ВВЕДЕНИЕ 20 страница

В Англии Золя длительное время находился под запретом. Первые переводы его произведений на английский язык появились только в 1883 г. Английский издатель, выпускавший произведения Золя, был привлечен к судебной ответственности за издание «непристойных книг» («Нана», «Западня», «Жерминаль»).

Близко к натурализму, хотя и не ограничивается его пределами, творчество Джорджа Гиссинга (1857—1903). Выходец из демократической среды, Гиссинг воочию наблюдал, как нищета, голод и порок ломали людские жизни. Он искал выход, и не только для себя. Его увлекли идеи социализма, он стал посещать заседания социал-демократической федерации и «Социалистической лиги». Он наметил себе широкую и смелую программу творческой деятельности: «Я хочу, — писал он в 1880 г., — показать ужасающую несправедливость всей нашей общественной системы, в особенности в этот век откровенного эгоизма и торгашества, и осветить план ее изменения». За этим замыслом как пример и образец виделась бальзаковская «Человеческая комедия». Притягательной, вдохновляющей силой был Диккенс, но вместе с тем он казался Гиссингу недостаточно смелым в изобличениях и непоследовательным в своих демократических симпатиях.

В 1886 г. вышел роман Гиссинга «Демос. Повесть об английском социализме». Никто из английских романистов не писал с таким смелым обнажением фактов о самой острой проблеме этого времени — о положении рабочего класса и классовом конфликте. Никто из них не изобличал с такой прямотой и обстоятельностью психологию и логику оппортунизма, как это сделал Гиссинг, рассказывая историю перерождения и предательства рабочего вожака, социалиста Ричарда Мьютьюмера.

Однако писатель бессилен был объяснить эти явления исторически, и они казались ему непреодолимыми. Он следовал жанру «безыскусного репортажа», отдавая известную дань натуралистическому принципу и манере. Жизнь обездоленной и забитой массы особенно обстоятельно, в манере насыщенного фактами репортажа изображена в романах «Деклассированные» (1884) и «Преисподняя» (1889).

О литературе как профессии им написан роман «Новая Граб-стрит» (1891). Граб-стрит — это лондонское пристанище литературной братии, писательской богемы и вместе с тем символ или обозначение литературы как ремесла. У Гиссинга противопоставляются две символические фигуры: Джаспер Мильвейн, «бюрократический тип», литературный делец и ремесленник, который убежден, что «литература» — это «коммерция», и Эдвин Рирдон, многим

356

напоминающий самого Гиссинга, «старый тип непрактичного художника».

Цель автора — разобраться, как все-таки обрести достойное место на теперешней Граб-стрит, как остаться приверженцем глубокой мысли и большого искусства. Гиссинг намечал себе смелую и обширную программу, но дерзостный замысел не давался писателю, и чем больше делалось попыток, тем это становилось для него очевиднее.

Многие английские писатели разных направлений в этот период решительно выступали против натурализма и дотошного бытописательства — распространенной манеры письма в английской прозе. В английской литературе рассматриваемого периода обсуждение вопросов искусства, быта и социальной жизни под знаком эстетических понятий и теорий приняло широкое распространение и необычную остроту. Многие видные писатели словно мучились жаждой красоты; не только эстет Уайльд (см. следующий том настоящего издания), но и неоромантики, такие, как Роберт Луис Стивенсон, обращаясь к экзотике, избирая авантюрно-экзотические сюжеты, выражали устремления к жизненной цельности, сочетающей героическое, нравственное и эстетическое начало. Тоска по красоте невольно пробивается в их романтических фантазиях.

Едва ли не все английские литераторы этого и более раннего периода испытали влияние идей Джона Рёскина (1819—1900), выдающегося английского эстетика, общественного деятеля, литературного и художественного критика, мыслившего преобразовать человека и общество на основах красоты. Под его влиянием в той или иной мере находились поэты и художники, страстные почитатели итальянских художников дорафаэлевского времени, объединившиеся в 1848 г. в «Братство прерафаэлитов». Одно время Джон Рёскин поддерживал это направление, однако впоследствии он выразил несогласие с их эстетскими устремлениями и отошел от них.

