МИНИСТЕРСТВО ОХРАНЫ ЗДОРОВЬЯ УКРАИНЫ 21 страница

Я думаю, что на основе нейрофизиологических и пси­хологических показателей можно вывести некоторую за­кономерность в отношении разных видов стимулирования: чем "проще" стимул, тем чаще нужно менять его содержа­ние или интенсивность; чем утонченнее стимул, тем доль­ше он сохраняет свою привлекательность и интерес для воспринимающего субъекта и тем реже он нуждается в переменах.

Я позволил себе столь длинное отступление и подробно рассмотрел потребности организма в возбуждении, волне­нии и соответствующем стимулировании этих состояний потому, что речь идет об одном из многих факторов, обу­словливающих деструктивность и жестокость. Оказывает­ся, у человека гораздо более сильное возбуждение (волнение) вызывают гнев, бешенство, жестокость или жажда разрушения, чем любовь, творчество или другой какой-то продуктивный интерес. Оказывается, что первый вид вол­нения не требует от человека никаких усилий: ни терпе­ния, ни дисциплины, ни критического мышления, ни са­моограничения; для этого не надо учиться, концентриро­вать внимание, бороться со своими сомнительными жела­ниями отказываться от своего нарциссизма. Людей с низ­ким духовным уровнем всегда выручают "простые раздра­жители"; они всегда в изобилии: о войнах и катастрофах, пожарах, преступлениях можно прочитать в газетах, уви­деть их на экране или услышать о них по радио. Можно и себе самому создать аналогичные "раздражители": ведь всегда найдется причина кого-то ненавидеть, кем-то управ­лять, а кому-то вредить. (Насколько сильна у людей по­требность в этих ужасных впечатлениях, можно судить по тем миллионам долларов, которые средства массовой информации зарабатывают на продаже продукции этого типа.) Теперь уже точно известно, что многие браки не распадаются потому, что дают возможность супругам, под­чиняя или подчиняясь, постоянно переживать и воспро­изводить такие состояния, как ненависть, скандалы, из­девательства и унижения. То есть супруги остаются рядом не вопреки, а благодаря своим схваткам. И то же самое можно сказать о мазохизме: потребность страдать и под­чиняться частично тоже определяется потребностью в воз­буждении. Мазохист страдает оттого, что ему не удается самостоятельно пережить волнение (возбуждение) и "вы­дать" непосредственную реакцию на нормальное раздраже­ние (стимул). Однако он все же может отреагировать и взволноваться, если стимулирующий субъект превосходит его по силе и привлекательности, а главное — способен навязать ему свою волю и заставить подчиняться.

Хроническая депрессия и скука (тоска)

Проблема стимулирования (возбуждения) тесно связана с феноменом, который не имеет ни малейшего отношения к возникновению агрессии и деструктивности: речь идет о скуке (тоске). С точки зрения логики феномен скуки сле­довало бы рассматривать в предыдущей главе вместе с

другими причинами агрессивности. Однако это было не­возможно, ибо необходимой предпосылкой для понима­ния феномена скуки является анализ проблемы стимули­рования.

По отношению к проблеме скуки и возбуждения следу­ет различать три категории лиц: 1. Люди, способные про­дуктивно реагировать на стимулирующее раздражение; они не знают скуки. 2. Люди, постоянно нуждающиеся в до­полнительном стимулировании, а также в вечной смене раздражителей; эти люди обречены на хроническую ску­ку, но, поскольку они умеют ее компенсировать, они ее не осознают. 3. Люди, которых невозможно ввести в со­стояние возбуждения нормальным раздражителем. Это люди больные; время от времени они остро сознают свое душевное состояние, но часто они даже не понимают, что больны. Этот тип скуки принципиально отличается от предшествующего, бихевиористски описанного типа, ко­гда скучает тот, кто в этот момент не получает достаточ­ного стимулирования, однако он вполне способен на ре­акцию, как только скука его будет компенсирована.

В третьем случае скуку не компенсируют. Мы говорим здесь об ипохондрии в ее динамическом, характерологи­ческом смысле, и ее можно было бы описать как состоя­ние хронической депрессии. Однако между компенсирован­ной заторможенностью и некомпенсированной хронической угрюмостью существует чисто количественное различие. И в том и в другом случае соответствующий человек страда­ет от недостатка продуктивности. В первом случае, прав­да, есть возможность с помощью соответствующих раз­дражителей избавиться от данного синдрома (хотя при этом причина остается), во втором случае оказывается не­возможно освободиться даже от симптомов.

