Лекция 1. 19 страница

| Фазы развития научной специальности («невидимого колледжа»)

Фаза институционализации новой специальнос­ти. Научные результаты, полученные сплоченной груп­пой, обеспечивают новому подходу признание сообще­ства, возникают новые направления исследований, базирующиеся на программе сплоченной группы. При этом, однако, сплоченная группа распадается, ее быв­шие члены возглавляют самостоятельные группиров­ки, каждая из которых разрабатывает по собственной программе группу специальных проблем. Специаль­ность получает формальные средства организации (журналы, библиографические рубрики, кафедры, учебные курсы, секции в профессиональных ассоци­ациях и т. п.), и отношения внутри нее снова перехо­дят в нормальную фазу.

В каждой фазе развития «невидимого колледжа» самосознание участников формирующейся специаль­ности претерпевает изменения следующим образом: романтический период (по времени совпадающий с нормальной фазой развития специальности); догмати­ческий (по времени совпадающий с фазой коммуника­ционной сети и сплоченной группы); академический (фаза специальности).

Фазы сетей возникают — иногда на краткие, иног­да на более продолжительные периоды — за счет кон­центрации внимания нескольких ученых на специфи­ческой области проблем. Многие из тех ученых, кото­рые в текущий момент не-включены в деятельность некоторой сети или сплоченной группы, могут оказать­ся вовлеченными в нее позднее или были вовлечены ранее.

Модель описывает полный процесс, включая его успешное завершение. Разумеется, на практике дале­ко не каждая группа, объединившаяся в сеть, затем достигает фазы сплоченной группы, специальности и т. п. Каждый шаг на этом пути зависит, прежде всего, от качества тех научных результатов, которые получе­ны группой. Механизмы коммуникации лишь демон­стрируют организационные возможности сообщества по поддержке такой деятельности.

В то же время каждый исследователь в этих усло­виях видит свои перспективы, а его профессиональные амбиции поддерживаются механизмами поощрения и вознаграждения, которыми располагает сообщество.

Автономность сообщества, о которой уже много раз говорилось, имеет смысл только в том случае, если сообщество в состоянии установить нормальные рабо­чие отношения с другими институтами, входящими в его социально-экономическое окружение. В отличие от обслуживающих профессий ученый в общем случае не может получать непосредственного финансового воз­награждения от общества за результаты своей инди­видуальной деятельности. Посредником между ним и обществом выступает научное сообщество.

Сообщество и общество

Заинтересованность социального окружения про­фессии в продукте деятельности ее членов, гаранти­рующая как существование, так и действенность про­фессиональных институтов. Для самосохранения про­фессии необходимо установление между ней и ее общественным окружением таких отношений, которые обеспечивали бы ей поддержку, а равно и охрану от не­профессионального вмешательства в ее главные инте­ресы. На ранних этапах развития профессии обычно нуждаются в защитном окружении, таком, например, как протекция церкви, могущественного патрона или же финансовая независимость самих профессионалов. Возможно, первая услуга, которую молодая профессия оказывает своим покровителям, — это престиж «показ­ного» потребления (при котором главная цель — произ­вести впечатление на окружающих), хотя позднее она должна демонстрировать и свою способность приносить практическую пользу людям, далеким от нее. В обмен на эти услуги профессионалы получают материальную поддержку и соответствующую толику престижа.

За полвека развития социологии науки наиболь­шие изменения произошли в ее отношениях с обще­ственным окружением, что обусловлено как радикаль­ными трансформациями самого общества, его струк­туры, ориентации, так и вызовами времени, с которыми оно сталкивается.

Если в исследованиях классической социологии науки центральное место занимали отношения между научным сообществом и национальными общественны­ми институтами (политикой, государством, бизнесом и т. п.), то сегодня вся система отношений не может рассматриваться вне и независимо от интеграционных процессов, характеризующих динамику промышленно развитых стран. Речь идет о политической интеграции, о глобализации экономики (а соответственно, об интер­национализации антиглобалистских движений), о но­вых рисках научного развития, непредсказуемые по­следствия которых могут угрожать не только государ­ствам, но и каждому отдельному человеку...

Динамика общей ситуации корректирует и особен­ности ее отражения в предмете социологии науки.

