Чтобы оценить меру обоснованности гегелевского варианта этого понимания, надо перевести его на язык реальной истории и сопоставить с ее ходом. Следует заметить, что реальная история плохо укладывается в предлагаемую Г. В. Ф. Гегелем схему и трудно объяснима отсылкой к объективному мировому духу как ее первооснове. В частности, по этой схеме шествие мирового духа проходит четыре ступени: восточный мир, греческий мир, римский мир, германский мир. Почему же мировой дух так избирателен? В действительности речь идет не о всемирной истории, а о европоцентристском варианте ее видения. Однако мы не можем получить ответ на этот вопрос, опираясь на логику мышления Г.В.Ф. Гегеля, это останется тайной мирового духа.

Европоцентристский взгляд на мировую историю объясняется особенностями ее развития в эпоху перехода от Средних веков к Новому времени: в Европе зародились и начали раньше, чем где-либо, развиваться капиталистические отношения. «Жажда золота», как неизбежный спутник этого процесса, способствовала великим географическим открытиям и развитию мировых торговых и экономических связей, — одним словом, Европа стала в известном смысле центром мировой истории, что и дало основание для возникновения европоцентристского взгляда на историю в целом. Г.В.Ф. Гегель был в этом отношении вовсе не одинок среди современников.

Еще одна загадка гегелевского объективного духа — «хитрость разума». Мировой дух, по мнению философа, хитер: для достижения целей всемирно-исторического развития он пользуется в качестве своих орудий наличными целями, желаниями, страстями людей, причем так, что они об этом, не догадываются. Добиваясь своего, личного, они вместе с тем реализуют цели мирового духа, которые ведомы только ему одному. Г. В. Ф. Гегель поясняет: орудиями, игрушками в руках мирового духа являются не все люди, а, прежде всего великие исторические личности. И добавляет: великие исторические личности несчастны, так как, использовав их для реализации какой-либо одной цели мирового развития, дух отбрасывает их прочь [121].

Таким образом, объективный дух с помощью хитрости, разного рода уловок превращает цели, страсти людей в орудие и осуществляет свои планы всемирно-исторического масштаба. Это, как и тезис о господстве разума в истории, подается Г.В.Ф. Гегелем как аксиома. Между тем это не совсем так.

В реальной жизни мысли и поступки людей не так уже редко не соответствуют требованиям разума как торжества блага, — ведь именно благо в качестве цели исторического развития имели в виду и просветители, и Г.В.Ф. Гегель. Было бы странным, скажем, объяснять происхождение рабства или причины начала Столетней войны 1337— 1453 гг. требованием разума и усматривать в этих событиях его торжество. Речь идёт о другом. Хитрость также является распространенным качеством человеческого поведения, однако и она, в отличие от хитрости мирового духа, не требующей, по Г.В.Ф. Гегелю, объяснения, нуждается в нем, она не изначальна, она — прием для достижения чего-либо. А. Гитлер, заключая договор с СССР о ненападении, в сущности, хитрил, скрывая далеко идущие планы достижения мирового господства, одним из этапов которого было разрушение СССР. И.В.Сталин в этом смысле также хитрил, идя на заключение пакта, хотя у него были другие планы. Таким образом, чтобы понять эти варианты хитрости, надо не просто их констатировать, а выяснять в обоих случаях их мотивы. Формула же «Мировой дух хитер» помочь в этой ситуации не может. Таким образом, гегелевский априоризм духовного начала не является научно состоятельным видом детерминизма в истории.

К этому следует добавить: представления Г.В.Ф. Гегеля — не просто фантазия, но фантазия, скрывающая за собой действительно важные проблемы методологии истории. Одна из них — несовпадение задуманных целей и результатов человеческой деятельности. Эта проблема была актуальной на протяжении всей истории и относилась к совершенно различным уровням деятельности (к личной, частной и общественной жизни). В частной жизни человек сталкивается с тем, что, добиваясь какого-то результата, он получает и его, и еще нечто, выходящее за пределы первоначальных замыслов и целей, причем это не обязательно является следствием ошибочности последних. Последствия масштабных общественных перемен могут выходить за пределы планируемых результатов в том числе и потому, что их невозможно предусмотреть заранее, так как это зависит от ситуации, которая постоянно меняется. Александр Македонский, создавая мировую державу, не ставил перед собой цели соединения двух начал — древнегреческого и восточного (IV—I вв. до н.э.) [122]. Сослаться, в духе Г. В. Ф. Гегеля, на хитрость мирового духа, использовавшего великого полководца в качестве своего орудия, конечно, можно, но доказать не удастся. Россия поддержала Пруссию в борьбе за объединение Германии, но А.М. Горчаков (1798—1883), будучи министром иностранных дел и канцлером Российской империи, не планировал обрести в лице Германии противника России в Первой мировой войне. Антиалкогольная компания в СССР в годы «перестройки» привела к различным последствиям, в том числе и к тем, которые не входили в замыслы ее инициаторов (самогоноварение, обострение ситуации в стране и т.д.).

Сама «перестройка» характеризуется фундаментальным несоответствием её целей и результата — разрушения СССР.

И все же: первичным условием действия людей является воля, т.е. цель, намерение, идея. Не будем торопиться с выводами, такое представление о роли идей было и остается довольно распространенным убеждением. Основоположник философии истории позитивизма О. Конт писал: «Не читателям этой книги я считал бы нужным доказывать, что идеи управляют и переворачивают мир, или, другими словами, что весь социальный механизм действительно основывается на убеждениях» [123].