Различие затрагивает сферу употребления слова "скуч­ный". Если кто-то говорит: "Я подавлен", то это относит­ся к душевному состоянию. Если же кто-то говорит: "Я чувствую такую тоску (мне так скучно)", то, как правило, он имеет в виду окружающую обстановку: он хочет ска­зать, что окружение не дает ему достаточно интересных и развлекающих стимулов. Когда же мы говорим о "скуч­ном человеке", то мы имеем в виду личность в целом, и прежде всего ее характер. Мы не хотим этим сказать, что данный человек именно сегодня скучен, поскольку он не рассказывает нам интересных историй. Если уж мы гово­рим о ком-то: "Он скучный человек", то мы имеем в виду, что он скучен как личность. В нем есть что-то безжизнен­ное, мертвое, неинтересное. Многие люди готовы признать­ся, что испытывают скуку (что им скучно); но вряд ли кто согласился бы, чтобы его назвали скучным.

Хроническая скука — в компенсированной или неком­пенсированной форме — представляет собой одну из ос­новных психопатологий современного технотронного об­щества (хотя лишь совсем недавно этот феномен хоть как-то привлёк к себе внимание[181]).

Прежде чем обратиться к рассмотрению депрессивной скуки (в динамическом смысле), я хочу еще кое-что заме­тить в отношении скуки в бихевиористском понимании. Людям, способным продуктивно реагировать на "активи­зирующие стимулы" (раздражители), практически не бы­вает никогда скучно, но в нашем кибернетическом обще­стве такие люди составляют исключение. Что касается большинства людей, то они, конечно, не являются тяже­лобольными, но можно утверждать, что все страдают в легкой форме таким недугом, как недостаток продуктив­ности. Такие люди постоянно скучают, если не находят хоть каких-то способов стимулирования.

Существует много причин, из-за которых хроническая, компенсированная форма скуки в целом не считается па­тологией. Главная же причина, очевидно, состоит в том, что в современном индустриальном обществе скука явля­ется спутником большинства людей, а такое широко рас­пространенное заболевание, как "патология нормальнос­ти"*, вообще не считается болезнью. Кроме того, состоя­ние обычной "нормальной" скуки, как правило, челове­ком не осознается. Многие люди умудряются найти ей компенсацию, сознательно стремясь в суете сует утопить свою тоску. Восемь часов в- сутки они заняты тем, чтобы заработать себе на жизнь, когда же после окончания ра­боты возникает угроза осознания своей скуки, они находят десятки способов, чтобы этого не допустить: это вы­пивка, телеэкран, автомобиль, вечеринки, секс и даже наркотики- Наконец наступает ночь, и естественная по­требность в сне успешно завершает день. Можно сказать, что сегодня одна из главных целей человека состоит в том, чтобы "убежать от собственной скуки". Только тот, кто правильно оценивает интенсивность реакции на ни­чем не компенсированную скуку, может представить себе силу импульсов, которые способна вызывать скука.

О том, что такое скука, рабочие знают гораздо лучше, чем средние буржуа и высшие слои (это обнаруживается каждый раз, когда рабочие выдвигают свои экономиче­ские требования). Рабочим не хватает удовлетвореннос­ти, в то время как другие социальные группы хоть в ка­кой-то степени могут выразить свою фантазию, свою спо­собность к творчеству, к интеллектуальной и организа­торской деятельности. В последние годы стало очевидно, что рабочие наряду с традиционными требованиями уве­личения зарплаты все чаще высказывают свою неудовлет­воренность монотонностью труда и отсутствием заинтере­сованности. Время от времени администрация пытается найти выход из положения посредством "улучшения условий труда". Кое-где пытаются предоставить рабочим больше самостоятельности в планировании и распределе­нии заказов — все это ради создания у них чувства ответ­ственности. Это, конечно, правильный путь, но весьма ограниченный и узкий, чтобы как-то повлиять на духов­ную жизнь нашего общества в целом. Нередко можно услы­шать такое мнение, что проблема заключается не в том, чтобы сделать работу интереснее, а в том, чтобы сокра­тить рабочее время: сделать так, чтобы человек мог ис­пользовать досуг для своих талантов и наклонностей. Од­нако сторонники этих идей, очевидно, забывают, что и свободное время давно стало объектом манипулирования со стороны индустрии потребления. Оно несет такой же отпечаток скуки, как и труд, хоть мы это и не всегда осознаем.