Эстетизм Джона Рёскина и писателей, прошедших его школу, был формой неприятия деляческого образа жизни, его бездушия, стандарта и вульгарности. Он был вызовом нравственным прописям, моральному ригоризму и пошлости нравов. Стимулы и мотивы этого пристрастия, его внутренний смысл и устремленность оказывались неоднородными. Уайльдовский культ красоты нес на себе печать гипертрофированного индивидуализма. Неоромантическая мечта о прекрасном нередко возносилась над жизнью, уводила от действительности. В то же время эстетизм был свойствен активному участнику социалистического движения Уильяму Моррису и демократу Томасу Гарди.

В последнюю четверть XIX в. в Англии оформилось значительное литературное направление, называемое неоромантизмом, т. е. романтизмом новым в отличие от романтизма первых десятилетий века, а также в противоположность натурализму и символизму. Неоромантики не разделяли пристрастия натуралистов к бытовой сфере, к приземленным героям, «маленьким людям». Они искали красочных героев, необычайной обстановки, бурных событий.

Фантазия неоромантиков двигалась в разных направлениях: они звали читателей в прошлое или в далекие земли. Они не обязательно уходили от современности, но представляли ее с неожиданной стороны, отдаленной от городских будней.

Основоположник, теоретик и ведущая фигура английского неоромантизма — Стивенсон. Важнейший принцип неоромантизма он сформулировал в краткой статье «Замечание о реализме». Художественное произведение, по его мнению, должно являться одновременно «реалистическим и идеальным», соединять в себе правду жизни и идеальное в ней. В теории и практике английского неоромантизма очевидно усвоение опыта реалистической литературы, отделившего неоромантизм от романтизма начала века. Стивенсон приемлет и поддерживает романтическую одухотворенность и приподнятость чувств, однако не склонен изолировать их от реальной почвы.

Герой романтиков обычно бежал от своей среды, герой неоромантика ищет родственную среду.

Шотландец по национальности, Роберт Луис Стивенсон (1850—1894) родился в Эдинбурге в семье морского инженера, строителя маяков. Жизнь его была нелегкой и короткой. Острейшая болезнь бронхов с детства и до конца дней мучила Стивенсона, заставляя его чувствовать себя инвалидом. «Детство мое, — писал он, — сложная смесь переживаний: жар, бред, бессонница, тягостные дни и томительные долгие ночи. Мне больше знакома «Страна Кровати», чем «Зеленого сада».

Но у невольного поселенца «Страны Кровати» разгоралась страсть жизнеутверждения. Она находила выход в романтических порывах и формах, чему способствовало живое воображение ребенка и ранняя, опять-таки вынужденная приобщенность к «Стране Книг».

Деятельный жизнелюб, Стивенсон стал со временем страстным путешественником и почти

357

вечным странником. Он путешествовал на байдарке, путешествовал пешком с навьюченным осликом, о чем написал две книги путевых очерков; на торговом судне, везшем скот, он пересек Атлантический океан; много тысяч километров в трудных условиях, в эмигрантском вагоне, он проехал по Америке (и об этих путешествиях он написал очерковую книгу «Эмигрант-любитель»). Он скакал верхом по труднопроходимой и незнакомой местности — и едва не погиб. Он много тысяч миль, меняя суда, проплыл по Тихому океану. Умер Стивенсон далеко от родины. Несколько последних лет своей жизни он провел на тихоокеанском архипелаге Самоа, на острове Уиолу. Здесь, на океанском берегу, стоял его дом, здесь, на горе Веа, он похоронен. На могильной плите выбиты строки его завещания. Вот последние две: «С моря вернулся, пришел моряк, И охотник вернулся с холмов».

С самого начала Стивенсон, став литератором, выразил озабоченность кризисными явлениями, эстетскими и упадочническими настроениями в искусстве. «К сожалению, все мы в литературе играем на сентиментальной флейте, и никто из нас не хочет забить в мужественный барабан». В статье «Уолт Уитмен» та же беспокоившая Стивенсона мысль представлена уже как личная установка, принятая на себя задача и широкий призыв: «Будем по мере сил учить народ радости. И будем помнить, что уроки должны звучать бодро и воодушевленно, должны укреплять в людях мужество».