К Наука и политика

В традиционном национальном государстве под научной политикой понималась в первую очередь си­стема и институты принятия решений о стратегии развития научно-технического комплекса страны, а также действия по практической реализации этих ре­шений. Вся эта деятельность, за минимальными ис­ключениями, располагалась в зоне бюрократической рутины и, как правило, мало касалась собственно по­литического процесса (борьбы за власть, голоса изби­рателей). Наука воспринималась лишь как одно из средств реализации военной, экономической и других направлений политики, впрямую связанных с перспек­тивностью партийных программ. Свою роль играла наука и в международной политике, оказывая суще­ственное влияние на престиж государства и подкреп­ляя его державные амбиции.

Радикальное изменение ситуации заключалась в том, что современная научная политика во все большей мере становится политикой публичной. Расходы на -науку, направления и формы ее развития, ее участие в жизни общества — все это становится предметом обсуждения и непосредственно влияет на электораль- 353 ные перспективы отдельного политика или политичес­кой партии.

Все большую роль в этих процессах начинает иг­рать общественный контроль развития науки и исполь­зования ее достижений. Соответственно, жизненно важным для политики становится постоянный мони­торинг отношения населения к науке вообще, к отдель­ным направлениям ее развития, к ее участию в дру­гих процессах (развитии образования, экономической структуры общества, инновационного процесса). Для этой цели политики вместе с научным сообществом постоянно проводят массированное изучение обще­ственного мнения о науке. В странах Европейского Союза этим регулярно занимается служба «Евробаро-метр», в США— ряд не менее известных институтов изучения общественного мнения. Эти обследования проводятся в тесном взаимодействии с институтами научного сообщества, а их результаты широко обсуж­даются.

В Научное сообщество и общественные движения

Взаимоотношения в треугольнике «государство — научное сообщество — общественные движения» про­шли длительный и болезненный процесс «отстройки». Поначалу научная политика формировалась без обра­щения к общественному мнению. Предпринимались нескоординированные, малоэффективные попытки противодействовать острой реакции общества на фак­ты, когда развитие науки и технологии приводило к явно нежелательным последствиям (чернобыльская катастрофа, Арал, энергетическая катастрофа в США и другие случаи бедствий, явно связанные с несовер­шенством современной науки и техники или с поли­тической безответственностью использования их до­стижений). Реакция сводилась к замалчиванию фак­тов; пропагандистским кампаниям, которые должны были доказать общественности единичность, случай­ность катастроф; политизации подобного рода инци­дентов.

Глава 2. Социальный иарашрисши иаривй профессии

В целом такая политика привела к результатам прямо противоположным желаемым. Общественные движения, инициированные отдельными событиями или общим ухудшением ситуации, которое так или иначе связывалось с последствиями научно-техничес­кого развития, приобретали откровенно конфронтаци-онный характер. Они быстро политизировались и часто превращались в значительную деструктивную силу.

Все это заставило искать новую стратегию, в поис­ке которой государство и политики обратились к науч­ному сообществу, которое также оказывалось «потер­певшей стороной», принимая не всегда заслуженные упреки общества и страдая от последствий неуклюжих действий государственной бюрократии.

Постепенно сформировалась стратегия взаимодей­ствия с общественными движениями. В ее основе ле­жит «асимметричный ответ» на вызов, который эти движения бросают институтам власти и инновацион­ному сообществу. Эта стратегия исходит из предполо­жения о возможности наихудшего варианта развития событий, когда продуктивный диалог с отдельными общественными движениями оказывается вообще не­возможным из-за преобладания в них иррационально­го элемента.

Готовиться нужно не к полемике с сектантами, а к «отсечению» ослепленных эмоциями или увлеченных харизматическим лидером членов движения от основ­ной массы вполне здравомыслящих и ориентирован­ных на рациональные оценки людей. Поэтому научная политика должна исходить из реалистического пред­ставления о том, что знает о науке обычный здраво­мыслящий человек, какие научные факты ему извест­ны и насколько он знаком с научной методологией. Эти представления подвергаются интенсивному социоло­гическому и социально-психологическому анализу, результаты которого используются для повышения конструктивности диалога и широко применяются при формировании и модификации научной политики.

Следующим шагом стало создание условий для пре­образования общественных движений в политические партии (партия «зеленых», к примеру) и вовлечения их в полноценное участие в политическом процессе, где они представляют определенную социальную группу.

В целом же научная политика постепенно начинает строиться так, чтобы привить обществу осознание того, что риск, связанный с развитием науки и техники, не­отделим от ее достижений. Общественность должна быть информирована о самой природе научного знания, не только о достижениях, но и органических слабостях научного метода, который не является абсолютным, и о природе технических решений, которые даже в самом лучшем случае оптимальны только с точки зрения огра­ниченного, заведомо неполного набора критериев.

Придется свыкнуться с мыслью, что блага, которые несет с собой развитие науки и техники, являются отно­сительными. Но и развитие инновационного комплекса не является стихийным, неизбежным процессом. Обще­ство может регулировать этот процесс и, в конечном счете, за ним остается выбор, финансировать ли новые достижения инновационного комплекса и связанный с ними новый уровень благосостояния и новый уровень риска, или отказаться от каких-то направлений поиска.

| Наука и бизнес

Активная позиция научного сообщества и призна­ние его институтов полноправным субъектом процес­са управления наукой кардинально изменили отноше­ния между наукой, государственной властью и бизне­сом, а тем самым и представления о движущих силах экономического развития.

Потребность в подобных изменениях выяснилась еще в 70-х годах XX века отнюдь не в связи с управ­лением наукой. Речь шла о поиске новых путей осво­ения высоких технологий. Традиционная система «вне­дрения инноваций», при которой от появления плодо­творной научной идеи до разработки основанного на ее использовании конкурентоспособного рыночного продукта проходит 12— 15 лет, оказалась в новых усло­виях совершенно неэффективной. За это время сменя­лись целые поколения технологий, а прогнозировать изменение рыночной конъюнктуры на такие периоды не удавалось, как не удается и сегодня. В результате резко повышался уровень риска для корпораций, ра­ботающих в самых передовых и важных, в том числе и для безопасности государства, областях. Государство тоже не могло взять этот риск на себя, снижая тем самым уровень конкуренции и подвергая серьезной опасности всю бюджетную политику.

После длительных поисков и экспериментов уда­лось выяснить, что наиболее перспективный путь — передача основной части инновационного процесса и связанного с этим коммерческого риска самим ученым, точнее, тем из них, кто был на это согласен. Ученые-бизнесмены получали серьезные преимущества — они могли более оперативно следить за развитием иссле­дований в своей области и, соответственно, быстрее конкурентов реагировать на изменения ситуации.

Потребовались серьезные изменения в законах об интеллектуальной собственности, позволявших авто­рам инноваций их коммерческое использование. Была скорректирована налоговая и кредитная политика, сти­мулирующая развитие мелкого' и среднего инноваци­онного бизнеса, так называемых «венчурных» фирм.

Скажем сразу, уровень риска для каждого владель­ца фирмы остался по-прежнему высоким. Примерно 75 — 80% венчурных фирм разоряются в первые же годы своего существования. Остальные фирмы встраивают­ся в общую структуру экономики, продавая свои про­дукты крупным корпорациям, государству или конеч­ным потребителям. И лишь единицы типа «Майкро­софт» вырастают в крупные корпорации.

Однако новая схема распространения инноваций оказалась успешной в главном — интервал между на­учной идеей и появлением конечного продукта был сокращен в среднем до 3 — 4-х лет, а значительная часть риска была распределена между тысячами мелких предпринимателей. Существенно повысился уровень конкуренции.

Экономические результаты оказались столь впе­чатляющими, что сегодня, к примеру, во всех развитых странах проблема инноваций формулируется только в терминах программ «развития инноваций и малого научного бизнеса». Возросло и общее доверие бизнеса к науке.

Не менее значительными были и структурные из­менения в отношениях между наукой, производством и бизнесом в сфере высоких технологий. Разорение венчурных фирм постоянно пополняет рынок труда наиболее дефицитной категорией работников — квали­фицированными специалистами, имеющими опыт ра­боты как в науке, так и в бизнесе. Подавляющее боль­шинство из них либо возвращается в прикладные ис­следования, либо уже в качестве наемных менеджеров и консультантов приходит в крупные корпорации.

| Новые вызовы

В краткой сводке достижений науки за скобками остаются десятилетия труда сотен исследователей, трудности, мучительные поиски и драматические не­удачи, которых всегда на порядок больше, чем успе­хов. Более того, на каждой стадии работы ее участники совсем не уверены в том, что верный путь, во-первых, вообще существует, а, во вторых, что его выбрали имен­но они, а не их соперники. А если речь идет о судьбах человечества, то к этой драме идей добавляется и ог­ромная личная ответственность: «Кто, если не я?»