Труд — обмен человека с природой — это такая важ­ная часть нашего бытия, что освобождение труда от от­чуждения представляет для нас куда как более неотлож­ную задачу, чем усовершенствование нашего досуга. При этом речь идет все же не о том, чтобы изменить содержа­ние труда, речь идет о радикальных социальных и поли­тических переменах, целью которых является подчинение экономики истинным потребностям человека.

После приведенного нами описания обеих форм недеп­рессивной скуки может возникнуть впечатление, что раз­личие между ними состоит в разных видах стимулов, ко­торые (будь то активизирующие, вдохновляющие, стиму­лы или нет) помогают справиться со скукой. Однако та­кую картину следует считать слишком упрощенной. На самом деле различие это гораздо глубже и сложнее. Ску­ка, которая преодолевается с помощью "активизирующих" раздражителей (стимулов), исчезает, потому что ее на са­мом деле никогда и не существовало, ибо творческому че­ловеку никогда не бывает скучно и ему не составляет тру­да подыскать подходящие стимулы (возбудители). Зато человек внутренне пассивный, нетворческий, даже тогда испытывает скуку, когда его явная, осознанная тоска на время отступает.

Почему это происходит? Причину тут надо искать в том, что попытка намеренного устранения скуки из внеш­них условий жизни не затрагивает личность в целом с ее чувствами, разумом, фантазией, — короче, все это не ка­сается основных способностей и психических возможно­стей индивида. Эти стороны личности не пробуждаются к жизни. А компенсационные возможности подобны эрзац-продуктам, которые лишены витаминов. И человек, по­требляющий их, не может утолить чувство голода. Точно так же можно "заглушить" неприятное ощущение пусто­ты сиюминутным возбуждением, применив любой "щеко­чущий нервы" стимулятор (развлечение, шоу, алкоголь, секс), но на бессознательном уровне человек все равно пребывает в тоске, ему скучно.

Один ретивый адвокат, который работал нередко по 12 и более часов в сутки, утверждал, что так сильно любит свою профессию, что ему не бывает скучно. И вот какой ему приснился сон:

Я вижу себя в тюрьме, связанного одной цепью с другими заключенными, — и все это происходит в Грузии, куда меня выслали за какое-то преступление из моего родного города на востоке. К моему удивлению, мне удается очень легко избавиться от цепей, но я должен продолжать предписанную мне работу, которая состоит в том, что я перетаскиваю мешки с песком из одного грузовика в другой, стоящий довольно дале­ко от первого, а затем те же самые мешки несу обратно и загружаю в первую машину.

На протяжении всего сновидения у меня не прекращалось состояние депрессии и душевного дискомфорта — я просыпа­юсь полный ужаса и с облегчением обнаруживаю, что это был всего лишь кошмарный сон.

Адвокат был потрясен этим сном. Хотя в первые неде­ли курса психоанализа он был в хорошем расположении духа и неустанно повторял, что доволен своей жизнью, теперь он стал задумываться о своей работе. Я не хочу здесь вдаваться в детали, скажу только, что он внезапно начал утверждать нечто противоположное. Он говорил, что работа его в сущности бессмысленная, что она, по сути дела, лишь средство заработка, а это, с его точки зрения, вовсе не достаточно для наполнения жизни смыс­лом. Он говорил, что служебные проблемы (при всем их кажущемся разнообразии) на самом деле ничем не отли­чаются друг от друга, что для их решения совершенно не нужно думать: достаточно знать два-три стандартных при­ема — и все в порядке.

Спустя две недели он рассказал еще один сон. "Я видел себя в своем рабочем кабинете за письменным столом, но ощущение у меня было такое, словно я — живой труп. Я слышал, что происходит, и видел, что делают другие люди, но при этом у меня было все время такое чувство, будто я мертв и меня все это больше не касается".

Толкование этого сновидения еще раз дало нам сигнал к тому, что пациент чувствует себя подавленным, что его жизненный тонус понижен. После третьего сновидения он сообщил: "Я видел здание, в котором расположен мой офис, оно было охвачено пламенем; никто не знал, как это случилось, а я стоял и чувствовал, что ничем не могу помочь".