Принцип мужественного оптимизма, провозглашенный писателем в конце 70-х годов, был основополагающим в его программе неоромантизма, и он следовал ему с убежденностью и воодушевлением. Особым смыслом в связи с этим наполняется предпочтительный интерес Стивенсона к раннему возрасту: герои всех его знаменитых романов — «Остров сокровищ» (1883), «Похищенный» (1886), «Катриона» (1893), «Черная стрела» (1888) — юноши. Подобное пристрастие вообще свойственно романтизму. У Стивенсона это увлечение приходится на конец века, протекает в кризисные для Англии десятилетия, и поэтому, как проницательно заметил Генри Джеймс, обретает философский смысл. Не расслабленное и болезненное, а жизнелюбивое, яркое мироощущение здоровой юности передает он в своих книгах, помещая героя в среду отнюдь не тепличную, сталкивая его в увлекательном сюжете с чрезвычайными обстоятельствами, требующими напряжения всех сил, энергичных самостоятельных решений и действий.

Особое место в творчестве Стивенсона занимает произведение, прославившее писателя на весь мир, — «Остров сокровищ». Его сюжет напоминает мальчишескую игру в пираты или разбойники. Однако приключения, в которые втягивается мальчишка Джим Хопкинс, герой романа, отнюдь не детская игра. Убедительность и мастерство изображения разносторонних испытаний юного характера в суровых романтических обстоятельствах возбуждают у читателя чувство невольной причастности к развертывающимся в романе событиям, напряженный интерес к ним и сопереживание душевным состояниям героя. Подлинный итог рискованных приключений Джима Хопкинса состоит в том, что юный герой в себе самом обнаруживает духовные и нравственные сокровища, выдерживая испытания на мужество, храбрость, находчивость, ловкость, в жестоких условиях являя пример личной порядочности, верности долгу и дружбе, преданности возвышенным чувствам. Уверенный и мужественный оптимизм юности, которым овеян герой «Острова сокровищ», задает тон всей книге.

Бодрое мироощущение, смелый взгляд на жизнь Стивенсон утверждает без трескучей риторики, не прибегая к бодряческим интонациям и постным назиданиям. Убедительности мажорного тона «Острова сокровищ» способствует и мастерство изображения Стивенсоном противоречивого характера, каким он наделяет одноногого корабельного повара Джона Сильвера. В психологическом облике Джона Сильвера так смешались злые и добрые начала, что судить о нем здраво невозможно, исходя из отвлеченных формул нравственности. Характеры Джима и Джона точностью сложного психологического рисунка привлекают внимание не только юного читателя. Стивенсон увлекает, точнее, убеждает читателя видимой достоверностью каждого эпизода. Это качество прозы Стивенсона подымает его над теми неоромантиками, которые писали в одно время с ним или испытывали его влияние. Книги Райдера Хаггарда, автора популярнейшего в те же годы приключенческого романа «Копи царя Соломона» (1885), не выдерживают сравнения с «Островом сокровищ». Хаггард спешит занять внимание читателя происшествиями, т. е. сменой событий, ибо чуть замедленное читательское восприятие застанет героев в малоестественных позах, различит ложность и надуманность душевных движений. К тому же ему была свойственна идея превосходства белого человека и некоторые тенденции идеализации английского колониализма. Этот комплекс идей абсолютно чужд гуманистическому мировосприятию Стивенсона.

Коварная привлекательность порока, смущающая викторианское понятие добродетели,

358

вызывала у Стивенсона далеко не случайный интерес. Он наметил эту тему в «Острове сокровищ», а затем целиком посвятил ей повесть «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда» (1886). Историю, построенную как научно-фантастический детектив о двойниках с убийствами, различными тайнами и расследованиями, автор превратил в психологический этюд о границах добра и зла в человеческой природе. Стивенсон сам для себя обнаружил тему душевного «подполья», но развил ее, по-видимому, не без влияния Достоевского.

Известно, что в 1885 г. Стивенсон читал во французском переводе «Преступление и наказание» и роман произвел на него сильное впечатление. Как раз в этом году был написан и напечатан рассказ «Маркхейм», известный у нас по раннему русскому переводу под названием «Убийца». В нем чувствуется непосредственное влияние Достоевского, можно сказать, прямое воздействие романа «Преступление и наказание».

