ВВЕДЕНИЕ 12 страница

В VII в. в Тибете, как считают, действительно существовал обычай, согласно которому царь-отец передавал трон сыну, когда последнему исполнялось тринадцать лет. Смерть сына позволила Сронцзан Гампо вернуться на трон и жестоко подавить сопротивление тех, кто не хотел его возвращения. Но волшебные превращения царя, конечно, являются позднейшей интерпретацией буддийских историков, и в первую очередь автора агиографического «Завещания, спрятанного у колонны». В сочинении V Далай-ламы нет традиционного деления на главы, отдельные тематические части текста перемежаются небольшими четверостишиями, написанными изящно и лаконично. Язык произведения, впрочем, не всегда ясен, как в приведенном отрывке. Простота стиля изложения истории Древнего Тибета, видимо, во многом объясняется стилем и скудостью фактов древних источников. В других частях произведения язык более велеречив, риторически-приподнят. Иногда автор пишет так сложно, что это затрудняет правильное понимание текста.

Наряду с произведениями, излагающими историю буддизма во всем Тибете, создавались истории буддизма в отдельных областях страны. Писались и истории других буддийских школ Тибета. В 1609 г., например, Агван Намджил, глава небольшой школы талунпа, составил ее историю.

Биографии и жития становятся в XVII в. весьма распространенными литературными жанрами. Еще в 1600 г. Тараната составил сборник житий буддийских наставников Древней Индии, использовав легендарно-фантастический материал. В конце жизни Тараната написал автобиографию, в которой подробно (почти год за годом) рассказывает о своем жизненном пути на благо буддизму, говоря, что мирские события его никогда не интересовали, даже если «волею судеб» ему и приходилось быть их невольным участником. Конец XVI — начало XVII в. (перипетии борьбы гелугпа и кармапа) остаются поэтому за рамками повествования. Семья, рождение, образование, наставники, путешествия в целях распространения учения своей школы, руководство строительством ее главного монастыря и т. п. — вот основные пункты этой автобиографии. Большая трехтомная автобиография V Далай-ламы носит уже несколько иной характер, так как не только описывает самым подробным образом его жизнь и деятельность, но и касается взаимоотношений школы гелугпа с монголами и Китаем, а также другие исторические события XVII в.

Подобные биографии и автобиографии четко делятся на «общие», или «внешние», которые

545

являются собственно биографиями в нашем смысле этого слова, и «тайные», повествующие о восприятии различных тайных (эзотерических) доктрин буддизма, о мистических событиях в жизни автора или другого лица (чудесные сновидения, «явления» божеств и т. п.). Традиция, возникшая в конце XVII в. благодаря Дэсрид Санджа Джамцо, добавляет еще одну разновидность — биографии «внутренние», т. е. «записи достигнутого», «записи прослушанного», рассказывающие часто в хронологически систематической последовательности о буддийских дисциплинах и наставлениях, которые усваивались с разрешения и с помощью наставников.

Первую дошедшую до нас «Запись прослушанного» создал еще в XIII в. Пагаа-лама, но в XV в. традиция подобных сочинений прервалась. V Далай-лама возродил эту своеобразную форму «отчета» об изученном и усвоенном материале, расширив обычные границы подобных произведений и превратив их в «запись достигнутого». Если произведения предшественников были сухими и краткими списками воспринятых дисциплин, трактатов и т. д., а также лиц, которые передавали их, то V Далай-лама прибавляет и обстоятельства (часто — легендарные) появления учений, теорий, сочинений, биографии авторов и тех, кто участвовал в передаче традиций изучения всего этого.

Жизнеописания, посвященные буддийским деятелям Древнего Тибета, насыщенные легендарным и фантастическим материалом, в XVII в. уже не создавались. Но зато в это время начинается широкое ксилографическое переиздание агиографических сочинений, написанных в XIII—XVI вв. («Сказание Падмы», «Пять сказаний», «Книга драгоценных наставлений», «Собрание творений Сронцзан Гампо», «Сказание — золотые четки»), в которых образы персонажей строятся обычно на основе легенд. Такие во многом фантастические сказания распространялись в XVII в. в большом количестве, составляя так называемое «популярное чтение».

