ИСТОРИЯ ВСЕМИРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 67 страница. Поэтесса Увайси происходила из простой семьи

Поэтесса Увайси происходила из простой семьи. Упорство и талант, а также поддержка Надиры позволили ей войти в литературный круг Коканда, приобрести известность. В ее стихах звучит горькое осуждение бесправного положения восточной женщины, призыв к прекрасным благородным чувствам, к добру. Увайси — автор нескольких поэм: «Царевич Хасан», «Царевич Хусейн», «События, связанные с Мухаммад Алиханом».

Неудачно сложилась творческая судьба одаренной поэтессы Махзуны. Из литературного наследия поэтессы сохранился лишь один из образцов ее поэтического состязания с придворным поэтом Фазли Намангани. Но и по

465

этим фрагментам можно судить о ее красноречии, находчивости, остроумии, хорошем знании поэзии своих предшественников и учителей.

В первой половине XIX в. узбекская лирическая поэзия развивалась по пути демократизации содержания и формы. Эпические традиции, заложенные «Пятерицей» Алишера Навои, продолжались в творчестве других поэтов. Достойна внимания поэма Джунайдуллы Хазыка «Юсуф и Зулейха», написанная на таджикском языке на основе традиционного сюжета об Иосифе Прекрасном. Автор поэмы прославляет справедливость, искреннюю любовь и преданность, осуждает зависть, алчность, корысть. В символической и иносказательной форме поэт отражает характерные черты времени — беззаконие и деспотизм правящих кругов.

Джунайдулла Хазык родом (по некоторым сведениям) из Герата относится к тем двуязычным поэтам, которые в равной мере входят в историю таджикской и узбекской литератур. Поэт жил и в Бухаре, и в Хиве, и в Коканде, он был свидетелем гибели Надиры. По поводу убийства великой поэтессы он сочинил экспромт, обращенный к эмиру Насрулле: «Ты надел на себя одежду из проклятий, // Которую не снять тебе до Судного дня». За эти стихи поэт поплатился жизнью: его казнили и голову увезли в Бухару. Это произошло 14 января 1843 г.

Заметным явлением узбекской поэзии стала поэма «Семь цветников», посвященная Надире. Автор ее Надир (1750—1848) изображает Надиру мудрой правительницей, преданной женой. Она неустанно заботится о благоустройстве страны, о процветании науки и литературы. Из уважения к личности Надиры поэт даже заимствовал ее псевдоним, сделав это имя мужским. Поэма Надира состоит из семи глав-рассказов, каждый из которых самостоятелен по сюжету. Рассказы на бытовые темы чередуются с фантастическими и приключенческими. Главные их герои, цари и принцы, как и в поэмах Навои, персонифицируют идеалы социальной справедливости, гуманного отношения к людям, любовь к родине. Поэт создает образы героев разных национальностей и вероисповеданий, подчеркивая тем самым равенство всех народов и религий.

В поэме Увайси «Карбала-наме» рассказ о жизни одного из сподвижников пророка Мухаммада, халифа Али, и его сыновей, Хасана и Хусейна, служит для автора поводом, чтобы осудить религиозные распри, феодальные междоусобицы.

В диванах многих поэтов встречаются также длинные стихотворения эпического плана под названием «маснави», посвященные поэтическому описанию какого-либо события. К эпическому жанру можно отнести и стихотворную антологию «Собрание поэтов» («Маджмуаи шаиран») Фазли Намангани, в которой даются сведения более чем о 60 поэтах, съехавшихся из разных мест в Коканд. Эта антология и поныне служит ценным источником изучения истории узбекской и таджикской литератур.

Высокий уровень поэтической культуры повлиял и на развитие повествовательного искусства. Многие художественные произведения писались рифмованной прозой, украшались стихами — газелями, рубаи, кыта, фардами и др.

Мухаммед Шариф Гульхани (род. в 70-е годы XVIII в., ум. в 20-е годы XIX в.) — двуязычный поэт, баснописец. Литературное наследие его невелико. Особое место в нем занимает «Зарбул-масал» («Книга пословиц и поговорок»), написанная рифмованной прозой. Продолжая и развивая традиции басенного творчества, принципы аллегорического изображения, Гульхани наделяет птиц и животных чертами характера представителей господствующих слоев общества. Страна, где обитают герои Гульхани, представляет собой сплошные руины и развалины. В этом произведении Гульхани продолжает сатирические традиции Махмура.