Тема душевного «подполья» и двойников связана у Стивенсона с его последовательными размышлениями над проблемой цельности сознания, развития содержательной и гармоничной личности, волевого и действенного характера, проблемой, которая в то время обсуждалась в английской литературе, в том числе весьма активно у неоромантиков. У Стивенсона эта тема была заимствована многими английскими литераторами той эпохи, а также последующих поколений. Сходная тема легла в основу одной из последних книг Стивенсона — романа «Владелец Баллантрэ» (1889). Стивенсон поставил в центре этого произведения даровитый характер, который изломан, испорчен, однако обаяние отпущенных ему сил еще велико.

Многое из написанного Стивенсоном сохранило свое значение и до наших дней: в его творчестве обнаруживаются сложнейшие узлы многих литературных проблем, возникших на английской почве.

Наиболее значительными неоромантиками помимо Стивенсона были Джозеф Конрад, а также в известной мере Редьярд Киплинг и Конан Дойл (но о них см. в следующем томе настоящего издания).

В 90-е годы в английскую литературу прочно входят новые писательские имена и возникают произведения, в которых «срывание масок» и «стремление дойти до корня» сочетаются с попытками найти выход из положения путем радикальных общественных преобразований. В русле критического реализма начинает формироваться система художественных воззрений, предусматривающая целенаправленное переустройство мира. Этой системе враждебны шовинистический культ империи и эстетский культ красоты, ей чужд социальный пессимизм, а свойственна вера в силу разума и социальный прогресс. Эта система художественных воззрений развивается под непосредственным влиянием социалистических идей, поддерживается борьбой пролетариата. Развивается эта система воззрений непоследовательно, отдавая дань и реформистским иллюзиям, которые были сильны в английском рабочем движении и получили широкое распространение через активную деятельность Фабианского общества.

Среди английских писателей, выдвинувших в 90-е годы новые, передовые задачи и принципы художественного творчества, были представители разных поколений. Старший из них — Уильям Моррис.

Уильям Моррис (1834—1896) проявил себя в творчестве с необычайной разносторонностью: в собрание его сочинений вошли лирические стихи, многочисленные поэмы, проза — повествовательная, публицистическая, философская, переписка, переводы из античности и с древне-английского. Он был одаренным художником — живописцем и графиком, а в прикладном искусстве, в изготовлении предметов домашнего обихода и обстановки — посуды, мебели, гобеленов и т. п. — он стал основателем школы, главой особого направления. Следует также упомянуть его новаторскую деятельность как предпринимателя и организатора: он создавал на новых началах, не гоняясь за коммерческой выгодой, мастерские и фабрику. Все, за что он брался, отмечено печатью его яркой индивидуальности. Эта завидная цельность и полнота придали особый интерес самой личности Морриса, больший, пожалуй, чем любому из отдельных творений его рук и фантазии.

Моррис не только писатель, художник, публицист, редактор. Он вдохновенный оратор, партийный деятель, многогранная и цельная личность, ищущая новых путей и формирующаяся в новых условиях под влиянием рабочего и социалистического движения. Он возглавил «Коммонуил» («Общее благо») — орган «Социалистической лиги», созданный им и его единомышленниками в 1885 г., с которым сотрудничал Энгельс.

Моррис смелый оратор, выступал на собраниях и митингах рабочих, интеллигенции, учащейся молодежи. Критикуя либеральную и эстетскую интеллигенцию, разъясняя свою позицию, Моррис неоднократно подчеркивал, что он — «социалист дела». Активно участвуя в социалистическом движении, он пишет «Гимн для социалистов», «Марш рабочих», исполненные

359

веры в интернациональные силы трудового народа.

Самое значительное его произведение — социальная утопия «Вести ниоткуда, или Эпоха мира» (1891). На страницах этой повести открываются картины обновленной страны, с удивительной прозорливостью прослежен возможный путь народа в борьбе за свое счастье, показан созидательный коллективный труд. Моррис старается уловить рождение коммунистического сознания, свободного от буржуазных собственнических потребностей, инстинктов и предрассудков. Автор строит образцовую социальную систему, изображая общество, живущее на основах полнейшего равенства, справедливости, свободы, вдохновенного труда — творчества. Именно в этом отношении Моррис явился основоположником традиции в английской литературе, оказал влияние на последующих английских писателей, разделявших социалистические идеи.