Жития XVII в., как и раньше, создают нормативные, статичные, предельно идеализированные образы своих героев, вся деятельность которых тесно связана с буддизмом. Композиционным стержнем этих произведений является обычно хронология жизненного пути и «деяний» героев. Стиль изложения усложняется по сравнению с сочинениями XIII—XVI вв., достигая иногда высот торжественно-апологетической риторичности.

С бурными событиями XVII в. связано оживление в развитии так называемой «деловой литературы». Так, Собрание сочинений V Далай-ламы включает много писем, обращений, указов, посланий к духовным лицам и светским чиновникам Тибета, Монголии и Китая. Стиль изложения точен, деловит, часто образен и ярок, насыщен «языком вежливости», получившим в XVII в. большое распространение.

По сравнению с предшествующими столетиями в XVII в. в тибетской литературе несколько усиливается индивидуальность речи, но различия между авторскими стилями выражены все еще слабее, чем различия стилей отдельных жанров, т. е. стилевые различия имеют главным образом жанровый характер. Это связано с общим уровнем развития тибетской литературы.

Литературный герой по-прежнему характеризуется только теми деяниями, которые открывают «путь освобождения от страданий», т. е. создается идеальный образ человека — пример для подражания. Но герой этот статичен, его внутренний мир не раскрывается. Тибетская литература продолжает оставаться в рамках средневекового, преимущественно религиозно дидактического творчества.

546

МОНГОЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В XIV в. с падением юаньской династии (1368), изгнанием монголов из Китая и возвращением их в родные кочевья литературная деятельность монголов, столь успешно начавшаяся при юаньских императорах, если и не прекратилась вовсе, то, по крайней мере, сократилась, и притом весьма значительно. Со второй половины XIV в. и вплоть до первой половины XVI в. не только не сохранилось никаких письменных памятников, но не встречаются упоминания о работе монгольских литераторов. И только со второй половины XVI в. началось возрождение культурной жизни и оживление литературной, прежде всего переводческой, деятельности у южных монголов.

Начало этого процесса связано с попытками объединения разрозненных и постоянно враждующих между собой княжеств в единое государство, способное противостоять усилившейся опасности со стороны маньчжурских правителей Китая.

Первая такая попытка была предпринята Алтан-ханом тумэтским (1507—1582) во второй половине XVI в. Для восстановления политического единства нужна была идейная опора, а такой опорой скорее всего могло стать обращение к прошлому, когда в XIII в. из разрозненных племен было создано единое и могучее государство монголов. Поэтому вполне естественно, что опять была возобновлена традиция летописания — одного из старейших жанров монгольской письменной литературы. Летописцы XVII в. охотно использовали более ранние образцы, восходящие к XIII и даже XII в.

Наиболее часто авторы XVII в. обращались к «Сокровенному сказанию», самому раннему монгольскому историческому сочинению, написанному в 1240 г. Отрывки из этой летописи включены, например, в сочинение «Алтан тобчи» («Золотой свод») неизвестного автора (прибл. 1627), в летопись «Шара туджи» («Желтый изборник», ок. 1660), в исторический труд Саган Сэцэна «Эрдэн-ийн тобчи» («Драгоценный свод», 1662). В историческом сочинении Лубсан Дандзана «Золотой свод» («Алтан тобчи», прибл. 1655) воспроизведено три четверти текста «Сокровенного сказания», этой старейшей из известных нам летописей.