Элементы художественной прозы встречаются в исторических трудах Муниса, Агахи, а также в сочинениях Хакимхана Туры, Мушрифа, Абулкарима Бухари, Шамса Бухари и др. Это красочные описания исторических событий, пейзажи, яркие образы исторических деятелей.

Правду о своем времени мастера слова выражали по-своему. Гульхани предпочитал аллегорию; Мунис, Агахи, Надира и другие — традиционные образы. Благодаря творчеству этих поэтов, в особенности их сатирическим и автобиографическим произведениям, новые тенденции в узбекской литературе укрепляли свои позиции.

Примечательной особенностью литературной жизни первой половины XIX в. является увлечение художественным переводом. Как отмечалось, почти все узбекские поэты в совершенстве владели таджикским, а нередко и арабским языками и некоторые произведения писали на этих языках. Многочисленные переводы художественных и исторических сочинений с этих языков обогащали узбекскую культуру и литературу. Так, например, Агахи прославился поэтическими переводами на узбекский язык сочинений Низами, Амира Хусрох Дехлеви, Саади, Джами, Хилали и др. В области перевода

466

Агахи был подлинным новатором. Его переводческие принципы близки принципам художественного перевода нашего времени.

Переводы, традиция двуязычия — это стороны сложного процесса взаимосвязей и взаимовлияния литератур. Узбекская литература в это время развивалась в тесном контакте с таджикской, азербайджанской, туркменской и другими литературами. Чтения вслух среди простых людей «Шах-наме» Фирдоуси, увлечение поэзией Бедиля, множество тахмисов (подражаний) на газели Физули — все это составляет специфические черты узбекской литературы данного периода. Туркменские поэты Махтумкули, Кемине и другие пользовались особенной популярностью в Хорезмском оазисе. В условиях Бухарского эмирата узбекские и таджикские поэты и писатели творили бок о бок, литературный процесс в главных чертах был общим.

466

ТАДЖИКСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Таджикская литература первой половины XIX века, как и литература предшествующей эпохи, развивалась в основном в пределах Кокандского ханства и Бухарского эмирата.

Центр литературного творчества находился при дворе кокандского правителя Умар-хана (Омара) (1809—1822), поэта, автора дивана стихов на узбекском и таджикском языках. Поэты его круга старались сочинять стихи, «рифмующиеся со стихами эмира», «отвечающие вкусам эмира», прославляя в них его могущество и благородство. Молва о щедрости ханского двора распространилась по всей Средней Азии, и мастера слова — Махзун Самарканди (жил до 1845), Нодим Истравшани (жил до 1845), Нозил Худжанди (1790—1876), Фано Уротеппаги (жил до 1850) и другие — устремились в Коканд в надежде на покровительство «достойного ценителя» их творчества.

Фазли Намангани в тазкире (антологию) «Маджмуаи шаиран» («Собрание поэтов», 1821) включил произведения поэтов, связанных с литературным окружением Умар-хана. Однако литература на таджикском и узбекском языках развивалась и вне придворной литературной среды, выражая передовые тенденции своего времени. Видным ее представителем был поэт Мадан Пангози (1761—1838). Но и среди придворных поэтов кроме панегиристов были такие, которые довольно смело критиковали невежество правителей, оплакивали горькую судьбу своего народа.

В Бухарском эмирате положение было другим. Эмир Хайдар (Мир Хайдар) (1800—1827) и эмир Насрулла (1827—1860) не оказывали покровительства одаренным поэтам. Однако по традиции и при их дворах содержалась группа ученых и стихотворцев, которые забавляли эмира и его свиту восхвалениями и смешными анекдотами.

При эмирах служили и высокообразованные поэты, например Мирзо Содик Мунши (ум. в 1819), Джунайдулла Хозык (ум. в 1843), выполнявшие обязанности мунши (письмоводителя) и мирзо (писца). Но в основном литераторы Бухарского эмирата были разобщены, они жили и творили в разных областях эмирата (в Гиссаре, Самарканде, Насафе-Карши, Уратюбе, Каттакургане, Дарвазе, Каратегине и Бадахшане).

Поэты Бухары часто собирались в домах любителей поэзии, в медресе, где устраивали литературные дебаты, читали новые стихи и подражания на стихи предшественников. Такие встречи нередко проходили в домах Аминходжа Ишана, Рахматулло Музтара (жил до 1850) и в медресе Говкушон, а их постоянными участниками были Содик, Хозык, Музтар, Ансаб, Мунир и др. В такие же литературные кружки объединялись поэты Гиссара, Дарваза и Каратегина, сведения о которых мы находим в сочинении «Миръот ул-хаел» («Зеркало воображения») Абдулазима Соми.

