ВВЕДЕНИЕ 31 страница

Детство на хуторе, хозяйство которого приходит в полный упадок, учительская семинария,

426

работа в школе, потом в газете и, наконец, бегство из глухой провинции в Христианию с пятью одолженными даллерами в кармане, чтобы «учиться или умереть», — вот вехи биографии Гарборга. Потом — споры до хрипоты, участие в газетной полемике и быстрое крушение привезенных из провинции национально-романтических идей. Борьба за лансмол, т. е. за утверждение народного крестьянского наречия в качестве литературного языка страны (он не только его пропагандирует, но и сам на нем пишет), быстро выдвинула Гарборга в первые ряды общественных деятелей своего времени и неизбежно привела его в лагерь оппозиции.

Политическая борьба, которую Гарборг ведет в этот период, получила, естественно, отголосок и в его творчестве, в повести «Свободомыслящий» и романе «Крестьяне-студенты» (1883).

«Свободомыслящий» — это история молодого теолога Ейстенна Гаука. Герой женится на дочери пастора. Но пастор, узнав образ мыслей своего зятя, который утратил веру в догмат и перешел в либеральный лагерь, добивается расторжения брака. И умного, талантливого, честного Ейстенна Гаука изгоняют на чужбину. Главное для автора здесь не сюжет — он играет чисто служебную роль. Писатель в занимательной, беллетризированной форме излагает свою точку зрения на волнующие вопросы времени. Страницы повести заполнены спорами действующих лиц о парламентаризме, о либеральной партии, о характере норвежского общества и т. д. Эти публицистические отступления, где автор в форме диалога дает блестящие образцы своего полемического искусства, и составляют настоящее содержание повести, которая не является в полном смысле слова художественным произведением. Однако повесть сыграла важную роль в идейной борьбе своего времени и подготовила, в том числе и чисто стилистически, замечательный роман Гарборга «Крестьяне-студенты». Как и «Трилогия об Абрахаме Левдале» Хьеллана, это своего рода роман воспитания наоборот: Гарборг показывает, правда на материале совсем другой среды, распад характера молодого человека под воздействием совокупности социальных отношений в Норвегии.

Описывая студенческие годы героя Даниэля, автор показывает, как распад личности происходит в результате его деклассированности, утраты им связи со своей средой. Попав в радикальный кружок Фрама, Даниэль неизбежно оказывается трусом и предателем. В конце книги он переходит в лагерь консерваторов и заключает выгодный брак... «Теперь, когда он был заодно со всеми авторитетами, он чувствовал, что спасен...»

Все, о чем пишет Гарборг, документально подтверждается лично пережитым. Но писатель обращается со своим личным опытом примерно так же, как Золя или Гонкуры с книжной документацией. Например, воспроизводя атмосферу Христианийского университета, автор для большей жизненной правды вместо обобщенных образов дает литературные портреты реально существовавших людей. Студенческая жизнь описана с протокольной точностью. Однако, нагромождая детали времени, Гарборг недостаточно глубоко проникает в его сущность, не дает его квинтэссенции. Получается реалистическое отображение типических обстоятельств и типических судеб, но нет типических характеров.

И все же творчество Гарборга этого периода не укладывается в рамки натурализма. Его умение отбирать типические обстоятельства судьбы и времени, создающие правдивую панораму современного общества, позволяет говорить об Арне Гарборге как о реалисте, хотя он и не создал образов такой обобщающей силы, как Хьеллан в своих романах, оставшихся вершиной норвежского критического реализма.

426

ГЕНРИК ИБСЕН

Норвежский драматург Генрик Ибсен (1828—1906) не только занял одно из центральных мест в мировой литературе своей эпохи, но и наметил многое в литературе нашего столетия.

Творчество Ибсена связует века в буквальном смысле слова. Его истоки — в предреволюционном XVIII веке, в шиллеровском тираноборчестве и в руссоистском обращении к природе и к простым людям. А драматургия зрелого и позднего Ибсена при всей своей глубочайшей связи с современной ему жизнью предвосхищает многое в искусстве XX в.

Генрик Ибсен родился в небольшом городке Шиене. Его отец, коммерсант, разорился, когда Генрику было восемь лет. С шестнадцати лет юноша работает учеником аптекаря. Он рано начинает писать стихи в сентиментально-романтическом духе. Революционные потрясения в Европе 1848 г. оказывают влияние и на него: он пишет свою первую бунтарско-романтическую пьесу «Катилина» (1849). В 1850 г. Ибсен переезжает в Кристианию и становится профессиональным литератором, много лет терпит нужду.

В это время Ибсен пишет несколько пьес, преимущественно в национально-романтическом духе. С конца 1851 по 1857 г. он руководит первым норвежским национальным театром, основанным в Бергене. Затем его приглашают руководителем «Норвежского театра», возникшего

427

в Кристиании. Здесь в первой половине 60-х годов создаются и ставятся его первые значительные произведения.

Но жизнь Ибсена становится все тяжелее. Он бедствует. Спасением оказывается полученная с помощью Б. Бьёрнсона стипендия на поездку в Рим. Ибсен уезжает из Норвегии 5 апреля 1864 г. и проводит за границей с краткими перерывами 27 лет.

Раннее творчество Ибсена отмечено влиянием национальной романтики, идеализировавшей самобытный уклад норвежского крестьянства с его демократическими традициями. Стремясь избегнуть фальшивой романтической приподнятости и найти более твердую почву для своего творчества, он обращается к историческому прошлому Норвегии. На этом пути особенно важны две его пьесы: построенная на материале древних саг драма «Воители в Хельгеланде» (1857) и народно-историческая драма «Борьба за престол» (1863).

В стихотворной пьесе «Комедия любви» (1862) Ибсен язвительно осмеивает романтические иллюзии, считая более приемлемым мир трезвой практики. Усилившееся в конце 50-х — начале 60-х годов разочарование Ибсена в национальной романтике было связано и с его разочарованием во всех сторонах норвежской общественной жизни. Ему ненавистно не только мелочное мещанское существование, но и лживость возвышенных фраз, демагогические лозунги, провозглашаемые на страницах газет и на народных собраниях.

В Италии создаются две монументальные философски-символические стихотворные драмы Ибсена: «Бранд» (1865) и «Пер Гюнт» (1867), ознаменовавшие его размежевание и прощание с романтизмом и поставившие его сразу в первый ряд современной скандинавской литературы.

И «Бранд» и «Пер Гюнт» необычны по своей форме: это своего рода драматизированные поэмы. Они сочетают живые индивидуализированные образы с обобщенными, подчеркнуто типизированными. По обобщенности и глубине проблематики «Бранд» и «Пер Гюнт», несмотря на то что они обращены к специфическим явлениям норвежской действительности, ближе всего к «Фаусту» Гёте и к драматургии Байрона. В этом смысле романтическое начало присутствует в этих стихотворных драмах.

Основная проблема в «Бранде» и «Пер Гюнте» — судьба человеческой личности в современном обществе. Но центральные фигуры этих пьес диаметрально противоположны. Герой первой пьесы — священник Бранд — человек необычной цельности и силы; герой второй пьесы — крестьянский парень Пер Гюнт, воплощение душевной слабости человека. Бранд не отступает ни перед какими жертвами, не соглашается ни на какие компромиссы, стремясь выполнить то, что он считает своей миссией. Пламенными словами он бичует половинчатость, душевную дряблость людей и пороки современного государства. Но, хотя ему удается вдохнуть новый дух в паству, в бедных крестьян и рыбаков в заброшенном краю на далеком севере, и повести их за собой к сияющим горным вершинам, его конец оказывается трагическим.

Иллюстрация:

Эллен Терри в роли Йордис
в «Викингах» Г. Ибсена

«Пер Гюнт» знаменует окончательное размежевание Ибсена с национальной романтикой: крестьяне выступают здесь как грубые, злые и жадные люди, а сказочные тролли как уродливые, злобные существа. Высочайший лиризм, очищенный от всякой национально-романтической мишуры, связан с образами простой девушки Сольвейг и матери Пера — Осе.

Скитаясь по свету, Пер Гюнт приспосабливается к любым обстоятельствам и руководствуется не человеческим принципом: будь самим собой, а принципом троллей: будь самим собой доволен. Центральная проблема «Пер Гюнта» —

428

проблема безликости человека — исключительно актуальна для буржуазного общества.

После «Пер Гюнта» Ибсен совершенно отходит от романтических тенденций. Внешним проявлением этого служит его окончательный переход в драматургии от стиха к прозе.

В комедии «Союз молодежи» (1868) Ибсен обращается к прямой политической сатире. Но это еще не та социальная драматургия, которая сделала его открывателем новых путей в мировом искусстве. Под влиянием франко-прусской войны 1870—1871 гг., как бы подытоживавшей для Ибсена мощные социально-политические потрясения предыдущих лет, он переживает пору углубленных раздумий об общих путях исторического развития человечества. Охваченный ощущением острого кризиса всех существовавших тогда форм жизни, практической и духовной, Ибсен предчувствует и призывает приход нового времени, некоей «революции духа», которая должна обновить все стороны человеческого существования. Свои размышления и чаяния Ибсен воплощает в философски-исторической трилогии «Кесарь и галилеянин» (1873) и в нескольких обширных стихотворениях.

Но переворота в общественной жизни не происходит. Начинается новый цикл мирного, внешне благополучного исторического развития — расцвет «классического» буржуазного общества. И начиная с 1877 г., с пьесы «Столпы общества», Ибсен создает двенадцать пьес, в которых необычайная точность в изображении реальных форм современной жизни сочетается с глубоким проникновением во внутреннюю ее суть и в душевный мир людей. Новизна самого предмета изображения естественно сочетается здесь с новизной формы. Новая структура ибсеновской драматургии, способствовавшая преобразованию в большей или меньшей степени всей мировой драматургии и не только драматургии, была как бы сама собой порождена новым углом зрения на окружавший Ибсена мир. А этот новый угол зрения, порожденный, конечно, своеобразием художественного гения Ибсена, был вместе с тем обусловлен и новизной самой действительности.

Поток ибсеновских пьес, начавшийся «Столпами общества», был завершен в 1899 г. драмой «Когда мы, мертвые, пробуждаемся», носившей многозначительный подзаголовок «драматический эпилог». Все пьесы создавались в ровном ритме — почти всегда с интервалом в два года. Обычно их делят на три группы, по четыре в каждой. Первая группа, в которой особенно четко и прямо намечена социальная проблематика, — это «Столпы общества», «Кукольный дом» (1879), «Привидения» (1881), «Враг народа» (1882). Ко второй, также изображающей обстоятельства реальной жизни, но больше сосредоточенной на конфликтах в душе человека, принадлежат «Дикая утка» (1884), «Росмерсхольм» (1886), «Женщина с моря» (1888), «Гедда Габлер» (1890). Пьесы третьей группы исследуют глубины человеческой души в некоей экспериментальной отвлеченности («Строитель Сольнес», 1892; «Маленький Эйольф», 1894; «Йун Габриэль Боркман», 1896, и уже упоминавшийся драматический эпилог 1899 г.). В них еще явственнее нарастают обобщенно-символические черты, в немалой мере присутствовавшие в пьесах второй группы.

Подобная группировка не лишена серьезных оснований. И вместе с тем она все же в высшей степени приблизительна и условна. Социальная проблематика отнюдь не уходит и из более поздних пьес Ибсена, а душевная жизнь человека стоит в центре и его подчеркнуто социальных пьес. Поэтому необходимо конкретно рассмотреть те основные черты, которыми ибсеновская драматургия оказалась столь значимой, выделяя их не только в его драматургии 70—80-х годов (для краткости будем называть ее «новой драмой»), но и в его философско-символических пьесах.

Еще при жизни Ибсена поэтика его драмы признавалась новаторской. С полным правом он был объявлен создателем в XIX в. аналитических пьес, возродивших традиции античной драматургии. Композиционные принципы драм Ибсена связывались с построением «Царя Эдипа» Софокла. Все действие этой трагедии посвящено раскрытию тайн — выяснению некогда происшедших событий. Постепенное приближение к раскрытию тайны и образует сюжетное напряжение пьесы, а окончательное раскрытие — развязку, одновременно определяющую как подлинную предысторию главных персонажей, так и их дальнейшую судьбу.

Такое построение, несомненно, дает огромные возможности сюжетного напряжения. Зритель (или читатель), которому показана определенная жизненная ситуация, ставится не только перед обычным для эпических и драматургических произведений вопросом, что будет, т. е. что произойдет в этой ситуации, но и перед вопросом, что было. Его приглашают заинтересоваться не только тем, как будет развертываться данная ситуация, но также — и в первую очередь — тем, что же лежало в ее основе, чем она была вызвана. Вернее, ожидание ответов на вопросы «что же будет?» и «что же было?» сплетено здесь в единое целое, потому что выяснение прошлого, предыстории, совершается — часто с внезапными бросками и сдвигами — на глазах у зрителя.

429

Недаром параллелью к аналитической драме оказывается детектив. Шерлок Холмс Конан Дойля возникает, кстати, примерно тогда же, когда создаются аналитические драмы Ибсена. Черта, которая решительно отделяет эти жанры, сводится в конечном счете к различию в итогах аналитического процесса. В детективе итог — это обнаружение прежде неизвестного факта, разъясняющего загадочное событие. А в аналитической драме Ибсена итог — это раскрытие подлинной внутренней сути той ситуации, которая была показана в начале пьесы, выяснение истинных отношений между персонажами пьесы и их настоящей природой. В детективе главный заключительный эффект состоит в неожиданности, в кажущейся непредсказуемости обнаруживаемого факта. В драме Ибсена драматизм ситуации заключается в том, что обнаруживается полная противоположность между видимостью жизни и ее подлинной сутью. Дискредитация показанного в пьесе мира намечается чаще всего уже по ходу действия — в деталях, в отдельных и, казалось бы, случайных репликах и т. д. В конце же пьесы происходит полное крушение иллюзий, выяснение истины.

Концепция современной буржуазной действительности как мира, характеризующегося радикальным разрывом между внешностью и внутренней сутью, становится определяющей как для проблематики пьес Ибсена, так и для их построения. Аналитическая композиция означает постепенное раскрытие внутреннего неблагополучия и трагизма, скрывающегося за вполне благополучной внешней оболочкой изображаемой действительности. Элементы такой структуры чрезвычайно сильны в «Кукольном доме». Они состоят в организующем всю пьесу постижении внутренней сути семейной жизни адвоката Хельмера, на первый взгляд весьма счастливой, но основанной на лжи и эгоизме. При этом раскрывается подлинный характер как самого Хельмера, оказавшегося себялюбцем и трусом, так и его жены Норы, которая сначала выступает как легкомысленное создание, но на самом деле она человек сильный, способный на жертвы и желающий самостоятельно мыслить. Аналитическая структура пьесы определяется и ролью предыстории, раскрытием сюжетных тайн как важной движущей силы в развертывании действия. Постепенно выясняется, что Нора, чтобы получить взаймы от ростовщика Крогстада деньги, необходимые для лечения мужа, подделала подпись своего отца. Весьма насыщенным и напряженным оказывается и внешнее действие: постоянная угроза разоблачения Норы, ее попытка отсрочить момент, когда Хельмер прочитает письмо Крогстада, лежащее в почтовом ящике, и т. д.

Пьеса «Кукольный дом» вызвала бурные дискуссии, в которых участвовали и критика и зритель. Волновала острая постановка проблемы положения женщины в буржуазной семье и ложных, ханжеских основ, на которых покоится эта семья. Но как и в других пьесах, Ибсен не ограничивается только социальным аспектом проблематики, задумываясь об обязанностях личности перед миром и общества перед личностью, о правах личности и внутреннем достоинстве человека.

На тех же аналитических принципах построены и «Привидения». Выясняется подлинное существо той жизни, которая выпала на долю фру Альвинг, вдовы богатого камергера; обнаруживается, что ее сын Освальд болен, обнажаются подлинные причины его душевной болезни. Все отчетливее вырисовывается облик покойного камергера, развратного, спившегося человека, грехи которого — и при жизни и после его смерти — фру Альвинг пыталась скрыть, чтобы избежать скандала и чтобы Освальд не знал, каким был его отец. Нарастающее ощущение неминуемой катастрофы подтверждается пожаром приюта, только что построенного фру Альвинг, чтобы увековечить память о никогда не существовавших добродетелях ее мужа, и явными симптомами неизлечимого заболевания Освальда. И здесь внешнее и внутреннее развитие сюжета взаимодействуют органически, объединяясь точно выдержанным общим колоритом (всю пьесу идет, например, непрекращающийся дождь).

В «Привидениях» подлинная правда о будто бы счастливом браке фру Элене Альвинг с камергером Альвингом полностью выступает наружу уже в первом действии, в диалоге фру Альвинг с пастором Мандерсом. Уже в этом диалоге семейная жизнь Альвингов получает точное определение: «замаскированная пропасть».

Но тем самым «Привидения» вообще частично выпадают из круга «новых пьес» Ибсена с аналитическим сюжетным построением. Потому что в подлинных аналитических пьесах истинная суть того, что было, до конца разъясняется в развязке и для зрителя, и для главных персонажей. Между тем в «Привидениях» в одной из заключительных сцен настоящая правда о камергере Альвинге впервые открывается только Освальду. Впрочем, на Освальда это открытие производит мало впечатления. Он слишком потрясен выпавшей на его долю судьбой — страшной, доставшейся ему в наследство болезнью. И именно на этот мотив перекладывается необычайное напряжение в развязке.

Есть и другие «новые пьесы» Ибсена с почти полностью снятой или ограниченной сюжетной

430

аналитичностью. Да и в аналитических пьесах весьма велико напряжение, создаваемое непосредственно развивающимся на сцене действием. Кстати, частичные «узнавания» были существенной частью развития пьесы и в античной драме. И все же элемент аналитичности сохраняется в развязке «новых пьес» Ибсена, пожалуй, всегда. Только иной аналитичности — не сюжетной, а интеллектуальной. Ведь развязка приносит с собой у Ибсена обычно особое раскрытие внутренней сути того, что было, и того, что есть, а именно раскрытие-осмысление. Чаще всего это происходит в форме диалога, как бы подытоживающего в углубленном анализе все, что было пережито и постигнуто героями. Поэтому термин «аналитический» представляется недостаточным для обозначения существа поэтики «новых пьес» Ибсена. Точнее было бы назвать их интеллектуально-аналитическими, используя термин, который нередко употребляется в применении к роману.

Ибсеновская аналитичность отлична от аналитичности античной, глубоко погруженной в стихию мифологическую. Недаром для построения «Царя Эдипа» так важны предсказания оракула. Между тем у Ибсена року противостоит совсем другая детерминированность — детерминированность законами природы и общества и внутренними законами человеческой души. Ибсена не зря сближали порой с натурализмом. Особенно в первых из «новых пьес» его детерминизм подчеркнуто обусловлен естественнонаучными факторами. Более того, в какой-то своей части естественнонаучно само раскрытие внутренней сути изображаемого мира. В двух случаях Ибсен использует анализ в самом буквальном, химическом смысле этого слова. В «Кукольном доме» тяжело больной, но умело скрывающий это доктор Ранк ждет результатов лабораторного анализа, чтобы узнать, как долго еще он проживет, и узнаёт о своей скорой гибели. А во «Враге народа» лабораторный анализ пробы морской воды объясняет причину многочисленных заболеваний среди тех, кто лечился на том маленьком курорте, где происходит действие, и тем самым дает толчок борьбе доктора Стокмана за принятие решительных мер для — говоря современным языком — охраны окружающей среды.

Впрочем, лабораторными анализами дело и в этих пьесах отнюдь не ограничивается и сближение с натурализмом носит скорее внешний характер. Проводится и анализ поведения и души героев — и в последующих пьесах Ибсена такой анализ становится все более углубленным и виртуозным.

Особое значение для драматургии Ибсена в это время имеет внутреннее развитие персонажей. Начиная со «Столпов общества» душевный строй главных персонажей обычно становится иным под влиянием событий, происходящих на сцене и в результате «заглядывания в прошлое». И этот сдвиг в их внутреннем мире оказывается часто едва ли не главным во всем сюжетном развитии. Из жестокого дельца консул Берник постепенно превращается в человека, осознавшего свои прегрешения и решившегося на покаяние, и это составляет важнейший итог «Столпов общества». Окончательное разочарование Норы в ее семейной жизни, осознание ею необходимости начать новое существование, чтобы стать полноценным человеком, — вот к чему приводит развитие действия в «Кукольном доме». Во «Враге народа» важнейшую роль играет тот путь, который проходит мысль доктора Стокмана от одного парадоксального открытия к другому, еще более парадоксальному, но еще более широкому в социальном смысле. Несколько сложнее обстоит дело в «Привидениях». Внутреннее освобождение фру Альвинг от всех догм привычной буржуазной морали произошло еще до начала драмы, но по ходу пьесы героиня приходит к пониманию той трагической ошибки, которую она совершила, отказавшись перестроить свою жизнь в соответствии со своими новыми убеждениями и трусливо скрыв от всех подлинное лицо своего мужа.

Ибсеновская аналитичность мощно воздействовала на драматургию XX в. В частности, она проявилась в широком распространении после второй мировой войны пьес и фильмов, построенных как судебное заседание, доискивающихся до причин преступления. Особенно благоприятными для оживления аналитической структуры были в XX в. те периоды, когда катастрофические социальные потрясения сменялись полосой сравнительно спокойной, благополучной жизни.

Интеллектуальная заостренность диалога была свойственна еще ранней ибсеновской драматургии, продолжавшей в этом отношении традиции немецкого и датского романтизма. В монологах «Бранда», в диалогах и во всей символике «Пер Гюнта» особая интеллектуальность порождается величайшим углублением в основные формы существования человеческого духа, в его внутренние законы.

Но та интеллектуальность, которая побуждает нас назвать «новую драму» Ибсена интеллектуально-аналитической, зависит от той роли, которую играют интеллектуально значимые реплики в построении сюжета. В «новой драме» Ибсена именно интеллектуальный диалог является как бы плацдармом разрешения коллизий и способом их разрешения. Сама логика действия

431

приводит героев к необходимости осмыслить свою жизнь, себя самих, своих близких, свою среду, а иногда и все то общество, в котором они живут. Притом осмыслить не только для того, чтобы просто что-то понять, но и для того, чтобы сделать какие-то выводы и принять решения, потому что дальше жить так, как жилось прежде, больше нельзя.

Огромная роль интеллектуального начала отнюдь не снижает адекватности ибсеновской драматургии тому миру, который в ней изображен. Герой Ибсена — это «не рупор идей», а человек, обладающий всеми измерениями, свойственными природе человека, в том числе и интеллектом, и стремлением к активности. Этим он решительно отличается от персонажей, характерных в конце XIX в. для натуралистической и неоромантической литератур, в которых роль интеллекта, контролирующего человеческое поведение, была значительно ослаблена. Это не означает, что ибсеновским героям совершенно чужды интуитивные поступки. Они вообще никогда не превращаются в схемы. Но их внутренний мир интуицией не исчерпывается, и они способны действовать, а не только сносить удары судьбы.

Интеллектуальное начало оказывается в драмах Ибсена способным изменить судьбу человека в решающий момент его жизни. Мысль определяет здесь волю, притом волю действенную. А когда человек не находит в себе воли воплотить свою мысль в действие, он жестоко расплачивается за это.

Само осмысление (вернее, переосмысление) себя и своей жизни отнюдь не привязано целиком к развязке пьесы. Там происходит решающий этап переосмысления, его кульминация. А процесс постепенного, настойчивого переосмысления часто занимает значительную часть пьесы, иногда он начат уже в предыстории (например, в «Привидениях», «Росмерсхольме»).

Но особенно примечательны все же пьесы Ибсена, в которых и сюжетная аналитичность, и интеллектуальное осмысление сосредоточены в последних сценах произведения, в его развязке, где в диалоге (порой полумонологическом) происходит подлинное и до известной степени неожиданное переосмысление персонажами своей прежней жизни и себя самих. Такие пьесы и являются в структурном плане классическими интеллектуально-аналитическими пьесами Ибсена, в которых внешнее действие полностью подчинено интеллектуально-аналитическому началу.

Может быть, в самом полном и чистом виде, как бы парадигматически этот принцип построения драмы воплощен в «Кукольном доме». Дело здесь не только в том, что развязкой в пьесе служит беседа между Норой и Хельмером — первая за всю их совместную жизнь, в которой Нора производит трезвый и пристальный анализ подлинной сути их отношений, отчасти вглядываясь и в социальное содержание этой жизни. И Нора, и Хельмер, и вся их жизнь предстают в этой беседе совсем по-новому — и именно новизна придает особый драматизм заключительной сцене «Кукольного дома», которую порой современники обвиняли в чрезмерной рассудочности и холодности. Между тем здесь просто происходит переключение до того нараставшего внешнего сюжетного напряжения на напряжение интеллектуальное, напряжение мысли, из которого и вырастает решительный сюжетный поворот, завершающий развитие действия в пьесе.

По замыслу автора, конфликт разрешают не фабульные случайности, а, как говорит фру Линне, «объяснение начистоту», осмысление всего, что произошло. Именно поэтому «новые пьесы» Ибсена и являются в самом глубоком смысле этого слова интеллектуально-аналитическими произведениями.

Конечно, нельзя ставить знак равенства между взглядами персонажей Ибсена и взглядами самого драматурга. В какой-то мере это касается даже доктора Стокмана — героя, который наиболее близок автору. В образе Стокмана критика буржуазного общества дана в предельно заостренном, сверхпарадоксальном виде. В XX в. традиции интеллектуального искусства Ибсена нашли свое продолжение, представ, как это вообще характерно для нашей эпохи, в еще более заостренном виде. Достаточно назвать имена Томаса Манна и Бертольта Брехта. Т. Манн с необычайной виртуозностью создает роман, в котором извилистый путь мысли, постепенное приближение к сути вещей составляют едва ли не основное познавательное напряжение. А Брехт прямо ставит перед своей драматургией задачу обращаться к разуму людей и воздействовать на него, изменяя для достижения такой цели всю формальную структуру драмы.

Правда, вряд ли здесь можно говорить о прямом влиянии Ибсена. Т. Манн воспринимал творчество Ибсена в своем особом ключе, хотя и относился к нему чуть ли не с благоговением. А Брехт был во многом прямым противником Ибсена и видел одну из задач своей драматургии в том, чтобы преодолеть всю прежнюю, в том числе и ибсеновскую, драму. Но объективно высокая роль интеллектуального начала в пьесах Ибсена была той почвой, которая подготовила расцвет особой линии «интеллектуального» искусства в XX в.

432

В начале 80-х годов на первый план в ибсеновском творчестве выдвигается сложный внутренний мир человека: издавна волновавшие драматурга проблемы цельности человеческой личности, возможности осуществления человеком своего призвания.

В «Дикой утке» заново поднимаются вопросы, которым в свое время был посвящен «Бранд». Но брандовское требование абсолютной бескомпромиссности лишается здесь героики, выступает даже в нелепом, комическом обличье. Проповедующий брандовскую мораль Грегерс Верле вносит только горе и смерть в семью своего старого друга фотографа Ялмара Экдала, которую он хочет морально возвысить и избавить от лжи. Брандовская нетерпимость к людям, не решающимся выйти за рамки своей повседневной жизни, сменяется в «Дикой утке» призывом подходить к каждому человеку с учетом его сил и возможностей. Грегерсу Верле противостоит доктор Реллинг, который лечит «бедных больных» (а больны, по его мнению, почти все) с помощью «житейской лжи», т. е. самообмана, который делает осмысленной и значительной их неприглядную жизнь. Вместе с тем концепция «житейской лжи» отнюдь не утверждается в «Дикой утке». Прежде всего ей противостоит чистая девочка Гедвиг, полная любви и готовая к самопожертвованию — и действительно жертвующая собою. Концепция «житейской лжи» опровергается и во всей последующей драматургии Ибсена, и прежде всего в «Росмерсхолме», где побеждает неуклонное стремление героя к истине, его отказ от всякого самообольщения и лжи.

Хотя непосредственная тематика пьесы носит политический характер, связана с борьбой между норвежскими консерваторами и свободомыслящими, ее подлинной проблематикой является все же столкновение эгоистического и гуманистического начал в человеческой душе, больше не подчиняющейся нормам религиозной морали. Основной конфликт пьесы — конфликт между слабым и далеким от жизни Иоганнесом Росмером, бывшим пастором, отказавшимся от своих религиозных убеждений, и живущей у него в доме Ребеккой Вест. Эта бедная и невежественная женщина, носительница хищнической морали, считает, что она вправе любой ценой добиваться своей цели. Ребекка любит Росмера и с помощью безжалостных и хитрых приемов добивается того, что жена Росмера кончает жизнь самоубийством. Однако Росмер, не приемлющий никакой лжи, стремящийся к воспитанию свободных и благородных людей и желающий действовать только благородными средствами, при всей своей слабости сильнее Ребекки и, хотя он тоже любит ее, отказывается принять счастье, купленное ценой гибели другого человека.