Психологический детерминизм

Мир истории — это жизнь этносов, сословий, классов и т.д., одним словом, общностей. Индивид во все времена, хотя и с существенными различиями в зависимости от конкретных исторических условий, является частью этих общностей. «Особенно следует избегать того, чтобы... противопоставлять "общество", как абстракцию, индивиду. Индивид есть общественное существо (выделено автором. — Н. С), поэтому всякое проявление его жизни Даже если оно и не выступает в непосредственной форме коллективного (выделено автором. — Я. С), совершаемого совместно с другими, проявления жизни, — является проявлением и утверждением общественной жизни» [181]. Индивид может обособляться, только будучи членом общества. Наличие общностей, общества, в конечном счете, подразумевает, что люди вступают друг с другом в Общественные отношения — производственные, политические, социальные, религиозные и т.д. Фундаментальным, но не единственным признаком этих отношений является то, что они носят безличный характер, что особенно характеризует взаимоотношения социальных слоев, прослоек, сословий, классов и т.д. Общественные отношения определяются местом, занимаемым социальным слоем или отдельным индивидом в существующей в каждый данный момент структуре общественных отношений. Эта структура является объективной, т.е. представляет собой продукт развития общества, а не произвольного выбора, чьей бы то ни было воли.

И все же: историю делают не носители социальных функций и ролей (фараоны, рабы, феодалы, крепостные и т.д.), а люди.

Поведение человека во все времена характеризуется не только видом его деятельности (социальной ролью), но и определенным отношением к этой деятельности или к различным сторонам общественной ситуации. Это — область социального настроения, социальных эмоций, индивидуальных или коллективных.

В эпоху греко-римской Античности физический труд считался занятием, позорящим свободного человека, достойными занятиями были лишь умственная деятельность и художественное творчество. Последнее столетие Римской империи характеризовалось упадком нравов и отречением от земных благ. В эпоху Средневековья считалось предосудительным обращение дворян к производственным занятиям, хотя в разных странах отношение к этому было различным: во Франции это грозило исключением из дворянского сословия, в Англии же допускалось. К проявлениям социальных эмоций можно отнести религиозную борьбу в Германии в период Реформации, патриотический подъем в стране в период Наполеоновских войн, подъем национальных чувств в годы борьбы народов Индии и других стран за освобождение от колониального ига, героизм и самопожертвование советских солдат в годы Великой Отечественной войны 1941 —1945 гг., трудовой энтузиазм в период освоения целинных земель в СССР и т.д. Определенным общественным настроением характеризовалась эпоха «застоя» в СССР в последние годы пребывания у власти Л.И.Брежнева. В период ваучерной приватизации 90-х гг. и XX в. общественный настрой проявился в стремлении многих людей разбогатеть и стать собственниками.

Перечисленные примеры социальных эмоций различаются по сути и степени устойчивости и в разной мере характеризуют ту область социального поведения, индивидуального или коллективного, которая называется социальной психологией. Примерами подобного рода эмоций являются страх (страх перед колдовством, страх возмездия за содеянное); стыд (стыд матрон Древнего Рима появляться обнаженными перед мужчинами своего сословия, стыд аристократов за свою бедность); гордость (за своих близких, за Отечество); скромность (черта поведения приверженцев кальвинизма; полное пренебрежение Ж.Ж.Руссо и К.А.Сен-Симона во второй половине жизни к своему материальному положению); ненависть (социально-классовая ненависть участников штурма Бастилии, ненависть инквизиторов к еретикам в Средние века в Западной Европе); упорство в достижении поставленной цели, крайняя мера приверженности чему-либо (приверженность старообрядцев своей вере, живущих отдельными поселениями в дебрях верховий Енисея и в Южной Америке). Следует подчеркнуть: без эмоциональной окраски индивидуального или коллективного, массового поведения людей истории не бывает. Следовательно, ее невозможно вполне адекватно понять и объяснить без учета фактора социальной психики как одного из начал человеческой деятельности.