В таджикской литературе данного периода, как и в литературе второй половины XVIII в., господствовали такие лирические жанры, как газель, мухаммас, кыта, рубаи, саки-наме и загадки-шарады (муаммо). Продолжая традиции средневековой литературы, поэты стремились приспосабливать эти жанровые формы к эстетическим вкусам своего времени. В метрике, рифмовке и употреблении редифа не наблюдается сколько-нибудь заметных изменений, но меняется само содержание стиха. Так, в газелях все чаще звучат жалобы и протест против несправедливости, чинимой правителями. Все большее отражение находит в лирической поэзии социальная и духовная жизнь человека. В кыта, рубаи, мухаммасах нередко слышится голос поэта в защиту обездоленных. Теряет прежнее значение касыда — стихотворение одического плана. Это было связано отчасти с тем, что литература выходит за пределы придворных интересов и обращается к жизни народа.

467

Многие поэты жили не при эмирских и ханских дворах, а в отдаленных друг от друга городах и селах. Именно они и обогатили таджикскую поэзию яркими поэтическим картинами повседневного быта крестьянина, горожанина, ремесленника.

В это время развивались и эпические жанры. Так были написаны поэмы (маснави) «Усыпальница царей» Мирзо Содика Мунши, «Ра’но и Зебо» Масехо Бойсуни, «Маснави- и мавзун» Исо Бадахши, «Лейли и Меджнун» Ахкара Бадахшони и др. В этих поэмах с разной степенью достоверности и художественного мастерства запечатлены черты истории и современной эпохи. Данью легендарному сюжету была поэма «Юсуф и Зулейха» Джунайдуллы Хозыка.

По-прежнему литература развивалась на двух языках. Если в эпоху Джами и Навои (XV в.) тюркоязычные поэты, в том числе сам Навои, Сухайли и Хаёли, писали кроме родного еще и на таджикском языке, внося достойный вклад в обогащение таджикской литературы, то теперь таджикские поэты составляли свои диваны на двух языках, внося свой вклад в развитие и узбекской литературы. Их творчество свидетельствует о неразрывном единстве таджикско-узбекских литературных связей, которые уходят в глубь веков.

В таджикской литературе, начиная примерно с середины XVIII в., одним из ведущих направлений в поэзии был так называемый «индийский стиль», получивший в XIX в. название «бедилизм» по имени персоязычного индийского поэта Бедиля (1644—1721). Этот стиль отличался необычайной изощренностью, сложностью и своеобразием философских концепций. Многие таджикские поэты следовали по пути, проложенному Бедилем, но одни (Якдил, Хиджлат и Рамзи) лишь формально использовали его стилистические приемы, другие же (Шавки, Хасрат, Афгон, Содик и Фано), подражая мастерству Бедиля, как и он, выступали против тирании и произвола.

Но перед литературой XIX в. встали новые задачи, решать которые, опираясь лишь на творческие принципы Бедиля, было невозможно. И в первой половине XIX в. начались поиски новых художественных приемов. Поэты, стремясь быть понятными читателю и слушателю, сочетали выразительность и содержательность газелей Хафиза с изобретательностью и сложной метафоричностью стихов Бедиля. Опыт классиков и в этих поисках был всегда полезен. Так, мысль Джами «не следует забывать о слезах угнетенного» Содик развивает в своем стихотворении в грозное предостережение: «Всегда помни о глазах бедняка, полных слез, ибо эти слезы могут превратиться в реку; выйдя из берегов, ее воды затопят весь мир». Хафиз мечтал «сокрушить старый беспечный небосвод и заложить фундамент нового». Содик же, сравнивая синий небосклон с опрокинутым кубком, хочет разбить его вдребезги, ударив о камень: «Лучше разбить о камень этот опрокинутый кубок». В поэзии все острее звучат мотивы сочувствия народу, появляются стихи, отражающие реальные картины жизни «истощенного босяка», начинается заметный процесс демократизации литературы.

Изнурительные войны между Бухарским эмиратом, Кокандским и Хорезмским ханствами и беспрестанные междоусобицы местных феодалов усугубляли тяжелое положение народа. Выходец из бедняков, Фориг Хисори писал: «Разорилась страна, исчезли честь и совесть, // Народ раздет, как фонарь с разбитым стеклом...».