Характерной особенностью летописей XVII в. является то, что, следуя примеру ранней историографической традиции, они наряду с реальными историческими фактами содержат значительное число легенд, преданий, эпических отрывков. Представлены в них превосходные образцы народной монгольской поэзии, а также фольклорный материал — афоризмы, пословицы, поговорки, присказки и т. д. Потому-то можно с полным основанием говорить о них не только как об исторических, но и как о литературных памятниках монгольской письменной словесности. Некоторые фольклорные интерполяции, включенные в летописи XVII в., такие, например, как «Поучения Чингиса своим сыновьям и младшим братьям», «Повесть о мудрой беседе мальчика-сироты с девятью орлюками», «Повествование о хвалебных речах Чингиса и девяти орлюков», бытовали в Монголии в отдельных рукописных копиях.

Пытаясь восстановить единое государство, монгольские феодалы опирались не только на прославление былого величия монгольских ханов. Надежного помощника в деле упрочения своей власти монгольские князья нашли в буддизме.

Еще в начале 70-х годов XVI в. в кочевьях Алтан-хана тумэтского появились тибетские монахи, а в 1575 г. в тумэтской столице Хухэ-Хото уже стоял ламаистский храм. При этом же правителе возродилась и переводческая деятельность у монголов. Отыскивались и переписывались старинные рукописи и ксилографы. Были заново переведены или собраны издания большинства сочинений монгольского Ганджура (буддийского канона).

Старомонгольский алфавит не отвечал новым требованиям переводов с тибетского языка буддийских священных книг, изобилующих иноязычными терминами и именами. В 1587 г. монгольский переводчик Аюши-гуши дополнил его транскрипционным алфавитом «али-гали». Возобновилась также работа по ксилографированию буддийских текстов. Так, еще при жизни Алтан-хана был напечатан «Алтан гэрэл» — монгольский перевод «Суварнапрабхасы» («Сутры золотого блеска»), а в 1591 г. появилось печатное издание сборника гимнов в честь буддийских божеств («Маньджушри-нама-самгити»).

Среди переводчиков, работавших в конце XVI — начале XVII в. в Хухэ-Хото, наиболее известен Ширэгэту-гуши-цорджи, переведший целый ряд буддийских сочинений, среди которых был космогонический трактат Пагба-ламы, двенадцатитомная часть Ганджура (раздел «Юм»), жизнеописание и «Сто тысяч песен» тибетского поэта XII в. Миларайбы, сборники

547

Иллюстрация:

Лист монгольского ксилографического издания 1650 г.
буддийского сочинения «Великий спаситель»

«Море притч» («Улигэр-ун далай»), «Драгоценные четки» («Чиндамани эрихэ»), «Повесть о Молон-тойне» и «Сутра белого лотоса».

Позже, уже под покровительством и при поддержке Лигдан-хана чахарского (1594—1634), работали такие знаменитые переводчики, как Майдари Дайгун-даюн-шику-гуши, ученик Ширэгэту-гуши-цорджи, Алтангэрэл-убаши, Самдан Сэнгэ и Гунга-одзэр, возглавивший работу по составлению монгольского Ганджура. Грандиозная работа (1161 сочинение) была завершена в 1629 г., а в 1720 г. эта версия с некоторыми поправками была воспроизведена в пекинском печатном «Красном Ганджуре» на монгольском языке.

Упомянув пекинские ксилографические издания на монгольском языке, необходимо уточнить, что возобновление печатания таких книг в Пекине относится еще к 1650 г., когда был издан перевод канонического сочинения «Великий освободитель» («Тарпачэнпо»). Активно поощряя деятельность буддийских монастырей в Монголии, китайское правительство не забывало и о значении духовной литературы, важнейшего проводника религиозных идей и мировоззрения. В середине XVII в. в Пекине было налажено издание ксилографов на монгольском языке. Во второй половине XVII в. там, кроме упомянутой уже книги, было напечатано еще десять монгольских ксилографов, содержащих главным образом переводы канонических сочинений, таких, например, как «Суварнапрабхаса», «Бхадракалпикасутра» («Сутра счастливого времени»), «Панчаракша» («Пять покровителей»).