Моррис — по выражению Энгельса, «чувствительный мечтатель», «социалист чувства» — нередко оказывался в сетях жестоких парадоксов. Он, например, занят изготовлением простых, изящных и, как он думает, дешевых предметов домашнего обихода, которые должны, по его замыслу, украсить убогий быт рабочих и способствовать преобразованию жизни на основах красоты и добра. Однако эти изделия скупаются за большие деньги состоятельными любителями оригинальных произведений прикладного искусства, а в дом простого труженика эти красивые и добротные вещи, естественно, не попадают. В утопической повести Морриса «Вести ниоткуда», в этом смелом провидении будущего, устремления социалистического, «собственно коммунистического характера» сочетаются с патриархальными мечтаниями в духе средневековья. Писатель не скрывает своих романтических устремлений. Жители прекрасной образцовой страны нередко говорят: «Подобно людям средневековья, мы ...» И сам автор подчеркивает, что, например, в архитектуре двухтысячного с чем-то года сочетались свойства небывалой новизны с приметами строений XI в.

Образцовые люди Морриса гордятся тем, что им удалось значительно упростить свою жизнь. Чем же отличается это «упрощение»? Несбыточным отказом от технического прогресса, уклонением от индустриального развития. В духовном же отношении это «упрощение» заходит так далеко, что живопись вовсе изгоняется из общества, театр заменяется народными празднествами, литература — песнями. Впрочем, литературе и особенно поэзии Моррис отводит последнее место, едва ли не достигая «упростительных» мер первого из утопистов Платона, который прежде всего «удалил» из своего образцового «Государства» людей искусства.

Как бы, однако, шатки или просто нежизненны ни были построения Морриса, начиная с утопий и кончая домашней утварью, он остается живой фигурой в истории английской литературы. Непрактичность во взглядах и действиях Морриса, беспочвенность многих его построений все же не помешали автору «Вестей ниоткуда» и многим его единомышленникам среди английских литераторов социалистического направления бороться на основах революционного оптимизма под знаменем идей освободительного движения.

359

АНГЛИЙСКАЯ ПОЭЗИЯ

В английском литературоведении существует в применении к поэзии этого времени термин «постромантизм», т. е. период, наступивший после романтизма. В поэзии второй половины века проявились многие тенденции, характерные для литературного процесса в целом. Развитие реализма повлекло за собой стремление создать поэзию, свободную от субъективизма. В этой поэзии лирическое начало во многом уступает эпическому изображению человеческих судеб и чувств, однако и оно присуще многим поэтам того периода, когда наряду с очевидным отходом от романтизма по-своему развивались в новых условиях и романтические традиции, связанные, как правило, с протестом против прозаической буржуазной действительности.

После смерти Вордсворта вакансию поэта-лауреата занял Альфред Теннисон (1809—1892), к тому времени уже широко известный двумя сборниками «Стихотворения» (1832, 1842) — идиллическими пейзажными картинами, лейтмотив которых — сладостное успокоение на лоне полуфантастической природы.

Вероятно, во всей мировой литературе не было поэта, столь взысканного властями. При жизни его в школьных учебниках приравнивали к Шекспиру, он получил баронский титул, был желанным гостем у королевы. В качестве официозного поэта Теннисон сочинял раболепные дифирамбы членам королевского семейства, оды и баллады во славу британских колониальных захватов. Его многочисленные идиллии из сельской жизни построены на сюжетах, далеких от конфликтов эпохи; поэта привлекают легенды о святых, экзотическая тематика. Произведения, в которых затрагивается тема социального неравенства, получают у Теннисона эстетизированное, но вполне «викторианское» разрешение: он призывает сильных мира сего к благотворительности («Леди Клара Вир де

360

Вир», «Годива»), умиляется, если представитель знати женится на простолюдинке («Нищенка», «Лорд Берли»). Тема эта разработана им, хотя несколько иначе, и в большой поэме «Мод» (1855). Герой ее, сын человека, разоренного «злодеем»-лордом, влюбляется в дочь его Мод, но в результате рокового стечения обстоятельств убивает ее брата. Герой испытывает неимоверные муки совести, он отправляется на «благородную» Крымскую войну и только там обретает душевное равновесие. Концовка поэмы носила столь откровенно милитаристский характер, что смутила даже многих благонамеренных викторианцев.