Судьба угнетенного — главная тема творчества Форига Хисори. Его лирический герой взывает к богу, чтобы никогда больше не появлялись на свет такие, как он, обездоленные. Тошходжа Ирси писал: «Вместо чая по утрам пью я росу, // Наступает время ужина, упиваюсь я горем. // В воображение моем вдруг закипает котел с пловом, // Придерживаю дыхание, чтобы отвлечь себя...»

Унизительное бесправие человека описано в газели Носеха Куляби (жил до 1830): бедняк, «осмелившийся пожаловаться эмиру на свою нищету, получает удар палкой по голове». В стихотворении другого кулябского поэта Абдурахима выразительно описан бедняк, по горло увязший в долгах, на его ниве ничего не вырастает «кроме рыданий, оскорблений и мучений». Запечатлен и его внешний облик — он стоит с поникшей головой, босой, одежда его жалка, а глаза и весь облик выражают покорность и бессилие.

В таджикской постклассической литературе человек изображался в основном отвлеченно и абстрактно. Теперь появляются попытки индивидуализировать и конкретизировать его образ. О жизни и быте бедняка писали Абдурахмон Гарми (1784—1853), Нодим Истравшани. Стихов-сетований на горькую жизнь немало и в диванах других поэтов. Например, диван Мадума Дарвози, посвященный жизни бедняков-горцев, полон скорбных стихов о «глазах полных слез», об «истощенном теле», о «каменной подушке и о матраце, набитом колючками».

Поэтический язык обогащается за счет диалектов. В поэзию все чаще проникает живая народная речь. Эта особенность литературы выразительнее всего проявилась в жанре загадок, ведущую роль в развитии которого сыграли Хиджлат Бухари и Фано Уротеппаги. В загадках

468

было можно обращаться к словам и понятиям повседневного обихода крестьянина и ремесленника, что по нормам высокой поэзии считалось недопустимым.

В результате укрепления дипломатических и торговых связей между Россией и Средней Азией в таджикской литературе впервые возникает тема России. В эпических произведениях можно найти описания некоторых городов России, приметы образа жизни населяющих ее народов, а в лирической поэзии появляется новый образ, а именно образ красавицы с европейской внешностью.

Более подробные описания жизни и быта народов России чаще встречаются уже в литературе второй половины XIX в., особенно в творчестве замечательного таджикского просветителя Ахмада Дониша.

468

ТУРКМЕНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В начале XIX в. туркмены были расселены на территории, простирающейся с запада на восток от Каспийского моря до правого берега Амударьи, занимая всю современную территорию Туркменистана, а также некоторые районы современного Ирана и Афганистана. Часть туркменских племен населяла Устюрт и Мангышлак, где кроме них жили еще казахи. В XIX в. туркмены вели еще полуоседлый образ жизни и по способу хозяйствования подразделялись на оседлых (земледельцев) и на кочевников (скотоводов). Социально-классовые противоречия в это время все больше усиливались, что обусловливало пробуждение и рост национального самосознания туркмен.

Бесконечные грабительские нападения соседних феодальных правителей, насильственное изгнание туркмен с обжитых земель были обычным явлением в эту эпоху. К числу трагических страниц истории туркменского народа относится, например, нападение хивинского хана Мухаммада Рахима на селение Каррыкала. Во время этого нападения погибло много мирных жителей, жилища были разграблены, а большинство населения уведено в плен в Хиву. Среди пленников находился племянник великого Махтумкули, поэт-патриот Зелили, который в стихах правдиво описал тяжелую судьбу народа.

В этот период укрепляются связи Туркменистана с Россией. Прогрессивно мыслящие представители туркменского народа стремились к сближению с русскими, в которых они видели опору, защиту от притеснений со стороны сильных и воинственных феодальных правителей. Эта исторически закономерная тенденция приобретала все более ясные очертания. Присоединение Туркменистана к России, которое завершилось во второй половине XIX в., было крупнейшим прогрессивным событием в истории туркменского народа. Первыми в 1803 г. были приняты в подданство России прикаспийские туркмены. Благодаря этому акту Россия получила необходимый плацдарм для развития торговых связей и укрепления своих позиций в регионе Каспийского моря, а прибрежные туркмены избавились от притеснений со стороны Персии и Хивы.