Единственное исключение составлял «Путеводитель по пятиглавой горе Утай-шань» (1667), включавший описание монастырей и буддийских святынь, находящихся на склонах этой горы. Автором данного труда назван главный лама всех монахов Утая — Лубсан Дандзан, тот самый, который является автором упоминавшейся нами летописи «Золотой свод» («Алтан тобчи»).

Все пекинские ксилографические издания XVII в., прекрасно выгравированные, отпечатанные на хорошей, плотной бумаге, нередко многоцветные и довольно внушительные по объему, стоили дорого. Предназначались такие издания прежде всего для вновь создававшихся на территории Монголии буддийских монастырей, распространялись среди монгольских феодалов, в чьей поддержке и покровительстве была заинтересована буддийская церковь, особенно на начальной стадии своей деятельности в пределах Монголии.

Помимо того, изданные в XVII в. в Пекине ксилографы требовали еще и должным образом подготовленного читателя, достаточно искушенного в буддийской терминологии, мифологии, догматике, философии.

Литература же, предназначенная для более широкого круга читателей, а это были преимущественно индийские сказки и тибетские легенды и повести, распространялась в конце XVI—XVII вв. исключительно в рукописном виде. Именно в рукописях бытовали переводы Ширэгэту-гуши-цорджи таких популярных сказочных сборников, как «Улигэр-ун далай» и «Чиндамани эрихэ». В рукописях же распространялись

548

по меньшей мере три перевода индийской «Повести о Молон-тойне» и два перевода тибетской «Повести о Чойджид-дагини», осуществленные в XVII в. в различных частях Монголии. Уже в то время были известны и рукописные переводы трилогии о Бикармиджид-хане, «Двадцати пяти рассказов веталы» — «Сказки волшебного мертвеца», рассказов из «Панчатантры», наставлений «Субашиды», кратких версий «Рамаяны» и многое другое.

Однако не только переводы появлялись в это время в Монголии. В XVII в. уже создавались собственно монгольские, хотя и немногочисленные, в основном подражательные, литературные произведения, такие, например, как «Повесть об Эндуурэл-хане», написанная в первой половине XVII в. монгольским ламой Дзарлиг-ийн-эрхт-далаем на сюжет одной из «Сказок волшебного мертвеца», или сборник поучений «Оюун тульхуур» («Ключ разума»), следующий образцу известного сборника афоризмов «Субхашитаратнанидхи» («Сокровищница благих речений», монгольское название — «Субашид»). Вполне вероятно, что уже в XVII в. была записана анонимная «Повесть о Нарану-Гэрэл» (или «Повесть о Цагаан Дара-эхэ»), созданная под влиянием китайской повествовательной литературы.

Не исключено также, что уже в XVII в. записывались образцы так называемой «шаманской» поэзии, включавшей и более древние, дошаманские религиозные представления монголов. До нас дошли записи довольно позднего происхождения (приблизительно конец XVIII — начало XIX в.), и все они в большей или меньшей степени сохраняют следы ламских переработок, заключающихся в попытках приспосабливания пантеона древних монгольских божеств и шаманской обрядности к буддийскому пантеону и культу. Подобные усилия наиболее уместны были на начальной стадии распространения буддизма в Монголии, и, возможно, уже тогда ламы записывали свои «обработки».

Говоря о поэзии XVII в., нельзя не упомянуть стихи, вырезанные в 1621 г. на скале неподалеку от озера Тухум-нур по распоряжению халхаского Цокту-тайджи. Это сравнительно небольшое, содержащее всего пять четверостиший стихотворение представляет собой образец лирической поэзии, где уже встречаются новые понятия и образы, почерпнутые из буддийских текстов.

Хотя далеки друг от друга Халха и земля Онгнигутов,
земля моей горячо любимой тетки на Ононе-реке и
моя, пребывающего больным на Орхоне и Толе,
но един круг нашей взаимной тоски и любви.
Если не встретимся мы в этой жизни,
то впредь, во всяком последующем перерождении,
да будем всячески помогать друг другу
подобно тому, как мать любовно опекает свое единственное дитя.