Нет нужды объяснять, что в этом сновидении прояви­лась его глубокая ненависть к адвокатской конторе, кото­рую он возглавлял. На уровне сознания у него никогда не возникала подобная мысль[182].

Еще один пример неосознанной тоски приводит д-р Эс-лер. Он рассказывает о своем пациенте. Это был студент, который имел большой успех у девушек. Хотя он посто­янно повторял, что жизнь прекрасна, он иногда чувство­вал себя подавленным. Однажды он под гипнозом увидел "черную пустую площадь с большим количеством масок". На вопрос аналитика, где же находится это место, эта черная пустота, он ответил: "Это у меня внутри". Все было скучно, тоскливо, уныло. Маски — это различные роли, которые он играет, чтобы сделать вид, что ему хорошо. Когда он начал задумываться о смысле жизни, он сказал: "У меня ощущение полной пустоты". Когда терапевт спро­сил его, не спасает ли от скуки секс, он ответил: "Секс — тоже скука, но не в такой мере, как все остальное". Он обнаружил, что дети его (от первого раннего брака) вызы­вают у него тоску, хотя они ему и ближе и дороже осталь­ных людей. Он понял, что на протяжении восьми лет толь­ко делал вид, что еще жив, а утешение время от времени находил в вине. Отца своего он называл "одиноким тще­славным человеком, который был настолько скучным, что в жизни не имел ни одного друга".

Терапевт спросил его о том, как он чувствует себя ря­дом со своим сыном, не проходит ли тогда чувство одино­чества. Он ответил: "Я много раз пытался установить с ним контакт, но мне это не удалось". Когда пациента спро­сили, не хочет ли он умереть, он ответил: "Почему бы и нет?" Но на вопрос, хочется ли ему жить, он также отве­тил "да". Наконец, ему приснился сон: "был теплый сол­нечный день, зеленела трава". Когда его спросили, видел ли он людей, он ответил: "Нет, людей там не было, но казалось, что вот-вот кто-то может прийти..." Когда его вывели из гипноза и сообщили о его рассказах, он был страшно удивлен, что мог сказать нечто подобное[183].

Этот пациент в обычной жизни мог лишь иногда подо­зревать о своей депрессии, но в гипнотическом состоянии она стала очевидной. Он пытался компенсировать (субли­мировать) свою тоску в любовных авантюрах (так же точ­но, как для адвоката сублимация была в работе). Но эта компенсация удавалась лишь на уровне сознания. Она помогала пациенту избавиться от скуки и действовала до тех пор, пока пациент был занят делом. Но никакие суб­лимации не в силах изменить того факта, что в глубине субъективной реальности "торчком торчит" смертельная тоска и ничто не может ее не только устранить, но даже уменьшить.

Очевидно, сфера потребительских услуг, которая при­звана избавлять людей от скуки, не справляется со свои­ми функциями, раз человек ищет других способов избав­ления. Одним из способов является потребление алкого­ля. За последние годы появился еще один феномен, свиде­тельствующий о росте неудовлетворенности среднего клас­са. Я имею в виду групповой секс. По оценкам социоло­гов, в США около двух миллионов людей (в основном представители среднего класса и весьма консервативных политических взглядов) находят главный интерес в том, чтобы заниматься сексом в смешанных группах, среди ко­торых не должно быть супружеских пар. При этом глав­ное требование к участникам "действа" состоит в том, что они не должны допускать эмоциональных привязанностей к кому-либо из участников, ибо пары все время меняются партнерами. Социологи, изучавшие группы так называе­мых "свингеров", узнали, что до того эти люди были одер­жимы такой тоской, что им уже ничто не помогало (даже многочисленные телесериалы). Теперь они научились справ­ляться со своей депрессией с помощью постоянной смены сексуальных стимулов. Более того, они утверждают, что даже в собственных семьях отношения "улучшились", ибо появилась по крайней мере одна общая тема — сексуаль­ный опыт с другими партнерами. "Свингерство" — это один из более сложных вариантов прежнего супружеского промискуитета*, в этом нет ничего нового. Новым можно считать разве что запрет на чувства, а также неожидан­ную идею о том, что групповой секс может стать сред­ством "спасения усталых семей".