Известный представитель неогегельянства XX в. английский историк Р.Дж. Коллингвуд (1889—1943), опираясь на философию Г.В.Ф. Гегеля, формирует свое представление о роли духовного начала в истории, хотя это представление трудно назвать оригинальным, «...вся история, — писал он, — представляет собой историю мысли. В той мере, в какой человеческие действия — просто события, историк не может понять их; строго говоря, он даже не может установить, что они произошли. Они познаваемы для него лишь как внешнее выражение мыслей» [124]. Изложенное весьма напоминает ту часть взглядов Г.В.Ф. Гегеля, в которой речь идет о разуме как основе человеческого поведения. Причем Р. Дж. Коллингвуд ошибочно считает, что в этом и заключается суть взглядов философа, что для Г. В.Ф. Гегеля разум — это только человеческий разум, разум конечных земных существ. На самом деле разум, согласно философу, это, во-первых, мировой дух и, во-вторых, — разум индивида, причем решающая роль отводится первому. Гегелевский дух витает также в философско-исторических построениях известного итальянского философа, историка Б. Кроче (1886— 1952). По его мнению, факт является историческим в той мере, в какой он осмыслен, «...ничто не существует вне мысли», «...факт не исторический означает факт не осмысленный и, следовательно, не существующий...» [125]. Научное понятие истории предполагает, согласно Б. Кроче, торжество истории и акта мысли. Нельзя не заметить, что у Р. Дж. Коллингвуда, а в еще большей степени у Б. Кроче имеет место отход от взглядов Г.В.Ф. Гегеля, причем с утратой меры научной состоятельности, которая была присуща последнему.

Речь идет о переносе центра тяжести представления с субъекта исторического действия (как у Г. В.Ф. Гегеля) на субъект исторического познания: лишь то является историей, что осмыслено в ходе познания. Однако, в конечном счете, это лишь разновидности одного представления о первичности духовного, идеального начала в жизни, а, следовательно, и в познании.

Что же раньше — мысль (слово), дело, идея или реальность? Проблема состоит именно в этом — как во времена Платона и Гераклита, так и сегодня. Мысль, эмоция лежат в основе и индивидуального, и массового человеческого действия. Сфера сознания всегда в этом смысле впереди, «...пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы... отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове», — писал К.Маркс [126]. Тем не менее, это не является доказательством первичности сознания и вторичности бытия в общефилософском смысле и в плане проблемы детерминизма в истории, что для нас в данном случае важно. Люди не всегда являются творцами того, что с ними происходит, хотя в таких случаях не следует искать причину в каком-либо духе. Ситуация, когда происходит то, чего «никто не хотел», не является редким исключением. Миллионы немцев восторженно приветствовали А. Гитлера во время разного рода мероприятий, что говорит о его поддержке, но никто не хотел падения Германии, которое стало справедливым возмездием. В советские времена проштрафившиеся партийные работники становились послами, хотя это вовсе не было результатом их намерений. Конечно, и в том и другом случае действовала чужая воля, таким образом, люди — не всегда актеры своей собственной драмы.

В том случае, когда действие, результат является в той или иной мере продуктом сознательно поставленной цели, возникает вопрос: «Почему была сформулирована именно данная, а не какая-либо иная цель?» Чтобы на него ответить, необходимо выйти за пределы рассудка. Историк не может не признать: цели, намерения, планы, идеи — это именно продукт сознания, но не врожденный, а связанный с окружающей индивида общественной средой. Только этим и можно объяснить то, что любая идея или цель возникает не в какое-то вообще время, а обязательно в условиях конкретной исторической ситуации. В этом смысле сознание, идея не могут быть первичными, изначальными. Идея правового государства — это продукт рассудка, но она возникла в строго определенное время, на излете Средних веков и связана с формированием гражданского общества той поры.

Формирование элементов гражданского общества в эпоху греко-римской Античности (полис) позволило Аристотелю сформулировать тезис о человеке как о политическом животном. Новая, более высокая ступень развития гражданского общества помогла понять К. А. Сен-Симону, что человек — общественное животное. Между тем и другим огромная смысловая, а не только терминологическая разница: понять, что человек — существо общественное, а не политическое, Аристотелю мешало его время. Античный полис — это и гражданская община (общество) и государство, тогда как во времена К. А. Сен-Симона общество и государство представляли собой разные сферы жизни. К. А. Сен-Симон одним из первых осознал первичность общества по сравнению с государством, и в этом ему также помогло его время.

Таким образом, все, что связано с сознанием, является его продуктом, обусловленным внешней по отношению к нему общественной средой. В этом смысле цели, планы и идеи объясняют поведение индивидов и целых общностей, но при этом сами нуждаются в объяснении. Область духа не является для историка ни первичным, ни единственным видом детерминизма в изучении действительности. Что же касается объяснения ее конкретного многообразия со ссылкой на духовный фактор, то его роль в каждом случае будет особой, что зависит от характера изучаемых явлений, как, впрочем, и от особенностей методологических позиций самого историка. Ясно, что без опоры на разновидности духовного начала — культуру, искусство, религию, психологию, менталитет и т.д. — понять историю невозможно. В свою очередь изменения в сфере массового сознания приводят к тем или иным переменам общественного характера. Это демонстрирует современный мир с его мощными источниками влияния на сознание людей — СМИ. «Современные технологии позволяют убедить кого угодно в чем угодно. Нужно только разработать грамотную рекламную кампанию и иметь возможность использования СМИ в своих интересах» [127]. К сожалению, это не преувеличение.