Уже в первой половине XIX в. в произведениях русских писателей и путешественников появляется образ туркмена. Например, в книгу «Странствователь по суше и морям», изданную в 1842 г. в Санкт-Петербурге, включен очерк Е. П. Ковалевского (1809—1868) «Туркменец Рахман Аяз», в котором рассказывается о трагической любви туркмена и таджички.

В книге Н. Н. Муравьева (1794—1866) «Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 гг.» приводится услышанный автором рассказ о любви Шасенем и Гарипа. Эта первая известная нам запись туркменского народного дастана «Шасенем — Гарип». Книгу Муравьева прочитал Пушкин, который с интересом изучал историю, жизнь и культуру народов Средней Азии.

В это время развиваются взаимосвязи между тюркоязычными литературами Средней Азии, Казахстана и Азербайджана, в обогащении которых в прошлом выдающуюся роль сыграли Навои, Физули, Махтумкули, Молланепес и другие поэты. Создавались назире, тахмисы на популярные газели и дастаны замечательных мастеров восточной поэзии. Стихи Махтумкули, Молланепеса, Кемине снискали большую любовь, они исполнялись как народные песни, распространялись в рукописях. Так, в распространении стихов Махтумкули в первой половине XIX в. важную роль сыграл каракалпакский певец Акимбет. Его благородную традицию продолжили каракалпакские поэты XIX в.

В 40-е годы XIX в. некоторые произведения туркменского фольклора и литературы впервые переводятся на европейские языки. В 1842 г. писатель-дипломат (он был русским консулом в Гиляне) А. Ходзько-Борейко перевел на английский язык и издал в Лондоне три стихотворения

469

Махтумкули, снабдив их краткими сведениями о поэте, а также фрагмент народного эпоса «Гёроглы». Это английское издание эпоса легло в основу русского перевода, осуществленного С. С. Пенном и опубликованного в 1856 г. в Тифлисе.

Литература туркмен первой половины XIX в. явилась закономерным продолжением литературных и фольклорных традиций предшествовавших эпох, и прежде всего традиций великого поэта-мыслителя Махтумкули. Она становится значительно ближе к реальной жизни народа, к его стремлениям и борьбе. Бытовая и историческая конкретика занимает большое место в патриотической лирике Сеиди и Зелили, а также в социальной сатире Кемине.

Жанровый состав туркменской литературы в этот период мало изменился. Тем не менее наблюдается развитие эпических начал в дастане, связанное с углублением жизненного содержания. Например, Сеиди сделал попытку создать дастан на материале своей личной жизни. О семейной трагедии и глубоких страданиях, о безвременной кончине сыновей поэт рассказал в дастане «Мои две ветви». Поэтическая часть выполнена с большим мастерством. В основе дастана «Талыби и Сахипджамал» поэта Талыби также лежат жизненные перипетии автора. Если в романтических дастанах героями были вымышленные персонажи, то здесь главные герои — поэт и его возлюбленная. Однако событийный план дастана Талыби, рассказ о том, что происходит с главным героем на его пути к достижению цели, мало чем отличается от традиционных описаний похождений и приключений легендарных героев дастанов Шабенде, Магрупи, Андалиба.

В литературе первой половины XIX в. преобладали многообразные жанры лирической поэзии. Важное место в ней занимали историко-патриотические, любовные, назидательно-дидактические мотивы и темы. Новаторскими чертами отличаются патриотические стихи с историческим содержанием, где умело показаны батальные сцены. По-прежнему развивалась любовная, пейзажная и элегическая медитативная лирика, появился даже дастан-элегия; обогащались сатирические жанры, жанр айдышык — перекличек. Зарождались и новые жанры, например письма в стихах, в которых рассказывается о текущих событиях, сатирические и юмористические стихотворные рассказы-анекдоты, связанные с именем Кемине. Реже по сравнению с предыдущим периодом встречаются оды и назире.

Происходит дальнейшее сближение языка письменной литературы с народным языком. Основы этого процесса были заложены Махтумкули и обогащены его современниками — Андалибом, Шабенде, Магрупи, Шейдаи. Язык письменной литературы освобождается от архаизмов и малопонятных широким массам арабо-персидских слов, которыми была насыщена поэзия прошлого.