(Перевод Б. Я. Владимирцова)

В монгольской письменной литературе XVII в. получил развитие и биографический (или, точнее, биоагиографический) жанр. Были переведены с тибетского языка жития Будды и Дзонхавы. Появились и оригинальные монгольские сочинения, посвященные жизнеописанию наиболее активных распространителей учения Будды среди монгольских народов того времени. Одно из таких сочинений содержит жизнеописание Нейджи-тойна (1557—1653), знаменитого проповедника буддизма и гонителя шаманства у восточных монголов. Эта биография составлена в полном соответствии с традициями индо-тибетской житийной литературы. Поэтому в ней наряду с реальными фактами, проливающими свет на историю буддизма у монголов, широко представлены также изображения фантастических деяний и чудодейственной силы сего ревнителя буддийской веры.

В этом же столетии было создано и другое, на наш взгляд, одно из лучших произведений подлинно биографического жанра в монгольской письменной литературе — это биография ойратского Зая-пандиты (Намхай Джамц, 1599—1662), написанная в 1690 г. его ближайшим учеником и последователем Ратнабхадрой (монг. Раднабадар). В сочинении подробно и достоверно излагаются факты, и в них нет вымысла. Все это выгодно отличает его от биографии Нейджи-тойна и от позднейших жизнеописаний святителей, изобилующих описаниями чудес и сверхъестественных способностей, проявленных ими при жизни.

С именем ойратского Зая-пандиты связано еще одно немаловажное событие в истории письменной литературы монгольских народов. В 1648 г. на основе старого уйгуро-монгольского алфавита Зая-пандита составил новое, так называемое «ясное письмо». Новая письменность отличалась от прежней тем, что была устранена многозначность букв и письменный язык был приближен к разговорной речи. «Ясное письмо» было распространено исключительно среди западных монголов (ойратов), которые уже с конца XVII в. окончательно перешли на новую письменность. Таким образом, с тех пор единая прежде старописьменная литература монголов разделилась на монгольскую и ойратскую (калмыцкую).

За время существования своей письменности ойраты создали богатую литературу, в ряде случаев

549

отличную от старомонгольской. Прежде всего это относится к историческим трудам. Уже в XVII в. появилось одно такое сочинение, известное ныне как «Повесть о разгроме халхаского Убаши-хунтайджи ойратами».

Распространялись на «ясном письме» также особые версии переводов индийской литературы, не обнаруженные пока на старомонгольской графике. Здесь можно назвать, например, «Рамаяну» и «Повесть о небожительнице Манохаре и царевиче Манибадре».

Однако подавляющее большинство ойратских книг по своему содержанию не отличается от изданий, записанных на старомонгольской графике. И это понятно, если учесть, что и на монгольском, и на ойратском письме распространялась преимущественно буддийская литература, общая для всех народов, исповедовавших эту религию. На «ясном письме» находим большое число переложений и переводов все тех же сочинений буддийских авторов, о которых речь уже шла выше.

И все же необходимо заметить, что бо́льшая часть сочинений, существующих на заяпандитовском письме, заключает не просто переложения с одной письменности на другую, а переводы, отличные от известных прежде монгольских. Начало таким переводам положил сам Зая-пандита, о чем и сообщается в его жизнеописании, где перечислено не менее 170 сочинений, переведенных им с тибетского языка, и большинство их записывалось уже с помощью нового алфавита.

В Монголии XVI—XVII вв. тибетский язык и письменность еще не получили широкого распространения, единственным письменным языком оставался монгольский. Именно поэтому буддийской церкви приходилось уделять столько внимания переводам священных книг на монгольский язык. И как видим, усилия эти принесли существенные результаты: даже в XVIII в. в монгольской литературе царил монгольский язык и монголы пожинали плоды переводческой и литературной деятельности предыдущих столетий.

Литературы Американского континента [XVII в.]

550