Еще один экстраординарный способ избавления от ску­ки — применение психотропных таблеток; этим начина­ют заниматься подростки-тинэйджеры, а многие люди при­нимают таблетки до глубокой старости. Особенно часто это случается с людьми, которые не имеют прочного со­циального статуса и интересной работы. Нередко потребители таблеток (особенно молодежь) — это люди с огромной потребностью настоящих переживаний, многие из них отличаются оптимизмом, честностью, независи­мым характером и тягой к приключениям. Однако по­требление таблеток не может изменить характер, и пото­му источник перманентной скуки остается неустраненным. Таблетки не способствуют развитию личности, которое достигается только упорным кропотливым трудом, сосредо­точенностью, умением взять себя в руки, сконцентриро­вать свое внимание.

Особо опасным следствием "некомпенсированной ску­ки" выступают насилие и деструктивность. Чаще всего это проявляется в пассивной форме: когда человеку нра­вится узнавать о преступлениях, катастрофах, смотреть жестокие кровавые сцены, которыми нас "пичкает" пресса и телевидение. Многие потому с таким интересом воспри­нимают эту информацию, что она сразу же вызывает вол­нение и таким образом избавляет от скуки. Но от пассив­ного удовольствия по поводу жестоких сцен и насилия всего лишь шаг к многочисленным формам активного воз­буждения, которое достигается ценой садистского и де­структивного поведения. Таким образом, существует лишь количественное различие между "невинным" развлечени­ем, направленным на то, чтобы поддеть собеседника (по­ставить его в неловкое положение), и участием, скажем, в суде линча. В обоих случаях субъект создает себе возбуж­дение, если его нет в готовом виде. Часто "скучающий субъект" устраивает "мини-Колизей", где он в миниатюре воспроизводит те ужасы, которые разыгрывались в Коли­зее. Таких людей ничего не интересует, у них нет почти никаких отношений с другими людьми. Ничто не может их взволновать или растрогать. Все эмоции у них в за­стывшем состоянии: они не испытывают радостей, зато не знают ни боли, ни горя. У них вообще нет чувств. И мир они видят в сером цвете и не понимают, что такое голубое небо. У них совершенно нет желания жить, и нередко они бы предпочли жизни смерть. Некоторые из них обострен­но сознают свое душевное состояние, но чаще всего этого не происходит.

Такая патология не так-то легко поддается диагности­ке. Самые тяжелые случаи психиатры квалифицируют как психотическую эндогенную депрессию. Мне такой диагноз представляется сомнительным, ибо здесь, по-моему, от­сутствуют некоторые характерные признаки эндогенной депрессии. Эти люди не склонны к самоанализу (к обви­нению себя), они не испытывают чувства вины и не заду­мываются о причинах своих неудач; кроме того, им не свойственно то характерное выражение лица, которое ти­пично для пациентов, страдающих ипохондрией (мелан­холией*)[184].

Наряду с тяжелыми случаями депрессивной скуки встре­чается один, еще более распространенный вид болезни, к которому ближе всего подходит диагноз хроническая "не­вротическая депрессия"[185]. В сегодняшней клинической прак­тике такая картина болезни встречается очень часто. Она отличается тем, что больной не только не осознает при­чин своей депрессии, но даже самый факт своей болезни. Такие больные обычно не замечают, что они чем-то подав­лены, но на самом деле это так, и это нетрудно доказать. В последнее время в лексикон психиатров вошли поня­тия: "замаскированная депрессия" или "депрессия с улыб­кой". Мне кажется, что эти понятия в образной форме хорошо характеризуют суть дела. Проблема диагностики осложняется еще и тем, что клиническая картина выяв­ляет ряд признаков, которые очень похожи на показатели "шизоидного" характера.

Я не хочу здесь вдаваться дальше в проблемы диагнос­тики, ибо это мало чем может нам помочь. Во всяком случае, не исключено, что у лиц, страдающих хрониче­ской, некомпенсированной скукой, речь идет о смешан­ном синдроме, состоящем из элементов депрессии и ши­зофрении; причем у разных пациентов они представлены с неодинаковой интенсивностью и в разных пропорциях. Для наших целей важна не столько точность диагноза, сколько тот факт, что именно у этих пациентов встреча­ются крайние формы деструктивности. При этом внешне они вовсе не производят впечатления подавленности или угнетенности. Они умеют приспосабливаться к своей сре­де и кажутся вполне счастливыми; многие из них достигают такого совершенства в приспособлении, что родите­ли, учителя и священники считают их не только вполне здоровыми, но и ставят в пример другим людям.