Эти особенности поведения профессионального сообщества особенно отчетливо видны в ситуациях с открытым финалом. В отличие от общественных дви­жений и политиков ученые еще три десятилетия на­зад, после первых успешных опытов по генной инже­нерии и ряду других направлений медико-биологичес­ких исследований, с тревогой отмечали, что отдаленные последствия генно-инженерных манипуляций практи­чески невозможно предсказать с достаточной надеж­ностью. Ситуация полностью выходит из-под контроля при массовом использовании генетически модифици­рованных продуктов (ГМП).

Крайняя болезненность ситуации заключалась в том, что объектом дискуссии явилось ограничение де­ятельности по достижению главной цели науки — ин­тенсивному пополнению массива научного знания. Потенциальная опасность направленного вмешатель­ства в генетические механизмы, равно как и готовность власти и бизнеса широко использовать результаты такого вмешательства были очевидны и авторам откры­тия, и их коллегам из различных отраслей науки. Столь же очевидной была неготовность профессии к реше­ниям и действиям в столкновении с проблемой.

Первое решение — использовать опыт физиков-ядерщиков, объявлявших в свое время мораторий на исследования в области ядерных вооружений, пока не будет обеспечен соответствующий контроль со сторо­ны сообщества. Попытка реализовать это решение — мораторий, объявленный рядом крупнейших специа­листов в 70-х годах, — принесла неожиданные и шоки­рующие результаты. Работы по биотехнологиям, кото­рые проводились небольшими коллективами на отно­сительно компактном оборудовании, не только не были свернуты, но, наоборот, стали интенсивно развиваться за счет притока молодых, не слишком разборчивых в средствах, исследователей. В то же время наиболее авторитетная часть профессионального сообщества, соблюдая мораторий, фактически отказалась от конт­роля над развитием этой области.

Все эти годы сообщество подвергалось массиро­ванному давлению со стороны бизнеса(производите­ли с/х продуктов и фармацевтические корпорации) и ряда общественных организаций, аргументы которых выглядели куда как убедительно. Ученых обвиняли в том, что они, опираясь на неясные предчувствия и гипотетические опасности, препятствуют борьбе с реальными проблемами: недостатком дешевого продо­вольствия для сотен миллионов голодающих и дефици­том эффективных лекарств против смертельных болез­ней. Когда такие, сами по себе убедительные, аргументы подкрепляются сотнями тысяч долларов на рекламные и PR-кампании корпораций, спорить с ними оказыва­ется очень не просто.

Таким образом, попытки научного сообщества не­посредственно воздействовать на процесс принятия решений успехом пока не увенчались. После долгих поисков был избран другой, традиционный путь — усиление информационного контроля исследований и экспертизы ситуации в целом. Для этого впервые в истории науки сделана беспрецедентная попытка кон­солидированной акции научного сообщества для уско­рения информационного обмена. По инициативе круп­нейших специалистов тысячи исследователей, работа­ющих в биомедицинских исследованиях, выдвинули ультимативное требование издателям научных журна­лов по этой тематике. Учитывая огромное обществен­ное значение современного этапа в развитии биоме­дицинских наук, его влияние на будущее человечества, ученые потребовали открытого доступа ко всем публи­кациям через сеть Интернет. Ученые выразили готов­ность обсудить с издателями возможности компенса­ции их расходов, однако заявили, что готовы с сентяб­ря 2001 года прекратить все виды сотрудничества с журналами (публикацию собственных статей, участие в работе редколлегий, редактирование и рецензирова­ние рукописей и т. п.), издатели которых откажутся выполнить данное требование.

Не менее интересна и реакция издателей. Редак­тор «Nature» — одного из самых престижных научных журналов — в ответ на ультиматум ученых объявил, что отныне обязательным требованием к авторам статьи станет указание на источники финансирования иссле­дований. Если при этом обнаружится, что исследова­ние выполнено по заказу одной из заинтересованных корпораций, редакция оставляет за собой право отка­заться от публикации и известить соответствующее научное общество о мотивах отклонения. Таким обра­зом, обе стороны конфликта с разных позиций работа­ют на интересы общества.

Наряду с этим новый толчок получили исследова­ния по биоэтике, были внесены соответствующие до­полнения в уставы целого ряда профессиональных обществ и кодексы поведения их участников (именно в ряде биомедицинских наук такого рода писаные ко­дексы существуют), а главное, формируется серьезная база для взаимодействия между научным сообществом, государственными институтами, представительной властью, бизнесом и общественными организациями. Иными словами, используется весь арсенал инстру­ментов, которыми располагает демократическое обще­ство для обсуждения жизненно важной проблемы и контроля за принятием решений при любом развитии ситуации.

И сегодня, когда трагический смысл слова «нео­братимость» в связи с клонированием человека посте­пенно начинают чувствовать даже политики, подобное взаимодействие является тем максимумом, который общество может мобилизовать в ответ на новый вызов времени. При этом, как уже говорилось, финал остает­ся открытым: наука — это предвидение, но не Прови­дение.

Глава 3

СОЦИАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕДНЕГО КРАЯ ИССЛЕДОВАНИЙ

В «классической» социологии науки, связанной, в первую очередь, с работами Р. Мертона и его последо­вателей, практически все характеристики научного сообщества и поведения ученых реконструировались из особенностей научного знания как основной цели науки. При этом предполагалось, что непосредствен­ная организация исследований и взаимодействие ис­следователей заведомо протекают в различных усло­виях, но их мотивация, ориентация, формы работы со знанием и т. п. носят единый для профессии и в этом смысле универсальный характер.

В то же время по мере того, как научная профес­сия становилась массовой, ее социальные и организа­ционные особенности начали приобретать все большее значение, а их изучение — выделяться в самостоятель­ную сферу социологического исследования, связанную с социологией научных сообществ, но отнюдь не сво­дящуюся к последней.

Обозначающее это направление понятие «передний край исследований» (research front) вошло в социоло­гию науки на рубеже 60-х гг. XX века как обозначение новой самостоятельной области исследования. Пред­ставление о переднем крае вводилось в расчете на интуитивную ясность и эмпирическую очевидность его содержания для любого работающего ученого. Имелось в виду, что исследовательская деятельность осуществ­ляется на границе познанного и непознанного и что uDt пребывание в этой пограничной зоне придает особый характер как взаимоотношениям между исследовате­лями, так и их отношению к научному знанию — его отбору, оценке, способам обработки.

«Вход» в систему дисциплинарной публикации об­разует естественную границу между двумя сферами организации знания и связанной с ним деятельности. По одну (внутреннюю) сторону этой границы индивидуаль­ная и групповая деятельность ученых, каковы бы ни были ее конкретные характеристики (цели, мотивы, формы взаимодействия и т.д.), в каждом конкретном случае, приобретает системное значение тогда и постольку, ког­да и поскольку ее результаты оказывают влияние на содержание и динамику знания дисциплины.

С другой (внешней относительно дисциплинарной системы) стороны границы, т. е. на переднем крае, орга­низация знания уже не задается состоянием дисципли­нарной системы, а отражает принципиально иную фун­кцию знания — интеллектуальное обеспечение ис­следований, прагматика которых, в свою очередь, определяется теми более широкими областями научной и/или практической деятельности, в которые включены исследования. При этом предсказать заранее, какая именно группа результатов (содержательная, методи­ческая, техническая) и для какой именно группы специ­алистов окажется особенно ценной, невозможно.

Поэтому изучение организации знания на пере­днем крае ведется с совершенно иных позиций, а во многом и на ином эмпирическом материале, нежели исследование организации дисциплинарного знания.

В отличие от дисциплинарной организации знания, где публикационный массив задавал единую группу обобщенных и относительно стабильных ориентиров для поддержания и развития системы дисциплинарно­го знания, организованной по собственным законам, на переднем крае исследований ориентиры, задающие мотивацию исследователей и воздействующие на вы­бор тематики работы, гораздо более разнообразны и менее организованы.

Дисциплинарное знание на переднем крае играет роль лишь одного из ориентиров — адреса возможных приложений результатов исследований. До тех пор, пока научное знание дано нам через сведения о ком­муникации по его поводу, мы не в состоянии отделить в этой синкретической картине элементы, характерные для организации знания, от организационных особен­ностей, связанных с разделением труда, техникой ком­муникации, величиной и статусом конкретного иссле­довательского сообщества и другими организационны­ми характеристиками коммуникации, не имеющими прямой связи с ее содержанием.

Тем самым понятие переднего края приобретает еще одно важное измерение — передний край связы­вает дисциплинарно организованную науку с органи­зационным, и далее, с социальным окружением иссле­дований, являясь своего рода границей между наукой и обществом. Именно в этой пограничной зоне распола­гаются организационные механизмы взаимодействия, а следовательно, здесь имеет смысл искать возможности целенаправленного воздействия на эти механизмы.

Наиболее подробному исследованию в этой связи подверглись попытки представить науку как объект социального управления.

1 Структура научно-технического прогресса________

В основу исследований научно-технической дея­тельности была положена принятая на конференции ЮНЕСКО типология видов этой деятельности, связы­вающая научные идеи с конечным продуктом прогрес­са в виде технологий, ноу-хау, образцов продуктов и т. п. Она включала следующие типы научно-техничес­кой деятельности: фундаментальные исследования (в ряде классификаций подразделяющиеся на поисковые и целевые), прикладные исследования, опытно-конст­рукторские разработки, рыночное освоение продукта. В советской литературе вся совокупность этих типов объединялась аббревиатурой НИОКР (научные иссле­дования и опытно-конструкторские разработки).

Непосредственно к науке в этой типологии отно­сятся фундаментальные и прикладные исследования. Эти типы исследований различаются по своим соци­ально-культурным ориентациям, по форме организа­ции и трансляции знания, а соответственно, по харак­терным для каждого типа формам взаимодействия исследователей и их объединений. Все различия, одна­ко, относятся к окружению, в котором работает иссле­дователь, в то время как собственно исследовательс­кий процесс — получение нового знания как основа научной профессии — в обоих типах исследований протекает абсолютно одинаково.

Социальные функции фундаментальных и при­кладных исследований в современном науковедении определяются следующим образом.

Фундаментальные исследования направлены на усиление интеллектуального потенциала общества (страны, региона...) путем получения нового знания и его использования в общем образовании и подготовке специалистов практически всех современных профес­сий. Ни одна форма организации человеческого опыта не может заменить в этой функции науку, выступаю­щую как существенная составляющая культуры.

Прикладные исследования направлены на интел­лектуальное обеспечение инновационного процесса как основы социально-экономического развития совре­менной цивилизации. Знания, получаемые в приклад­ных исследованиях, ориентированы на непосредствен­ное использование в других областях деятельности (технологии, экономике, социальном управлении и т. д.).

Формирование прикладных исследований как ор­ганизационно специфичной сферы ведения научной деятельности, целенаправленное систематическое раз­витие которой приходит на смену утилизации случай­ных единичных изобретений, относится к концу XIX века и обычно связывается с созданием и деятельнос­тью лаборатории Ю. Либиха в Германии. Уже перед первой мировой войной прикладные исследования как основа для разработки новых видов техники (поначалу военной) становятся неотъемлемой частью общего научно-технического развития, и к середине XX века постепенно превращаются в ключевой элемент науч­но-технического обеспечения всех отраслей народно­го хозяйства и управления.

Механизмы, регулирующие деятельность и отноше­ния в прикладных исследованиях, определяются их организационным окружением. Хотя в конечном счете социальная функция прикладных исследований направ­лена на снабжение инновациями научно-технического и социально-экономического прогресса в целом, непос­редственная задача любой исследовательской группы и организации состоит в обеспечении конкурентного преимущества той организационной структуры (фирмы, корпорации, отрасли, отдельного государства), в рамках которой осуществляются исследования.

Эта задача определяет приоритеты в деятельности исследователей и в работе по организации знания: выбор проблематики, состав исследовательских групп (какправило, междисциплинарных), ограничение вне­шних коммуникаций, засекречивание промежуточных результатов и юридическая защита конечных интеллек­туальных продуктов исследовательской и инженерной деятельности (патенты, лицензии и т. п.).