Иллюстрация:

Иллюстрация Д. Миллеса
к стихотворению А. Теннисона
«Лорд Берли»

Гравюра. 1857 г.

Нотки недовольства действительностью, слышные в некоторых произведениях Теннисона, оказываются опять-таки критикой «справа». В этом смысле характерен для него диптих: «Северный фермер. Старый стиль» и «Северный фермер. Новый стиль». Автор возмущен кулацким стяжательством фермера «нового стиля» и восхищается фермером «старого стиля», главное для которого — следование стародавним обычаям и преданность барину.

К числу крупнейших произведений Теннисона относится цикл элегий «In Memoriam A. H. H.» («Памяти А. Г. Х.», 1850), посвященный памяти друга его юности Артура Хэллама. Цикл поэм «Королевские идиллии» (1859—1885) посвящен памяти принца-консорта Альберта, мужа королевы Виктории. Поэмы основаны на легендах о рыцарях Круглого стола, их лейтмотив — борьба чувственности с духовностью: «Королевские идиллии» непомерно растянуты, олеографичны.

Немногое из наследия Теннисона выдержало испытание временем, хотя поэт и обладал несомненным лирическим дарованием. К числу недостатков его поэзии относятся многословие, вялость и растянутость стихов. Но лучшие его произведения, созданные в жанрах пейзажной и любовной лирики, отличаются пластичностью, красочностью описаний, виртуозной музыкальностью. Теннисон оказал определенное влияние на поэтов и живописцев-прерафаэлитов.

Все остальные действительно крупные английские поэты этого периода в отличие от Теннисона могут быть названы скорее «антивикторианцами», ибо так или иначе находились в оппозиции к существующему строю, критически относились ко многим явлениям окружающей действительности. Однако свое несогласие с существующим укладом жизни они редко выражали в прямой форме. Большинство созданных этими поэтами произведений удалено от современной им Англии во времени или в пространстве.

Крупнейший из поэтов этого периода — Роберт Браунинг (1812—1889). С отроческих лет в нем проявились таланты живописца, музыканта, актера, довольно быстро все это у него «ушло» в поэзию. Браунинг долго не мог добиться признания. Лишь в 1846 г. поэту удалось издать однотомник своих стихов и драматических произведений. В том же году произошло и важное событие в его личной жизни — он женился на поэтессе Элизабет Бэрретт (1806—1861); книга стихов, вышедшая в 1844 г., принесла ей известность. Супруги уехали в Италию, где прожили до кончины жены и где созданы были самые сильные произведения Элизабет Бэрретт-Браунинг: «Сонеты, переведенные о португальского» (1850) — проникновенная любовная лирика, в которой под видом переводов изображены ее отношения с Браунингом; поэма «Окна дома Гуиди» (1856), где отразилось сочувствие поэтессы движению Рисорджименто, и большая поэма «Аврора Ли» (1856), по сюжету отчасти напоминающая «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте — история сильного женского характера. В этой поэме много отступлений, в которых раскрываются социальные, этические, эстетические воззрения автора.

«Итальянский период» ознаменовал и расцвет таланта Р. Браунинга. В 1855 г. вышла книга его стихов «Мужчины и женщины» (цитата из «Как вам это понравится» Шекспира: «Весь мир — театр, в нем все мужчины, женщины — актеры...»), в 1864 г. — «Dramatis Personae»

361

(«Действующие лица»). В этих сборниках вполне оформился творческий метод поэта. Самое же грандиозное его творение — написанная белым пятистопным ямбом поэма «Кольцо и книга» — увидело свет в 1868—1869 гг. Поэма огромна — свыше 21 000 стихотворных строк. Она представляет собой сложнейший композиционный контрапункт — серию из десяти монологов, написанных от лица разных персонажей. Читатель как бы включается в разноголосицу мнений (одно и то же событие в разных монологах подается по-разному, в зависимости от психологиии и идеологии говорящего), поначалу соглашаясь то с одним, то с другим, пока в конце концов не приходит к выводу, на который и нацеливал автор. Подобная структура будет характерна для многих произведений XX в.