Однако встречается и совсем иной тип, его называют "криминальным": таких людей считают "асоциальными", хотя их внешний вид не имеет ничего общего с подав­ленностью или меланхолией. Обычно этим людям удает­ся вытеснить из своего сознания тоску; им больше всего хочется, чтобы их считали нормальными людьми. Когда они обращаются к психотерапевту, они обычно дают о себе весьма скромные данные, например, они жалуются на недостаток внимания, сосредоточенности в работе или учебе, а в целом из кожи вон лезут, чтобы произвести впечатление "нормальности". Нужно обладать большим опытом и наблюдательностью, чтобы под внешне благо­получной оболочкой обнаружить болезнь.

Доктор Эслер, который умел это делать блестяще, при обследовании Дома трудных подростков (трудновоспитуе­мых) у многих юношей зафиксировал состояние, которое он квалифицировал как "неосознанная депрессия"[186]. В даль­нейшем я приведу ряд примеров, которые подтверждают, что подобное состояние может быть причиной деструктив­ных поступков, причем нередко подобные действия явля­ются единственно возможной формой облегчения.

Молодая девушка, помещенная в клинику неврозов по­сле того, как она перерезала себе вены, объяснила свои действия тем, что ей хотелось удостовериться, что у нее вообще есть кровь. Это была девушка, которая не ощу­щала себя человеком и не реагировала ни на кого из лю­дей. Она считала, что у нее вообще нет чувств и способ­ность к адаптации ей не дана. (Тщательное клиническое исследование показало, что это не была шизофрения.) Ее индифферентность и неспособность к нормальным эмоци­ональным реакциям были настолько ужасны и сильны, что она не нашла другого способа удостовериться в том, что еще жива, как только пустив собственную кровь.

Этот случай отнюдь не является чем-то экстраординар­ным. Например, один из обитателей Дома трудных подрост­ков занимался тем, что бросал довольно крупные камни на покатую крышу своего гаража, а затем пытался пой­мать их головой, когда они оттуда скатывались. Он объяс­нил, что для него это была единственная возможность хоть что-то почувствовать. Он уже 5 раз пытался по­кончить с собой, причем он наносил себе сам ножевые раны в самые уязвимые места, а затем сообщал об этом дежурным, так что его успевали спасти. Он настаивал, что чувство боли давало ему возможность хоть что-то пережить.

Другой юноша рассказал, что он бегал по городу с ножом в руках и время от времени кидался на прохо­жих, угрожая расправой. Ему доставляло удовольствие, когда он видел смертельный ужас в глазах своих жертв. Иногда он приманивал собак и убивал их ножом прямо на улице "просто для развлечения". Однажды он при­знался: "Мне кажется, что собаки уже предчувствовали, что я должен вонзить свой нож". Этот же молодой чело­век признался, что однажды он пошел в лес за дровами вместе с учителем и его женой. В какой-то момент, ко­гда учителя не было рядом и женщина осталась одна, он "почувствовал неодолимое желание вонзить топор в ее голову". К счастью, женщина заметила какое-то стран­ное выражение его глаз и вовремя попросила у него то­пор. У этого семнадцатилетнего юноши было лицо ма­ленького мальчика; врач, который беседовал с ним во время консилиума, был очарован им и сказал, что не понимает, как такой ангел мог попасть в это отделение. На самом деле его обаяние было чисто внешним, специ­ально надетой маской.

Подобные случаи сегодня встречаются в западном мире сплошь и рядом, о них даже время от времени сообщается в газетах. Вот один из примеров, случай, имевший место в 1972 г. в Аризоне.

Шестнадцатилетний подросток, который отлично учил­ся в школе и пел в церковном хоре, был доставлен в тюрьму для несовершеннолетних после того, как он признался по­лиции, что застрелил своих родителей; оказалось, что ему просто необходимо было увидеть, как это происходит, когда кто-то кого-то убивает. Трупы Йозефа Рот (60 лет) и его жены Гертруды (57 лет) были обнаружены в их квартире. Власти сообщили, что они были убиты выстрелом в грудь из охот­ничьего ружья. Рот был учителем вуза, его жена тоже пре­подавала на младших курсах вуза. Прокурор Кошиза Рихард Рили сказал: этот Берднард И. Рот был "милейший юноша; в четверг он явился в полицию на допрос и вел себя весьма вежливо и непосредственно".

Как сообщает Рили, юноша сказал о родителях следую­щее: "Они очень постарели. Я на них совершенно не сержусь и вообще ничего против них не имею".

Юноша сказал, что его уже давно посетила идея убить родителей. Рили записал после допроса: "Ему хотелось узнать, как происходит убийство"[187].

Очевидно, что мотивом подобных убийств является не ненависть, а невыносимое чувство скуки, беспомощность и потребность увидеть хоть какие-то нестандартные ситу­ации, как-то проявить себя, на кого-то произвести впе­чатление, убедиться, что существуют такие деяния, кото­рые могут прекратить монотонность повседневной жизни. Если ты убиваешь человека, то это дает тебе возможность почувствовать, что ты существуешь и что ты можешь как-то оказать воздействие на другое существо.

В этом обсуждении проблемы депрессивной скуки мы до сих пор затронули лишь психологические аспекты. Это вовсе не означает, что здесь не могут играть какую-то роль также и нейрофизиологические отклонения; однако, как уже говорил Блейлер, они могут играть лишь вторич­ную роль, в то время как главные причины следует искать в окружающей жизни в целом. Я считаю весьма вероят­ной гипотезу о том, что даже самые трудные случаи деп­рессии (при одинаковых семейных обстоятельствах) встре­чались бы реже и в менее острой форме, если бы домини­рующими настроениями в нашем обществе были надежда и любовь к жизни. Однако в последние десятилетия мы все чаще наблюдали противоположную картину — такие ситуации, которые создают благоприятную почву для ин­дивидуальных депрессивных состояний.

Структура характера

Существует еще одна потребность, которая определяется исключительно человеческой спецификой, — потребность в формировании характера (структуры характера). Эта потребность связана с феноменом, который мы уже обсуж­дали, а именно с постоянным снижением роли инстинк­тов в жизни человека. Когда человек стремится достиг­нуть значительных результатов, предполагается, что он должен начать действовать немедленно, т. е. это значит, что он не будет тратить время на излишние раздумья — и тогда его поведение будет сравнительно целостным и це­леустремленным. Речь идет о той дилемме, которая опи­сана Кортландом, когда он, наблюдая шимпанзе, обнару­жил у них медлительность, недостаточную способность к принятию решения и низкую результативность.

Естественно предположить, что человек, который в еще меньшей степени, чем шимпанзе, детерминирован инстин­ктами, просто бы не выжил, если бы у него не развились компенсаторные способности, выполняющие функцию ин­стинктов. Такую компенсаторную роль у человека играет характер. Характер — это специфическая структура, в которой организована человеческая энергия, направлен­ная на достижение поставленных целей, им же определя­ется выбор поведения, соответствующего главным целям. Создается впечатление, как будто это поведение диктует­ся инстинктами. У вас даже принято говорить, что чело­век "инстинктивно" реагирует на что-то соответственно своему характеру. А если обратиться к Гераклиту, то сле­дует вспомнить, что характер человека — это его судьба. Скупец вовсе и не задумывается над тем, потратить день­ги или сэкономить их; его никогда не покидает стремле­ние к накопительству. Это его главное влечение, его страсть.

Садистско-эксплуататорский характер стремится к экс­плуатации других людей, а страсть садиста в том, чтобы господствовать над другим человеком. Основным стремле­нием продуктивной творческой личности является жажда любить, дарить, делиться с другими. Влечения, обуслов­ленные характером, бывают настолько сильными и непро­извольными, что самому человеку нередко кажется, что речь идет о совершенно "естественной" реакции. Ему трудно представить, что есть люди совершенно иначе устроенные (с другой природой); а если уж жизнь подкидывает ему такие примеры, то ему легче допустить, что эти другие просто своего рода отклонение от нормы. Каждый, у кого есть некоторый опыт общения с людьми, почти всегда способен понять, имеет ли он дело с разрушительным (са­дистским) типом или с открытым, любящим людей суще­ством. Тонкий человек способен увидеть за внешним по­ведением сохраняющиеся характерные черты и почувство­вать неискренность эгоиста, который ведет себя как сверхальтруист.