В связи с этим возникают, по крайней мере, два вопроса: «Каково происхождение социальных эмоций?», «Какова их роль в истории?». Очевидно, что физиология человека — конечная материальная основа психики, однако эмоции не могут быть сведены лишь к ней: их различие в зависимости от времени и ситуации слишком очевидно. Впрочем, одна и та же физиологическая реакция может быть и результатом эмоций: обида, радость, боль и т.д. могут вызывать слезы. На первый из поставленных выше вопросов попытался дать ответ известный советский историк Б.Ф. Поршнев (1905 — 1972). Он отверг возможность рационального объяснения особенностей социальной психики в том или ином случае со ссылкой на физиологию человека [182], что вполне обоснованно в свете изменчивости первой и устойчивой неизменности второй. Наряду с этим ученый отверг и какую бы то ни было роль природно-географической среды, что ошибочно в свете приведенного в предыдущем разделе материала. Обоснованной автор считает позицию, которая опирается в объяснении особенности психического склада на исторически сложившиеся экономические, социальные, культурные условия жизни каждого народа [183], что вполне рационально. Для нас это важно и в другом отношении: психологические мотивы индивидуального или коллективного поведения нуждаются в объяснении относительно своих истоков.

Что же такое психологический детерминизм, какова его роль в познании явлений общественной жизни? Психологический фактор впервые стал привлекаться историками в качестве аргумента для объяснения тех или иных явлений в XJX в. Известный французский историк И. Тэн (1828—1893) одним из первых сформулировал психологический метод изучения общества. Согласно этому методу психология людей имеет решающее значение в истории. И. Тэн использовал выражение «психологическая анатомия». «Психологическая анатомия» не изначальна и формируется тремя факторами: расой, средой (климат, географические условия), социальной и психологической обстановкой данной эпохи [184].

Немецкий психолог В. Вундт (1832 — 1920), один из создателей этнопсихологии, предметом которой было психологическое истолкование мифов, религии, искусства, обычаев и т.д. [185], выпустил капитальный труд «Психология народов».

Это исследование оказало заметное влияние на формирование представлений о психологическом детерминизме у профессиональных историков. Известный немецкий исследователь К. Лампрехт (1856—1915) отстаивал методологический принцип, согласно которому предметом изучения историка является коллектив, а не отдельные личности, и стремился доказать, что действие масс в истории определяется факторами интеллектуально-психологического характера. Социально-экономические отношения, по мнению К. Лампрехта, должны рассматриваться в тесной связи с духовным развитием человечества, определяющимся закономерностями социальной психики. Ученый настойчиво подчеркивал, что в основу методологии истории следует положить социальную психологию. Обоснование метода коренится, согласно К. Лампрехту, таким образом, в природе человеческой психики, причем решающее значение имеет коллективная психология, определяющая психологию отдельной личности. Носитель коллективной социальной психологии — нация [186].

По существу мы имеем дело с психологизацией исторического процесса, сводящей его развитие к развитию коллективной (т.е. национальной) психики. Самым уязвимым, а по существу недоказанным и не раскрытым фактором в этой логике представления об истории, остается понятие «коллективная психология», из которого выводится все, но само оно выглядит как некая метафизическая тайна, не требующая какого-либо объяснения по части своей природы. В этом К. Лампрехт делает шаг назад по сравнению с И. Тэном. Если мы хотим добиться более глубокого и основательного понимания истории с помощью социально-психологического фактора, нужно более тщательно изучить механизмы формирования особенностей психики человека в той или иной общественной среде.

Проблема социальной психики с точки зрения ее истоков, предпосылок и значения в деятельности человека и в истории привлекала внимание отечественных ученых дореволюционной поры. Н.И. Кареев неоднократно обращал внимание на то, что общество невозможно без психического взаимодействия его индивидов: «...основа общественности находится в психике» [187]. По мнению В. М. Хвостова, общество «...есть духовный организм, возникающий благодаря тому психическому взаимодействию, в которое вступают между собой образующие его люди» [188].

Е.Н. Щепкин (1860—1920) выделял «коллективную психологию» в качестве самостоятельно фактора исторического процесса [189].

Придавая социальной психике важное значение в истории и ее познании, отечественные историки рассматривали ее в рамках многофакторного подхода; реализм их взглядов, следовательно, уже в том, что психологический детерминизм выступает в качестве одного из факторов деятельности человека и ее познания. Несколько дальше, чем другие, шел в понимании природы исторической психологии Н. И. Кареев. Он ввел в ее структуру элемент коллективного бессознательного как способа духовной самооценки бытия в переживаемое время. Эта «бессознательная философия общества», по выражению Н.И.Кареева, возникает на основе социального, экономического и культурного взаимодействия [190].

В XX в. проблемы социальной психики стали привлекать все более широкое внимание представителей разных областей общественно-научного познания, причем в отечественных исследованиях советского периода и зарубежных исследованиях анализ этих проблем осуществлялся с существенными различиями. Самое главное из них связано с оценкой роли и значения человеческих эмоций, т.е. социальной психики, в деятельности людей и в ее изучении. В отечественной литературе в результате споров и дискуссий возникла дисциплина «Социальная психология» как область научных исследований и как учебный предмет психологических факультетов университетов. Индивидуальная, как и коллективная, психика является продуктом соответствующей общественной среды. Задача социальной психологии — изучение закономерностей поведения и деятельности людей, обусловленных их включением в социальные группы, а также изучение психологических характеристик самих групп.

Следовательно, индивидуальная, как и коллективная, психика — одна из детерминант (факторов) деятельности человека в истории. Социальная психика — это область социальных эмоций, настроений индивидов, коллективов, людских масс. Эмоциональное (настроение) и рациональное (интеллект) в различном их сочетании пронизывают все сферы человеческой деятельности, которую невозможно понять и объяснить, не разобравшись в том и другом виде ее мотивации. Оказать влияние на настроение — значит повлиять на ход событий; объяснить соответствующий эмоциональный настрой людских масс — значит, в известной мере пробиться к пониманию данного хода этих событий.

Понимание социальной природы индивидуальной и коллективной психики не чуждо представителям ряда направлений западной философско-исторической мысли XX в.

Заслуживает внимания, прежде всего школа «Анналов» ни механизмы общественных учреждений, ни идеи той или иной эпохи не могут быть поняты и разъяснены историком, — если он не охвачен первоочередной заботой, которую я назову заботой психологической: стремлением увязать, соизмерить каждую совокупность условий существования данной эпохи со смыслом, который вкладывают в свои идеи люди этой эпохи. Ибо эти идеи, как и все прочие, окрашиваются этими условиями, приобретая вполне отчетливый для каждой эпохи и для каждого общества колорит» [191]. В этой формулировке есть нечто отступающее от привычных представлений о причинно-следственных связях: чтобы понять учреждения эпохи, необходимо уяснить идеи, которыми руководствовались люди той эпохи. Однако следует помнить, что эти идеи в свою очередь окрашиваются условиями эпохи. И то и другое верно, но где причина, а где следствие? С чего начинается мышление?

Л. Февр вводит понятие «индивидуальная историческая психология» как дисциплины, которую нужно еще создать. Историческая психология — психология изучаемого времени, которая строго индивидуальна и не совпадает ни с какой другой. Индивидуальная историческая психология выглядит в этой логике рассуждений как звено, которое является началом цепи человеческих действий. В этом следует искать корни межличностных отношений людей, следовательно, добавим, — и общественных отношений. Речь идет о таком понимании истории, которого, по мнению Л. Февра, еще нет. А пока «...не приходится говорить и о подлинной истории вообще (выделено автором. — Н.С.). Подумать только — у нас нет истории Любви! Нет истории Смерти. Нет ни истории Жалости, ни истории Жестокости» [192].

Л.Февр считал основой основ работы «каждого настоящего» историка [193] изучение роли эмоционального начала, истории чувств. Первооснову (первопричину) деятельности человека в истории исследователь усматривал в области коллективной, а еще глубже — индивидуальной психики. Соответственно, настоящим историком будет лишь тот, кто строит свое понимание изучаемых явлений на фундаменте социальной психики. Пока же нет ни подлинной истории, ни вполне настоящих историков — таков взгляд Л. Февра на реальность пройденного пути исторического познания. Следует сказать, что такая оценка ошибочна. Примеры подлинно научных исторических исследований, как и имен настоящих историков, были до и после Февра и не являются таким уж редким исключением в развитии познания. Что же касается идеи Л. Февра о превращении истории в подлинную науку упомянутым способом, то ожидаемый результат более чем маловероятен.

Возьмем тему любви, остающуюся малоизученной историками школы «Анналов». Эта область взаимоотношений мужчины и женщины имеет своеобразие в каждое время. Однако в любом случае любовные переживания нельзя оторвать от семейно-брачных отношений. Между тем проблема возникновения и развития семейно-брачных отношений на разном материале изучена несравненно лучше, чем история любви. Почему так произошло? Не потому, конечно, что в жизни, как и в познании, любовь является тем чувством, которым можно пренебречь. Важно другое: историки изучали формирование и развитие семейно-брачных отношений, опираясь на совсем другие реалии, и нет оснований считать, что это ошибочно.

В немецкой историографии XIX в. проблема перехода от родоплеменных отношений к моногамии у германских племен позднеантичного и раннесредневекового периодов рассматривалась в тесной связи в связи с переходом к земледелию как основному занятию, а также с развитием форм собственности на землю. Такой подход нашел отражение в работах крупных немецких медиевистов Г.Л. Маурера (1790-1872), Г. Вайца (1813-1886), О. Гирке (1841 — 1921) и др. [194]. В изучаемых источниках не было ничего о любовных страстях и эмоциях, даже состояние и формы семейно-брачных отношений приходилось выявлять косвенно, выясняя, кто является трудящимся субъектом, какова процедура передачи земли по наследству, кто из родственников имел право наследовать земли и т.д. Эволюцию семейно-брачных отношений у германских племен от большой семьи к малой индивидуальной семье через эволюцию их хозяйственных распорядков, развитие форм собственности на землю и закрепляющих их юридических норм [195] удалось показать советскому историку А. И. Неусыхину (1898 —1969). Надо признать: даже самые выраженные любовные страсти и эмоции не смогли бы помочь разобраться в таком характере эволюции семьи. Современные отечественные авторы, которые не вполне разделяют взгляды А. И. Неусыхина, признают, что в период раннего Средневековья из сравнительно широких родственных коллективов происходило выделение наиболее близких родственников (родители и их дети), образовавших семьи, объединенные «тесными домохозяйственными узами» [196].

В данном случае любовные страсти также не фигурируют в качестве фактора изменения структуры семейно-брачных отношений. Но это все же не дает нам основания считать взгляды рассмотренных выше историков лишь в качестве некой предыстории семьи по отношению к той «подлинной», на которую уповал Л. Февр. К тому же любовь как разновидность межличностных эмоций сама требует объяснения. Лишь потом можно пытаться, опираясь на нее, объяснять что-то другое. Взаимоотношения в Средние века мужчины и женщины высших слоев общества отличались от взаимоотношений мужчины и женщины крестьянского происхождения.

После исследования Л. Февра появились работы, в которых анализируются проблемы социальной психики применительно к прошлому — проблемы истории любви, сексуальности, милосердия, жизни, смерти [197]. Они вводят пласты нового фактического материала, освещают те стороны жизни прошлого, которые были вне поля зрения историков. Однако эти работы не меняют фундаментальных методологических основ исторического познания, следовательно, не только они являются теми подлинно историческими исследованиями, о которых говорил Л. Февр.

Методологический потенциал психологического детерминизма явно недостаточен для того, чтобы стать фундаментальной основой, тем более — первоосновой нового понимания истории. Социальная психика представляет важность как один из факторов человеческой деятельности, ее изучения и объяснения историком. Историки, особенно представители школы «Анналов», обоснованно считали продуктивным научным приемом сочетание данных психологии как науки о человеке с данными истории, в связи с чем возникло выражение «историческая психология». Л. Февр подразумевает под исторической психологией психологию людей прошлого [198]. Опираясь на авторитет этого историка, некоторые отечественные авторы идут значительно дальше. «Необходимо создать, — пишет В. А. Шкуратов, — историческую психологию, которая станет основой науки о прошлом» [199]. И далее: «Из соединения знаний о современности с историческим взглядом должны возникнуть универсальные характеристики психической жизни и синтетическая наука о человеке» [200]. В данном случае мы имеем дело, по существу, с попыткой усмотреть в социальной психологии единственную и конечную первооснову истории.