Выдающимся представителем туркменской литературы конца XVIII — первой половины XIX в. был Мамедвели Кемине (1770—1840). Тематика его поэзии, а также автобиографических рассказов, анекдотов и преданий широка и разнообразна. Он писал о жизни туркменского народа и с его позиций оценивал происходящие события. Творчество Кемине глубоко демократично. Кемине и его лирический герой не унывают и не теряются в затруднительных ситуациях, много шутят, смеются. Он создает яркие, живые образы бедняка, кази, женщин, воина, муллы и ишанов. Кемине изображает людей, события в действии, в динамике. Используя выразительные богатства народного языка, цитируя пословицы и поговорки, поэт клеймит племенную верхушку, осуждает лицемерие, разврат, стяжательство мусульманского духовенства и судей.

Имя самого Кемине часто встречается в различных анекдотах, многие из которых широко известны на Востоке, оно стоит рядом с именами других народных мудрецов (например, с именем Моллы Насреддина).

Кемине охотно обращался к очень популярной в фольклоре форме четверостиший — мурабба. Однако у него можно встретить и пятистишия — мухаммасы. Сочным языком, красочными и яркими метафорами и сравнениями, точными ритмами отличаются, например, такие его мухаммасы, как «Косы», «Молодица», «Огульбике», «Гюльджамал» и др. Произведения Кемине пользовались широкой и заслуженной популярностью.

Жизненный путь Сейидназара Хабиб-ходжа-оглы Сеиди (1775—1836) — это путь поэта-воина, поэта-патриота. Сеиди стоял во главе туркменских джигитов, отчаянно сражавшихся с многочисленным войском бухарского эмира Хайдара (Мир Хайдара). В ожесточенных битвах с врагом он показывал пример героизма, отваги и смелости. Справедливая борьба с захватчиками вдохновляла поэта на создание стихов, наполненных героико-патриотическим пафосом и высоким мужеством. Сеиди в своей поэзии выразил интересы трудового народа, воспел его думы и чаяния. В ряде стихотворений поэт рисует зримые пейзажи родного края, ему равно дороги и пустыни и земля, в которую вложены огромные усилия дайхан, чтобы сделать ее плодородной и цветущей (стихотворение «Пустыня»). В лирике Сеиди тесно переплелись

470

Иллюстрация:

Медресе Махтум

Южный Хорезм. XIX в.

общественно-философские и гражданские темы. Он известен и как страстный обличитель социальной несправедливости, и как автор проникновенных стихов о любви. Немаловажное место в его творчестве занимает и элегия, в жанре которой создан ряд произведений о семейной трагедии поэта, стихи-прощания с родными местами после поражения в войне с бухарским эмиром («Прощайте ныне», «Лебаб», «Ушли мы навеки»), а также стихотворение-завещание «Прощай навеки». Здесь Сеиди следует традициям Махтумкули и некоторых других поэтов XVIII в., создавших прекрасные образцы элегической поэзии.

В XIX в. среди наследников поэтической славы Довлетмаммеда Азади и Махтумкули — отца и сына — талантом, гражданско-героическим пафосом выделился Курбандурды Зелили (1780/85—1846). Поэт дружил с Сеиди, выходцем из восточного района Туркмении. Уроженцы разных туркменских племен, отдаленных друг от друга на сотни километров, показали пример духовной близости. Лирика Зелили тематически богата и разнообразна. Как и у Сеиди, в творчестве Зелили важное место занимали мотивы любви к родине и единения туркменских племен перед лицом общего врага. Он писал и лирические стихи, воспевал красоту и благородство возлюбленной. Но не менее существенна в его творчестве социально-обличительная поэзия. Критика поэтом отсталых патриархально-феодальных порядков, жестокости ханов, эмиров, шахов была продиктована стремлением к справедливости, к дружбе различных туркменских племен. Поэт верил в возможность уничтожения социального гнета и неравенства, верил в право жить в достойных человека условиях.

Своеобразны стихотворные письма-послания Зелили и Сеиди. В стихах-посланиях, адресованных Сеиди, Зелили рассказывал о тяжелой доле туркмен, уведенных хивинским ханом в плен. В ответном послании «Мой Зелили» Сеиди скорбел по поводу того, что он не смог оказать помощь своему другу и его односельчанам.

Значительное место в истории туркменской литературы принадлежит Молланепесу (1810—1862). Его произведения отличаются ясностью мысли, конкретной образностью и простотой поэтического языка. Они передавались из уст в уста и были известны в самых отдаленных селениях Туркменистана и по всей Средней Азии.