Главное достоинство «Кольца и книги» — не в виртуозной композиции и не в проницательных психологических характеристиках. Перед нами — глубокая философская поэма. В ней поставлены проблемы любви, нравственности, социальной и материальной детерминированности человеческих поступков и, что важнее всего, трактуется проблема познаваемости объективной действительности. Браунинг считает, что реальность познаваема, когда в процесс познания вносится элемент поэтического воображения, вживания в ситуацию.

По глубине психологического анализа Браунинг не уступает самым крупным мастерам прозы XIX в. Поэт редко писал от первого лица, от собственного лирического «я». Почти каждая его вещь — монолог того или иного персонажа, как правило, человека иной эпохи и страны, ничем не похожего на автора — ни характером, ни общественным положением, ни взглядами (некоторые его стихотворения написаны от имени женщины). При этом поэт небеспристрастен: мы сразу понимаем, к кому из персонажей он питает симпатию, к кому — антипатию, над кем иронизирует...

Для Браунинга-поэта характерна тенденция к известному абстрагированию: он как бы отделяет изображаемую психологическую ситуацию от конкретно-бытовых и исторических ориентиров. Вот стихотворение «Патриот». Самоотверженного борца за права своего народа предали те, кого он считал друзьями и единомышленниками, его везут на казнь. Читатель не знает, где и когда происходит изображенное, но впечатление от благородно горькой поэзии не ослабевает. Или знаменитое стихотворение «Как привезли добрую весть из Гента в Аахен»: трое гонцов долгие часы бешено мчатся на конях, но цели достигает лишь один — тот, от чьего лица ведется рассказ. Приведен точнейший географический маршрут, действие, судя по всему, происходит в XVII в., а какая была весть, не сказано ни слова! Здесь для Браунинга главное — передать средствами поэзии атмосферу отчаянной скачки — состязания со временем, и эту задачу он решает блистательно. На протяжении всего творческого пути поэт разрабатывал несколько тематических лейтмотивов, и каждый из них образовал некую «фугу». Один из ведущих лейтмотивов — ненависть ко всякому деспотизму, ко всякой реакции — звучит вплоть до последней книги Браунинга «Азоландо» (1889), где в стихотворении «Imperante Augusto Natus Est» («Рожденный при правлении Августа») он выносит приговор тирании, доказывая, что в ней самой заложена ее обреченность.

Иллюстрация:

Иллюстрация Д. Россети
к стихотворению А. Теннисона
«Дворец искусств»

Гравюра. 1871 г.

Не менее важна для Браунинга тема творчества. В стихотворении «Токката Галуппи» он раскрывает упадок Венецианской республики конца XVIII в., обусловивший и ущербность музыки архиутонченного композитора Бальдассаре Галуппи, безукоризненной по форме, но безнадежно мертвенной: поэт, по своему обыкновению отделяя себя от рассказчика,

362

сравнивает Галуппи с «призраком-сверчком, скрипящим на пепелище». Следует подчеркнуть, что Браунинг писал о музыке и живописи с глубочайшим проникновением в специфику любого вида искусства; сказались его нереализованные таланты; впрочем, без актерского дарования он вряд ли достиг бы такой степени перевоплощения в облюбованных им персонажей!

Тема веры — также одна из ведущих в поэзии Браунинга. По мировоззрению он был позитивист или, скорее, агностик; всякое проявление религии как силы подавляющей и принижающей вызывало у него самую враждебную реакцию. Так, героиня, от лица которой написано стихотворение «Исповедальня», испанка, возлюбленная революционера (когда именно происходит действие, как это часто бывает у Браунинга, завуалировано), невольно выдает его планы монаху-исповеднику, а тот, попирая тайну исповеди, доносит властям. Революционера казнят, героиню заточают в тюрьму. Стихотворение заканчивается такими ее словами: