ВВЕДЕНИЕ 18 страница. в поведении — таковы проблемы, которые прежде всего занимают Диккенса в «Тайне Эдвина Друда».

343

в поведении — таковы проблемы, которые прежде всего занимают Диккенса в «Тайне Эдвина Друда».

Джон Джаспер — новый герой Диккенса — предшественник персонажей Гарди и О. Уайльда. Человек яркий, одаренный, музыкант, артист, наркоман, личность страстная и, вероятно, патологическая. Силой своего искусства, силой реалистического проникновения в суть явления Диккенс подметил в действительности его времени зарождение таких характеров.

Двойственность природы человека передают в этом романе и пары близнецов: «физические» — Елена и Невилл Ландлессы, «близнецы характеров» — Роза и Друд. Человеческая природа предстает в многообразии нюансов, еле различимых оттенков, бурлящих противоречий.

В этом романе Диккенс даже предпринимает попытку изучить подсознание человека (сцена в опиумном притоне, когда Джаспер пытается понять, как в речи, поступках человека проявляются его скрытые импульсы).

«Тайна Эдвина Друда» — единственный роман Диккенса, где основное действие происходит не в Лондоне. Более того, не случайно и то, что события разворачиваются рядом с собором. С одной стороны, собор — символ порядка, надежности, символ лучших устремлений человека (именно здесь раздается ангелоподобное пение Джаспера и его хора), а с другой — собор стоит на болоте, которое подмывает его фундамент. Символика Диккенса, новая для литературы XIX в., ближе романистам XX столетия. Все в мире, который описывает Диккенс, зыбко, ненадежно. Смерть находится где-то рядом — недаром такую большую роль в повествовании играют кладбище и могильщик Дьордлз.

В этом романе Диккенс позволил себе еще более определенную самопародию. Эдвин Друд и Роза — прелестные добрые дети, эдакие «ангелы» ранних произведений Диккенса. Но миф об изначально заданном счастье и добре жестоко развенчивается автором. Эти герои, лишь внешне напоминающие Оливера, Николаса Никльби, Нелл, Флоренс Домби, Агнес, совсем иные. Они способны почувствовать абсурд в жизни, о чем даже и не подозревали их предшественники. Можно предположить, что роман «Тайна Эдвина Друда» готовил начало нового этапа в творчестве Диккенса.

Садизм и насилие в его ранних произведениях были жестокостью сказки, романтическим преувеличением, пришедшим на его страницы из «готического романа тайн и ужасов». Зрелый Диккенс безжалостен в изображении кошмара каждодневного существования. Страшны не его карикатуры (Вениринги, Подснепы в «Нашем общем друге» или Сластигрох и Саспи в «Тайне Эдвина Друда»), страшны обычные люди — Джаспер, Друд, Невилл, каждый из которых потенциально — эту мысль Диккенс постоянно подчеркивает — способен на убийство.

Но, расставшись со своими бывшими «большими надеждами» и открыв для себя новый закон — постоянное внутреннее движение человека, Диккенс, как ни в одном другом своем романе, сплачивает силы добра. В его последнем романе вновь оживает Пиквик, вершит праведный суд и младший каноник Криспакл, появляется «угловатый» мистер Грюджиус, в уста которого Диккенс вкладывает прекрасные, полные поэзии слова о любви, Тартар строит свои неземные сады и малоприспособленные для жизни комнаты.

И все же сила, заложенная в этих персонажах, та нравственная основа, к обретению которой должен, по убеждению Диккенса, стремиться каждый человек, не та сила, которая изменит социальный уклад общества. Это, вероятно, превосходно понимал сам писатель: недаром он поместил дивные сады Тартара в воздухе.

Популярность Диккенса была поистине феноменальной. Слава честного, правдиво изображающего жизнь писателя, с глубокой симпатией рассказывающего о простых, чистых душой людях, часто униженных и оскорбленных, приходит к Диккенсу в 40-е годы, когда в русской литературе побеждает гоголевское реалистическое направление. С этого времени появление каждого произведения Диккенса — событие русской словесности. О Диккенсе с восторгом отзывается Гоголь, с глубоким уважением пишут Белинский, Герцен, Чернышевский, Писарев. В высшей степени высокую оценку мастерству и духовности произведений Диккенса дают Тургенев, Гончаров, Л. Толстой, Достоевский.

Русские революционные демократы особенно ценили социальный пафос произведений Диккенса, в которых они видели почти документальное свидетельство всей глубины общественных конфликтов, разъедающих Англию. Л. Толстому особенно близок оказался Диккенс — гуманист, человеколюбец. Толстой отмечал, что среди книг, оказавших на него решающее влияние в юности, одно из первых мест принадлежит «Дэвиду Копперфилду». В дневниках и письмах Толстой оставил такие восторженные отзывы об английском писателе: «Чарльз Диккенс — крупнейший писатель-романист XIX в. ...его книги, проникнутые истинно христианским духом, приносили и будут

344

приносить очень много добра человечеству...»

Особые творческие отношения связывают с Диккенсом Достоевского. Диккенс был близок Достоевскому изображением и пониманием жизни города с его кричащими контрастами богатства и нищеты, глубоким сочувствием к страданиям обездоленных, особенно к страданиям ребенка. Достоевский полагал, что из всех английских писателей именно Диккенс особенно близок русским людям. Следы влияния Диккенса можно найти в «Селе Степанчикове», «Дядюшкином сне» и особенно в «Униженных и оскорбленных». Обращается к Диккенсу Куприн, а Л. Андреев создает свой первый рассказ «Баргамот и Гараська» (1898) под его прямым воздействием.

Горький, хотя не все принимал в философии Диккенса, заметил, что этот английский писатель навсегда остался для него художником, «который изумительно постиг труднейшее искусство любви к людям».

Творчество Диккенса, его книги — живая, не угасающая традиция современной английской литературы. Его мир, его герои, его образы оживают в XX в. в книгах Голсуорси, Беннета, Пристли, Ч. Сноу, Г. Грина, Айрис Мердок, Дж. Уэйна, Э. Уилсона, Б. Пим и многих других. Он, как справедливо писал Теккерей, «национальное достояние».

344

ТВОРЧЕСТВО ТЕККЕРЕЯ
50—60-х ГОДОВ

«История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага» (1848—1850), роман, последовавший практически сразу же за «Ярмаркой тщеславия», открывает новый период в творчестве Уильяма Мейкписа Теккерея (1811—1863).

Ни одно из поздних произведений Теккерея не знало взлета сатирического мастерства, которое по праву делает «Ярмарку тщеславия» самой яркой и запоминающейся книгой писателя. В известной степени все поздние произведения Теккерея так или иначе повторяют ее. Меняются костюмы, декорации, а драма человеческой жизни, метафорически определенная Теккереем как «ярмарка тщеславия», остается той же.

Однако, хотя связь поздних романов с центральной книгой Теккерея несомненна, есть в них и немало существенных отличий, характерных для нового периода английской литературы. Уже в «Пенденнисе» Теккерей отказался от новаторской формы романа, опробованной им в «Ярмарке». По своим жанровым особенностям «Пенденнис» полностью вписывается в жанр автобиографического романа. Школьные и университетские годы героя, его первые шаги в литературе, жизнь среди лондонской богемы 30—40-х годов — все это составило личный опыт писателя. За многими персонажами стоят живые прототипы, а художники, актеры, государственные деятели, с которыми читатель встречается на страницах романа, — реальные лица, современники Теккерея.

«Ярмарку тщеславия» Теккерей назвал «романом без героя», «Пенденнис» — первый его роман, не преследующий откровенно сатирическо-иронических целей и имеющий героя. Артур Пенденнис не просто центральная фигура, вокруг которой группируются все остальные персонажи. Перед нами классический образец «истории молодого человека XIX столетия», и для воплощения этой темы, занимавшей воображение многих его современников (Диккенса, Бальзака, Стендаля), Теккерей выбрал весьма распространенный и в то время «роман карьеры».

Однако было бы ошибочно думать, что Пенденнис более «героичен», чем, скажем, Доббин из «Ярмарки тщеславия». Пенденнис, если применить к нему строгие мерки Теккерея, скорее антигероичен, это самый обыкновенный, самый заурядный человек, в меру безвольный и эгоистичный, в меру сноб, а в конце книги — разочарованный в жизни и людях.

Новый, умудренный опытом Теккерей более терпим: в «Пенденнисе» нет разящего сарказма, уничижительной иронии, бичующей все социальные устройства и мерзости человеческой природы, попадающие в поле зрения писателя. Теперь Теккерей не только видит, но особенно подчеркивает «доброе начало» в своих героях. Повторяя тезис о смешанной природе человека: нет ни ангелов, ни дьяволов, выдвинутый еще в ранних произведениях и получивший художественное воплощение в «Ярмарке тщеславия», Теккерей «несатирически» развивает его: люди до бесконечности разнообразны и все достойны внимания и даже снисхождения.

Меняется отношение писателя даже к такому отпетому мерзавцу, как лорд Стайн, которого Теккерей похоронил в «Ярмарке тщеславия». Он вновь по прихоти автора появляется в «Пенденнисе», но ему, грубияну и деспоту, писатель дал возможность проявить себя вполне человечно. Сатира уступает место юмору и уходит из романа. Теперь к иронической усмешке Теккерей прибегает, когда надо «спасти» какого-нибудь излишне добродетельного персонажа, чтобы его художественная судьба не уподобилась судьбе «голубых» героинь Диккенса.

345

Хотя социальные рамки книги расширены по сравнению с «Ярмаркой тщеславия»: в поле зрения романиста попадают и провинциальное джентри, и лондонские светские салоны, и университетская среда, и охваченная коррупцией пресса, однако не общество, а нравственный облик человека в центре внимания Теккерея. Как и в «Ярмарке тщеславия», он проиллюстрировал свою центральную мысль рисунком. На обложке романа молодого человека разрывают на части добро и зло — с одной стороны, некая русалка с рыбьим хвостом и бесенята с игрушками в виде кукольной кареты и ящика с деньгами, с другой — жена и дети. Конечно, рисунок — это только схема. Но схема присутствует и в названии, в котором акцент сделан на нравственном моменте, хотя здесь он не так обнажен. «Злейший враг», фигурирующий в заглавии, — прежде всего сам Пенденнис, точнее его эгоизм и нравственная непросветленность. Автор показывает диалектику движения личности: знание, переходящее в мудрость, которая в свою очередь порождает стоическое, нравственно-этическое отношение к жизни.

Значительный интерес представляет предисловие к «Пенденнису». Это своего рода манифест зрелого английского реализма, в дальнейшем развитого Дж. Элиот, Э. Троллопом. Определяя предмет своего искусства и способ его изображения, Теккерей сформулировал и свое понимание правды. «Захватывающий сюжет, — пишет он, — был отвергнут... потому, что, взявшись за дело, я обнаружил, что не знаю предмета: и поскольку я в жизни своей не был близко знаком ни с одним каторжником и нравы проходимцев и арестантов были мне совершенно неизвестны, я отказался от мысли о соперничестве с господином Эженом Сю. Чтобы изобразить подлинного негодяя, должно сделать его столь отталкивающим, что такое уродство нельзя будет показать; а не изобразив его правдиво, художник, на мой взгляд, вообще не имеет права его показывать».

В этих словах Теккерей теоретически закрепил художественный опыт «Ярмарки тщеславия». Но в его эстетике к моменту написания «Пенденниса» наметились некоторые изменения: в частности, существенно изменилась роль автора, неотступно следившего за всеми персонажами и все знавшего о них наперед.

Теперь герою предоставлена гораздо большая свобода, нежели «куклам» в «Ярмарке». Ему дана возможность самораскрытия. Отсюда — глубокий психологизм Теккерея, который и стал главным в его новаторстве, его основным вкладом в развитие английского реалистического письма.

Поиски новых способов изображения характера в целом ряде случаев наталкивались на ограничения, навязанные Теккерею его эпохой. Это превосходно осознавал сам писатель, когда в предисловии к роману писал: «С тех пор как сошел в могилу создатель „Тома Джонса“, ни одному из нас, сочинителей, не разрешается в полную меру своих способностей изобразить Человека. Мы вынуждены стыдливо его драпировать, заставлять жеманно сюсюкать и улыбаться».

В предисловии поставлен важный для творчества Теккерея и для английского искусства всей его эпохи вопрос о субъективном стремлении художника-реалиста к правде и практической, объективной невозможности в условиях викторианской Англии сказать всю правду. Иногда ему, не прибегая к прямому описанию жизни пола и запрятав мысль в подтекст, удавалось обмануть бдительность цензуры и дать читателю возможность понять истинные отношения персонажей. Но нередко викторианская мораль оказывалась сильнее его. И тогда появлялась искусственность и непоследовательность образа.

Невозможность создать правдивый и «полный» характер стала трагедией Теккерея как художника. Объективно по своим художественным воззрениям Теккерей опередил свой век, который оказался для него слишком тесен и мешал полностью реализовать все его художественные намерения.

Изменения, происшедшие в мировоззренческих и художественных взглядах Теккерея, определившие поэтику и проблематику «Пенденниса», были закреплены в шести лекциях о крупнейших английских сатириках XVIII в., прочитанных им весной 1851 г.

В лекциях отражена новая ступень в понимании Теккереем реалистического характера. Понятие героя в точном смысле этого слова, так, как оно существовало во времена Просвещения, и так, как оно укоренилось в литературе благодаря эстетике и практике романтизма, включало в себя черты неординарные, во всяком случае выламывающиеся из каждодневности. Теккерея же — и это в полной мере проявилось в «Пенденнисе» — интересовал обычный человек в совокупности своих достоинств и недостатков.

На позднем этапе творчества юмор для Теккерея стал понятием более емким, нежели сатира. Теперь не обличение и осмеяние порока — задача Теккерея, как в «Ярмарке тщеславия», а терпимое и емкое изображение жизни. Теккерей, не приемлющий в эстетическом отношении творчество Диккенса, к 50-м годам в этическом отношении приблизился к своему

346

современнику. Так, по-диккенсовски звучит определение задач писателя-юмориста уже в первой лекции: «...будить и направлять в людях любовь, сострадание, доброту, презрение к лжи, лицемерию, лукавству, сочувствие к слабым, бедным, угнетенным и несчастным».

Конец XVII — начало XVIII в. были для Англии эпохой, которая, хотя уже в ней были заложены основы буржуазных пороков, предоставляла больше возможностей личности, по мнению Теккерея, проявить доблесть духа. Писателю не нужно было прибегать к вымыслу, чтобы придумать романтическую ситуацию гибели героя. Иными словами, подобный исторический фон открывал новые возможности перед Теккереем.

С такими новыми задачами подошел Теккерей к созданию своего любимого детища — «Истории Генри Эсмонда» (1852). Полное название романа «История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее величества королевы Анны, написанная им самим» содержит в себе объяснение жанровой специфики этого произведения. Действие происходит «в великом мире Англии и Европы» в последние годы XVII и в начале XVIII в.

Убежденный, что историческая правда сокрыта в точности деталей, Теккерей внимательнейшим образом штудирует исторические сочинения, знакомится с мемуарами и перепиской исторических деятелей, читает газеты и журналы тех лет. В реконструкции прошлого он не позволяет себе неточностей Скотта, поэтому стилизация (присущая и романам Скотта) в «Генри Эсмонде» носит качественно иной характер. Это стилизация реалистического типа, основывающаяся в немалой степени на конкретности и достоверности деталей. Роман выдержан в форме мемуаров — жанре, получившем широкое распространение в XVIII в. Теккерей насыщает прозу лексическими и грамматическими архаизмами, воспроизводит стиль и манеру мемуаристов XVIII в.: их неторопливую обстоятельность повествования, прерываемую моральными сентенциями, часто использует латинские цитаты и прибегает к сравнениям с мифологическими и библейскими персонажами. Желая создать иллюзию принадлежности романа той эпохе, Теккерей настоял, чтобы первое издание «Генри Эсмонда» набиралось старым шрифтом.

Писатель был убежден, что не столько политические принципы, сколько люди, их взаимоотношения определяют движение истории. В одной из глав романа он, оставляя в стороне описание битв и осад, полемически заявляет, что их следует искать в соответствующих трудах, а его роман — всего лишь жизнеописание героя и его семьи. Такое заявление — преувеличение: с первых же страниц романа читатель попадает в атмосферу напряженной общественной жизни той эпохи. Возникают картины из жизни аристократии конца XVII — начала XVIII в., военных, литераторов, выводятся реальные исторические лица — Мальборо, политик и философ Болингброк, писатель-сатирик Свифт и др.

У Теккерея, так же как и у Скотта, «нет холопского пристрастия к королям и героям» (Пушкин). В начале первой книги «Генри Эсмонда» автор пишет: «Я хотел бы знать, стащит ли с себя история когда-нибудь парик и отделается ли от своего пристрастия к двору? Увидим ли мы во Франции и Англии что-либо, кроме Версаля и Виндзора? Неужели же история должна до скончания веков оставаться коленопреклоненной? Я стою за то, чтобы она поднялась с колен и приняла естественную позу... Одним словом, я предпочел бы историю житейских дел истории героических подвигов».

«Генри Эсмонд» — новый этап в развитии жанра исторического романа. Как и в «Ярмарке тщеславия», произведении, в котором осмыслению истории уделено немало внимания, Теккерей во многом превзошел Скотта, творчески развив его традицию. Но, хотя и в «Генри Эсмонде» перед читателем предстают люди разных сословий, все же преимущественно Теккерей изображает жизнь имущих классов. У него есть отдельные представители народа, описанные с большим теплом, пониманием условий их жизни и симпатией, но народной массы, которая есть в романах Скотта, как потенциальной силы в истории у него нет, поскольку этот социальный слой, образ его жизни и мышления остались ему неизвестными.

Вершителем истории у Теккерея стала личность и случай. И в этом определенный шаг назад Теккерея при сравнении со Скоттом. Однако в изображении остро ощущаемой Теккереем связи времен, в понимании того, что нынешние пороки верхушки общества своими корнями уходят в XVII—XVIII вв., в создании характеров более глубоких и сложных историк Теккерей превзошел историка Скотта.

Обогащенный опытом реализма XIX в., Теккерей создает исторический роман, который одновременно является и романом психологическим. И в этом самая большая заслуга писателя, суть его новаторства. Глубоко психологичен образ Генри Эсмонда, первого положительного героя Теккерея, человека, не лишенного слабостей, но в то же время обладающего большим достоинством, благородством и мужеством. Верны психологической правде и женские

347

образы, прежде всего образы леди Калсвуд и ее дочери Беатрисы.

Эмоции, через которые просматривается история, история, определяющая эмоции, — такова внутренняя диалектика этой книги. Новаторство Теккерея коснулось не только изображения эмоциональной жизни человека. Ощущение нестабильности психологии человека, ее подвластности изменениям подвели Теккерея — как отчасти и Диккенса в «Дэвиде Копперфилде» и в поздних романах — к особому изображению «бега времени», в котором проявилась новая грань мастерства писателя — поэтичность. Честертон писал: «Теккерей — романист воспоминаний не только своих, но и наших... он — прошлое каждого из нас, молодость каждого из нас».

В «Генри Эсмонде» мемуары открыли Теккерею свои потенциальные возможности в лепке характера. Хотя в образ Генри Эсмонда писатель вложил многие собственные черты, а в его уста — многие свои мысли, есть значимая дистанция между героем и автором. Примечательна особенность романа — своеобразная двуплановость повествования. Несоответствие читательского восприятия персонажей и отношения к ним Эсмонда используется для более полного раскрытия его характера. Относительность оценок Эсмонда заставляет читающего активно вторгаться в текст и самостоятельно судить о людях и их поступках. Подчеркивание субъективности повествования дает возможность автору сделать картину более достоверной, более объемной и в то же время избежать прямолинейных оценок. И в таком подходе к изображению действительности Теккерей надолго обогнал свое время.

Новый цикл лекций был посвящен правящей в Англии династии Ганноверов. В законченном виде (1856) работа получила название «Четыре Георга». Лекции носили откровенно антимонархический характер и в значительной степени отражали настроение английской интеллигенции в период Крымской войны, возмущенной полной неспособностью правящих кругов руководить страной.

Теккерей совершает две поездки в Америку. Его первое впечатление было довольно благоприятным, однако после второй поездки, которая была прервана им раньше намеченного срока, его мнение о стране резко изменилось к худшему: его, как и Диккенса, разочаровала американская демократия.

В эти годы — между 1853 и 1855-м — был создан роман «Ньюкомы: жизнеописание весьма достойной семьи, изданное Артуром Пенденнисом». Жанр, как нередко бывает у Теккерея, указан в заглавии — семейная хроника в форме мемуаров. Тематически «Ньюкомы» связаны с «Ярмаркой тщеславия» и «Пенденнисом» — это третий роман о современности. Проблемно это все та же «ярмарка житейской суеты», изображенная с небывалым до этого у Теккерея эпическим размахом.

Гордон Рэй, известный американский литературовед, признанный специалист по творчеству Теккерея, называет роман богатейшей по жизненному опыту, самой насыщенной книгой не только у Теккерея, но и во всей викторианской прозе. Перед читателем в неторопливом темпе развертываются обстоятельные картины нравственной и духовной жизни эпохи, в рассуждениях от автора фиксируются наблюдения над жизнью, бытом и взглядами людей, принадлежащих к буржуазно-аристократическому и среднему слоям английского общества. Однако в это же время в Теккерее все больше крепло убеждение, что зло неискоренимо, а различные социальные организмы при их внешних отличиях мало чем отличаются друг от друга. Идейная позиция определила и структурную слабость романа. Здесь нет гармоничности и цельности, которыми был отмечен «Генри Эсмонд», нет здесь и стройности композиции «Ярмарки тщеславия». Все более явным становится морально-дидактический характер повествования.

Теккерей предпринял попытку создать образ не просто положительного, но идеального героя — полковника Ньюкома. В пору работы над книгой он перечитывает «Дон Кихота», полковник Ньюком своим великодушием, нравственной чистотой, бескорыстностью напоминает героя романа Сервантеса. Викторианская публика была удовлетворена, но полвека спустя Бернард Шоу назовет именно полковника Ньюкома самой большой уступкой Теккерея викторианским вкусам.

Однако все же идеального героя из Ньюкома не получилось. Верный своему основному эстетическому принципу — правде жизни, автор отнесся к своему герою иронически: объективно полковник Ньюком получился Дон Кихотом, прирученным буржуазным обществом.

Неоднозначно решен и образ Клайва Ньюкома, несмотря на его автобиографические черты. Известно, что во время выхода романа выпусками одна из читательниц, жаждавшая счастливого конца, обратилась к писателю с просьбой поженить Клайва и Этель. На что Теккерей ответил: «Характеры, созданные однажды, сами ведут меня, а я лишь следую их указке». Действительно, образы в романе не заданы окончательно, характеры находятся в постоянной эволюции, читатель, следя за их развитием и ведомый автором, постоянно меняет

348

к ним свое отношение. Первоначально Клайв предстает тоже как идеальный герой, по своим внешним и внутренним данным вписывающийся в викторианскую беллетристику. Но постепенно выявляется его незначительность, бесхарактерность и безличность. И Этель не только гордая и страдающая красавица, но и слабое, тщеславное существо, жертва собственных предрассудков.

В 1859 г. Теккерей стал редактором журнала «Корнхилл мэгезин», в котором продолжал печатать статьи по вопросам эстетики, защищая принципы реалистического искусства. К этому периоду относятся знаменитые слова Теккерея, полемически направленные против искусства Диккенса: он настаивает на том, чтобы в произведении искусства вещи назывались своими именами («кочерга есть кочерга»), требует точности и детерминированности в изображении характера, однако объективно статьи в «Корнхилл мэгезин», и в частности статья, посвященная Диккенсу, готовили почву для натуралистической эстетики. Однако, несмотря на все разногласия, Теккерей, когда его спрашивали о Диккенсе, отвечал: «Гений».

На страницах «Корнхилл мэгезин» появился и последний большой роман Теккерея «Виргинцы» (1857—1859). В нем рассказывается о внуках Генри Эсмонда, женившегося на леди Каслвуд и уехавшего с нею в Америку. Герои романа Джордж и Генри Уоррингтоны показаны то в Америке, где проходит их юность и где они принимают участие в Войне за независимость, то в Лондоне.

«Виргинцы» — весьма объемный роман, в нем еще больше, чем в «Ньюкомах», чувствуется отсутствие стройного сюжета. Теккерей вновь предпринимает попытку создать образ положительного героя: теперь им стал полковник Лэмберт, добродетель которого, иногда неправдоподобная, противопоставлена бездушию Каслвудов и эгоизму английских Уоррингтонов. Контрасты добра и зла, которых всегда старался избегать Теккерей, здесь, напротив, встречаются часто.

Хронологически «Виргинцы» относятся к периоду войны американских колоний за независимость. Но исторический смысл этой освободительной войны не слишком интересовал Теккерея. В первую очередь «Виргинцы» значительны как произведение, позволяющее разглядеть некоторые существенные черты метода и соответственно стиля писателя. В «Виргинцах», продолжении «Генри Эсмонда», повторяемость героев, переходящих из романа в роман, закреплена тематически. Единый мир героев, основанный на «кочевании» персонажа из произведения в произведение, исключал «всезнайство» автора, напротив, предполагал «открытость» романной структуры, при которой у писателя всегда оставалась возможность договорить, досказать еще что-то про героя, «дописать» образ его жизни и мыслей.

С открытостью структуры связана и еще одна черта поздней прозы Теккерея — дискурсивность, безусловно порожденная активной ролью самого повествователя, комментирующего, размышляющего по ходу движения повествования. Можно сказать, что его дискурсивная проза уже вынашивала в себе интеллектуальную прозу XX в.

Своеобразно сложилась творческая судьба Теккерея в России. «„Ярмарку тщеславия“ знают все русские читатели», — как-то заметил критик журнала «Сын отечества». «Ярмарка тщеславия» или «Базар житейской суеты», как этот роман называли в самых первых русских переводах, появился в 1850 г. в приложении к журналу «Современник» и в «Отечественных записках». Так же обстояло дело и с романом «Ньюкомы»: в 1855 г., т. е. практически одновременно с его появлением в Англии, с ним знакомились читатели журналов «Современник» и «Библиотека для чтения». И все же сердце русского читателя было безраздельно отдано Диккенсу.

По-видимому, внимательным читателем Теккерея был Достоевский. Ему, несомненно, был знаком перевод рассказа Теккерея «Киккельбери на Рейне». Помимо заглавия переводчик А. Бутаков переделал и название, данное Теккереем вымышленному немецкому городку с игорным домом, на Рулетенбург. Именно так называется — что достаточно любопытно — город и в «Игроке». Кроме того, обнаруживается некоторая аналогия между авантюристкой Бланш и «принцессой де Магадор» у Теккерея, оказавшейся французской модисткой.

На вопрос, как он относится к творчеству английского писателя, Л. Толстой ответил: «Теккерей и Гоголь верны, злы, художественны, но не любезны... Отчего Гомеры и Шекспиры говорили про любовь, про славу и про страданья, а литература нашего века есть только бесконечная повесть „Снобсов“ и „Тщеславия“»...

Чернышевский восторженно приветствовал «Ярмарку тщеславия», но к позднему творчеству Теккерея отнесся сдержанно. Свидетельство тому его статьи в «Современнике» (1857, № 2): «...русская публика... осталась равнодушна к „Ньюкомам“ и вообще приготовляется, по-видимому, сказать про себя: „Если вы, г. Теккерей, будете продолжать писать таким образом, мы сохраним подобающее уважение к вашему великому таланту, но извините — отстанем

349

от привычек читать ваши романы“». Надо сказать, что Чернышевский подошел к «Ньюкомам», невольно ожидая прочитать нечто похожее на «Ярмарку тщеславия», тогда как на сей раз из-под пера Теккерея вышел роман иного характера. Однако Чернышевский уверенно заявляет, что «никто, кроме Диккенса, не имеет такого сильного таланта, как Теккерей. Какое богатство наблюдательности, какое знание жизни, какое знание человеческого сердца...».

Вклад Теккерея в развитие английского и европейского реализма нового типа огромен. Теккерей — создатель подлинно критического и психологического направления в английской литературе этого периода.

В некрологе на смерть Теккерея критик Дэвид Мейзон писал о нем в журнале «Читатель»: «...апостол и представитель реализма, писатель, настаивающий на необходимости быть ближе к природе и факту, правдиво и полно изображавший явления своего времени».