Поэт стремился раскрыть не только характер и внутренний мир своих героев и героинь, но и описать их внешний облик, наряды, окружающую обстановку и т. д., подчеркнуть их трудолюбие, верность долгу и любви. Для любящего сердца, говорит поэт, не страшен даже «огонь ада», а с красотой любимой ничто не может сравниться. Своеобразна форма юмористического стихотворения «Грозя кулачком», построенного в виде вопросов молодого человека и ответов на них юной красавицы. Диалог влюбленных стремителен и остроумен.

В основу дастана «Зохра и Тахир» Молланепес положил одноименные версии туркменских, узбекских, азербайджанских народных сказок и дастанов на тему о трагической любви юноши Тахира и красавицы Зохры. Однако поэт не повторил их, а по-своему переработал, дополнил новыми образами и сюжетными линиями, связал содержание произведения с современностью, с бытом и обычаями своего народа, с традициями туркменской литературы и фольклора. Дастан Молланепеса стал классикой туркменской литературы.

Среди поэтов первой половины XIX в. должно быть названо и имя сатирика Мурада Талыби (1766—1848). Кемине и Талыби были друзьями, нередко вместе путешествовали по Туркмении. Повсюду они были свидетелями тяжелой нищенской жизни трудового дайханства. Оба поэта были единодушны в критике баев, ханов, беков. Их связывала глубокая вера в светлое будущее народа. Кемине писал: «Ты не рвись, мое бедное сердце, постой, // Будет время — от нас отойдет нищета» (пер. А. Тарковского). Ему вторил его современник Талыби: «На баев надежды в душе не храни, // Не вечна, поверь, — убывает бедность!» (пер. В. Звягинцевой).

471

Туркменскую литературу первой половины XIX в. обогатили своими замечательными произведениями и такие поэты, как Хатам, Бахры, Шукури и др.

Хатам (1740—1824) — выходец из мангышлакских туркмен, его литературное наследие состоит в основном из стихов-писем, в которых поэт откликается на происходящее. Он неоднократно бывал в Астрахани, посещал некоторые районы Кавказа, в его поэзию проникают новые мотивы, связанные с жизнью других народов.

Овезмухаммед Бахры — туркменский поэт конца XVIII и первой половины XIX в., выходец из туркмен, проживавших в окрестностях Бухары. Он автор единственной в своем роде поэмы «Девять пейзажей», написанной на фарси, а также автобиографического по содержанию дастана «Дервиш Бахры». Поэма «Девять пейзажей» создана на основе популярного на Востоке сюжета о царевиче Ширзаде, вскормленном львицей. Визирь, желая лишить царя наследника, вероломно убивает царицу. Ширзад, став взрослым, наказывает злого визиря. Отдельные эпизоды этого традиционного сюжета встречаются и в русском фольклоре, в частности в сказании о том, как львица воспитала царского сына.

Абдышукур Шукури родился в конце XVIII века. Творчество его — это в основном газели и маснави на любовные и социальные темы. Своеобразно использованное им сравнение современного ему общества с вертящимся кругом, на котором хорошо живут и устойчиво сидят только те люди, которые сами так же кривы, изогнуты, как круг, т. е. лживы и бесчестны. Шукури хорошо знал придворную жизнь и нравы. В ряде маснави он сурово и правдиво разоблачает ложь и лицемерие, царившие в среде феодалов.

Общая тенденция развития туркменской литературы первой половины XIX в. проявлялась в демократизации содержания и тематики лирической и эпической поэзии, в заметном обновлении художественно-изобразительных средств и в более широком обращении к традициям фольклора и классиков предшествующих эпох.

Литературы Центральной и Юго-Восточной Европы [первой половины XIX в.]

472

ВВЕДЕНИЕ

В то время как в ряде западноевропейских стран (Нидерланды, Англия, Франция) к XIX в. уже совершились буржуазные революции, в Центральной и Юго-Восточной Европе еще только набирали силу или даже едва обозначились предреволюционные процессы. Правда, в империи Габсбургов в результате реформ Иосифа II еще в 80-х годах XVIII в. была отменена личная зависимость крестьян, что приоткрывало путь буржуазному развитию, хотя и не уничтожало полностью основ феодальных отношений (сохранялась, в частности, тяжелая барщина). Не означали коренного поворота к новому и реформы военно-ленной системы в землях Османской империи, проведенные в 30-х годах XIX в. Всюду нарастало антифеодальное, антиабсолютистское движение.